Лиса в курятнике

Карина Демина, 2020

Была у Лизаветы семья, и не стало. Были перспективы, да сгинули вместе со смертью любимого батюшки. Остались лишь сестры, тетушка немощная и желание отомстить, которое и привело Лизавету в «Сплетникъ». Газетенка, по мнению общественному, премерзкая, зато популярная в народе. А глас народа, как известно, на многое способен. Вот только начальник Лизаветиных стремлений не разделяет, да и не он один… многим пришелся не по нраву Никанор Справедливый пронырливостью своей. Однако и ему придется попритихнуть, благо иное дело нашлось: вот-вот состоится в Арсийской империи конкурс красоты. И кому как не Лизавете его освещать? Правдиво. И желательно изнутри… главное, в политику не лезть. Лизавета и не собиралась. Оно как-то само вышло.

Глава 12

Димитрий шел, держась стеночки, стараясь вовсе с нею сродниться. Время от времени он останавливался, напряженно вслушиваясь в происходящее вокруг. И вид у него тогда делался совершенно несчастным. Длинный нос дергался, рот кривился, и создавалось впечатление, что ничтожный этот человечишка того и гляди расплачется.

Впрочем, впечатление было обманчивым. Плакать Димитрий разучился давно, да и ныне поводов не было. Напротив, игра неожиданно увлекла.

Легкий полог, рассеивающий внимание, и человечек почти исчезает.

А что еще надобно?

— Ах, папенька, это все так унизительно. — Княжна Таровицкая шла неспешным шагом, опираясь на руку папеньки. — Не понимаю, почему я должна здесь быть?

— Мы это уже обсуждали.

— И все равно твой план выглядит глупостью неимоверной. Одовецкие нас ненавидят… — Она задержалась у зеркала, поправляя и без того идеальную прическу. — Она мне не нравится. Я ей, к слову, тоже…

— И это следует изменить.

— Зачем?!

Действительно, Димитрий мысленно присоединился к вопросу. Подмывало подойти ближе, но… полог пологом, а чутье у Дубыни Таровицкого преотменнейшее, недаром что боевой маг и охотник великолепнейший. Нет, если заподозрит, что подслушивают…

Тот же вздохнул, развернул дочь к себе и тихо произнес:

— Нам давно следовало бы помириться… когда-то я повел себя неправильно, и мне старая княгиня точно не поверит, как и твоему деду… а вот ты… ты — дело другое.

Княжна наморщила носик.

— Мы соседи. И от этого деваться некуда… — проговорил Дубыня.

— И поэтому ты по-соседски прибрал ее земли к рукам?

— Лика!

— А разве не так? Папенька, я тебя люблю… и деда уважаю, но вы хотите невозможного! Я могу улыбаться, могу играть в прелестницу… могу… не знаю, хоть на голову встать, но это ничего не изменит! Насколько я успела понять, княгиня настроена весьма решительно… и меня это пугает.

Произнесено сие было тихо, но Димитрий все же решился сплести махонькое заклятьице. Будучи слабым, неприметным, оно не должно было потревожить Таровицких, а вот беседа эта оказалась преувлекательнейшей.

— Она целительница.

— И что? Нет, я не думаю, что она решится на убийство… во всяком случае, если правду говорят и княгиня справедлива, то ко мне у нее претензий не будет. А вот тебе и деду стоит быть осторожней… и вообще, не понимаю!

— Чего?

— Ничего. Что тогда произошло? Не отворачивайся, я слышала, как ты с маменькой разговаривал.

— Что слышала? — Дубыня напрягся.

— Не все. К сожалению. — Княжна Таровицкая сбросила маску прелестной девицы, голова которой забита исключительно шелками, кружевами и перламутровыми пуговичками, — но достаточно, чтобы понять. Ты сжег то поместье…

— Молчи.

А вот это уже на признание тянет, правда, слабоватое. Одного свидетельства Димитрия будет недостаточно, княжна перед судом от слов своих отречется, сыграет капризную девицу, которая сплетни папеньке пересказывала. Дубыня же…

— Папа… это такая тайна, которая и не тайна совсем… думаешь, дома об этом не шептались? Или вот здесь… да тут, почитай, все уверены, что ты или отправил Одовецких в Царство Божие, или просто ситуацией воспользоваться сумел…

Дубыня наливался краской.

Губы побелели. Черты лица заострились.

— Успокойся. — Солнцелика погладила отца по плечу. — Я… не то чтобы не верю, что ты не мог этого сделать. Просто… мне хотелось бы знать: почему? И не только мне… объяснись с княгиней. Может, она поймет…

— Не поверит. — Дубыня дернул рубашку, и махонькие пуговицы поскакали по полу. — Если б все так просто было…

— Тогда земли верни.

— И что она с ними делать станет? Одовецкая целительница, каких свет не видывал. — Он потер грудь и тяжко прислонился к стене. — Но хозяйка из нее преотвратнейшая — ты бы видела, что там творилось. Я просто порядок… навел… и деньги… я ж ни грошика… себе…

А ему и вправду дурно.

Вот ведь… про то, что у старика Таровицкого с сердцем худо, Димитрий знал, как и то, что старик оный давно уж удалился в семейное имение, которое если и покидал, то ненадолго и недалече. А выходит, не он один с сердцем мается.

Надо будет намекнуть целителям, пускай глянут.

— Присядь… пойдем… тут недалеко… вот сюда. Матушке отпишусь, пусть приедет и на тебя наругается… затеял игры. — Княжна Таровицкая ворчала, но незло, напротив, в словах ее виделось искреннее беспокойство за батюшку. — Не так ты и молод…

— И не стар.

Не стар, Димитрий согласился. Еще как не стар… сколько ему? Пять десятков разменял… разве ж для мага возраст? А выглядит — в гроб краше кладут. И главное, сел-то прямо на пол, не чинясь, благо коридорчик этот пустоват, если не сказать — заброшен. Ведет он к бельевым, а в них князьям делать нечего.

— Так покажись ей! — Княжна топнула ножкой. — Ты же сам себя мучаешь…

— Иди…

— Не пойду.

— Выпорю.

— Ах, папенька, поздно уже… на вот, выпей… и я с тобой побуду. Не спорь. Чего мне тут еще делать? В саду гулять?

— А хоть бы и в саду…

— Я его уже весь обгуляла… сил нет… с этими курицами… сядут и только обсуждают, кто на кого посмотрел, с кем можно водиться, а кого игнорировать надо… кто игрок, кто младший сын. Противно.

— И что, никто не глянулся? — с насмешкой поинтересовался князь. Почудилось, что рад он был сменить пренеудобную тему.

— Да на кого тут глядеть! Подошел один… мол, ваши губы как розы… щеки — мимозы, — передразнила Солнцелика неизвестного кавалера. — Дайте ручку, пройдемся до кустов.

— До каких кустов? — А вот теперь Дубыня помрачнел, и Димитрий от души посочувствовал тому бестолковому кавалеру, которому вздумалось досаждать Таровицкой излишним вниманием. Впрочем, княжна отмахнулась и сказала:

— Это я так, для примеру… хотя у них всех в глазах или деньги, или кусты… или и то и другое.

— А подружки…

— Какие подружки, папа? Ты что… тут только спят и видят, как бы гадость сделать… это же конкурс… небось если бы не боялись, что за руку поймают, давно бы толченым стеклом накормили.

— Лика!

— Я правду говорю, — вздохнула княжна и, воровато оглядевшись по сторонам — Димитрия она не заметила, то ли магом была слабым, то ли умения недоставало, — тихо добавила: — Там же только и сплетничают друг про дружку, кто толст, кто худ чрезмерно… кто воспитан дурно. Каждая спит и видит себя красавицей.

— А тебя?

— И меня… поэтому и страшно. — Она обхватила себя руками. — Понимаешь… что-то там неладно, а что — не пойму… и пытаюсь же, а все одно не пойму… Кульжицкая… старшенькая, такая темненькая, с кудельками, знаешь?

Конец ознакомительного фрагмента.