Долина теней. Последний артефакт

Камилла Ким, 2002

Действие происходит в одном из параллельных миров. Могло бы происходить и в нашем, будь в нем чуть меньше логики, чуть больше магии, а также чудаковатых людей без страха, упрека и совести.

Глава 3. Покойник

Доктор У-Ку

Роскошно одетая дама вытирала платком мокрые глаза. Пока она собиралась с духом после долгой исповеди, доктор У-ку не сводил с неё мудрого проницательного взгляда, который говорил каждому, что его обладателю немало пришлось повидать на своём веку. Плачущих дам неопределённого возраста в том числе.

Стол перед ним был завален различным хламом: перьями, исчерченными листами, кнопками. Пресс-папье, отдалённо напоминающее человеческий череп, гордо возвышалось на груде бумаг. В комнате царил старательно замаскированный беспорядок. Внимательный взгляд мог бы заметить старые пыльные туфли, задвинутые далеко под шкаф, пятна непонятного происхождения на полу и сломанный зонт, выглядывающий из-за походного сундука. Час назад в этой комнате находилось гораздо больше вещей, и логично было бы предположить, что всё это брошено в тот самый сундук и безжалостно смято.

Сам же лекарь душ был безупречен. Он сидел, откинувшись на спинку плетеного кресла, сложив шатром длинные тонкие пальцы. Воротник тёмно-серого костюма свободного покроя украшала серебряная булавка в форме скорпиона, символ процветания и запредельной мудрости. Это была самая дорогая вещь в этом доме.

Ни один пациент не захочет довериться врачу, у которого несвежая сорочка или, того хуже, насморк. Другое дело — особенный неповторимый образ, создающий настроение у окружающих.

В утверждении амплуа доктор достиг столь впечатляющих результатов, что стал узнаваем, и не только своей клиентурой, состоящей в основном из пожилых ипохондриков и бывших первых красавиц. Полгорода обращалось к нему по имени, прибавляя положенный титул, — доктор по происхождению был высокорожденным аристократом, — а вторая половина плевала ему вслед, зато делала это с чувством.

Лицо У-ку было чрезвычайно бледно, словно на нём лежал слой грима, и очень подвижно. В соответствующей ситуации он умудрялся с помощью одной только мимики изобразить двадцать два оттенка презрения, если это о чём-то говорит. По роду деятельности ему зачастую приходилось играть те или иные роли, и в любой из них он чувствовал себя как рыба в воде. Разумеется, если и лгать больному относительно его шансов сплясать на свадьбе внуков, то надо делать это уверенно и с радостью.

Доктору прямиком была дорога в немой театр, и, вне всякого сомнения, он сумел бы если не озолотиться, то, по крайней мере, снискать славу на этом поприще. В праздничные дни У-ку любил прогуливаться по пристани и неизменно возвращался домой с полными карманами мелочи. Подобная игра на лучших чувствах горожан часто помогала ему пережить чёрные дни.

Доктор никогда ни у кого не занимал денег. Практика показывала, что долг отдавать всё равно нечем, как ни вертись, а кредиторы зачастую превращаются в неуправляемых неврастеников, по которым плачет сумасшедший дом, а от помощи практикующего профессионала они всегда отказываются, причём в самой грубой и неприличной форме. Разумеется, у лекаря душ были дорогие его сердцу друзья, которые всегда были готовы поделиться с ним последним куском хлеба и глотком вина, однако он не злоупотреблял их щедростью. По-настоящему приличные деньги водились только у Иеро, и он запросто мог оплатить их обед, к тому же умел сделать это так, то никто не чувствовал себя обязанным. Да и своим покровительством он никого не мучил.

Пока дама жаловалась на несправедливую жизнь, с лица доктора не сходило тщательно отрепетированное сочувственное выражение, однако с неуловимым оттенком обречённости. Он должен быть в достаточной степени убедителен, если ему не всё равно, что он будет есть сегодня на ужин.

Дама уже рыдала в голос. Пара пощечин наверняка оказались бы для нее лучшей терапией, но У-ку в который раз задумался о деньгах, которые он получит, если проявит милосердие. И все же терпение его понемногу истощалось.

— Мой муж никогда не любил бывать в обществе, — последовал громкий всхлип. — Знаете ли, он один из тех, кто предпочитает держаться в тени.

— Ярко выраженная гипертония, — с умным видом кивнул доктор. — Такая красавица как вы непременно должна блистать на балах.

Дама кокетливо улыбнулась. Некоторые женщины особенно обворожительно выглядят со слезами на глазах. Иногда выясняется, что они и не плакали вовсе. У-ку видел даму насквозь и притворился совершенно очарованным. Сейчас наступала самая интересная часть сеанса терапии.

Доктор наклонился вперёд с улыбкой на тонких губах.

— Давайте проведём небольшой опыт, — буднично предложил он. — Отличная вещь, успокаивает нервы.

— Разве что это в рамках приличий…

— О, само собой! Я не посмел бы предложить вам иное!

Доктор У-ку протянул сбитой с толку даме плоскую стеклянную бутылку, заполненную разноцветным мелкозернистым песком. Если поворачивать её в разные стороны, песок перемешивался, образовывая причудливые узоры. Эту вещь доктор приобрёл в магазинчике сувениров и использовал для своих экспериментов по специально разработанной методике. Изобретательности его не было предела. Бутылка назначение оправдывала.

— Посмотрите внимательнее. Что вы видите?

— Там паук, и преотвратный, — дама поморщилась и опять потянулась за платком.

— А сейчас? — У-ку потряс панно и снова показал его пациентке.

— Похоже… я не уверена. Паук кверху лапками.

— Ну, а теперь?

— Что-то круглое, похоже на кокон. Неужели паук в коконе? Зачем вы показываете мне этих мерзких тварей? — возмутилась дама. Ей казалось, что доктор втайне посмеивается над ней. Собственно, так оно и было.

— Я вам ничего такого не показываю, — проворковал У-Ку. — Каждый видит только то, что рисует ему воображение. Это, если угодно, ассоциации. Вы боитесь пауков?

— Нет, но они мне определённо не нравятся, — она помолчала, — Все они похожи на моего мужа, такие же ненасытные и пустоголовые. И плетут, знаете, плетут…

Далее она не уточнила, а доктор предпочел не спрашивать. Чувства дамы были непритворны, и У-ку немедленно проникся её отвращением. От природы мнительный, он мысленно пообещал себе после ухода пациентки провести ревизию всех углов и непременно — укромного пространства между сундуком и шкафом.

К слову, после визитов своих клиентов доктор часто заражался немыслимыми фобиями и маниями. Это было одной из его многочисленных утомительных причуд. Но только тот, кто знал лекаря душ недостаточно хорошо, мог принимать его прихоти всерьез. Так, например, одному из частых и благодарных посетителей, одержимому манией величия, У-ку помогал в составлении плана захвата власти над соседней державой. Помногу часов они с упоением рисовали планы генеральных сражений и придумывали всевозможные указы, которые должен был издать новоиспеченный монарх. Клиент досконально продумал и начертил план дворца, два этажа которого планировалось выделить под роскошный гарем.

У-ку утверждал, что подобные больные не представляют угрозы для общества, если их мысли направлены в плодотворное русло, а само существование окутано чувством безопасности.

Впрочем, доктор и сам получал немалое удовольствие от всей этой возни. Многие бывшие коллеги У-ку горячо одобряли его профессиональные находки, предпочитая, однако, традиционные методы лечения, как то контрастный душ, пиявок и смирительные повязки.

Лекарь душ задумчиво встряхнул бутылку.

— А вы что там видите, доктор? — спросила дама.

–??? Да так, знаете ли… — У-ку смущённо откашлялся, вопрос застал его врасплох. — Разные части скелета.

В этот момент в комнату ворвался долговязый юноша, запыхавшийся, с ярким румянцем на щеках. Его одежда была в грязи, — наверняка ему пришлось бежать по улице со всех ног, не разбирая дороги, и не единожды споткнуться. Город после пролившегося недавно дождя кое-где превратился в непроходимое болото. Улица Аскетов, на которой имел несчастье снимать комнату У-ку, неблагоприятно выделялась на общем фоне. В здешних лужах плавало всё, что только может представить человеческий разум, а в воздухе постоянно витали сомнительной прелести ароматы.

Доктор обратил на своего ученика суровый взгляд.

— Утром мне пришлось самому покупать булочки к чаю. Где ты был, негодник?

— Лежал без сознания, — весело ответил тот.

— Что???

— Да спал я, спал, — парень запустил пятерню в нечесаную шевелюру. — Вам нужно поторопиться, хозяин! У корчмаря «Трёх кружек» случилась грудная немочь. Хотели послать за зелейником, а жрец сказал — не надо. Я взял на себя смелость оседлать для вас лошадь.

Это был по-настоящему храбрый поступок — лошадь принадлежала хозяину дома, а у лекаря душ не было денег, чтобы заплатить за её наём. В сложившейся ситуации данное обстоятельство никоим образом не могло остановить У-Ку.

— Весьма кстати, — похвалил доктор, вскакивая из-за стола с быстротой атакующего тигра. — Извините, леди, вынужден срочно вас покинуть. Неотложные дела ждут меня.

— Несчастный при смерти? — испуганно спросила дама.

— Нет, уже всё в порядке.

Доктор схватил с полки хлыст и выбежал из комнаты, только его и видели.

Покойник

Из-за интереса ко всему потустороннему в узких кругах доктора У-ку величали не иначе как Покойником. Одно время его мнили подающим надежды учёным, он даже обосновал несколько интересных концепций в области психиатрии, но очень скоро оставил свои изыскания, запер в ящике стола недописанную книгу о типах преступников и полностью посвятил свою жизнь изучению параллельных миров. А так как миры эти добровольно в руки не давались, он пытался максимально к ним приблизиться.

С этой целью У-ку истощал свою плоть, изнурял себя физическими упражнениями, одновременно укрепляя дух медитацией. Дождавшись полнолуния, он облачался в погребальный саван и гулял в таком виде по крышам, твердя себе, что его тело ничего не весит и что стоит ему захотеть, как он оторвётся от земли и полетит. Несколько раз он ломал себе кости, пытаясь доказать силе тяжести, что она не столь всемогуща, как ей кажется.

Неудачи не сломили его. Лёжа в гипсе, пока срастались в нескольких местах сломанные кости, Покойник говорил всякому, кто соглашался его слушать, что мир реальный — это ещё не мир, а лишь его изнанка, и что реальность не укладывается в пределы трёх измерений.

Вершинным своим открытием Покойник считал псевдовампиров. Никто не знал, кто это такие, как они выглядят и чем занимаются. У доктора же на этот счёт не было никаких сомнений. Падая в очередной раз с крыши, он увидел одного из этих жутких существ. По его словам, это произошло в момент соприкосновения с земной поверхностью. Доктор искренне сожалел, что немногое успел рассмотреть, однако каждый раз упоминал острые зубы, похожие на кинжалы, злобно горящие глаза и чёрную вздыбленную шерсть.

Кто-то из его сомневающихся оппонентов предположил, что прототипом псевдовампиров явилась большая чёрная дворняга, перед самым носом которой угораздило упасть неутомимого исследователя параллельных миров. Покойнику пришлось пустить в ход необыкновенный дар убеждения. В результате неверующий признал свою неправоту, после чего его срочно доставили к лекарю, где наложили ему на голову пять швов.

На этом исследования Покойника не прекратились. Ещё пару раз он падал с крыш, отрицая сам факт падения, а невольным свидетелям объяснял, что пробует на прочность земную материю, несовершенную по своей сути. Один раз он упал вниз головой, правда, с небольшой высоты, но с тех пор полёты эти закончились. Доктор говорил, что это ещё малоизученная сфера, и он в обозримом будущем вернётся к своим экспериментам.

Несколько лет назад У-ку открыл свою школу. Учеников он отбирал по каким-то ему одному известным критериям и всем говорил и необходимости выращивания на лбу третьего глаза, чем он и планировал заниматься. Тот, кто выражал хоть малейшее сомнение в целесообразности этого, немедленно исключался из школы. Покойник ощущал себя мессией, на которого возложена задача вызволения духа из жалкой плоти.

Распорядок дня в школе был особый. До полудня ученики медитировали и читали мантры. Просто спать и видеть вещие сны тоже не возбранялось. Затем наступало время практических занятий. Все они были так или иначе связаны с переходом человека в мир иной, где его поджидали кровожадные псевдовампиры. Такие опыты Покойник по обыкновению ставил на себе.

Однажды он, обрядившись в обрядовый саван, лёг в заранее заказанный саркофаг с искусной системой вентиляции и велел ученикам совершить полную погребальную церемонию. Действо сие проходило на городском погосте при полной луне. В саркофаг хотели положить устройство связи с поверхностью в виде шнурка с колокольчиком, но Покойник клялся, что эти меры излишни, — он пробудет под землёй полчаса, ни минутой меньше.

Установив на свеженасыпанном холмике над неглубокой могилой плоский камень с изображенным на нем образом, отдаленно напоминавшем У-ку, ученики по наущению погребённого уселись полукругом и принялись читать мантры соединения с Истиной. Их протяжное пение разносилось далеко вокруг.

На шум пришёл смотритель погоста, решивший, что столкнулся с какой-то экзотической сектой. Он в грубой форме предложил последователям Покойника покинуть священное место и впредь не смущать души усопших дикими песнопениями. Эксперимент мог окончиться полным провалом, но в этот момент из-под земли послышались приглушённые вопли, и ученики с восторженными криками «Покойник хочет выйти!» начали раскапывать могилу.

Когда откинули крышку саркофага, У-ку сел, дико озираясь по сторонам. Он был бледен больше обычного, руки его дрожали. Первым делом он сообщил, что недоволен быстротой его вызволения. На расспросы учеников о псевдовампирах Покойник уклончиво ответил, что было слишком темно, но его внутреннее зрение показало ему такие жуткие картины, что если увидеть их во сне, то вполне можно не проснуться.

На следующий день хоронили смотрителя погоста.

***

На погребальные церемонии доктор никогда не опаздывал, он считал это дурным тоном. В городе его многие знали и считали неисправимым чудаком. Памятуя о его интересе, чисто научном, как он любил повторять, горожане сами приглашали У-ку, случись отойти в мир иной кому-нибудь из родственников или знакомых. Он в свою очередь считал своим долгом не только присутствовать при погребении, но и принимать активное участие во всех ритуалах. Если доктору казалось, что что-то идёт не так, он немедленно вмешивался в происходящее.

Надо отдать ему должное, в погребальных традициях он разбирался как никто иной.

Единственно близким себе по духу Покойник считал молодого антрополога Бену. По роду деятельности тот часто описывал в своих трудах обряды, в том числе и заупокойные, племён, изучением которых занимался. Так они и познакомились, — доктор пришёл с новеньким сборником в руках, горя желанием пожать руку автору. Поначалу Бену сторонился У-ку, который, казалось, был немного не в себе, но потом привык и даже получал удовольствие от общения с ним. Практически не имея общих интересов, они сдружились.

Бену познакомил доктора с оракулом, и вместе они составляли довольно эксцентричную троицу, и любой трактирщик привечал их как родных. После застолья они разгуливали по ночным улицам и громко пели, и вслед им летели пустые бутылки, куриные яйца, луковицы, ненужный хлам и проклятья разбуженных горожан.

Проснувшись поутру больным и разбитым в каком-нибудь незнакомом месте, Бену клятвенно обещал себе, что это больше никогда не повторится, что с сегодняшнего дня он будет вести исключительно здоровый образ жизни, но через какой-то промежуток времени всё повторялось снова.

Оракулу повезло, он никогда не страдал от похмелья.

Однажды во время очередного застолья после нескольких кружек вина подозрительного происхождения в светлую голову У-ку пришла мысль украсить цветами могилу своего бывшего приятеля, погибшего по глупой случайности, — он хотел миской зачерпнуть воды из колодца. Ему помешала луна, которая там плавала, и он попытался ее прогнать.

Результат превзошёл его скромные ожидания…

Иеро согласился составить доктору компанию, и Бену не оставалось ничего другого, как последовать за ними. Ноги его практически не держали, и он списывал это на усталость — в тот день друзья умудрились побывать в десятке трактиров и погребков, везде встречая радушных знакомых. Весь этот извилистый путь им пришлось проделать пешком, ни одна лошадь не согласилась бы их везти.

Доктор знал и подходящее место, где можно было нарвать цветов, — сад жены одного из городских старейшин.

Каменный забор показался Бену непреодолимой преградой, и Иеро пришлось его подсадить. Сад был великолепен даже при скупом свете звёзд. Ровные аллеи, вымощенные гранитом дорожки, фигурно подстриженный кустарник, тщательно спланированный рельеф и роскошные клумбы могли изумить кого угодно. Центром парка был большой фонтан. Прекрасный мраморный юноша опирался на копьё, сжимая в правой руке охотничий кубок, из которого изливалась струя воды.

Внезапно Бену почувствовал острый приступ жажды.

— Ваше здоровье, — пробормотал он, отпивая из фонтана.

В твёрдой уверенности, что перед ним профессор Исторического университета, Бену завёл разговор о насущных проблемах науки. Юноша-охотник с безмолвным равнодушием смотрел на него со своего постамента. Такого внимательного слушателя Бену ещё не приходилось встречать, и с каждой минутой он всё больше воодушевлялся, громогласно возмущаясь скупым финансированием, недальновидностью городского совета и невозможностью целиком посвятить себя любимому делу. Воображаемый профессор с ним соглашался, и Бену сразу проникся к нему симпатией. Плавному течению его ретирады мешала только невесть откуда взявшаяся икота, от которой он никак не мог избавиться.

Иеро расположился под деревом на шелковистой травке и закусывал извлеченным из кармана помятым пирожком с яблоками. Покойник бродил по ухоженным клумбам, выбирая самые лучшие цветы, которые вырывал с корнем. Теперь уже никто не смог бы взглянуть на цветники без слёз, они выглядели так, словно на них паслись овцы. Доктор оценивающе посмотрел на собранный букет, остался доволен результатом и протопал к Иеро через полянку нарциссов.

— Готово, — сообщил он весело, отирая рукавом перепачканное землей лицо. — Теперь можно идти на погост.

Вид у него был как раз подходящий.

— Идём, — согласился Иеро, поднимаясь на ноги. — Где Бену?

— Вон он, в фонтане, обнимает статую. В первый раз вижу столь ревностного ценителя искусства… Постой-ка, что это за звуки?

— Собаки, — меланхолично проговорил Иеро.

И в этот же момент в дальнем конце сада доктор увидел трёх больших черных псов. Свирепо фыркая, они пытались прорваться сквозь густую живую изгородь, слишком широкую, чтобы через нее можно было перепрыгнуть. Кусты сопротивлялись, но не сказать, что серьёзно. Листья и ветки летели во все стороны под натиском мощных лап и челюстей. Это зрелище могло привести в трепет какого угодно смельчака.

— Бежим! — завопил У-ку.

Доктор бросился к забору, но потом вернулся, чтобы помочь оракулу вытащить из фонтана до нитки промокшего Бену. Учёный не хотел отпускать статую, в его глазах стояли слёзы. Иеро пришлось пообещать ему, что завтра они сюда вернутся.

Собаки уже проникли в сад и мчались к ним огромными скачками, оглашая окрестности воинственным воем. Безвольного Бену перебросили через забор. Самый проворный пёс схватил доктора за штанину, вырвав приличный клок, и У-ку швырнул в него охапку цветов.

На погост в тот вечер они так и не попали.

На следующий день гудел весь город, — в лучшем саду Шам-Хесу кто-то вытоптал клумбы, разбросал цветы и отломал мраморный кубок от изваяния юного бога охоты. Вырвавшиеся на волю собаки довершили начатое. Был грандиозный скандал, жена старейшины грозилась найти виновных и задушить их собственными руками. Она была человеком слова, так что в серьёзности её намерений никто не сомневался.

Утром Бену вспомнил о ночных похождениях, и ему стало стыдно как никогда в жизни. С тех пор он стал более внимателен к тому, что он пьёт и с кем. Доктор же не помнил ничего, и Иеро не жалея красок пересказал ему всю историю. Покойник долго смеялся, а потом заметил, что ему ничуть не жаль хозяйки сада, этой старой ведьмы. Как-то раз она выплеснула ему на голову кувшин ледяной воды, когда он проходил под её окнами, а ведь не было закона, запрещающего ему петь там, где он сочтёт нужным, пусть даже у него нет ни голоса, ни слуха.

***

У дверей «Трёх кружек» доктор наткнулся на высокого мускулистого парня, на широкие плечи которого возлагалась священная обязанность не пускать в дом случайных посетителей. Судя по его угрюмому настороженному взгляду, к таковым он причислял и У-ку. Однако особых препятствий чинить он не стал, — доктор всё равно пробрался бы в дом, даже если для этого ему пришлось бы лезть через дымоход. В большинстве случаев этого не требовалось, звание лекаря открывало перед У-ку двери скорбящих.

Войдя, доктор тут же поинтересовался у служанки, где он может найти почившего хозяина. Девушка кивком указала куда-то на второй этаж. У-ку прошел мимо накрытого стола и музыкантов, наигрывавших что-то грустное и мелодичное, поднялся по скрипучим деревянным ступеням и вошёл в просторную комнату. На низких подставках уже вовсю дымили глиняные горшки, и сладкий запах заморских благовоний окутывал покои. Вычищенный до блеска пол устилали ветви полыни, как того и требовал обычай. В углу сидела женщина в белой одежде с вышивкой рода, скорее всего сестра умершего, и нараспев читала последние напутствия.

Сам бывший глава семейства возлежал на широкой лавке, застланной дорогим ковром, облачённый в лучшие одежды с золотым шитьём. У-ку нравились адмары — скорбеть и предаваться безутешному горю по такому случаю у этого народа было не принято, они считали, что умерший достигает вечного блаженства, заслуженного тяжким земным трудом.

У-ку опустился на скамью рядом с красивой смуглой девушкой в высоком головном уборе, дочерью хозяина. По обычаю она в героическом ключе рассказывала присутствующим о прижизненных деяниях отца, припоминая даже мелкие подробности. Гости тоже вносили свою лепту: делали подарки, восхваляли достоинства почившего и пели посвящённые ему песни. Песни эти могли быть о чём угодно, но в этот день исполнялись только для одного человека.

Когда очередь дошла до У-ку, он прочитал молитву, которую сочинил сам, а музыканты, вслушиваясь в ритм, подыгрывали ему.

«Твой след затерялся, и имя забыто давно,

И память из книг своей собственной стёр ты рукой».

«По лунным дорогам бродить мне теперь суждено,

А если хотите знать правду, ступайте за мной».

«Известны тебе все священные тайны богов,

Ты в дружбе с луною и с солнцем ведёшь разговор».

«Я двери открыл для друзей своих и для врагов,

Мой дом — вся земля, моё небо — межзвёздный простор».

«Живые созданья и духи, войдя в твой чертог,

Испив твоей мудрости, трепетно падают ниц».

«Последнее я откровенье для вас приберёг:

Всему есть предел, только смерть не имеет границ».

Гости и родственники усопшего адмара остались довольны. Порозовевшего от гордости доктора проводили к огромному столу, накрытому на первом этаже трактира. Угощение было скромным, по традиции в этот день подавали только вегетарианские блюда и фруктовые напитки.

После захода солнца, как того требовали традиции, носилки с телом, снаряжённым как в дальний путь, понесли к некрополю. Пока служитель воздавал последние почести усопшему, опечатывал склеп и зажигал лампы с ароматным маслом, У-ку вместе со всеми присутствующими пел адмарские религиозные гимны. Прощальный танец исполнялся тут же, и это было очень красивое зрелище. Девушки в ярких развевающихся одеждах кружились по залу, и их огромные причудливые тени метались по стенам, внося в общую картину оттенок мистицизма.

***

Домой У-ку вернулся далеко за полночь. Надо сказать, что это было его любимое время суток, когда он предпочитал бодрствовать, поэтому днём его было практически невозможно расшевелить. В связи с этим возникали проблемы — в основном у Бену, который ради общения с другом был вынужден спать, когда придётся, и творил удивительные вещи на своих лекциях в Историческом университете. Студенты обожали его, и не только потому, что он мог пытаться пить воду из пустой чаши или заявиться на лекцию в домашних тапочках. Он был гений, и ему всё прощалось.

Популярность Бену в научных кругах нельзя сравнить со скандальной известностью профессора Хапри, однако его мнение было не последним в любом вопросе. Иногда Бену бывал забавен, особенно если его ум не был занят очередной археологической загадкой, и Покойник всегда вспоминал о нём с улыбкой. Все книги Бену, по большей части полученные в подарок по случаю тех или иных торжеств, У-ку бережно хранил и время от времени перечитывал.

Доктор зажёг свечи, расставил их на полу полукругом и отомкнул тяжёлый навесной замок на сундуке. Здесь он хранил свою необычную коллекцию, какой не было больше ни у кого. Десять лет назад он начал собирать предметы, ставшие причиной чьей-либо гибели, и не думал останавливаться на достигнутом. Из тёмных недр сундука на свет один за другим появлялись ножи разных размеров, обрывки верёвок, молотки, склянки с ядом в деревянной коробке, короткий меч и прочие подобные вещи.

Сегодня у доктора был счастливый день, и ему удалось пополнить свою коллекцию стрелой, явно выпущенной из лука эйра. У-ку пришлось сломать её, чтобы вытащить из грудной клетки хорошо одетого господина, лежащего в дорожной пыли. Доктор не смог пройти мимо, несмотря на то, что сильно рисковал — эйры имели дурную привычку возвращаться за телами своих жертв, а городской стражи нигде не было видно.

В Шам-Хесу степные разбойники забредали крайне редко, конники следили за этим очень тщательно, но иногда бывало, что кое-кто из неосторожных поздних прохожих становился суповым набором в прямом смысле этого слова. Деньги эйров интересовали постольку поскольку.

Человека уже нельзя было спасти, он умер в считанные минуты, и доктор, забрав стрелу, поспешил покинуть неблагонадёжный район. Добравшись до ближайшего отряда конников, он сообщил о нападении, а потом отправился домой, где его всегда ждал поздний ужин.

Вдоволь налюбовавшись своими сокровищами, доктор уснул спокойным глубоким сном.