ЗЕРКАЛО

Ирэн Лэнтиджини

Роман молодой украинской писательницы поможет читателю вместе с главной героиней – талантливой художницей – задуматься о вопросах, которые мы не привыкли себе задавать: в чем смысл жизни? Какие наши ценности? Всегда ли цель оправдывает средства? Может ли цена за жизненный успех быть слишком высокой, а порой и роковой?Ответы на эти вопросы всегда знает наш внутренний голос. Но что, если его просто не слушать? Ответ все равно будет преследовать каждого из нас – в зеркальном отображении… Книга содержит нецензурную брань.

Глава 4

Вика проснулась от телефонного звонка, но ответить не успела. Сквозь полуоткрытые жалюзи пробивалось утреннее солнце. Часы показывали 10:20. Она явно ощущала, что в квартире никого нет. И этот телефонный звонок буквально прорезал тугую мертвую тишину. Никита так и не появился ночью. Странно, но это совершенно ее не взволновало. Не было ни боли, ни отчаяния. Внутри растекалась непривычная пустота. Вика медленно поднялась с постели и побрела в кухню. Сварила себе кофе. Подождала пока он остынет — не любила пить горячий.

Она стояла с чашкой кофе у окна и смотрела во двор, на площадку, где в песочнице играли дети. Малыши строили песочные замки и сажали возле них веточки с листочками — это были их деревья. Вот так же и она в детстве строила замки из песка, а теперь ей нужен был настоящий. Вика не знала, что делать. Звонить ли Никите?

Хочет ли она, чтобы он приехал, или ей все равно? Она смотрела на бегающих детей и искала ответ. В памяти всплывала картинка: они дома, дневной свет мягко освещал комнату, Никита лежал на полу и гладил ее ноги, свисающие с кровати, и ей казалось, что она плывет в лодке по синему бескрайнему озеру. Плывет к нему. Она не видела его, но понимала, что он где-то есть, он ждет, чтобы бережно причалить ее лодку к берегу. Но была ли это любовь? Или только желание обрести что-то твердое под ногами, найти свой берег?

Вика злилась на себя за эти сомнения. Она не могла найти нужный ответ. В эту минуту снова зазвонил телефон. В трубке послышался голос Юрия. Он говорил из машины, ехал куда-то по делам. Сказал, что у него выдался свободный день, и спросил, не могли бы они встретиться днем и пообедать вместе, а потом поехать в мастерскую, о которой говорил Никита, чтобы приобщиться к прекрасному. Он так и сказал — к прекрасному! Непонятно почему, но Вика обрадовалась этому неожиданному звонку. Договорились встретиться в два часа.

Ощущение беспомощности тут же улетучилось, и Вика чуть дольше задержала свой взгляд в зеркале, которое висело на стене. На нее, высоко подняв голову и расправив плечи, смотрела надменная красавица. Звонок Юрия подействовал странно успокаивающе. Ей не надо было задаваться вопросом, хочет она с ним встречаться или нет. Он все решил за нее. В этом было что-то фатальное, словно сама судьба приглашала ее сыграть в новую игру.

В час дня Вика вышла из дома в светло-сером платье из тончайшего кашемира и легкой черной кожаной куртке. На ногах ее были серые балетки, за спиной небольшой рыжий кожаный рюкзак. Ей захотелось пройтись пешком. В витринах магазинов или кафе, которые вереницей тянулись по Сагайдачного, Вика жадно ловила свое отражение, и всякий раз оно было разным. Эту игру в отражения она придумала еще в детстве. За карнавалом меняющихся лиц ей все время хотелось отыскать ту единственную себя, настоящую.

Прогулка от Межигорской до Городецкого заняла сорок минут. По дороге она думала о времени, которое прожила с Никитой. Ей казалось, что их удивительная история подходит к концу. Она пришла к нему по собственной воле. Сейчас ей так же хотелось уйти. Вика с удивлением понимала, что даже дышать стала по-другому. Она вдыхала весенний воздух свободы. Каждую минуту с ней могло произойти что-то новое, таинственное и от этого прекрасное. Она возвращалась к себе прежней, беззаботной и легкой. А любовь? Вика все еще испытывала ее к Никите, но в ней не было больше этой удушающей зависимости, боязни потерять любимого человека, желания отдаться ему целиком, без остатка, теряя себя саму в этом вязком растворяющем чувстве. Это упоительное открытие несло ее вперед, навстречу будущему. Даже шаги ее стали почти невесомыми, казалось, что она летит.

Вика сразу заметила Юрия на открытой площадке ресторана «Феллини». Красивый, элегантный чуть седоватый мужчина смахивал на респектабельного господина из американского кино. Вика удивилась, что в выходной день он был в костюме, рубашке и галстуке, но про себя заметила, что даже в таком строгом виде он выглядит очень привлекательно. Словно почувствовав ее мысли, Юрий оторвал взгляд от меню и приветственно помахал ей рукой. Когда она подошла к столику, он встал, чтобы придвинуть ей стул.

— Ужасно хочется есть. На воздухе разыгрался зверский аппетит.

Он улыбался так открыто, что Вика вдруг рассмеялась.

— Я составлю вам компанию, со вчерашнего дня ничего не ела.

— Тогда — первое, второе, третье и компот? Или психанем и закажем бутылочку вина?

— Пожалуй, бутылочки будет много, но от бокала белого шабли не откажусь.

Юрий подозвал официанта. Через несколько минут на столе появились бокалы с вином.

— За что выпьем?

Он смотрел на Вику изучающе, но в этом взгляде не было навязчивости или откровенного вызова, в нем читалась осторожная внимательность и искренняя заинтересованность. Юрий давно уж позабыл, каково это — ухаживать за девушкой. Он не изменял жене не потому, что был высоконравственным человеком, а из собственной природной брезгливости. Чужие тела вызывали в нем физиологическую дистанцию. Еще в юности он понял, что спать нужно только с любимыми людьми, все стальные сексуальные связи внушали ему отвращение. Шли годы, семейные узы давно потеряли градус любовного кипения, домашний очаг потихоньку тлел и давал равномерное тепло, которого хватало, чтобы не замерзнуть, но жарких дней с годами становилось все меньше. Спасала кипучая рабочая деятельность. Все свои мечты, чаяния, фантазии он реализовывал в бизнесе. И сейчас его схема, выстроенная и проверенная годами, начинала ломаться. Вот почему в эту минуту он был взволнован.

Это не был один из тех обязательных скучных воскресных обедов, которые он проводил дома. Ему нравилась эта девушка. Казалось, он тоже пришелся ей по душе. Они много шутили и смеялись, и это чувство веселья и увлеченности было для него такой редкостью, что он не заметил, как пролетело два часа. Юрий с жадностью ловил улыбки молодой красавицы. Ему нравилось все: как она одета, как говорит, как держит себя.

— Через неделю, если захочешь, мы можем поехать в Рим. Ты говорила, что любишь Рим?

Через мгновение он уже думал о том, зачем произнес эти слова и как получилось, что он вдруг перешел на ты.

Вика с удивлением посмотрела на него.

— Я не могу, — тихо ответила она.

— Жаль. А я уж размечтался побродить с тобой по римским улочкам.

Юрий злился на себя за эту неосмотрительную поспешность. Принимать отказы он не любил.

— Римские каникулы, — Вика вдруг запнулась и покраснела, — не то, что нам нужно.

Эта фраза показалась Юрию странной, но он не стал задавать вопросы.

— Я предпочла бы другой итальянский город. Недавно посмотрела шедевральный фильм Вима Вендерса «Съемки в Палермо», вот и подумала…

— Тогда — Палермо? Я закажу билеты.

— А разве вы не летите с женой и детьми в Италию?

— Поменял планы. Летим с тобой в Палермо.

— Спасибо, предложение, конечно, заманчивое, но было бы глупо и нечестно, если бы я согласилась.

Вика смотрела ему прямо в глаза, и этот взгляд смущал Юрия.

— Не устраивает дата? — спокойно спросил он.

— Я не путешествую с женатыми мужчинами. Я очень старомодна, — ответила девушка.

— Это не то, о чем ты подумала. Я просто по-дружески хотел пригласить.

Юрий все еще надеялся на то, что она согласится поехать с ним. И он врал. Врал себе и ей о мнимой пресной дружбе между мужчиной и женщиной. В его воображении уже сплетались откровенные картины любовных утех их совместного итальянского путешествия. Поэтому ее слова о старомодности имели для него лишь один смысл: эта девушка не жаждет любви с ним.

— Мы ведь с вами не друзья, к чему лукавить?

Вика улыбнулась. В ее тоне для него забрезжил луч надежды. «Не друзья» звучало, как обещание, хотя и зыбкое.

— А по бокалу вина мы еще выпьем, ну, чтобы как-то налаживать дружеские отношения! — выпалил он.

Юрий заказал еще два бокала вина. Он был расстроен, но вида не подавал. Красивый мужчина, успешный финансист, он внушал трепет своим друзьям и коллегам. Так отчего же сейчас он так растревожился по поводу неизвестной декораторши? Он обозвал ее про себя «декораторшей» скорее из досады, ведь в глубине души Юрий знал ей цену и предполагал, что Вика — не простая девушка и с ней не будет легких побед. Тем притягательней она ему казалась: серьезная не по годам, талантливая, независимая и строптивая. Такую укрощать, наверное, одно удовольствие. А он любил тонкие удовольствия.

У Вики звонил телефон. Она ответила:

— Да, Никита. Мы с Юрием решили поехать в мастерскую к Эдику. Я его предупредила, он нас ждет. Анна не сможет пойти с нами. Нет, спасибо, твоя помощь сегодня не понадобится, мы справимся сами.

Вика слышала, что ее ответ огорошил Никиту, он даже замолк на полуслове, но ей было все равно, что он думает и чувствует в эту минуту. Какая-то доселе неведомая сила протеста просыпалась и росла в ней. Больше она никогда не будет на вторых ролях. Отныне все и всегда она будет решать сама.

***

День пролетел незаметно. Заказчик остался доволен знакомством со скульптором и его работами, скульптор был счастлив получить интересный и выгодный заказ, Вика гордилась собой от того, как правильно она провела эту встречу. Когда Вика и Юрий вышли из мастерской Эдика, на улице уже зажглись ночные фонари. Ехать по домам не хотелось, и они решили, что неплохо было бы выпить где-нибудь перед тем, как расстаться.

— А давай пройдемся немного по улице Горького, до парка Шевченко. Тут буквально два квартала, — предложил Юрий.

— А что там? — поинтересовалась Вика.

— Мои студенческие годы. Я учился в университете, но это было давно.

— А на каком факультете?

— Кибернетика. Правда, все занятия проходили у нас на Выставке, но я каждый день околачивался в центре, ехал на троллейбусе в этот сквер.

— Почему именно это место?

— Встречал там любимую девушку. Она была студенткой филфака, и мне нравилось ждать ее на скамейке у желтого корпуса. Она выходила, и мы еще какое-то время шуршали листьями или смотрели, как над памятником Шевченко проплывают облака, и только потом шли по своим делам.

— А вы романтик, Юрий, — улыбнулась Вика.

— Был когда-то, не скрою.

— И где теперь та девушка-филолог? — задумчиво произнесла Вика. — Может, преподает литературу в средней школе?

— Нет, она не работает по специальности.

— Откуда вы знаете?

— Я знаю о ней все, потому что та девушка — моя жена.

— Вы ее до сих пор любите? — неожиданно для себя спросила Вика и сразу же пожалела об этом.

— Да. Она — мать моих детей.

— Только за это? — Вика подняла брови.

Юрий не знал, как ответить, чтобы точнее выразить свое чувство к жене. До встречи с Викой он считал, что верность — это его величайшее достижение, одна из тех добродетелей, которую он ставил на очень высокую ступень. Верность, как некий основной закон, организовывала его жизнь, не давала ей распадаться на отдельные части. Она защищала его мир от хаоса, ибо превыше всего в жизни он ценил порядок. Также его талант быть верным выгодно отличал его от других людей, возвышал и делал особенным в собственных глазах. Все любовные похождения его друзей казались ему пустой тратой времени, приносящей лишь глупые разочарования и немалые проблемы. Он не видел в этих изменах ни пользы, ни радости.

Вика же, напротив, не могла существовать в упорядоченной системе, ее пугало равновесие. Ей хотелось раскачивать свою жизнь так же, как в детстве раскачивают качели. Нарушать запреты означало для нее пускаться в неизвестные приключения, где ее ждала тайна. До поры она скрывала это даже от себя, но неведомое притягивало ее, как магнит. Так, не раздумывая, в один день она ушла от родителей жить к Никите. Сейчас в ее голове бродили мысли о том, что с ней случится, если Юрий станет ее мужчиной. Отличие ее теперешнего решения от решения быть с Никитой заключалось лишь в том, что к молодому архитектору ее привела страсть, переросшая позднее в любовь, теперь же ее поступками руководил холодный разум. Она рассматривала связь с преуспевающим банкиром как некий проект, который может изменить ее положение в обществе, а значит, изменить ее жизнь. Но что-то останавливало ее от того решительного шага, за которым ее, возможно, ожидала новая тайна. Ей все больше нравился этот серьезный мужчина, но она не испытывала к нему ни малейшего сексуального влечения. Как только Вика начинала представлять себе Юрия в постели, тут же перед глазами вставали их любовные ласки с Никитой. Он был как наваждение. Она не могла представить свое тело в объятиях другого. И поэтому проект с Юрием она уже во второй раз откладывала на потом. Это «потом» могло и вовсе не случиться. Думая об этом, Вика достала из сумочки телефон и принялась звонить.

— Добрый вечер. Я хотела бы заказать такси на ближайшее время.

Юрий вопросительно посмотрел на нее. Вика продолжала говорить:

— Улица Горького, пятьдесят семь. Ехать на Контрактовую площадь. Спасибо.

Юрий просто отказывался понимать ее решения.«Странная девушка, ведь очевидно, что я отвез бы ее по любому адресу. Видимо, что-то скрывает», — думал он, но вслух не произнес ни слова.

Когда подъехала машина, он лишь открыл перед Викой дверцу авто. Нужно было что-то сказать, но он был расстроен, и поэтому нужные слова не находились, а в ненужных не было надобности. Он просто махнул рукой и поспешил вниз

по улице.

Вика взглядом проводила его удаляющуюся фигуру и лишь после этого сказала водителю, что они могут ехать. В душе она была благодарна Юрию за то, что он оказался человеком, не задающим вопросов, ведь начни он спрашивать, тут же очутился бы по ту сторону ее зазеркалья. Вика не выносила, когда на нее пристально смотрели. Она не любила зажигать свечи перед своим зеркалом, зная, что кто-то может украсть ее тайны.

***

Никита открыл дверь. Вика молча прошла в комнату, медленно разделась и заперлась в ванной. Когда она вышла, парень сидел в кресле, рядом с ним стояла бутылка водки.

«Странно, — подумала про себя Вика, — он никогда при мне не пил водку».

Никита опрокинул рюмку, поморщился и принялся смотреть на фотографию, висящую на стене. Взгляд его был серьезно-сосредоточенным, казалось, будто он решает важную задачу.

— Скажи, ты счастлива со мной? — повернув голову к Вике, спросил Никита.

— Я не знаю.

— Это нельзя знать, это надо чувствовать, — закричал он.

Вика вздрогнула. Она впервые слышала, как ее любимый мужчина кричит. Сквозь этот хрипловатый крик прорывалось отчаяние.

— Давай поговорим об этом завтра. Я не вижу смысла выяснять отношения ночью, — как можно спокойнее произнесла она.

— Ты меня больше не любишь? Отвечай! Не молчи!

Никита покачиваясь встал и подошел к Вике вплотную. Она отпрянула:

— Прости, я устала.

— А что, что ты чувствуешь? — заорал он, сжимая ее руку.

— Пусти, мне больно.

Вика вырвалась и пошла в спальню. Не раздеваясь, она легла в кровать, укрылась одеялом и закрыла глаза. Она не хотела спать, ей просто было нужно, чтобы картинка этого дома, лицо Никиты, недопитая бутылка водки и его крик погрузились в темноту. Через какое-то время она услышала шаги. Никита вошел в комнату, немного постоял у кровати и лег рядом с ней.

— Обними меня, — попросил он.

Вика скорее по привычке обняла его за плечи и прижалась к спине. Она чувствовала, как дрожит его тело. Взрослый мужчина, зарывшись головой в подушку, плакал, как ребенок. Вика гладила его волосы и думала о том, что английский замок и сказочный принц с римскими каникулами ей не светят, но есть эта маленькая квартирка на Подоле и эти мягкие волосы, скользящие между ее пальцев, и это вся ее жизнь — сейчас и потом. Наверное, это и есть любовь. Ей почему-то сделалось грустно и тоже захотелось плакать, но она сдержалась. Двое плачущих в одной постели — это много.

— Мы такие же снаружи, как и внутри, — тихо произнес Никита, опрокидываясь в сон.

Вика долго думала над его словами. На душе опять стало тяжело, а ведь еще утром казалось, что она обрела легкость. Эта любовь вдруг стала давить на нее, как камень. Она все время сравнивала себя с возлюбленным и во всем видела его превосходство. Он был главным в их деле, его обожали коллеги, что так редко случается в богемной среде художников, где всеми чувствами правит самолюбование и зависть, его уважали и ценили заказчики. Но самым большим отличием Никиты была его искренность. Да, он был снаружи таким же, как внутри. Ему нечего было прятать и скрывать. Вика же не переставала искать свое отражение. Она не знала, что скрывается за лицом, смотрящим на нее из зеркал, но оно явно что-то скрывало, и эта тайна притягивала и отталкивала ее одновременно. Она не знала, кто спит у нее внутри.

***

Он спустился в подвал, чтобы найти там старые подшивки журналов. И вдруг за ним захлопнулась тяжелая дверь. Как могло случиться, что она вообще сдвинулась с места, было загадкой, ведь сильного ветра, который мог это сделать, не было. И шагов, приближающихся к двери, он не слышал. Все это было немного странно. Стало темно и холодно. Он порылся в карманах и нашел зажигалку. Это было небольшой победой. Провозившись некоторое время с разведением костра из старых газет и сломанного деревянного ящика, Никита стал рассматривать стены. Надо было думать, как выбираться отсюда. «Дурак, — корил он себя, — почему не взял с собой телефон?» Теперь, когда дверь захлопнулась, он может просидеть в этой келье не один час, пока кто-то не заметит его исчезновения и не начнет его искать. И тут раздался звонок. Звонок из другого мира. Никита машинально вскочил.

— Привет! Не разбудила? — доносился из трубки знакомый женский голос.

Он все еще думал, что пребывает в сновидении и немного удивлялся тому факту, что в руке у него оказался телефон, но интонации Маши вернули его к реальности.

— Доброе утро!

Услышав ее нежный смех, Никита стряхнул с себя последние видения сна.

— Привет. Ты меня спасла.

— Что? — с недоумением спросила Маша.

— Я выбрался из подвала.

— Прости, я не совсем понимаю, какой подвал?

— Да сон мне дурной приснился. А твой звонок прервал этот кошмар.

— И что тебе снилось?

— Как-нибудь расскажу. Сейчас надо срочно вставать и быстро собираться.

— Ты уезжаешь? А я сегодня даю свой первый концерт в качестве барабанщика. Хотела пригласить.

Никита окончательно проснулся.

— Машка, я так хотел бы прийти, но рулю в Одессу дня на три. Давно с ребятами договорились. Им там надо помочь, глянуть помещения, которые они взяли под рестораны. Стартуем через пару часов.

— Ну, значит в другой раз. Хорошо тебе съездить!

Голос Маши оставался таким же приветливо-дружелюбным, и Никите это очень нравилось. Не было ни малейшего напряжения, нервозности или затаенной обиды. Теплые волны понимания буквально омывали его утро. Он даже не удивился, не увидев рядом на кровати Вику. Ее не было в спальне, но по запаху сваренного кофе он понял, что она дома, готовит завтрак. Никита отправился на кухню. Он вошел почти беззвучно и замер. Вика стояла у плиты и выкладывала из сковородки подрумяненный омлет с овощами в огромное марокканское керамическое блюдо. Она обернулась. Никита никогда так не хотел ее, как в эту минуту. Вика предстала перед ним на своих красивых стройных ногах, не облаченных ни в какую обувь, почти голая. Из одежды на ней красовался лишь коротенький клетчатый фартук с кружевным карманом. Она молча смотрела на Никиту своими карамельными глазами, и от ее взгляда у него вдруг начала кружиться голова. Он не мог произнести ни слова, все они слова застряли где-то в районе солнечного сплетения. Он подошел к Вике, медленно развязал фартук. Провел ладонью по ее спине — сверху вниз. И тут же, на столе, смахнув на пол тарелки с омлетом, взял ее, пропитанную солнцем, запахом прованских трав и восточных специй.

Садясь в машину, Никита не без восторга говорил сам себе, что ничего никуда не ушло и что он любит самую прекрасную девушку на свете. Кружевной фартук на ее волшебном обнаженном теле был лучшим нарядом, который он когда-либо видел в жизни. Прежде чем завести двигатель, он на минуту закрыл глаза и представил себе ее в этом фартуке. И тут же волна возбуждения начала снова накатывать и накрывать его с головой. Он выскочил из машины и, не закрыв ее, помчался в подъезд и вверх по лестнице. Ключ предательски не попадал в замок. Ворвавшись в квартиру, он услышал, как в ванной бежит вода. Дверь в ванную, к счастью, была не запертой. Никита рванул ее и, не раздумывая ни секунды, вытащил Вику из душа. Она не сопротивлялась. Напротив, мокрая и горячая, хохотала в его объятиях. И они снова любили друг друга в спальне с зашторенными окнами.

— Не хочу от тебя уезжать. Собирайся, едем в Одессу вместе.

Никита нежно целовал ее спину и гладил ее волосы. Вика, откинув голову, открыла глаза и посмотрела на него.

— Ты же знаешь, что я должна пойти с Юрием еще к двум художникам.

— Да к черту Юрия и эту работу! Я хочу, чтобы ты поехала со мной. Устраиваем майские каникулы!

— Хорошо, но ты же понимаешь, что мы поступаем глупо? Человек специально не поехал в Италию, чтобы добить этот вопрос. Другого времени у него не будет, а значит, придется ходить по киевским Рафаэлям с его дивной женой.

Никита распалялся:

— Ну, хочешь, я возьму Анну на себя.

— И будет у тебя Анна на шее!

Вика засмеялась:

— Только Чехова нам не хватало! Нет уж! Этого я точно позволить тебе не могу.

— И что же делать? — игриво поинтересовался Никита.

— Тебе — свою работу работать в Одессе, а мне свою — в Киеве. Да и расстаемся мы всего на три дня.

Голос Вики звучал деловито-буднично, и это мгновенно вернуло Никиту из страны мечтаний.

— Ты просто не хочешь ехать со мной?

— Не хочу быть треплом, не умеющим держать слово. А ты поторопись, там ребята, наверное, уже час тебя ждут в «Чабанах». И поели, и попили, и на дорогу одесскую глядят с надеждой и тоской. А ты все не едешь.

Никита вскочил с кровати:

— Блин, реально на час опаздываю! Помчал! Люблю тебя! — доносилось уже с лестничной площадки.

Вика стояла у окна и смотрела, как со двора выезжает такси. «Не отпускай меня! Держи меня крепче!» Слова, произнесенные ею вслух, звучали, как заклинание. Вика подошла к столу, на котором они так неистово любили друг друга час назад, провела рукой по его поверхности, словно погладила живое тело, и только потом стала убирать разбитые тарелки и размазанный по полу омлет. Странно, но сейчас ее ничуть не раздражал этот беспорядок, напротив, каждый осколок кричал ей о бушевавшей здесь страсти, а куски омлета напоминали живую мягкую плоть.

***

Вика немного удивилась, когда услышала вопрос Юрия:

— Почему вы не хотите лететь со мной в Италию?

В первую минуту она не нашлась, что ответить. Он снова перешел с ней на вы и был подчеркнуто вежлив, но прежней открытости в нем не было. Они встретились с Юрием на Подоле, чтобы идти смотреть картины еще одного художника, который мог бы взяться за декорирование отдельных частей загородного дома Юрия и Анны. Вика не ожидала, что ее разговор

с заказчиком будет касаться не только работы. Ей больше не хотелось переводить деловые отношения в личные.

— Почему вы спрашиваете? Мне казалось, мы уже поговорили об Италии.

— А мне почему-то подумалось, что вам не хватает вдохновения. Вы же, в первую очередь, художник, а уж потом — декоратор интерьеров.

Юрий бил наверняка и попал в самую сердцевину ее болевой мишени. Поняв с помощью Никиты прикладную сторону живописи, Вика с интересом взялась за декорирование жилых помещений, но со временем ей становилось тесно в рамках дизайна интерьеров. Глобальных проектов, на которых можно заработать громкое имя, не было, а квартиры и дома не могли удовлетворить ее художественных и карьерных устремлений. Ее нарцисизм страдал. Она вдруг перестала себе нравиться. Привыкнув с детства всегда и во всем быть первой, Вика изнывала в тени более известного Никиты. Поначалу ей льстило, что ее парень занимает столь значимое положение: он заработал себе имя не только в столице, но и в стране, с ним берут интервью, его приглашают как эксперта на различные ток-шоу, с его мнением считаются молодые архитекторы европейских стран. Он делал не только дома и рестораны, ему даже заказали проект голландского посольства. Правда, конкурс проектов выиграли другие архитекторы. Но Никита ничуть не расстроился. Со временем Вику стало утомлять повышенное внимание к его особе и редкие упоминания о ней в их творческой среде. А ведь в институте ей прочили будущее знаменитого художника, но, вместо того, чтобы творить что-то настоящее и свое, она тратила свою фантазию и энергию на удовлетворение потребностей заказчиков их архитектурной мастерской.

Да и финансовая картина их с Никитой существования оставляла желать лучшего. Она даже приличную машину не могла купить, не прося помощи у отца. Задекларировав свою независимость от родителей, ей приходилось во многом себе отказывать. Вика задумалась, вспомнив маму, которая при каждой встрече не забывала рассказывать, как та или иная знакомая девочка хорошо вышла замуж. Удачным замужеством для мамы считался неравный брак с возрастным бизнесменом или сынком олигарха, политика, актерской знаменитости. Папа успокаивающе шутил, мол, двадцать четыре года — не повод для брака, но явно разделял мамину мысль о том, что их красавица-дочь непременно должна составить партию успешному и небедному парню. Мужчин после сорока он категорически сбрасывал со счетов. Рядом с Викой ему виделся молодой перспективный мужчина с базовыми отцовскими капиталами. Прошло почти около двух лет, как Вика покинула отчий дом, а родители по-прежнему были обеспокоены ее будущим. Никита в их глазах был не самым блестящим женихом.

— Вот ваш билет и бронировка отелей. Уверен, вам будет комфортно и интересно. Я позаботился о том, чтобы ваша итальянская программа была нескучной. Думал составить вам компанию, но раз девушка предпочитает путешествовать в одиночестве, это ее право.

Юрий положил на стол перед Викой папку. Она пододвинула папку к обратно к нему и собиралась сказать, что не может принять столь щедрый подарок, но Юрий не дал ей открыть рот.

— Это, — он снова придвинул к ней папку, — уже ваше и я не хочу слышать набор банальных фраз.

— И не услышите, — улыбнулась Вика.

— Знаете, мне очень понравились работы Яремчука. Он хоть и неизвестный, но, по-моему, очень необычный художник.

Юрий так неожиданно сменил тему, что Вика сразу же переключилась. Она могла часами говорить о художниках, картинах, скульптурах, коллажах.

— У Яремчука удивительные работы и такой оригинальный почерк. Он все время в поиске, от этого и такие разные стили. Я счастлива, что он согласился работать с нами. Уверена, вы будете в восторге от росписи потолка и стен в гостиной.

— А почему вы сами не хотите расписать стены нашего дома?

Вика рассмеялась.

— Я — камерный художник, а вам нужен монументалист. Кто-то вроде Диего Риверы.

— Ну, Марк Шагал — тоже камерный художник, а здания расписывал. В ваших картинах, Вика, есть что-то шагаловское. Не находите?

— Намекаете на то, что я не нашла свой индивидуальный почерк?

Лицо Вики стало сосредоточенно серьезным.

— Нет. Вы схожи с ним лишь в цветовой гамме. Я заметил, вы любите синий и все его оттенки.

— Спасибо, что вы так внимательно отнеслись к моим творениям.

Вика в самом деле была очень тронута наблюдениями и словами Юрия. Тем более, что она совсем не ожидала услышать их от этого человека.

— Мне, правда, нравятся ваши картины. Я даже хочу приобрести у вас парочку работ, если вы, конечно, продаете.

В словах Юрия не было ни малейшего подвоха, неискренности, намека. Вика была удивлена такому повороту событий. Многим нравились ее работы, но предложение о покупке столь явно еще не поступали. Она иногда дарила свои картины, но чаще — оставляла себе. Жаль было расставаться, ведь в каждой из них отсвечивали осколки ее зазеркалья, разноцветные стеклышки ее души. Вот и собирала картины для своей первой персональной выставки.

Юрий и Вика вышли из ресторана и направились к машине. Вика чувствовала, как к ее сердцу подступает печаль. Ей было грустно от того, что она не может принять предложение Юрия. Она не хотела делать из случайности значимую часть своей жизни. И одновременно злилась на себя, потому что ей нравился этот мужчина. Его появление было подобно наброску, эскизу, а отношения с Никитой уже стали большой цветной картиной. Но что есть наша жизнь, если не папка с эскизами? Папку с билетами в Италию Вика незаметно оставила на заднем сидении автомобиля. «Юрий обязательно найдет ее утром и все поймет без слов».