Под покровом звезд

Ирина Юрьевна Юрьева (2024)

Я выросла на маленькой станции, дрейфующей на краю галактики. Неприметная развалюха, имеющая один большой секрет. Через неё проходят тысячи рабов. Изо дня в день, мне приходится наблюдать, как ломают существ, превращая их в безвольных кукл. Отец видит меня своей правой рукой, но… Единственное мое желание — сбежать. И я прихвачу с собой того, кто так и не подчинился, раба, который мечтает о свободе так же сильно, как и я.

Глава 5

До медотсека плетусь на автопилоте, не замечая никого вокруг. Мозг методично перебирает варианты возможного развития событий. Для разгрузки суда, привозящего товар, должны запросить слот на стыковку минимум за сутки. Это требуется для проверки экипажа на сотрудничество с «Мэджиком» или Союзом. Никто не хочет связываться с непрошенными гостями. Станция держит штат охраны, но его недостаточно, если пожалуют действительно «серьезные люди».

У «Седой ведьмы» десять стыковочных шлюзов, при этом для пришлых кораблей работают постоянно только пять. Ещё в пяти располагаются спасательные катера на случай внештатной ситуации. Сегодня на очереди стоит два судна: «Болванчик» и «Гремлин». Первый регулярно возит товар, его команда давно знакома с капитаном. Им уже выделили шлюз. А вот «Гремлин» будет разгружаться впервые. Рекомендации у него от правильных людей, но, на всякий случай, на время его стыковки отец велел удвоить охрану, подняв ночную смену. А завтра должен подойти «Малышок» — небольшой транспортник. Официальных проблем с законом у команды нет, но полулегальные грузы они берут. К ним вполне можно напроситься до ближайшей станции, где проходят пассажирские суда. Перспективы из расплывчатых становятся просто туманными.

— Ты забирать его собираешься? — на меня налетает станционный док у входа в медотсек. — Нарушаешь мне тут режим с гигиеной!

Раздражение из него так и плещется во все стороны. Что его так разозлило?

— Кого? — на всякий случай делаю шаг в сторону. — Ты о чем?

— При всем уважении, Эллиот, — док сплевывает под ноги, демонстрируя как раз полное отсутствие оного. — Астероид ему в задницу! Это переходит все границы! Если ты его не заберешь сейчас, то я вынужден буду доложить капитану!

— Что произошло, док?

Все еще не до конца понимаю причину такого поведения, но на всякий случай, отдаю ему сотню кредитов. Но мужчина только еще больше распаляется.

— Забирай своего долбанного зурха к чертовой матери! Эллиот! И впредь держи рабов при себе! — он со злостью выплевывает слова, словно ядовитые шипы.

— Рада, что ему уже лучше, — отвечаю как можно нейтральнее.

— Этому свинорылу лучше настолько, что он заперся в мой душ! — его практически колотит истерика. — Я не разрядил в него бластер только потому, что это твой раб!

А еще потому что свой бластер ты проиграл в прошлом месяце, поспорив с Толстым Ником в баре. И до сих пор не купил новый, ведь последние кредиты были пропиты с горя там же.

— Тебе жалко душа? Или воды? — спрашиваю с издевкой.

— Да! — рявкает, сжимая от злости кулаки. — И еще я предпочитаю мыться один, а не в компании рабов, вламывающихся с фразой: «Мне нужнее, извини»!

— Он извинился, — пожимаю плечами и обхожу дока, едва сдерживая смех.

Представляю себе эту картину. Ничего, быстрее озаботится проблемой бластера. У нас все-таки станция работорговцев, как ни крути. Даже у меня есть бластер.

Погруженная в эти мысли, открываю дверь медотсека и замираю.

Он стоит спиной ко мне. Капли воды стекают по бледной коже. Светлые косички разметались по плечам. Все тело испещрено уродливыми шрамами. Свежими и не очень. Ещё позавчера на нем не было живого места. Никто не верил в его шансы дожить хотя бы до утра. Сегодня же выглядит вполне прилично для безнадежно раненного. Это не заслуга станционного медика, зурхи быстро восстанавливаются. Док соглашался помочь за небольшое вознаграждение, но делал все посредственно. Обычно рабов с серьезными ранами не лечат, предпочитая отправлять их сразу в утилизатор, на чем он очень настаивал.

— Нравится? — спрашивает, не оборачиваясь.

Вздрагиваю от звука его голоса. Сегодня он кажется другим.

— Нет, — отвечаю, чувствуя, как неожиданно кровь приливает к щекам.

Я видела сотни обнажённых тел, сотни рабских тел. Мужчины и женщины, молодые и старые, толстые и худые, здоровые и с увечьями. И до сих пор совершенно не понимаю, что может быть в этом привлекательного. Нагота ужасна сама по себе. Это страх, беспомощность, беззащитность.

— Врешь, — произносит зурх, даже не оборачиваясь, но я чувствую в его голосе ухмылку.

Конец ознакомительного фрагмента.