Наследник для чужого мужа

Ирина Шайлина (2024)

В один прекрасный день мир сошёл с ума, и я вместе с ним — решила стать суррогатной матерью. И отнюдь не из-за денег, а по причине великой любви и не меньшей дурости. Я рожу ребёнка тому, о ком грежу многие годы — мужу моей сестры. Да, нам не суждено быть вместе, но я могу сделать его счастливее хотя бы так… Но я и не представляла, как это горько и сладко, когда под сердцем растёт ребёнок любимого мужчины… но не мой. В тексте есть #Юмор и грустинки #Толика откровенных сцен #Запретная любовь #Хэ И конечно же малыш, который будет расти в животике, даже не представляя, что вокруг творится.

Глава 7. Влада

Если… если бы я знала, что Юлька играет в тёмную, не сообщая правил игрокам, я бы промолчала. Я бы скрыла тайну трех эмбрионов, тем более гугл и врач, проводивший посадку эмбрионов обещали — не могут прижиться все. Слишком ничтожен шанс. Да, всякое бывает, но… сколько попыток было уже у Юльки?

Я промолчала бы не ради них. Ради своего душевного спокойствия. Я не святая, нет. Многие годы одинокой жизни приручили меня к определенному эгоизму и меньше всего я хотела быть ввязанной в семейную ссору. Юрка… он был в бешенстве. О, я его совсем не знала, мужчину, которого любила долгие годы. Для меня он просто идеальным был, а теперь приоткрывался потихоньку, грань за гранью.

Наверное мне стоило напугаться. И я да, испугалась. Он, Юрка, идеальный, любимый, неповторимый, ударил кулаком в дверцу шкафа. Дверь… сложилась внутрь с противным металлическим скрежетом, на пол закапала кровь. Дверь приоткрылась, показалась медсестра, все же, шуму взбесившийся Юрка наделал предостаточно.

— Всё хорошо! — практически крикнул он. Испуганную женщину это не убедило. — Всё хорошо, блядь, я сказал!

Пнул стул, он отлетел и врезался в стену. Я попыталась было встать, а потом вспомнила о тех трех, мелких, что сражаются сейчас внутри меня за свою жизнь и не стала. Пусть сами разбираются, а я полежу.

— Юрий Михайлович, — попятилась женщина. — Я вызову охрану.

Юрка подобрал стул, который пнул, поставил его на ножки, сел. Сдернул полотенце со спинки кровати, обмотал им разбитый кулак. Вздохнул устало. Я видела, как он усилием воли заставляет себя успокоиться. И да — все же, не страшно. Даже щекотно где-то внутри, интересно, каков он ещё бывает, мой любимый чужой мужчина?

— Сонь, — махнул рукой Юрка. — Сколько мы уже ночей вот так вместе просидели? Просто… нервы. Ты иди на пост, не переживай. Сейчас куплю себе кофе в автомате и домой поеду.

Женщина, судя по всему — Соня, глянула недоверчиво, но ушла. Юрка и правда отправился пить кофе. Вернулся, от него им и пахло — кофе и сигаретами. Идеально, мне нравится это сочетание. Мне протянул пластиковый стаканчик с горячим шоколадом, слишком сладким, чтобы быть вкусным, но тем не менее, я сделала глоток.

— Иногда мне хочется её убить, свою жену, — говорил он, а я пила вязкий, приторный шоколад. — Она как ящик пандоры. Всё интересно, что же там внутри… а там…

— Только не нужно, — попросила я. — Её обижать. Мне неловко, как в детстве, словно я бабушке настучала нечаянно…

— Брось, — велел Юрка, словно это так просто. — Я сейчас поеду домой и поговорю с ней.

Этого их разговора я боялась. Лежала, уснуть не могла и все думала, что же у них там происходит. Тоже шкафы кулаками мнет? А Юлька бьёт посуду… Интересно, умеет она посуду бить, или такой ерундой не страдает? Будут кричать друг на друга. А потом… займутся сексом. Юлька будет стонать под ним — главное, не представляй. А я… я буду пытаться забеременеть их ребёнком.

Утром Юлька пришла раньше медсестры. Взгляд совершенно невозмутимый, поди угадай, что у них там ночью происходило. Рубашка отглажена, волосы убраны в хвост. А в глазах… что-то близкое к панике, только они и говорят о том, что Юльку изнутри терзают нехилые страсти. И мне до ужаса хочется спросить, что Юрка ей сказал. О чем они говорили этой ночью… но я не смею. Слишком она мне чужая, моя родная сестра.

Я на удивление не выспавшаяся, на мир смотрела недобро. Осознание того, что во мне, по какому-то недоразумению вполне может жить три эмбриона, причём не моих эмбриона оптимизма не прибавляло. А у Юльки глаза лихорадочно блестят, словно у наркоманки получившей дозу, но взгляд она отводит, заставляя меня снова гадать, о чем же они говорили этой ночью.

— Тебе нельзя вставать! — воскликнула Юлька, стоило мне лишь приподняться на постели.

— Сколько мне теперь лежать? Ближайшие полгода? — недоуменно посмотрела я на сестру. — Может ноги кверху задрать, чтобы точно? Или не знаю, вагину зашить, чтобы тоже наверняка…

Юлька усилием воли усадила себя на ту же табуретку, на которой ночью её муж сидел. Вздохнула, видимо, заставляя себя успокоиться, только потом заговорила, спустя пару минут.

— Пару дней, Влада. Пожалуйста. Ты даже не представляешь, сколько это для меня значит. Я решила, что этот шанс последний. Я… мы не можем его упустить…

Я снова уступила, поклявшись, что это в последний раз. В конце концов я согласилась выносить их ребёнка, если беременность состоится, но не подписывалась на жизнь прикованного к постели человека. Во мне слишком много жажды жизни, чтобы ограничивать себя одной лишь постелью. Да, я не смогу танцевать и пить маргариту, но при мысли о том, что я даже мороженку в сквере съесть не смогу, вовсе выть хочется.

Мы не поехали домой, ни ко мне, ни к Юле. Квартира была съёмной. Чистенькая, со свежим ремонтом, нарядная однушка недалеко от клиники. Вставать мне естественно не позволили, я сидела в инвалидной коляске. Юлька наверное зубами скрипела, каждый раз, когда коляска подпрыгивала, будь то порожек под колесами или стыки пола, боясь, что её драгоценные эмбрионы из меня выпадут. В постель меня переложили с такой осторожностью, словно я хрустальная. Юлька рук не марала, процессом руководили дорожная сиделка и мужчина, который нас и привёз.

Юрки не было. Я поневоле задумалась, а много ли ему достанется самого ребёнка, которого я рожу? Юля с маниакальным упорством старается сделать все, предвидеть даже то, что кажется невозможным, а мужа просто оттесняет в сторону. Интересно, он это чувствует?

— И чем мне заниматься? — скептически поинтересовалась я у сестры.

— Я тебе книжек принесла… простых, бумажных, все же, влияние мобильных телефонов на плод не изучено в полной степени…

Я вздохнула и взяла книжку. Юлька ушла на работу, оставив меня один на один с моей сиделкой и тишиной незнакомой квартиры. Мне было хреново. Непонятное состояние похмелья, которому неоткуда взяться, ибо после той встречи с Юркой я не пила. Какой-то недосказанности, или даже словно я не сделала нечто важное, упустила. Хотелось встать, идти, неважно куда. Даже на работу, пусть и раздражают коллеги, но там хоть жизнь… Люди разговаривают, жужжат компьютеры, то и дело раздаётся смех и неважно даже, над чем или над кем смеются. А здесь… у бабушки на кладбище пожалуй веселее. Одна радость — катетер извлекли. Правда вставать все равно не позволили. Я хотела встать сама, плевав на Юльку, на Юрку, который мог хотя бы позвонить, чтобы узнать, как у меня дела, но… Стыдно было перед теми, кто сейчас в моей матке. Их трое или кто-то из них не смог, не справился? Или… всех троих уже нет? При мысли о том, что возможно я являюсь кладбищем не только Юлькиных надежд, но и вполне реальных клеточек, из которых могли бы вырасти настоящие, живые люди, становилось жутко. И почему-то разбирал нервный смех, от которого невозможно было отвязаться, и тогда я ловила подозрительный взгляд сиделки.

Мне так и хотелось сказать — да, вам досталась чокнутая мамаша. Дура, чего с меня взять. Сами настаивали, терпите теперь. Я вам в инкубаторы не напрашивалась. Во зрел протест против того, что происходило, но мелкие…. Они же не виноваты.

Моя сиделка, имя которой я так и не запомнила, ушла утром, вместо неё явилась Юлька. Принесла хрустящих бумажных пакетов из дорогого супермаркета, поглядела на меня тем же лихорадочно шальным взглядом, что и вчера, но сегодня пожалуй шальных ноток в нем больше.

— Ты чего-нибудь хочешь? — с надеждой спросила она. — Я икры купила. И свежих фруктов. Может яблочко?

— На улицу хочу, — честно ответила я. — Подальше от этой тюрьмы. Юль честно, мне кажется в моей квартире шансов у эмбрионов будет ровно столько же.

— Там соседи, — прошептала она. — Они все поймут, а потом все будут знать, что я настолько никудышная, что даже ребёнка за меня родила сестра…

— Тебе так важно это?

— Не знаю уже, ничего не знаю… Наверное.

Юлька открыла одну из принесенных вчера книг и сделала вид, что углубилась в чтение. Но я видела, что наверняка она и слова не поняла из прочитанного, явно не это её сейчас волнует. И бесёнок внутри меня, а может ёжик, которого во мне только Юлька и видела, подзуживает — ну спроси, спроси… Хуже уже не будет, подумаешь… Да и не имеет ли права на блажь практически беременная чужим ребёнком женщина?

–Юль, — наконец решилась я, сестра с облегчением оторвалась от книги, но оно будет не долгим, её облегчение. — О чем вы с Юрой говорили в ночь после оплодотворения?

Юлька поднялась так резко, что уронила сумочку, которую пристроила рядом с собой, она упала на пол, содержимое высыпалось. Но оно даже рассыпалось красиво, аккуратной кучкой, не как у меня. У меня обертки от конфет или жвачек, пара ручек, которые уже не пишут, исписанный блокнот, россыпи таблеток, которые уже и непонятно от чего и зачем, просто руки не доходят все выбросить… У Юльки все чистенькое, блескучее, никаких тебе крошек… И тараканов в голове наверное тоже не имеется. Я усилием воли отвела взгляд от откатившегося в сторону тюбика губной помады — Юлька его не заметила, он так и остался сиротливо лежать брошенный и ненужный.

— Да, мы говорили о тебе, — спокойно ответила сестра. — Ты это хочешь услышать? С самыми мерзкими подробностями? А я вот не хотела. Ты же… возможно беременна. Хотела оградить тебя от стресса. Давай, спрашивай, Влад. Чего именно тебе хочется услышать. Как он на меня кричал?

Юля взяла себя в руки, снова села у моей постели, чинно, спокойно, словно на светском рауте. Улыбнулась. Только глаза… страшные. Или они всегда такие у неё были? Теперь я чувствую себя неловко, плохой, стервой, которая лезет в чужие дела. Моя почти беременность вовсе не оправдание…

Конец ознакомительного фрагмента.