Печаль моя светла

Ирина Тузова, 2022

Водоворот происшествий затянул главную героиню, Вику, так глубоко, что дело коснулось Великой Отечественной войны и многих других событий из истории нашей страны. В своем расследовании Вика и не предполагала, что докопается до таких выводов, что невольно становится стыдно перед предыдущими поколениями, а за какие-то неполные сто лет жить стало настолько лучше, что это исказило некоторые ценности: кто-то легко относится к своей жизни, а кто-то к чужой…

«Солдат шел по улице домой и увидел этих ребят…»

Виктор Цой

Все события и герои вымышлены

Ирина Тузова

ПЕЧАЛЬ МОЯ СВЕТЛА

Глава 1

Когда яблони цветут

Ранним первомайским утром Вика распахнула окно и, уже набрав побольше воздуха в легкие и приготовившись позвать своих прогулявших всю ночь котов, вдруг застыла в немом восхищении — вокруг все было белым-бело. Нет, это не ушедшая зима решила вернуться и занести окрестности снегом, цепляясь за последние возможности. И не туман залил пространство своей молочной полупрозрачностью, искажая все вокруг до аномальной неузнаваемости. Цвели яблони. Еще вчера надутые почки их бутонов потрескивали в тишине от нетерпения, постепенно разжимая свой свернутый кулачок, чтобы сегодня тугой пружиной выпустить в свет тысячи цветков. Назвать все ровно белым было нельзя: крупными аляпистыми мазками преобладали местами оттенки от бледно-голубого до нежно-розового. Цветки все были разные, в зависимости от сорта яблони, а их нежный аромат тонкими нитями пронизал и наполнил чистый утренний воздух.

Именно этот праздник цветения негласно открывал сезон в дачном поселке «Железнодорожник». В уже ушедшем и таком далеком двадцатом столетии участки в незаселенном тогда уголке города раздавали труженикам железной дороги, отчего дачный поселок и получил свое название. Однако, теперь разросшийся мегаполис буквально со всех сторон наступал на этот островок чистой природы, норовя откусить от него очередной кусочек, пока не поглотит все без остатка, чтобы переварить и извергнуть из себя современные железобетонные джунгли.

Да и истинных железнодорожников среди обитателей поселка осталось немного — кто уехал, кто помер, кто продал, кто оставил в наследство или в дар свое маленькое хозяйство теперь уже едва ли не в центре большого города. Тем не менее, сохранилась традиция заезжать на дачу в первые майские дни с цветением яблонь и проживать здесь весь дачный период до глубокой осени, благо цивилизация в виде живущего в бешенном ритме миллионника была буквально в пешей доступности, отгораживая этот мирок от воздействия агрессивного соседа несколькими кольцами зеленых насаждений.

Вика поймала себя на том, что глупо улыбается, и, оглянувшись по сторонам — не заметил ли ее конфуз кто-то, тоже вставший спозаранку, начала звать своих котов:

— Лелек, Болек, кс-кс-кс… Пойдемте домой, хулиганье. Неужели за ночь не нашастались?

Коты не отзывались. Деревья, опутанные цветочными облаками, манили к себе, и Вика вышла в сад, слегка поеживаясь от утренней прохлады.

— Ну где вы, проходимцы? Кс-кс-кс… Эй, рыжие браты-акробаты, пошли домой, — Вика подходила к каждому дереву, глубоко вдыхая благоухание природы, и на какое-то время совсем забыла, с какой целью вышла в сад.

В такие моменты мир кажется безгранично красивым и чистым, будто нет никаких распрей и войн, нет зависти и вражды, нет обмана, зверств и убийств. Кажется, что люди станут добрее, вежливее и внимательнее друг к другу, а все вокруг, радуясь такому счастливому разрешению, будет вечно сверкать и переливаться в лучах яркого солнца.

Где-то за забором, со стороны общественной дорожки, послышалось хриплое мяуканье. Вика, снова поймав себя на том, что глупо и беспричинно улыбается, настороженно прислушалась и собрала губы в кучку. Она аккуратно, чтобы не шуметь, отперла калитку и выглянула за территорию своего участка, всматриваясь в сторону, откуда доносились кошачьи стоны. Метрах в двадцати в траве действительно находился какой-то неразличимый ворох рыжей шерсти, Вика никак не могла разглядеть, поэтому она двинулась туда, чтобы посмотреть поближе. С каждым шагом она убеждалась, что это именно ее рыжие котики лежат посреди тропинки, поэтому волнение и ужас от того, что с ними приключилось что-то нехорошее, нарастали с каждым мгновением. Подойдя совсем близко, она увидела, что один из котов, Лелек, лежит с закатившимися глазами посреди молодой травки весь перепачканный чем-то малиновым и липким, тяжело дышит, часто вздымая боками. Второй кот, Болек, еще стоял на ногах, но тоже был изрядно измотан и перепачкан, а время от времени по его телу пробегали конвульсии, и кот безрезультатно силился извергнуть из себя что-то. Судя по следу, оставленному на примятой траве, Болек какое-то время тащил за загривок своего собрата в сторону дома, однако совсем выбился из сил и стал звать на помощь хозяйку осипшим голосом.

На мгновение Вика растерялась — великолепные пейзажи, которые она созерцала еще минуту назад, вдруг перестали казаться ей мирными и добродушными. На фоне корчащихся от неизвестной напасти котов, все вокруг стало выглядеть подозрительным и зловещим. Кусты недобро зашуршали, словно пряча в своей гуще невидимого врага, а когда их шелест стих, в воздухе повисла густая тишина. Вика внутренне съежилась от дурных предчувствий и вдруг четко осознала, что обманчивая иной раз красота никак не вяжется с конечностью бытия живых существ.

Взяв, наконец, себя в руки, она забежала в дом за переноской для котов и ключами от машины. Было слишком рано, и муж еще спал, Вика не стала его будить. Закрепив ремнем безопасности корзину с животными на переднем пассажирском сидении, Вика помчалась в круглосуточную ветеринарную клинику, время от времени бросая жалостливый взгляд на своих питомцев, растирая кулаком слезы и корча в беззвучной гримасе рот.

— Ну, что могу сказать, — безрадостно начал ветеринар после осмотра. — У одного еще шансы есть, — он кивнул на Болека. — А другой… максимум два часа еще протянет. Я сделаю уколы витаминные. Первому поможет выкарабкаться, а второму не так сильно мучиться, раз вы до последнего готовы надеяться на чудо и не хотите его усыпить. — Он взглянул на заплаканную и уставившуюся в одну точку Вику и ласково похлопал ее по плечу. — Ну что вы так убиваетесь, не переживайте. Постарайтесь направить свое внимание не на утрату, а на заботу о выжившем питомце. Он сейчас нуждается в этом. Такое, к сожалению, бывает: выпускают хозяева котов погулять, а они какую-нибудь отравленную мышку найдут. И все…

Прогноз ветеринара исполнился в точности. Лелек испустил дух к назначенному времени. Болек, болезненный и ослабленный, отсыпался на своей лежанке в доме. А Вика сидела в саду за домом и рыдала, коря себя за то, что не усмотрела за своими любимчиками. Внезапно за своей спиной она услышала звук отпираемой калитки, и уже через минуту к ограждению из сетки-рабицы, отделявшей участки, подошла ее соседка — Ольга Арнольдовна.

— Вика, доброго дня, а я вот только что приехала. Заезжаю в свою летнюю резиденцию, — начала она шутливо, но осеклась, заметив красные глаза и опухший нос Вики. — Ты что, плачешь? Что-то случилось? — Ольга Арнольдовна сняла с плеч небольшой рюкзачок и поставила его в траву возле ног.

Ольгу Арнольдовну никто не посмел бы назвать пожилой женщиной, несмотря на далеко не юный ее возраст. Стройная, энергичная, она всегда умудрялась выглядеть элегантно, даже когда ковырялась на грядках, а ее интеллектуальные способности, такт и интеллигентность делали ее одним из лучших собеседников из всех, кого Вика когда-либо знала. Ольга Арнольдовна, по слухам, имела дворянские корни, чему Вика охотно верила, глядя на ее собранность и воспитанность. В советские годы она преподавала экономику в институте и была одной из лучших в своей профессии. А в девяностые, будучи уже состоявшейся личностью, обласканная почетными званиями и наградами, неожиданно ушла в бизнес, создав научно-исследовательский центр изысканий в области экономики.

— У меня котик умееер, — с новой силой заревела Вика.

— Под машину попал? Если я правильно помню, ты их прошлым летом завела, молоденькие еще были, от старости не должны были еще…

— Да, прошлым, — всхлипывала Вика. — Только не под машину, отравился чем-то. Ветеринар сказал, скорее всего мышей ядом морили, вот он и съел одну из них. Анализы на наличие яда в их организме бессмысленно было делать, они дорогущие, к тому же одному уже точно бы это не помогло, а второй и без этих анализов должен выкарабкаться.

— Не плачь, — успокаивала Ольга Арнольдовна. — Я кофе в термосе принесла, пойдем ко мне кофе с бисквитом пить. Только у меня не разобрано еще ничего, я ведь только что приехала.

Уже через несколько минут они сидели на веранде у Ольги Арнольдовны и наслаждались ароматным кофе. Ее дачный дом, отстроенный несколько лет назад, еще сохранил запах свежей древесины, что придавало дополнительный уют хорошо спланированной и комфортабельной постройке. На мебели с прошлой осени висели чехлы, сшитые на заказ из акриловой ткани, надежно защищавшие шкафы и кресла от пыли. Ольга Арнольдовна не торопилась приниматься за дела, уделяя сейчас все свое внимание и сочувствие Вике и давая ей возможность излить свое горе, поэтому неразобранные увесистые сумки кучкой стояли у входа, как непрошенные гости. Вика понемногу успокоилась и перестала плакать, но тема ее пока не отпускала.

— Одного не пойму, мои коты никогда не ели мышей. Даже когти не выпускали. Игрались с ними, нам с мужем приносили показать свою добычу, а потом всегда отпускали. Они же у меня домашние совсем, — размышляла Вика вслух. — И потом, кому понадобилось травить мышей именно сейчас? Обычно это поздней осенью и ранней весной делали.

— Возможно, ранней весной не успели. Или понадобилось повторно эту процедуру провести, — предположила Ольга Арнольдовна.

— Не успели! Это же опасно, — на смену плаксивости Вики пришла раздражительность. — А если бы человек пострадал? Ведь прекрасно знают, что с мая по октябрь люди живут здесь на постоянной основе. Договаривались ведь, что такие вещи будут делать в наше отсутствие, — Вика заводилась все больше и больше, нащупав призрачную возможность найти виноватого.

— Не накручивай себя. Что это тебе даст? Только лишние переживания. Котика все равно уже не вернешь. К тому же у тебя второй остался. — Ольга Арнольдовна, погладила ее по руке.

— Нет, я этого так не оставлю! — Вика окончательно отдалась во власть гнева и сейчас ее буквально колотило от ярости. — Я прямо сейчас пойду к нашей председательше и все ей выскажу. Это же безобразие полное. Совсем ничего не контролируют. А если бы чего похуже случилось из-за их разгильдяйства? Как взносы собирать, так они первые, а как до дела доходит, то они не успели, оказывается.

— Вика, ты сейчас на взводе и конструктивный диалог не получится, только поссоритесь. Остынь немного, подумай, все взвесь. В конце концов, это всего-навсего предположение, насчет крысиного яда. В любом случае, нужно сначала разобраться. А так, на эмоциях, ничего хорошего из этого не выйдет.

— Я все равно пойду к ней прямо сейчас, — решительно заявила Вика и в подтверждение своих слов поднялась из-за стола. — Я постараюсь не скандалить и для начала во всем разобраться.

— В таком случае, я пойду с тобой. Наговоришь сгоряча глупостей, потом самой же стыдно будет. — Ольга Арнольдовна накрыла салфеткой выпечку, закрыла термос и пошла вслед за Викой.

Председателем дачного товарищества была одинокая пожилая, но еще достаточно бойкая женщина, Валентина Дмитриевна. Она была закоренелым консерватором, поэтому все в поселке делалось по старинке, исключая малейшего намека на какие-нибудь новшества или модернизацию. Ее дом располагался на соседней аллейке, и Вика с Ольгой Арнольдовной сейчас направлялись именно туда. Поселок еще не зажил своей многолюдной и беззаботной летней жизнью, и по пути им мало кто встречался — заехали еще не все обитатели дач, а те, кто заехал, с утра отправились в город на работу или по делам. Захар Иванович, немногословный импозантный мужчина пятидесяти с небольшим, находился возле открытой калитки своего участка и выгружал из машины какие-то рейки и садовые бордюры. Он молча кивнул проходившим мимо него соседкам и понес свою ношу к дому.

— Хороший у него участок, благоустроенный, — поделилась Вика своими впечатлениями. — Как он один все успевает? Я никогда не видела его супругу.

— Я тоже, — деликатно закрыла тему Ольга Арнольдовна.

Следующим им встретился Иван, новый сторож, который сейчас возился с подтекающими водопроводными трубами, проложенными вдоль заборов. Иван и его жена Марья появились здесь несколько лет назад и поселились в сторожевом домике, придя на смену дяде Феде, который в силу возраста утратил былую прыть и не мог уже шугать набегавших воровать садовые яблочки городских мальчишек. Иван, помимо штатной функции охранника, оплачиваемой из общественных взносов, занимался в дачном поселке всем чем было возможно, от электромонтажных и плотницких работ до водопровода и канализации, чем вызывал всеобщее одобрение и существенно экономил коллективные расходы. Маша вела огородное хозяйство и разводила кур, продавая излишки, а иногда за небольшую плату помогала соседям по хозяйству. На то и жили.

— Доброго денечка, — как всегда приветливо поздоровался Иван и широко растянул в улыбке губы из-под густых черных усов. — Как ваше ничего?

— Все хорошо, спасибо. И вам здравствуйте, — ответила за обоих Ольга Арнольдовна. — Как Мария?

— Ууу, она спозаранку побежала зеленушку продавать. У нас ее полно в этом году повылезало, мы еще в марте в теплицу сажали. А сейчас вот под рассаду место нужно освобождать. — Он отложил разводной ключ в сторону и почесал затылок, размышляя, как продлить срок службы изношенной трубе.

На некоторых участках уже копошились пенсионеры, и Вика с Ольгой Арнольдовной махали им рукой в знак приветствия. Дойдя до нужной калитки, они остановились, Ольга Арнольдовна внимательно посмотрела на успевшую умерить свой пыл Вику.

— Не передумала? Может, не пойдем? — спросила она.

— Нет, не передумала. Я, конечно, уже успокоилась, но это даже к лучшему. — Вика решительно нажала кнопку звонка, установленную на заборе из профнастила.

Прошло несколько минут, но к ним никто не выходил и не подавал никаких признаков присутствия. Вика нажала на кнопку еще несколько раз, вслушиваясь в отдаленное треньканье внутри дома. Звонок работал, но никто не открывал. На дорожке показалась нагруженная сумками с продуктами Маша. Она остановилась возле них, чтобы поздороваться и передохнуть.

— А вы не знаете, Валентина Дмитриевна дома или куда-то ушла? — спросила Вика Марию.

— А кто ж ее знает, — ответила запыхавшаяся Маша. — Вчера вечером дома была, наш Федор Григорьевич чаевничать к ней заходил. — Она всегда называла его «наш», очевидно, в знак признательности и благодарности приютившему их одинокому старику.

— Валентина Дмитриевнааа, — закричала Вика, направляя свою звуковую волну вверх, чтобы та, обогнув ограждения, достигла-таки своего назначения. — Валентина Дмитриевна, откройте, пожалуйста.

— Пойдем, Вика, ее явно нет дома, — потянула ее за рукав Ольга Арнольдовна. — Попозже зайдем. Может это и к лучшему.

Вика и сама уже понимала, что им никто не откроет, а Валентина Дмитриевна могла уйти по делам в город или с инспекцией по участкам. Однако терять боевой настрой не хотелось, а откладывание решения этого вопроса на потом могло и вовсе привести к снятию его с повестки, поэтому она в последней надежде побарабанила ладонью по металлической поверхности калитки, которая от шлепков завибрировала, приоткрывая щель. Стало понятно, что дверь не заперта, и Вика воодушевилась.

— Так открыто же, оказывается! — воскликнула она. — Значит, Валентина Дмитриевна дома. Может, в глубь участка зашла и не слышит. — Вика осторожно шагнула во двор и стала оглядываться по сторонам. — Валентина Дмитриевна, вы где?

Маша пошла своей дорогой, а Ольга Арнольдовна зашла вслед за Викой. Председательницы нигде не наблюдалась, и они подошли ближе к дому. Входная дверь была открыта нараспашку, открывая взору две пары калош и выходные ботиночки Валентины Дмитриевны.

— Странно, судя по всему она дома, вон и обувь на месте. Почему не выходит тогда? Спит что ли? — Вика растерянно поднималась на крылечко. — Валентина Дмитриевна, вы дома?

— Пойдем отсюда, — внезапно засобиралась нахмурившаяся Ольга Арнольдовна. — Может она забыла запереть, а мы с тобой тут ходим без хозяйки. К тому же женщина она резкая, накричит и вывернет наизнанку любое безобидное действие.

— А вдруг ей плохо стало? Давайте уж проверим, раз пришли, — возразила Вика. — Мы же вдвоем здесь и ничего противозаконного не делаем.

Вика прошла внутрь, и Ольге Арнольдовне пришлось снова зайти следом за ней. После яркого уличного света разглядеть что-то в полумраке было сложно. Домик был отстроен по старинке: передняя часть пятистенка отводилась под кухоньку с небольшим оконцем, выходящим в сад, а вторая его часть исполняла роль гостиной и спальни одновременно.

— Смотрите, у нее, оказывается, печь русская есть, — отчего-то шепотом сообщила Вика и сделала еще несколько шагов вглубь передней.

Ольга Арнольдовна не ответила, оставаясь на пороге и держа приоткрытой дверь, как бы давая возможность случайным прохожим убедиться в том, что они не с дурными намерениями вошли в чужой дом в отсутствие хозяев. Глаза постепенно привыкали к полумраку, и Вика разглядела скромную обстановку. У окна стоял покрытый цветастой клеенкой столик для приготовления пищи, рядом стоял старинный дубовый комод с посудой. В закутке за печкой поместилась газовая плита и мойка. На стене висели старые выцветающие фотографии да дешевые пластиковые часы, которые грустно тикали в тишине.

Отчего-то становилось жутко, и Вика обернулась к стоящей у порога Ольге Арнольдовне, ища поддержки и одобрения. Та лишь молча покачала головой, безмолвно выражая свое неодобрение, тем не менее, не оставляя Вику одну в этом сомнительном мероприятии.

— Здесь ее нет, — снова шепотом сказала Вика. — Я загляну в спальню, и пойдем отсюда, — она осторожно потянула за ручку и медленно открыла дверь, ведущую во вторую комнату.

Спальня была гораздо светлее передней за счет больших окон, выходящих на две стороны и открытых сейчас нараспашку. У стены стояла кровать, застеленная стеганым одеялом; уложенные поверх него две перьевые подушки были накрыты вышитой крючком накидушкой, а стену украшал плюшевый ковер, изображавший насторожившегося рогатого оленя в густой непролазной чащобе. Рядом с кроватью стоял коричневый лакированный шифоньер советских времен. К дальнему от входа углу, между окон, был приставлен большой квадратный стол, щедро накрытый к чаепитию: розетки с вареньем, вазочки с конфетами, тарелочки с выпечкой и прочей снедью.

Валентина Дмитриевна сидела, облокотившись на спинку стула, и, не мигая, с упреком смотрела на вошедшую. Вика растерялась и отвела взгляд, ей стало неудобно за свое вторжение, когда человек просто решил отдохнуть и попить чаю.

— Вы извините, пожалуйста, — робко начала оправдываться Вика, — мы вам звонили и стучали, никто не вышел, а дверь оказалась открытой.

Валентина Дмитриевна не отвечала. Вика снова взглянула на нее, та продолжала смотреть с укором, не шелохнув ни пальцем и ничем иным не выражая своего участия в разговоре. Вике показалось это необычным, она решила, что нужно подойти поближе.

— Вы меня слышите? С вами все в порядке? — беспокойство нарастало с каждым шагом, подходить почему-то уже расхотелось, однако сила любопытства заставляла передвигать ноги.

Чтобы не встречаться с пристальным взором Валентины Дмитриевны, Вика отвела свой взгляд к столу и продолжала мелкими осторожными шажками продвигаться. В ее мозг уже лихорадочно лезли подозрения о самом страшном, однако некая внутренняя защита отгоняла их, пытаясь сберечь психику и не допустить шока, поэтому глаза лихорадочно вырывали отдельные картинки, отправляя в мозг любую постороннюю информацию взамен страшных предположений. Вот стоят две белые фарфоровые чашки с золотой каемкой по краю. Одна уже пустая, на дне лишь виднеются засохшие коричневые пятна. Вторая чашка, та, что стояла дальше от Валентины Дмитриевны, была наполовину заполнена уже остывшим чаем, о чем свидетельствовали перламутровые разводы на его поверхности. Розетка с вареньем была опрокинута, но варенье как будто пытались чем-то вытереть, не сделав по какой-то причине этого до конца — лужицы от его сиропа уже не было, однако малиновые потеки неряшливыми волнами виднелись на скатерти, а далее от центра стола небольшими пятнышками проложили тропинку по одному из широких подоконников.

Вика наконец достигла своей цели и, протянув руку к плечу председательницы, аккуратно потрясла за него. Валентина Дмитриевна, продолжая смотреть строгими немигающими глазами, с тихим шорохом начала медленно заваливаться на бок, а потом грузно скатилась на пол, при этом клок ее волос, очевидно зацепившийся за что-то, остался висеть на стене. Мощнейший сгусток концентрированных эмоций, постепенно собиравшихся в груди Вики этим днем, неистовым воплем вырвался наружу и разлетелся по всему дачному поселку, оповещая о случившемся несчастье.

***

— Ты, главное, не дрейфь, Надюха. Соберись, и все получится, — отдавала последние наставления Нателла. — Времена сейчас непонятные, денег нигде толком не платят. А у нас и госзаказ, и оборонка. Зарплата вовремя, премии дают, если в сроки укладываемся. Стабильность, в общем. Понимаешь?

Надя понимала. Устроиться в лабораторию редкоземельных металлов при НИИ от Мингео — шутка ли! Считай, лотерейный билет выиграла. К тому же это ее профиль, и работу свою она любила. Да и время, действительно, сейчас непонятное. На дворе девяностый год, гласности, свободы и плюрализма мнений — пруд пруди, а кушать нечего. Надя, конечно, давно подумывала пойти в челночницы. Загранки, бешеные деньги, новые возможности. Но и рисков тоже много. Вон соседка укатила за товаром месяц назад, да так и сгинула неизвестно где.

— Да ты слушаешь меня? — Нателла тормошила подругу, пока они шли по длинным коридорам НИИ.

— Слушаю, слушаю, — буркнула Надя в ответ, глазея по сторонам с неприкрытым любопытством.

— Соберись, тебе говорят. Там, где надо, тебя проверили уже, раз к последнему этапу собеседования допустили. Анкета у тебя неплохая, квалификация подходящая. Я за тебя словечко шепнула, опять же. Осталось всего ничего, ты уж постарайся, не сглупи. Начальница твоя, Валентина Дмитриевна, дама ерепенистая, с карактером. Чуть что не понравится, вмиг завернет твою кандидатуру, и ничьи уговоры не помогут.

— Как же мне с ней себя вести? — спросила Надя больше для того, чтобы показать свое участие в разговоре, а на самом деле жадно цепляя глазами все вокруг — из-за приоткрытых дверей кабинетов, мимо которых они проходили, виднелось разнообразное исследовательское оборудование, которого она до сих пор не видела, и от грандиозности воплощаемых здесь проектов захватывало дух.

— По обстоятельствам. Главное, покажи, что ты хороший исполнитель, чтобы она не решила вдруг, что ты ее подсиживать пришла. Поэтому сильно не активничай, а инициативу проявляй с осторожностью. Да, и помаду сотри, — поучала Нателла.

— Это еще зачем? — удивилась Надя и покорно потянулась за носовым платком, которым тщательно вытерла перламутровую помаду с губ.

— Потом поймешь, — подмигнула подруга и остановилась. — Ну все, дальше сама. Тебе вон в ту дверь. Надюшка, — Нателла пристально посмотрела на подругу долгим взглядом, — не подведи! Я за тебя ручалась в кадрах. Давай, ни пуха!

— К черту, — Надя тяжело вздохнула и направилась к нужной двери.

На стене висел застекленный стенд, и Надя, приостановившись напротив него, вглядывалась в свое отражение. «Неспроста Нателла велела помаду стереть, красивых, видать, там не ждут», — подумала она и слегка выдвинула вперед нижнюю челюсть, что придало ее лицу придурковатое выражение.

— Опаздываете, милочка, вы здесь уже как две минуты должны находиться, — сурово начала Валентина Дмитриевна и кивнула на электронные часы с крупными зелеными цифрами.

— Я… это… заблудилась немного, — совсем растерялась Надя и на мгновение забыла о челюсти, но вовремя спохватилась и незаметно снова выдвинула ее вперед.

Валентина Дмитриевна внимательно рассматривала вошедшую, и судя по всему, увиденным осталась довольна, так как на ее губах промелькнула едва заметная снисходительная улыбка.

— Рассказывайте, — отдала указание Валентина Дмитриевна и стала листать бумаги, лежащие перед ней на столе.

— После института меня по распределению направили… — начала робко Надя, но закончить не успела.

— Это я и без тебя в анкете прочитала, — перебила Валентина Дмитриевна. — Почему не замужем еще? Тебе ведь тридцать два года уже.

— Так собираюсь, скоро свадьба вот намечается, — соврала Надя, так как заданный вопрос прозвучал с упреком.

На самом деле никакой свадьбы не намечалось, да и кандидата на роль предстоящего мужа не было. С юности Надя мечтала, если не о принце на белом коне, то хотя бы об иностранце, который увезет ее к далекому синему морю и дивным берегам. Но так замечталась, что очнулась от своих грез лишь к тридцати. Глядь, а женихов то уже всех разобрали. Братки в кожаных куртках и норковых формовках, повсеместно кучкующиеся во дворах и перетирающие свои делишки, ее не интересовали. Ворье и жулье сплошное, думала про них она. Коммерсанты, шикарно одетые и сорящие деньгами, сами в ее сторону не смотрели, им помоложе подавай. Интеллигенты — безынициативны, работяги — не тот уровень. Вот и осталась она в девках, и надежда на семейное счастье становилась все призрачнее с каждым днем.

Чтобы не объяснять все это, пришлось соврать, к тому же Надя интуитивно почувствовала, что лучше сказать так. И, как оказалось, не прогадала. Других вопросов у Валентины Дмитриевны не нашлось.

— Что могу сказать. В целом ваша кандидатура меня устраивает, — начала Валентина Дмитриевна, и Надюшка радостно закивала, не забывая про нижнюю челюсть. — Конечно, окончательное решение я приму по ходу вашего испытательного срока. А то всяких мы тут видели, — Валентина Дмитриевна испытующим долгим взглядом сверлила свою новую сотрудницу, словно пытаясь разглядеть в ней возможные огрехи предыдущих работников.

— Я не подведу, Валентина Дмитриевна, — сдавленным от волнения голосом пролопотала Надя. — Честное слово.

— Посмотрим, насколько честным окажется твое слово. А сейчас ты должна запомнить несколько правил, — она снова посверлила Надю глазами, встала из-за стола и начала расхаживать по кабинету с заложенными за спину руками. — Наша земля богата ресурсами, возможности использования которых далеко не полностью освоены. В частности, в нашей лаборатории исследуется и анализируется группа редкоземельных металлов. Сферы их применения поистине безграничны, от вполне мирных направлений — ЭВМ, оптика, машиностроение, до военно-промышленного комплекса и области космического приборостроения. Все должно работать на благо нашей страны и на защиту нашей Родины.

Она помолчала, давая возможность Наде прочувствовать всю высоту и торжественность поставленных целей, а затем продолжила.

— В первое время ты будешь работать под крылом наставника, а затем — самостоятельно или в группе, в зависимости от полученных указаний и по мере поступления проектных заданий. Каждый сотрудник или группа работает строго над своим заданием, докладывая о своих результатах исключительно своему непосредственному руководителю или старшему группы. И ни с кем, абсолютно ни с кем — ни с коллегами из других отделов, ни с близкими или друзьями — не обсуждает ничего, что связано с нашей лабораторией. Если порученное не касается сотрудника нашей лаборатории, то и с ним обсуждать это нельзя. Соответствующие документы о неразглашении ты в отделе кадров подпишешь при оформлении, и я хочу, чтобы ты это четко усвоила раз и навсегда. Все, что ты здесь увидишь или услышишь, не должно касаться тех, кто не указан в проекте задания, над которым ты работаешь. И, разумеется, домыслы и сплетни здесь не допустимы. Еще. На работу приходить вовремя, уходить тоже. Малейшая задержка на рабочем месте по окончании рабочего дня будет расцениваться, как диверсия. Меньше безделья, больше будешь успевать в отведенное для этого время. Ты меня поняла?

Надя поспешно закивала головой, подтверждая свое безоговорочное согласие со всем сказанным. Она работала в сфере геологических изысканий не первый год и прекрасно знала, что любые исследования стараются держать в секрете до их внедрения, а то и после этого. А здесь — оборонка, космос — небывалые для нее высоты.

На столе зазвонил телефон, и Валентина Дмитриевна, подойдя к нему и сняв трубку, строго произнесла:

— Слушаю.

Однако буквально через мгновение от ее строгости не осталось и следа. Она заволновалась, щеки покрылись румянцем, и все ее тело как будто растеклось, теряя былую стальную форму руководителя и превращаясь в жеманную и кокетливую женщину.

— Минутку, — сообщила она собеседнику на том конце провода и прикрыла трубку ладонью. — Идите в отдел кадров на оформление, — обратилась она к Наде и протянула ей бумаги со стола. — Передайте им анкету, свою визу я здесь поставила. Жду вас завтра в восемь. И без опозданий!

Театр жизни

— Иван! Ивааан! Где ты ходишь? — Маша выбежала на аллейку и, приложив козырьком ладонь ко лбу, смотрела по сторонам. — Ванюшка, где тебя черти носят, иди сюда, говорят тебе, — в ее голосе слышались страх и волнение.

Старушки с соседних участков встрепенулись, оторвались от своих грядок и повернули свои головы в сторону Маши. Жизнь в поселке текла мирно и неспешно, можно даже сказать скучновато. Любая новость могла стать темой для живейших обсуждений местных кумушек. Да вот только новостей в такой размеренной и однообразной жизни было не густо. Поэтому повышенные тона соседей могли предвещать, если не возможную информационную бомбу местного масштаба, то хотя бы свежую тему для толков и пересудов на несколько дней.

Из-за поворота показался Иван. Он шел не спеша, по пути выдергивая с корнем подросшую крапиву, и старушки одобрительно закивали — вот, мол, молодец, понапрасну времени не теряет. Однако, Мария его хозяйственности в этот раз не оценила.

— Ты посмотри на него, идет вразвалочку и не торопится! — Маша с досадой всплеснула руками.

— Марусь, ну чего ты опять суету наводишь. Я только изловчился и открутил проржавелый вентиль, а тут ты кричишь. Чего у тебя стряслось? — Иван был недоволен тем, что его отвлекли в самый неподходящий момент, но все же покорно подошел и сейчас внимательно смотрел на жену.

— Федор Григорьевич наш что? Так и не вставал с утра? — обеспокоенно спросила она. — Я с утра уходила, завтрак на столе ему оставила. Он сказал, что полежит еще немного, слабость чувствует. А сейчас пришла, смотрю, завтрак не тронут, а сам он и вовсе квелый стал. Лежит, как в беспамятстве, бормочет что-то.

— А мне почем знать? — буркнул Иван. — Я как с тобой с утра из дому вышел, так и не заходил больше. Там с водой дел невпроворот, если не управлюсь к вечеру, все взвоют.

Иван, несмотря на свое негодование, тем не менее направился в дом, чтобы посмотреть, что там стряслось с дядей Федей. А соседки-старушки уже начали негромко перекидываться версиями из-за своих заборов, словно перебрасывая и отражая мячик для пинг-понга через сетку.

— Вот женщины! Никакой самостоятельности. Ничего без нас, мужиков, не могут, — ворчал Иван про себя. — Я-то что могу сделать? Краник ему починить?

Маша покорно шла за ним, опасливо выглядывая из-за его плеча, будто в доме находился не пожилой и немощный старик, а неведомое чудище. Иван подошел к постели Федора Григорьевича и потрогал его лоб, пытаясь определить температуру тела. Тот лежал с закрытыми глазами, положив одну руку на грудь. Дыхание его было тихим, но судорожным.

— Федор Григорьевич, Федор Григорьевич… Вы чего так долго спите? — Иван растерялся и не знал, что предпринять, поэтому аккуратно потормошил лежащего за руку. — Холодный то какой.

— Вань, может врача вызвать? — шепотом спросила Маша, которая продолжала топтаться в сторонке и боялась подойти ближе.

— Вызывай, конечно! — оживился Иван. — Без меня сообразить не могла что ли?

Федор Григорьевич встрепенулся и открыл глаза. Взгляд его был мутный и никак не мог сфокусироваться на чем-то определенном. Он попытался приподняться, но никак не мог сориентироваться, поэтому боком заваливался на постель, поджав под себя ноги и хаотично двигая руками.

— Талия… — едва слышно прохрипел он и вытянул дрожащую руку вперед. — Талия…

— Вань, чего это он? — испуганно спросила Маша. — Кого это он зовет? Наталию? Это которую Наталию? Я чего-то не знаю никаких его Наталий.

— Ты еще здесь что ли? А ну марш врача вызывать! Видишь, плохо ему, — шикнул на нее Иван. — Годочков то ему уже сколько, не ровен час, беда приключится.

Вызвав скорую помощь, Маша побежала ко въезду в дачный поселок, чтобы встретить врачей и проводить их к нужному дому. На полянке перед въездом стояли несколько человек и что-то оживленно обсуждали.

— Бедняжка. Кто-бы мог подумать. А с виду вполне себе ничего еще была.

— Ох, никто не знает, когда его час настанет.

— Кто же ее хоронить-то будет? У нее ведь родни нет.

— Надо будет нам всем скинуться. Кто сколько может.

— И в собес сходить нужно. Может на погребение выделят чего.

— И дома посмотреть. Возможно, откладывала что-то. Да и похоронный узелок она наверняка собирала.

— И прибраться заодно в доме нужно. Не оставлять же так. Кому все это теперь достанется?

Маша подошла поближе, но уточнять, что случилось не стала. У самой беда на носу, некогда слушать досужие разговоры.

— Скорая не подъезжала еще? — спросила собравшихся запыхавшаяся Маша.

— Так вот только что уехала, — сообщила Роза.

Роза, молодая женщина лет тридцати, была хороша собой. Роскошные длинные волосы насыщенного медного цвета шелковистыми волнами спускались ниже плеч. Выразительные глаза редкого ярко зеленого цвета были окаймлены густыми пушистыми ресницами. Завистницы судачили, что это линзы и парик, однако никто и никогда не видел Розу в ином обличии, что позволяло утверждать о ее естественной красоте. Роза была местной активисткой и часто критиковала Валентину Дмитриевну за бездействие, которое постепенно приводило дачный поселок к запущенности. То ли из зависти к ее красоте, то ли из-за чрезмерной ее активности, но только жители Розу недолюбливали, считая ее высокомерной выскочкой и даже нахалкой. Однако лично ей предпочитали этого не показывать, оставляя это для обсуждения между собой.

— Как уехала? — растерялась Маша и всплеснула руками. — Я же ее только вызвала.

— Значит ваша еще не приехала, — успокоила ее Вика. — Эту бригаду мы вызывали для Валентины Дмитриевны.

Вика говорила ровно, даже как-то заторможено, а доносившийся от нее запах медицинских препаратов свидетельствовал о том, что ей вкололи успокоительное. Люди начали расходиться, остались только Маша и Вика.

— А у вас что случилось? — машинально спросила Вика, плохо соображая и не понимая, что для нее сейчас лучше — остаться на свежем воздухе и немного развеяться или пойти домой и отлежаться.

— Федору Григорьевичу нехорошо стало. Лежит в полубессознательном состоянии. С утра так и не поднимался, — Маша сокрушенно покачала головой и тихонько заплакала, прикрыв рот рукой. — Что теперь с нами будет? А вдруг наследники его объявятся и оспорят все? Куда мы тогда пойдем? — Маша разговаривала сама с собой, не обращаясь ни к кому конкретному и озвучивая свои мысли вслух, а Вика из-за своего состояния не очень прислушивалась. — Какую-то Наталию все время зовет, видать родственница его.

Подъехала скорая помощь, Маша пошла показывать дорогу, Вика последовала за ними. Все происходящее ей виделось, как в тумане. Вот в дом Федора Григорьевича вошли врачи с чемоданчиками, затем туда занесли носилки, а чуть позже вынесли на них самого Федора Григорьевича и поместили в карету скорой помощи.

— Талия… Талия, — бормотал Федор Григорьевич и в беспамятстве метался из стороны в сторону.

— Талия… Талия, — зачем-то стала повторять про себя Вика и пошла домой.

Мысли кружили в ее голове, пролетая за мгновение и вытесняя предыдущие, не дав им закрепиться в сознании. День настолько был переполнен событиями и эмоциями, что все это никак не могло сплестись у нее в голове в стройную цепочку выводов и обрести смысл. Вика понимала, что в этом калейдоскопе происшествий, что-то показалось ей необычным, что-то явно не стыковалось. Но уловить, что именно, она никак не могла.

Дойдя до дома Ольги Арнольдовны, Вика внезапно остановилась прямо посередине дорожки. Ольга Арнольдовна выносила на улицу вещи на проветривание, напевая себе под нос какую-то песенку. И тут Вику осенило.

«Вещи, — подумала Вика. — В тот момент, когда я плакала в саду, Ольга Арнольдовна только что приехала, при ней был только один рюкзачок. Я четко это помню. Мы вместе прошли в дом, никаких вещей не заносили. А когда уже пили кофе, я увидела неразобранные сумки у порога».

Почему-то это открытие потрясло Вику, и она продолжала стоять растерянной посреди дорожки. Спутанные мысли беспорядочно мельтешили в ее голове, и Вике приходилось прикладывать усилия, чтобы удержать их в голове и оценить их значение во всем происходящем.

«Странно, конечно, — думала Вика. — Ольга Арнольдовна несколько раз повторила, что только что приехала. Она даже всячески, как бы невзначай, старалась подчеркнуть это. Зачем ей это, интересно? А сумки откуда взялись? Не могла же она их с осени так оставить. К тому же, для проживания здесь, ей, как минимум, потребуется сменная одежда и продукты. Не в рюкзачке же одном она все это принесла».

Вика почувствовала легкое головокружение. Она недавно перенесла тяжелую операцию, поэтому приехала на дачу для восстановления. Однако, последние события просто выбили ее из сил, никак не способствуя укреплению здоровья.

«Пойду-ка я домой. Так не пойдет, — поругала себя Вика. — Приехала отдыхать, а сама накрутила себя до изнеможения. Срочно домой, срочно покой, срочно выкинуть из головы всякую ерунду».

Тем не менее, эта всякая ерунда никак не шла у Вики из головы и не давала ей желанного покоя. Вечером после ужина она решила посоветоваться с мужем.

— Саш, есть одна ситуация, по которой мне нужно знать твое беспристрастное мнение, — начала Вика издалека.

Александр был реалистом до мозга костей, и всякие предположения и домыслы считал напрасной тратой времени. Жить нужно здесь и сейчас, считал он, и нечего заниматься демагогией. Вика, разумеется, знала об этом, но сейчас ей позарез нужны были здравые рассуждения. Смутные подозрения мало того, что зудели и свербели, не переставая, так еще среди них Вика никак не могла вычленить самое главное.

— Ты сейчас говоришь про то, что котов заводишь ты, а закапывать, в случае их смерти, приходится мне? — сыронизировал муж.

Вике стало стыдно. И за то, что не послушалась ветеринара и не усыпила кота, ведь в таком случае клиника взяла бы вопрос утилизации на себя, а закапывать умерших животных самовольно запрещено. И за то, что Саша отчасти был прав, так как Вика не нашла в себе сил и не участвовала в захоронении животного. Но не настолько стыдно, чтобы уйти сейчас от волнующей ее темы. Поэтому, проигнорировав остроту мужа, Вика продолжила.

— Дело в Ольге Арнольдовне. Когда я плакала в саду, пока ты ушел закапывать Лелека, она приехала на дачу. Ольга Арнольдовна несколько раз на разные лады подчеркнула, что только что приехала и именно сейчас заезжает в свою летнюю резиденцию. Потом она позвала меня к себе в дом и угостила кофе. И там на пороге я увидела сумки! — Вика выпалила все на одном дыхании, а на последней фразе сделала такой многозначительный акцент, что муж посмотрел на нее в ожидании сенсации в качестве продолжения.

Сенсации не последовало, и Саша озадачился, уж не тронулась ли его ослабленная после болезни женушка на фоне перенесенного стресса. Вика продолжала торжественно молчать, как бы давая ему возможность оценить всю загадочность таинственных сумок. Но Саша почему-то не оценил.

— Ты серьезно? — уточнил он вместо того, чтобы выдвинуть свою версию.

— Ты что, не понимаешь? — заволновалась Вика и стала ходить по комнате. — Она же соврала мне! Она точно приезжала накануне, но не ночевала, а только оставила вещи. И всячески старалась скрыть, что приезжала раньше. Почему? — воскликнула она с упреком, словно Саша был в этом виноват.

Напор Вики был таким сильным, что Александр на мгновение действительно почувствовал себя в ответе за случившееся.

— Мало ли по какой причине люди говорят неправду, — начал он оправдываться, а потом спохватился. — Я-то ту при чем?

— Ни при чем, — убавила тон Вика, так как поняла, что вывалила всю информацию мужу слишком быстро, и он ее сейчас не понимает. — Я просто хочу знать, зачем ей нужно скрывать то, что она приехала раньше. Как ты думаешь?

— Никак, — отрезал муж. — Тебе совсем что ли заняться нечем, раз копошишься в этом? Какая разница, зачем она так поступила? Миллион вариантов может быть. Надо было так, вот и сказала. Была она накануне, не была — какая разница? Что от этого меняется? Ты так вцепилась в это, точно алиби ее проверяешь.

Насчет алиби Саша, конечно, пошутил. У него столько дел и забот было сегодня, что такие нелепые темы казались ему просто абсурдными. Но только не для Вики, она тут же отреагировала.

— Именно! Алиби! — выпалила она, не обращая внимания на скептическое выражение лица мужа. — Вообще-то, умер человек, Валентина Дмитриевна. Она, конечно, пожилой уже была, все время на сердце жаловалась и по врачам бегала. Но что, если она не своей смертью умерла? Что, если ей помогли? Тогда такие вопросы, насчет того, кто где был, вполне себе уместны. К тому же именно с Ольгой Арнольдовной мы обнаружили мертвую председательшу, и она при этом все время нервничала и порывалась уйти. — Вика, уперев руки в бока, победно смотрела на мужа с таким видом, как будто доказала ему теорему.

— Ты сама то себя слышишь? — Саша усмехнулся. — То есть ты хочешь сказать, что Ольга Арнольдовна помогла отправиться в мир иной Валентине Дмитриевне? По-моему, ты слишком много читаешь детективов. Или наоборот, слишком мало, раз по одному сомнительному факту тут же обличаешь убийцу. А как насчет того, что это должно быть кому-то выгодно? А как насчет психологического портрета преступника? Неужели Ольга Арнольдовна смогла бы убить? И вообще, с чего ты взяла, что это убийство? Ну все, насмешила меня и хватит. На этом и остановимся, — Саша даже поднял руки вверх, сдаваясь под напором озвученных только что фактов и подчеркивая, что тема исчерпана.

Его простые вопросы очевидным образом вырисовывали логические ответы, поэтому Вика призадумалась. «Разумеется, Александр прав, — думала Вика. — С чего я взяла, что все это подозрительно? Что смерть Валентины Дмитриевны вызвана не вполне себе естественными причинами? Что, в конце концов, Ольга Арнольдовна мне соврала? Зачем раздувать из мухи слона и усложнять, если все объясняется совершенно просто. Скорее всего, эмоциональное потрясение сделало свое дело, и я на какое-то время утратила объективность». Мысленно упрекнув себя в том, что даже не пыталась что-то выяснить и сделала поверхностные выводы, Вика пообещала себе спросить Ольгу Арнольдовну напрямую, откуда взялись сумки, и навсегда закрыть для себя эту тему.

***

Это был ее сюрприз. Валентина Дмитриевна тщательно подготовилась. Сначала они пойдут в театр, там давали «Бесприданницу» Островского, и она уже купила два билета. Володя несколько раз жаловался, что со всеми своими делами давно не был в театре, совсем закрутился и не успевает.

«Еще бы ты успевал, — усмехнулась про себя Валентина Дмитриевна. — Работать на два фронта непросто. Успей-ка и там, и тут! Бедненький, совсем из сил выбился, обхаживая двух баб. Ничего, я отважу тебя от этой сучки. Она моложе, зато я умнее и хитрее. За свое счастье нужно бороться. У меня, можно сказать, последняя надежда создать семью, время уходит, через два года бабой-ягодкой-опять стану. А эта дрянь еще найдет себе кого-нибудь. Нечего зариться на чужое».

В театре он расслабится, размякнет, отвлечется от всего постороннего. А после спектакля она уговорит его зайти к ней на огонек. Дома у Валентины Дмитриевны их будет ждать шикарный ужин, уж она то знает, через какое место лежит путь к сердцу мужчины.

Валентина Дмитриевна, мысленно планируя предстоящий вечер, уже видела себя делающей последние приготовления. «Припасенные к новогоднему столу шпроты и икру придется пустить в ход. Повод того стоит. Да и бутылочку коньяка нужно будет распечатать, нечего ее хранить до лучших времен. Лимончик надо прикупить под это дело. Зажарю накануне курицу в духовке, отварю картошечки, чтобы потом только разогреть на сковороде до румяной корочки. Да с капустой квашеной. Ммм… вкуснотища, — от этих кулинарных размышлений Валентина Дмитриевна прямо изошлась слюной. — Ну и куда он на сытый желудок да на ночь глядя от меня пойдет?».

Валентина Дмитриевна прикрыла глаза, представляя любовные утехи, которыми они будут заниматься на ночь глядя. Нет, даже всю ночь. Она и здесь позаботилась. Как раз на днях урвала по случаю шикарный шелковый комплект постельного белья цвета черного жемчуга. Им и застелет кровать. Включит магнитофон, кассета со сборником романтической музыки под саксофон давно заждалась такого случая. Зажжет свечи.

«Куда ты, родимый, от меня после такого денешься? А я тебе в постели пару фокусов еще покажу. Эта соплячка, пади, и не слышала о таких трюках, куда ей. Надоел этот секс на бегу, на работе по углам да наспех. Уж я тебе покажу высший пилотаж!».

Владимир появился в НИИ чуть больше года назад. Валентина Дмитриевна сразу его заметила и оценила. Высокий, стройный, широкоплечий — так и хочется прильнуть к его мужественной груди. Она сразу решила взять его под свое крыло и стала помогать ему освоиться на новом месте. Рассказывала, кто есть кто и как все устроено, старалась сесть с ним за один столик во время обеда, по вечерам помогала разобраться с инструкциями — новичкам всегда сложно.

Владимир в полной мере оценил ее старания и верно понял, чего от него ждут в качестве благодарности. Однажды, когда все уже ушли с работы, они задержались. Валентина Дмитриевна помогала ему в одном вопросе. Они стояли у стола, изучая бумаги и обмениваясь мнениями. Неожиданно Володя подошел к ней со спины и прижал ее к себе. Валентина Дмитриевна задрожала в предвкушении. Не говоря ни слова, он задрал ее юбку и нагнул лицом к столу.

Потом все было не то, и только тот первый раз вызывал в ней трепет. Валентина Дмитриевна чувствовала его холодность. Он никогда не звал ее к себе домой и всегда ссылался на занятость, когда она приглашала его в гости. Их связь случалась только на работе. Его интересовали исключительно рабочие вопросы, разговоров на личные темы он избегал. Благодаря Валентине Дмитриевне он очень быстро вник во все хитросплетения и сложности. Даже пошел дальше. Начал задавать ей вопросы, на которые по инструкции она не должна была отвечать. Не должна, но отвечала. Она считала, что это их сближает. Он казался ей увлеченным своим делом исследователем, любящим науку настолько, что все границы считает лишь условностью.

Первые подозрения зашевелились, когда он попросил у нее образцы. Не для работы, а для себя лично. Без оформления соответствующих запросов. Увидев на ее лице растерянность, он тут же привлек ее к себе. Среди стонов и ритмичных шлепков он как-то неразборчиво объяснял, для чего ему нужны образцы, но она не слушала. С тех пор ей часто приходилось делать в лаборатории подмену особо ценных экземпляров на более простые, чтобы скрыть их недостачу.

Все зашло слишком далеко, когда Валентина Дмитриевна увидела его в холле, разговаривающим с Нателлой. Эта размалеванная девица с вытравленными добела волосами кокетливо стреляла глазками, а он буквально пожирал ее глазами и улыбался так широко и обворожительно, как никогда не делал этого для Валентины Дмитриевны. Нателла пришла в НИИ сразу по окончании института и работала здесь уже несколько лет. Но в институте трудилось столько сотрудников, что не все друг с другом были знакомы лично, поэтому неудивительно, что и с Володей они столкнулись не сразу.

— У тебя с ней что-то есть? — стараясь говорить безразлично и не выдавать своего волнения спросила Валентина Дмитриевна при первом удобном случае.

Володя искренне растерялся. Тогда еще у нее промелькнула мысль, что этих Нателл у него может быть несколько, и он искренне не понимает, кого конкретно из них имеет в виду Валентина Дмитриевна. Но она тут же отогнала от себя эту мысль: и одной соперницы хватало, чтобы причинить нестерпимую боль. Однако Владимир быстро собрался и стал ее успокаивать.

— Валюш, ты чего? Я даже не понимаю, о ком ты говоришь, — его бархатный голос убаюкивал и заставлял верить. — Меня сейчас только исследования интересуют. Ты же знаешь, днем я тружусь на страну, а по вечерам своими изысканиями занимаюсь.

Однако в следующий раз ему не удалось отвертеться и сделать вид, что ничего не происходит. Валентина Дмитриевна искала уборщицу и случайно увидела их в укромном закутке. Володя и Нателла страстно целовались. Позже Валентина Дмитриевна закатила ему такой скандал, который никогда до этого себе не позволяла.

— Ты и сейчас ничего не понимаешь? — кричала она. — Я видела, как вы целовались под лестницей!

На этот раз Владимир сменил тактику, не стал уговаривать и увещевать, не стал и оправдываться, а буквально окатил ее своей холодностью.

— Ну а чего ты хотела, Валентина? — спокойно спросил он. — Мы, мужчины, полигамны. Такова уж наша природа. — Его тон был настолько высокомерным, что все его слова звучали как издевка. — К тому же мы с тобой не женаты. Да, мы свободные люди, и каждый вправе поступать так, как считает нужным.

— Ах, свободные люди, значит! — зашипела от ярости Валентина Дмитриевна. — Тогда катись к чертям со своей Нателлой, и пусть она тебя образцами снабжает!

Валентина Дмитриевна попала в точку, и Володя смутился. Она давно поняла, что не нужна Володе, нужны лишь ее возможности и доступ к ограниченным материалам. Но это уже ничего не меняло. Только одно имело значение: он нужен ей. Поэтому она все сделает, чтобы он был с ней. Она крепко посадит его на крючок, и он никуда от нее не денется.

— Ну зачем ты так, — Владимир примирительно улыбнулся, и его тон снова стал убаюкивающим. — Конечно, я прекрасно знаю, чего хочет каждая женщина. Семью, постоянство и все такое. Это очевидные вещи. Признаюсь, я немного запутался. Эта Нателла сама прыгает на меня и проходу мне не дает. Озабоченная какая-то, в самом деле. Мужчинам не просто оставаться хладнокровными в таких случаях. Мы реагируем самым естественным образом. Против природы не попрешь. Ты должна это понимать, — он заглядывал ей в глаза, ища в них ответа. — Ведь понимаешь? По глазам вижу, что понимаешь, — он источал добродушие, обретя контроль над ситуацией и видя, как Валентина Дмитриевна понемногу успокаивается. — Давай поступим так. Мне нужно время, чтобы во всем этом разобраться. Я убежден, что как только с меня сойдет пелена естественной мужской реакции на ее прелести, я сделаю правильный выбор. Мы оба знаем, какой, — всем своим видом Владимир давал понять, что его выбор будет явно в пользу Валентины Дмитриевны.

Так Валентина Дмитриевна оказалась в любовном треугольнике. По крайней мере, она так считала, ведь где-то этот бесстыдник пропадал, когда не был у нее. У кого, как не у Нателлы? Сам ведь сознался. Каждый день она проклинала зловредную Нателлу, но ничего не менялось. Шло время, а Володя никак не мог определиться с выбором, проводя время то с Валентиной Дмитриевной, то где-то еще. Причем с Валентиной Дмитриевной он был только тогда, когда ему было что-то нужно от нее. Она это понимала, она все прекрасно видела. Не глупенькая ведь. Поэтому Валентина Дмитриевна решила действовать и перетянуть одеяло на себя.

Вся эта затея с театром и последующим ужином была всего лишь маленькой женской хитростью. Она расправила складки на своем нарядном платье, которое сегодня специально надела по такому случаю, и в который раз посмотрелась в зеркало, проверяя прическу и макияж. Более жесткие меры для обретения своего счастья она успеет еще применить, если он вздумает сопротивляться. Так думала Валентина Дмитриевна, когда ждала Владимира в своем кабинете, чтобы сказать ему про билеты и совместный поход в театр.

— Что это? — грубо спросил Владимир, глядя, как Валентина Дмитриевна загадочно улыбается и машет перед его носом какими-то бумажками.

— Сюрприииз. Это билеты в театр, — нараспев сообщила Валентина Дмитриевна, намеренно не обращая внимания на его раздражительность. — У нас с тобой сегодня культурный вечер.

— Не будет никакого вечера, — огорошил он ее. — Я никуда не пойду.

— Никакие отговорки не принимаются. Мы сегодня с тобой идем в театр, — все также игриво продолжала Валентина Дмитриевна, упорно игнорируя его мрачный настрой.

— Ты меня не слышишь, что ли? — взорвался Владимир. — Не будет никакого театра! Не будет никакого культурного вечера! Ничего не будет! Все кончено!

Валентина Дмитриевна застыла, словно громом пораженная. Она испуганно прикрывала рот билетами, и лишь глаза ее выражали испуг, неверие и неприятие происходящего. Володя отвернулся, чтобы не смотреть в них, и продолжил уже более спокойным голосом.

— Все кончено. Я определился с выбором, он не в твою пользу. Я остаюсь с Нателлой, а с тобой разрываю отношения, — он снова повернулся к ней и в лице его читалась твердая решимость.

Валентина Дмитриевна поняла, это конец. Но сдаваться она не имела права. У нее еще есть кое-что в запасе.

— А как же образцы? — она иронично улыбнулась, рассчитывая снова загнать его в угол своим железобетонным аргументом. — Как же твои изыскания? Если они действительно были, а не какие-то твои грязные делишки вместо этого всего, чем ты пудрил мне мозги все это время. Представить страшно, что будет, если обо всем станет известно общественности, — Валентина Дмитриевна наиграно закатила глаза и передернула плечами.

— Не страшно, — возразил Володя, успевший взять себя в руки. — Материалы мне больше не нужны. Так уж получилось, — он снисходительно ей улыбнулся и развел руками. — К тому же, давай-ка порассуждаем. Недостача обнаружится у тебя? У тебя. Факт передачи мне образцов ты доказать не можешь? Не можешь. Ну и о чем тогда речь?

— Ты не можешь так со мной поступить! — Валентина Дмитриевна кинулась на него с кулаками в бессильной злобе. — Ты меня использовал, мерзавец!

— Ну-ка тихо, тихо. Чего разбушевалась, — он больно сжал ее запястья и отвел ее руки в стороны. — Успокойся. Не такой уж я и мерзавец. Просто Нателла забеременела. И я, как настоящий мужчина, не могу поступить иначе, — он отпустил ее руки и, развернувшись, вышел.

Валентина Дмитриевна плакала. Сначала горько рыдала, сидя прямо на полу своего кабинета. Затем судорожно всхлипывала, когда поднялась и стала собираться. А потом слезы катились сами по себе, когда она шла по вечернему городу, ничего не замечая. Она не помнила, как дошла до театра, как сидела там, ничего не видя и не слыша. Она думала только о том, как же ей больно. К концу спектакля Валентина Дмитриевна понемногу пришла в себя. Сначала включился слух.

— Скажите же: чем мне заслужить любовь вашу? Я вас люблю, люблю. — Актер, игравший Юлия Капитоновича, упал на колени.

Этот звук привлек внимание Валентины Дмитриевны, вывел ее из оцепенения, и она с любопытством стала следить за развязкой.

— Лжете! — возразила актриса, изображавшая Ларису Дмитриевну. — Я любви искала и не нашла. На меня смотрели и смотрят, как на забаву. Никогда никто не старался заглянуть ко мне в душу, ни от кого я не видела сочувствия, не слыхала теплого, сердечного слова. А ведь так жить холодно. Я не виновата, я искала любви и не нашла… ее нет на свете… нечего и искать. Я не нашла любви, так буду искать золота. Подите, я вашей быть не могу.

«Как верно сказано, — размышляла Валентина Дмитриевна. — Боже, как метко!».

— О, не раскайтесь! — Юлий Капитонович поднялся и заложил руку за борт своего сюртука. — Вы должны быть моей.

— Чьей ни быть, но не вашей, — отвечала Лариса Дмитриевна.

— Не моей?

— Никогда!

— Так не доставайся же ты никому!

С этими словами раздался хлопок, это Карандышев выстрелил из пистолета. Лариса Дмитриевна упала замертво.

Зрители поднялись со своих мест и начали громко аплодировать, а Валентина Дмитриевна продолжала сидеть на своем месте, повторяя про себя одну-единственную фразу: «Так не доставайся же ты никому».

Чтобы помнили

— Надежда, здравствуйте, — поздоровались вошедшие к ней в дом Вика и Ольга Арнольдовна.

— Проходите, проходите. Вон туда, к столу, — суетилась Надя, провожая вновь пришедших к свободным стульям.

Щеки ее разрумянились от приготовления соответствующих случаю блюд. Поверх цветастого платья был надет передник, волосы убраны под косынкой, а на плече висело кухонное полотенце.

Стол был уставлен тарелками с разной снедью, присутствующих было немного — все из числа жителей дачного поселка, преимущественно пенсионеры.

— Сначала кутью вот давайте, накладывайте, блинцы с маслом. А потом — чего сами пожелаете. Вот кисель в стаканах, берите, не стесняйтесь, — ухаживала за гостями Надя. — Помянуть нужно Валентину Дмитриевну. Не было у нее никого из родных, а я когда-то работала под ее руководством. Вот и решила поминки организовать. А то нехорошо так, без поминок, не по-христиански.

Сидевшая за другим концом стола Зинаида Борисовна, дачный бухгалтер и правая рука почившей председательницы, судорожно всхлипнула, как-то испуганно и затравленно опустила глаза и начала поспешно собираться. За ней потянулись и другие, поблагодарив на прощанье Надю за организацию поминок. Ольга Арнольдовна и Вика остались с хозяйкой.

— А вы сами то что? — поинтересовалась Вика. — Садитесь с нами. Наверное, забегались и присесть некогда было.

— И то верно, ног не чувствую, — Надя тяжело опустилась рядом с гостями.

— Зинаида Борисовна сильно переживает? Чуть не плача отсюда вышла, — поинтересовалась Вика для поддержания разговора.

— Да стыдно ей стало, — отмахнулась недовольно Надя. — Могла бы сама поминки справить, ведь они столько лет с Валентиной Дмитриевной заправляли здесь всем рука об руку. А сейчас скупердяйство свое старческое включила. А я не могу так, не по-человечески это. Как без поминок то?

— А где вы с ней работали? — не унималась Вика.

— В лаборатории редкоземельных металлов. Я год всего там проработала, а потом, в девяносто первом, Мингео расформировали, и я ушла оттуда, — Надя помолчала, предаваясь воспоминаниям. — Ох и вреднющая же она была, прости Господи! Нехорошо, конечно, так говорить про покойников, но она и правда всегда злючкой была. А только мне ее жалко. Она из-за одиночества такой стала. — Надя замолчала и уставилась куда-то в угол, перебирая в уме давно минувшие события. — Несчастная она была, — продолжила Надя после паузы. — Когда я устроилась к ней в лабораторию, ей уж за сорок было. И любила она тогда одного научного сотрудника. Володей его звали. Сильно любила, со всей накопленной да не израсходованной за годы страстью. А он, как мне кажется, просто жил в свое удовольствие. То поманит, то отдалит. И так бесконечно. Мучилась она, страдала, а из этого водоворота никак вырваться не могла. Поговаривали, что он из нее сведения вытягивал да образцы лабораторные. Тогда ведь время лихое было, продавали все, что можно было продать. Только за руку его никто не ловил, поэтому лично я сомневаюсь. Верить нужно людям, а не плохое в них искать. Другая женщина у него была, вот он и развлекался то с одной, то с другой. Как собака на сене — и сам с Валентиной Дмитриевной окончательно не сходился, и отпускать от себя ее не хотел, чтобы она с другим счастье попытала.

Надя настолько окунулась в свои воспоминания, что не заметила, как гости уже всего отведали и сейчас молча ее слушали, отдавая тем самым вежливую дань памяти усопшей и хлопотам хозяйки.

— Я почему так уверена, — оживилась Надя, хотя с ней не собирались спорить. — Однажды я задержалась на работе, а Валентина Дмитриевна строго-настрого запрещала это. Я сначала думала, это из-за секретности, но потом смекнула — дело в мужчине. В тот день реакция одна никак не шла, а результаты кровь из носа к утру следующего дня вынь да положь. Я под конец дня только поняла, что образцы кто-то перепутал, из-за этого реакция и не шла. А когда обнаружила это, решила остаться и доделать все по правильному. Сижу тихонько, как мышь, результаты фиксирую. Как вдруг слышу, они в кабинете ругаются, Валентина Дмитриевна с Володей. Поначалу я перепугалась, думала, они меня обнаружили, поэтому шум подняли. А потом выкрики ее услышала. «У тебя, оказывается, другая! А я ради тебя на все ведь готова была. Я тебе верила, а ты…». И все в таком духе. Тут то я и смекнула, для чего начальница наша всех нас выпроваживала сразу по окончании рабочего времени и запрещала задерживаться. Чтобы с ним наедине побыть. Закончила я в тот день по-быстрому свою работу и улизнула домой, они еще оставались там и продолжали ругаться, меня и не заметили. — Надя вздохнула. — А через некоторое время он умер. Валентина Дмитриевна сама не своя была. Забросила себя совсем, перестала краситься и наряжаться. Состарилась за короткое время. До этого молодой и цветущей была, а тут сразу в старушку превратилась. Замкнулась, перестала общаться. А потом ушла я оттуда, в торговлю подалась. — Надя заулыбалась. — Представляете, соседка в Турцию за шмотками уехала и пропала. Мы уж в розыск ее хотели подавать, долго ее не было. А тут она возвращается вся в мехах да шелках — замуж там, оказывается, вышла, за богатенького иностранца. Все обзавидовались ей тогда. Не с руки ей, богатой даме, стало торговлей заниматься, она начала меня подбивать на это дело. На работе реорганизации пошли, неразбериха, вот я и согласилась. Я-то, дуреха, думала, что как она — замуж за богатого выскочу, да не тут-то было, — улыбка Нади стала печальной. — Ну да ладно, зато сыночка хоть народила себе под старость лет.

— А где сейчас ваш сын? — спросила Ольга Арнольдовна. — Что-то давно его не видно.

— Служит он. На спецоперации сейчас, — Надежда внезапно засуетилась, вытирая навернувшиеся слезы.

Вика только собралась подбодрить и успокоить Надю, уверить ее, что с ее сыном все будет хорошо, как в дверь вошел новый посетитель, Захар Иванович. Он кинул быстрый взгляд в сторону Ольги Арнольдовны, и тут же отвел его. Ольга Арнольдовна напряглась и вытянулась, как струна. Это не ускользнуло от внимания Вики, и она озадаченно промолчала.

— Захар Иванович, проходи, садись, — защебетала Надя, и ее щечки зарделись румянцем. — Вот тарелочка, вилочка. Угощайся.

Ольга Арнольдовна поднялась со своего места и, сославшись на срочные неотложные дела, про которые она совсем забыла и сейчас внезапно вспомнила, поспешно вышла. Захар Иванович проводил ее долгим взглядом. Вике стало любопытно, почему Ольга Арнольдовна так на него среагировала, поэтому решила остаться и понаблюдать за ним.

— А давайте я пока посуду помою, а вы за Захаром Ивановичем поухаживаете, — предложила Вика Наде, и та с радостью согласилась.

Вика вышла в кухоньку, оставив незакрытой межкомнатную дверь, и принялась за посуду, стараясь не шуметь и внимательно прислушиваться, о чем говорили Надя и Захар Иванович. Но они говорили тихо, и до Вики долетали лишь обрывки разговора.

–… навестить… повидаться… — Надя о чем-то спрашивала разрешения у Захара Ивановича.

–… волнения противопоказано… может привести… не рекомендовано… — возражал Захар Иванович.

–…без изменений? — уточняла Надежда. — … попробовать за рубежом?

–… нецелесообразно… наши специалисты в области… аналогичного уровня… — Захар Иванович находился дальше от входа, и его почти не было слышно.

–… консилиум… столько лет… возможна ли динамика… — Надя явно настаивала на чем-то, на что Захар Иванович ответил что-то совсем нечленораздельное.

Надя вздохнула, помолчала, а потом продолжила уже обычным голосом, не понижая его до полушепота:

— Хоть гостинчик соберу, передашь?

— Не думаю, что это хорошая идея. — Захар Иванович тоже «увеличил громкость». — Да и прошлое не стоит ворошить. Пусть остается как есть. Ни к чему все эти воспоминания и волнения. Надежда, ты лучше вот что, — Захар Иванович переменил тему. — Ты ведь хорошо со всеми общаешься, обсудите с бабоньками кандидатуру нового председателя.

— А чего тут обсуждать, тут и обсуждать нечего, — всплеснула руками Надя. — Тебя, Захар Иванович, и нужно выдвигать. Ты вон как о своем участке заботишься, если за весь наш поселок также возьмешься, то мы совсем как в раю будем жить!

— Ну чего ты, в самом деле, — заскромничал Захар Иванович. — Ты поспрашивай, поинтересуйся, может, у людей свои кандидатуры имеются. Может, кто-то сам хочет инициативу проявить и выдвинуться.

— Да кому выдвигаться-то?! — упорствовала Надежда. — Ты сам подумай: здесь мужская рука в управлении нужна. А у нас мужиков — раз, два и обчелся. Да и те, кто работает с утра до ночи, кто пенсионер. Не Ивана же выдвигать!

— Это, в любом случае, не нам с тобой решать, как люди выберут — так и будет, — подытожил Захар Иванович. — А ты с бабоньками поговори все-таки. И еще. Объявление нужно написать, чтобы в выходные все пришли на собрание, председателя будем выбирать, пусть готовят кандидатуры. Напишешь?

Надежда согласилась, а Захар Иванович, попрощавшись, ушел. Вика решала в уме, о чем расспросить Надю в первую очередь — о предстоящих выборах или аккуратно выведать то, о чем они шептались. Но не успела задать ни одного вопроса, так как пришла Роза, распространяя вокруг себя нежный аромат дорогого парфюма.

— Ой, устала, — откинувшись на спинку стула сообщила Роза. — Уроки вокала беру. Оказывается, это так выматывает.

— Зачем? В певицы хочешь податься? — спросила Надежда, поджав губы и выставляя на стол чистые приборы.

Вика поняла, что несмотря на свою открытую доверчивость и простоту, Надежда тоже недолюбливает Розу.

— А чем черт не шутит? — засмеялась Роза, а Надя потихоньку перекрестилась, как бы отгоняя упоминание нечистого в день поминовения усопшего. — Я ведь блог веду. И если я разбавлю свои сюжеты музыкальными паузами, это только обогатит контент. Да и вообще, человек должен быть разносторонне развит, — заключила она и принялась за еду. — Так, это мне можно. А это с чем? С грибами? Попробую немного.

— Здесь такое дело, — начала Надежда. — Председателя нового нужно избирать. В выходные соберемся. Я вот Захара Ивановича предлагаю выдвинуть.

— Ой, только не его! — поспешила возразить Роза и чуть не поперхнулась. — Такой же старпер как эта Валентина Дмитриевна, тоже по старинке все будет делать.

— Во-первых, он младше ее лет на двадцать. — Надя едва сдерживала негодование. — Никакой он не старпер. Во-вторых, он очень хозяйственный. И кстати, открыт всем новаторским предложениям. Я его, между прочим, много лет знаю и могу за него поручиться. Ну а в-третьих, постыдилась бы, Роза, вспоминать Валентину Дмитриевну неподобающим образом. Ты же на ее поминки пришла!

— А что я такого сказала? — округлила глаза Роза. — Просто называю вещи своими именами. Что, скажете — нет у нас проблем что ли? Все коммуникации старые, еще со времен царя Гороха, того и гляди в труху превратятся. Все какое-то несовременное, неухоженное, заброшенное. А ведь местный ландшафт можно так обыграть! Не хуже, чем в Европе будет. И общественные беседки поставить. Йогой по утрам заниматься. Чаепития устраивать, ярмарки в конце концов — осенью у всех излишки урожая бывают. Да полно всего можно придумать! А мы тут живем, как серые мыши.

Упоминание о мышах подтолкнуло Вику мысленно встать на сторону Розы. А ведь действительно, она права. Мышей морят не вовремя, трубы ржавые, провода допотопные, забор по периметру поселка местами покосился. И общественной жизни никакой — каждый сам за себя.

Надежда, напротив, была категорически не согласна и сейчас едва сдерживала себя, чтобы не схлестнуться с Розой. Но ссоре не суждено было разогнаться, так как вошла заплаканная Маша и с порога сообщила:

— Федор Григорьевич умер.

Надежда тут же забыла о споре с Розой и бросилась на встречу Маше, чтобы проводить ее к столу. Она аккуратно усадила ее, достала флакончик валерианки и накапала в стакан.

— На-ка выпей. На тебе лица нет, — Надя заботливо гладила ее по плечу. — Что поделаешь, все там будем. Ему уж за девяносто перевалило.

— Девяносто пять, — кивнула Маша. — Мы думали, что столетний юбилей справим ему. Крепкий был. А тут как слег, так и не пришел больше в себя. Уж как в больнице над ним ни старались, ветеран все-таки, а только ничего не помогло.

— Ты поплачь, не держи в себе, — приговаривала Надя.

— Как сейчас помню: накануне бодрый и веселый был, во дворе шебуршал, возился в сарае с инструментами, — Маша не сдерживала слез. — Вечером пошел к Валентине Дмитриевне чаевничать. Вернулся от нее вроде тоже нормальный, сразу спать пошел. А с утра занемог. Я еды ему оставила, да мы с Иваном по делам пошли. Прихожу, а он совсем поплохел, скорую пришлось вызывать.

Вику словно током дернуло. «Погоди-ка, а ведь его увезли в больницу в тот день, когда мы с Ольгой Арнольдовной нашли Валентину Дмитриевну. Ну точно! Я же Машу встретила тогда, она врачей пошла встречать, — думала она. — Валентину Дмитриевну как раз только увезли. А что, если они отравились? Только Валентина Дмитриевна сразу умерла, а Федор Григорьевич еще немного прожил». От таких мыслей Вике стало не по себе. Она четко вспомнила картинку разлитого варенья на столе Валентины Дмитриевны, небольшие следы, ведущие к подоконнику, и перепачканного чем-то малиновым кота.

Маша понемногу успокоилась, они с Надеждой стали обсуждать предстоящие хлопоты. Роза время от времени вклинивалась в разговор со своими предложениями. А Вику сейчас волновало только два вопроса: когда в последний раз травили мышей и откуда у Ольги Арнольдовны взялись сумки. Задавать первый вопрос прямо сейчас она сочла неуместным и оставила его для более удобного случая. А вот со вторым решила не медлить, поэтому, распрощавшись со всеми, направилась прямиком к своей соседке.

По пути Вика думала, как начать разговор, чтобы не обидеть Ольгу Арнольдовну, если объяснение окажется тривиальным. Или не спугнуть возможного, пусть не преступника, то соучастника, если что-то в этом все-таки есть. В свете последних новостей все казалось крайне подозрительным. Но так ничего и не придумала, поэтому с порога выпалила:

— Ольга Арнольдовна, а откуда у вас взялись сумки? — Вика учащенно дышала, то ли от быстрой ходьбы, то ли от волнения. — Я ведь помню, вы приехали с одним рюкзачком и несколько раз подчеркнули, что только заезжаете. А когда мы вошли к вам, на пороге стояли неразобранные сумки.

Ольга Арнольдовна внимательно посмотрела на Вику. Ее серьезный взгляд не выражал ни испуга, ни трепета, лишь легкий упрек.

— Вика, тебе не кажется, что, задавая такие вопросы, ты можешь вторгаться в чью-то личную жизнь? — она говорила спокойно, с достоинством, но без нажима, и Вика смутилась. — Я уверена, что у тебя есть причины задавать мне эти вопросы, отвечать на которые я не обязана. Тем не менее я поясню. — Ольга Арнольдовна подошла к окну и стала всматриваться куда-то вдаль. — Я действительно приезжала накануне вечером и привезла с собой все эти сумки. Незадолго до того, мне позвонил Захар Иванович и уточнил, когда я приеду сюда. Он хотел о чем-то поговорить со мной, — она помолчала, подбирая слова. — Сказал, что хочет со мной кое-что обсудить, но не вдавался в детали, сославшись на то, что это не телефонный разговор. Я приехала поздно, было уже темно, поэтому я сразу направилась к нему. Калитка была не заперта, поэтому я вошла без задней мысли. Я подумала, что Захар Иванович специально оставил ее открытой, так как ждал меня. И тут я услышала стоны из беседки. Захар Иванович с кем-то занимался… непристойностями.

— Сексом что ли? — переспросила пораженная Вика.

— Им самым, — подтвердила Ольга Арнольдовна. — Захара Ивановича я хорошо разглядела, а вот кто была та женщина с ним — не поняла. Возможно, что не из нашего дачного поселка. Но точно не жена.

— Почему? — уточнила Вика.

— Потому что, как я слышала, его жена уже много лет прикована к постели и не встает. Она инвалид, за ней ухаживает сиделка. Когда я поняла, что нахожусь в пикантной ситуации, мне стало неловко, и я потихоньку ушла, я бесшумно хожу. А когда уже почти вышла, то зацепилась за что-то и услышала возглас с их стороны: «Кто здесь?». Разумеется, я не стала обнаруживать себя и вообще постаралась скрыть факт того, что приезжала тем вечером. Мне было очень стыдно, что я помешала им. Поэтому я вернулась в свою квартиру, а на дачу приехала на следующий день с одним рюкзачком. — Она снова помолчала. — Я не осуждаю Захара Ивановича, он еще достаточно молодой мужчина и должен удовлетворять свои потребности, раз жена не в состоянии ему этого дать. Он вправе жить так, как считает нужным. Я просто не хотела, чтобы он знал, что это я явилась случайным свидетелем его амурных дел. И уж тем более мне не хочется становиться источником сплетен. — Ольга Арнольдовна сделала ударение на последнем слове и строго посмотрела на Вику.

— Я тоже никому не скажу, — пообещала Вика. — Это, действительно, его личное дело. Тем более в такой ситуации — жену не оставил, сиделку ей нанял, сам дачей занимается. Что в этом такого? Другой бы развелся давно, да снова женился на нормальной, здоровой, то есть. А он — молодец, не бросает.

Вика все еще раздумывала над словами Ольги Арнольдовны. Она рассказала все настолько искренне, что не было повода сомневаться в правдивости ее слов. И это так в ее характере — быть деликатной и никого не смущать. Теперь понятно, почему Ольга Арнольдовна так не хотела заходить без спроса к Валентине Дмитриевне — вдруг опять окажется в неудобной ситуации. Внезапно она поймала на себе вопрошающий взгляд Ольги Арнольдовны и поняла, что настал ее черед давать пояснения.

— Федор Григорьевич умер, — сообщила Вика.

— Ох, как жалко! — воскликнула Ольга Арнольдовна.

— Мне тоже, — перебила Вика, — но я сейчас не об этом. В смысле, я же пришла к вам с вопросами, и мне кажется, что здесь не все чисто, — она собиралась с мыслями, Ольга Арнольдовна терпеливо ждала продолжения. — Помните, в тот день, когда вы приехали, я потеряла одного из котов. Мне не спалось и ранним утром я вышла их поискать. Лелек был перепачкан чем-то малиновым, а потом умер. На столе у Валентины Дмитриевны было разлито варенье и его следы в виде кошачьих отпечатков тянулись по подоконнику, окно было открытым. Что, если варенье было отравлено, и Валентина Дмитриевна из-за этого умерла? Коты залезли через открытое окно. Лелек испачкался в варенье и стал вылизываться, поэтому тоже умер. А Болек лишь немного зацепил, поэтому выжил. А еще Федор Григорьевич накануне вечером заходил к Валентине Дмитриевне на чай. Маша сказала. Но только он через три дня тоже умер. Возможно, ему меньше яда попало или он крепче здоровьем был, — Вика посмотрела на соседку в ожидании ее вердикта.

— Звучит вполне логично, — задумчиво ответила Ольга Арнольдовна. — Вероятнее всего речь идет о случайном отравлении. Представить себе не могу, что кому-то понадобилось специально их травить. Скорее всего отрава как-то попала в варенье, и все они стали жертвами этой роковой случайности.

— Наверное, — нехотя согласилась Вика, которая уже успела почувствовать себя в роли детектива и жаждала разоблачения неведомого преступника.

— Я думаю, тебе не стоит пока рассказывать об этом больше никому, — тоном, не терпящим возражений, сказала Ольга Арнольдовна. — Посуди сама. Если это несчастный случай, то легче ты никому не сделаешь. Умерших уже не воскресить. А если за этим кто-то стоит, во что я, честно говоря, не верю, то тем более не нужно привлекать к себе внимание. Преступник опасен, и если один раз пошел на преступление, что может остановить его от следующего? Давай лучше посмотрим, как будут развиваться события дальше.

***

Шел одна тысяча девятьсот сорок второй год. Лето в селе Симоновка выдалось жарким и удушливым. Раскаленное солнце нещадно палило, грозя засухой и неурожаем, будто мало было трудностей и лишений в разгар беспощадной войны. Симоновка была в глубоком тылу, далеко от линии боевых действий, но и здесь было не до излишеств — весь провиант, фураж и любая сельскохозяйственная продукция отправлялись на фронт.

Раздольные широкие поля еще недавно стояли поросшими густой травой, а сейчас были гладко выкошены. Копешки и стога свежего сена аккуратными холмами виднелись повсюду, куда ни кинь глаз.

Под одной скирдой, укрываясь в ее тени от палящего солнца, лежали двое, совсем молоденькие паренек и девушка. Их рабочие инструменты, вилы да деревянные грабли с частыми зубьями, находились неподалеку, свидетельствуя о проделанной работе и заслуженном праве на отдых.

Девушка лежала на спине с закрытыми глазами и улыбалась, а парнишка разместился на боку рядом с ней и травинкой щекотал ее веснушчатое лицо.

— Ну будет! — воскликнула она и засмеялась. — Будет, я сказала. Федька, перестань, щекотно же, — она открыла глаза и долгим взглядом посмотрела на него.

— Настька, какие у тебя глаза красивые! Ну чисто васильки, — восхитился Федька.

— Нравятся? А ты женись сначала, а потом уж любуйся, — она озорно высунула язык и соскочила с належанного места.

— А вот и женюсь! — подскочил вслед за ней Федька и встал напротив нее, всем видом показывая серьезность своих намерений.

— Женилка пока не выросла! Кто тебе в шешнацать разрешит свататься? — Настя игриво поддразнивала своего ухажера.

— А я через два года на тебе женюсь. А до тех пор никому тебя не отдам, путь только кто посмеет глянуть в твою сторону!

— Ой, не могу, жених, выискался, — смеялась она. — Вот через два года и поговорим.

Внезапно со стороны деревни раздался пронзительный бабий вой, и они тревожно стали всматриваться в ту сторону.

— С вашего двора, кажись, воют. Никак похоронку на брата твоего принесли, — тихо произнесла Настя. — Бежим.

Сверкая голыми пятками, они во весь дух помчались к дому, забыв про вилы и грабли. Мать Федора сидела на завалинке и держала в руках помятый желтый листок, время от времени вытирая кончиком платка глаза и нос.

— На кого ж ты нас покииинул, — голосила она. — Отец калекой остался, теперь вот твой черед настал. Хосподи, когда ж эта война проклятущая кончится!

Отец, вернувшись с войны без ног, сидел сейчас неподалеку на низкой табуретке с приделанными к ней колесами. Надвинув кепку по самые глаза, он бруском точил лопату, и только частое шмыганье носом выдавало его переживания.

Соседи, сбежавшиеся на крик, уже высказали свои соболезнования и торопились разойтись по делам, перекрещиваясь и суеверно опасаясь накликать беду на свой дом. Ушла восвояси и Настя. Когда все разошлись, мать утерла слезы, шумно высморкалась и сообщила растерянному Федьке:

— Пойдешь сейчас к Клавке, вдове брата, сообщишь ей. Скажи, что мы не бросим ее. Подправим тебе метрики на два годочка, будет у ней новый муж и отец для сына, а семья и фамилия прежними останутся.

— Маманя, да ты умом тронулася что ли? — ошалел от такой новости Федька и аж попятился. — Не буду я на ней жениться!

— Поговори у меня! А хозяйство ихнее обширное ты в чужие руки отдать хочешь? Ишь чего удумал, артачится ишшо. Поперек родительского слова прешь? Женишься на ней, вот и весь мой сказ! — мать сверкнула глазами и от возмущения сжала кулаки, готовая в любой момент оттрепать за чуб непокорного сына.

— Тять, ну хоть ты ей скажи! — чуть не плача обратился Федька с последней надеждой.

Отец лишь скрипнул колесами и укатил в глубь двора, волоча за собой наточенную лопату.

— Убегу, — шептал Федька про себя, когда шел к дому вдовой невестки, исполняя родительский наказ. — На фронт убегу, раз метрики подправят. Раз жениться можно, то и воевать, значится, можно.

Клавдия выслушала новость о гибели мужа ровно. В селе быстро слухи разлетаются, и ее припухшие от недавних слез глаза были тому подтверждением. А на скомканные объяснения Федьки о том, что семья ее не бросит, лишь усмехнулась. Значит истолковала намеки верно и сразу поняла, что быть ей теперь мужней женой младшего брата. И то лучше, чем горевать одинокой вдовьей участи. Да и по любви не все тогда женились. Ему сказали — бери, ей сказали — иди, вот и вся любовь. Родители подобрали, родители порешали, так тому и быть.

А вот Настька едва сдерживала слезы, стараясь казаться при этом гордой и независимой — как стемнело Федька вызвал ее в сад.

— Настенка, попрощаться я пришел, — начал он, сурово сдвинув брови.

Только она все равно не видела выражения его лица. Темно было, да и смотрела она в другую сторону, облокотившись о ствол дерева и сцепив за спиной руки. Настя молчала, прикусив губы и боясь вздохнуть, а вместе со вздохом расплескать теснившиеся в груди рыдания.

— Скажи хоть словечко, — не выдержал тишины Федька.

— Попрощаться, говоришь, пришел? Ну прощевай, коли не шутишь, — выпалила Настька, собравшись с силами, чтобы не расплакаться. — Только не пойму я, к чему все это? Я тебе не жена, чего прощеваться то пришел, — ее голос, стальной как струна, резал Федьке слух.

— Люба ты мне. Давно люба. И не врал я, что женюсь на тебе. А тут вона как вышло, — Федька сплюнул, подчеркивая тем самым всю поганость сложившейся ситуации. — А только жить я с ней не буду. Слышь, нет? Я на фронт решил пойти. Утеку сразу, как нас окрутят. В ту же ночь. И в постелю с ней не лягу, и не трону ее. На бумажках пущай женой будет. Ан только на деле не бывать тому. Если погибну, то так тому и быть. А если живой вернусь, разведусь и на тебе женюсь.

— Миленький, родименький, не уезжай, — Настька бросилась к нему и сейчас рыдала на его груди. — Лучше уж с постылой будь, но живой.

— Не хочу с постылой. С тобой хочу. Ты не бойся, Настенка, жди меня. Меня любовь твоя беречь от пуль и смерти будет. Побьем фрицев и вернемся героями, — Федька и сам уже смахивал одной рукой свои слезы, а другой крепко прижимал ее к своей груди.

— Не пущу, слышишь? Костьми лягу, не пущу, — ее слова грели ему душу и одновременно с этим рвали ее на части. — Или с тобой пойду. Санитаркой буду, они на войне тоже нужны. Кто же вас, вояк, спасать будет.

Они сбежали из деревни вместе. Вместе прошли в учебке короткие курсы, Федька — молодого бойца и связиста, Настя — медицинские. И уже совсем скоро эшелон увозил их в числе других прямиком в пекло и ад. Сидя в вагоне на соломе, они жались друг к другу и держались за руки, волнуясь перед предстоящей неизвестностью. Вражеские самолеты, ранее не долетавшие до тех мест, откуда двигался состав с новобранцами, разбомбили их эшелон в считанные минуты. Поседевший за мгновение, оглушенный и ошалевший Федька сидел в дыму и огне, ничего не видя и не слыша. Летели обломки, летели ошметки человеческой плоти, все летело в тартарары, а он крепко прижимал ее руку к своей груди. Остальное тело Насти, как и тела большинства других, ехавших с ними, разорвало на части прямо на его глазах.

Про связь, связи и выбор

В дачном поселке «Железнодорожник» уже давно не было собраний, поэтому сегодня люди с удовольствием собирались на центральной площадке. Все понимали, что выборы нового председателя — дело важное. Событие, которое не стоит игнорировать. Но помимо основной миссии, каждый шел на собрание и с другими намерениями. Себя показать да на людей посмотреть. Узнать последние новости, своим видением опять же поделиться.

Старушки-пенсионерки надели свои выходные платья и повязали нарядные платки. Они сейчас кучковались вместе, обсуждая посевной календарь и свои саженцы. Те, у кого рассады с избытком было, обещали делиться. Мужички-пенсионеры тоже собрались своей компанией, только в сторонке, подальше от любопытных глаз: они сейчас дегустировали наливочки собственного производства, поправляя тем самым здоровьишко и настраиваясь на дискуссионный лад. Немного, без перебора, так — для настроения, азарта и профилактики сердечно-сосудистых заболеваний. Молодое поколение в большие группы не собиралось, перемещаясь от одних знакомцев к другим и обмениваясь приветствиями. Детвора резвилась и носилась повсеместно, радуясь хорошей погоде и путаясь у взрослых под ногами.

Захар Иванович стоял в окружении женщин и что-то им объяснял, активно размахивая руками. Маша и Иван стояли рядом и время от времени тоже что-то говорили. Надежда, разрумянившаяся и улыбающаяся, лишь молча кивала головой, как бы подтверждая слова Захара Ивановича.

Роза болтала с каким-то молодым мужчиной представительного вида, который не отрывал от нее глаз, и явно кокетничала. Незамужние девицы завистливо косились в их сторону. Но увлеченные друг другом молодые люди, казалось, не замечают ничего вокруг.

Вика стояла с мужем и тихонько рассказывала ему последние сплетни. Саша целыми днями пропадал на работе, поэтому не следил за местными новостями, а по вечерам приходил таким уставшим, что Вика не решалась вываливать на него ушат не самых важных событий и досужих домыслов.

— Вон те, видишь, под деревом стоят? Развелись, говорят. — Вика заговорщически кивнула глазами, и Саша повернулся в ту сторону. — Да не смотри туда. Развестись то развелись, а продолжают вместе жить. Скорее всего фиктивный развод оформили.

— Зачем? — удивился Саша.

— А кто же их знает? Проворачивают, наверное, что-то, — предположила Вика. — Зачем еще фиктивные разводы оформлять. А вон те, наоборот, сошлись. Столько лет бок о бок по-соседски жили, все искали счастье на стороне, а оно рядом оказалось.

— А это кто? — спросил Саша. — Вон тот, с Розой разговаривает. Что-то я его раньше не видел.

— Не знаю, я тоже его впервые вижу, — Вика подумала с минуту и переключилась на другое. — Захар Иванович, как петух в курятнике, важный-то какой! Ты в курсе, что его хотят выдвигать? — Вика заулыбалась.

— Нет, откуда. Ты же у нас ответственная за сбор информации, — Саша тоже улыбнулся и посмотрел на жену. — А еще какие кандидатуры?

— Честно говоря, не знаю. Я вот думаю Ольгу Арнольдовну выдвинуть. А что, она умная, деловая. Мне кажется, у нее получится навести тут порядок. Ты как думаешь?

— Не знаю, — Саша пожал плечами. — Не задумывался как-то над этим. Кстати, что-то ее не видно.

Вика огляделась по сторонам, выискивая глазами соседку, но тоже ее нигде не обнаружила. Тем временем на середину площадки поставили стол, и жители стали подходить поближе, образовывая полукруг. Слово взяла Надежда.

— Дорогие соседи. Все вы знаете, какое несчастье у нас приключилось — умерла Валентина Дмитриевна. Всем нам ее искренне жаль. Но жизнь, тем не менее, продолжает идти свои чередом, и нам нужно определиться с новым председателем. В нашем поселке сто сорок семь домовладений, восемнадцать из них пустуют. Согласно нашему Уставу при голосовании должны присутствовать более половины собственников. Пустующие участки в расчет не берутся. Это сколько значит будет? — Надя принялась вычислять в уме, но ей уже начали подсказывать отовсюду. — Не менее шестидесяти пяти? Хорошо. Сейчас я попрошу собственников домовладений поднять руки, я сосчитаю.

Пока подсчитывали кворум, к Вике с Сашей подошла запыхавшаяся Ольга Арнольдовна и тоже подняла руку.

— За что голосуем? — весело спросила она у Вики.

— Количество присутствующих собственников выясняем, — ответила Вика. — Вы где были? Я вас потеряла.

— В магазин нужно было. Немного не рассчитала со временем. Но, кажется, успела, — Ольга Арнольдовна оглядывалась по сторонам и кивала головой знакомым в знак приветствия.

Тем временем подсчеты были завершены, и Надя продолжила.

— Итак, присутствует восемьдесят три собственника, что является большинством. Значит мы можем продолжить. Прошу отметить это в протоколе, — она повернулась к двум женщинам, сидящим за столом и делающим записи. — А мы с вами приступаем к обсуждениям. Прошу выдвигать ваши предложения.

Народ зашевелился и загудел, однако никто не решался выступить первым. Подождав несколько минут, Надежда стала подбадривать.

— Смелее. Не стесняйтесь. В любом случае, сегодня нужно все решить. Чем раньше, тем лучше. У каждого еще дела есть.

В центр вышла Роза и отовсюду послышались приглушенные смешки и сдержанные выкрики: «Ну конечно, без тебя то как!».

— Дорогие друзья! — начала с широкой улыбкой Роза, игнорируя шепотки и усмешки в свой адрес. — Все мы видим, что наш поселок находится не в самом лучшем состоянии. А если называть вещи своими именами — он просто в запустении! — она обвела всех глазами, и молодежь одобрительно закивала головами. — Я, как неравнодушный житель, не могу спокойно на это смотреть, поэтому выдвигаю свою кандидатуру. Я обещаю, что уже в текущем сезоне общественные зоны будут приведены в порядок. Мы будем устраивать совместные мероприятия — занятия йогой, чаепития, а по окончании сезона — осенние ярмарки. С помощью социальных сетей я могу информировать горожан, чтобы приходили к нам на ярмарки и покупали у нас свежие овощи и фрукты. Со мной наша общественная жизнь станет интересной и разнообразной. Голосуйте за меня!

Роза закончила и вернулась на свое место. В толпе послышались редкие хлопки и бурные обсуждения. Многие недоверчиво качали головами, цокали языками и иронично улыбались. Вика решила не тратить время зря и вышла со своим предложением.

— Роза сделала дельные замечания и выдвинула интересные предложения, — начала Вика. — Однако, я считаю, что председателем должен стать человек постарше. Умудренный опытом и обладающий определенными качествами. Человек, который примером собственной жизни может доказать, что умеет организовать пространство вокруг себя и добиваться поставленных целей. — Вика обвела всех глазами и увидела одобрительные кивки. — Таким человеком, на мой взгляд, является Ольга Арнольдовна. Все мы ее прекрасно знаем. Это замечательная, умная, энергичная женщина. Она сумеет организовать все в нашем поселке на высшем уровне.

Толпа согласно зашумела, послышались громкие хлопки и дружные возгласы: «Правильно!». Вика была довольна, тем что выдвинула хорошую кандидатуру, поэтому заулыбалась. Но взглянув на Ольгу Арнольдовну, от ее улыбки не осталось и следа: соседка, сделав грозное лицо, махала Вике рукой и разве только кулак ей не показывала.

— Кто тебя просил? — буквально прошипела Ольга Арнольдовна Вике, когда вышла на середину. — А со мной не могла посоветоваться, — она снова бросила на Вику рассерженный взгляд.

Все стали так громко хлопать, что ей пришлось выдвинуть руки вперед, как бы призывая закончить и угомониться.

— Дорогие соседи! — начала она растрогавшись. — Я вам очень признательна за доверие. Поверьте, это дорогого стоит. Но я вынуждена взять самоотвод.

В толпе послышался гул разочарования, поэтому Ольга Арнольдовна поспешила продолжить.

— Дело в том, что я уже взяла на себя ответственность за дело, которым занимаюсь. Я не могу оставить сейчас свою работу. И заниматься нашим поселком спустя рукава я тоже не смогу. Да и какой тогда в этом смысл? Давайте выслушаем остальные предложения. Я уверена, найдется достойный человек, который полностью удовлетворит всем нашим требованиям.

В это время растерявшаяся было Надя взяла инициативу в свои руки и тоже вышла в центр.

— Очень жаль, Ольга Арнольдовна. Действительно, очень жаль. Но вы правы, нужно рассмотреть другие кандидатуры, отвечающие нашим требованиям. Спасибо вам, — она проводила глазами Ольгу Арнольдовну и продолжила. — И такие кандидатуры есть. Мое предложение — выдвинуть на должность председателя Захара Ивановича, — она замолчала, и разволновавшаяся было толпа притихла. — Это очень ответственный человек, я его знаю не один десяток лет. Да и вы все его тоже прекрасно знаете. На его участке всегда порядок, так как Захар Иванович не боится никакой работы и всегда справляется со всеми трудностями. Посудите сами, нам нужен в должности председателя мужчина. Ведь мужчины лучше женщин разбираются во всех этих проводах и трубах. К тому же Захар Иванович часто коммуницирует с представителями городской администрации, что очень немаловажно. — Надя посмотрела в его сторону. — Захар Иванович, выходите сюда и изложите нам свое видение. Прошу.

Захар Иванович, немного смущаясь, вышел под бурные аплодисменты. Он не был пустобрехом, не пьянствовал и всегда был занят делом, поэтому в поселке его уважали.

— Товарищи, — начал он тихо, и с задних рядов стали доноситься просьбы говорить погромче. — Товарищи! Я считаю, что идея разнообразить нашу жизнь — очень хорошая. Однако начинать нужно с коммуникаций. Сезон только начинается, поэтому к осени мы вполне успеем заменить трубы и провода. Это все безотлагательные вопросы, требующие немедленного решения. Первая линия, так сказать. — Захар Иванович осмотрелся, все внимательно слушали. — Еще есть проблемы с насосом и водонапорной башней. Нужно прикинуть их оставшийся ресурс и тоже поднять вопрос о их замене. Это уже вторым этапом. Ну и следующим важным моментом считаю вопрос с газификацией нашего поселка. Это позволит нам приезжать сюда и зимой, а также не мерзнуть в межсезонье.

Захар Иванович сделал паузу, и все начали одобрительно обсуждать открывающиеся перспективы. Старушки обрадовались, что рассаду можно будет выращивать прямо на даче, а не дома, и не таскать потом через весь город громоздкие корзины с вымахавшей порослью. Молодежь заговорила о зимних уик-эндах, шашлыках и катаниях на лыжах в прилегающей посадке. Дети воспользовались моментом и снова начали озоровать, поддавшись всеобщему радостному настрою. Идею приняли положительно.

— Погоди-ка, шустрый какой! — послышался ехидный голос какого-то мужичка. — А деньги на всю эту сказку откуда? Мани-мани, а? Или взносы взвинтить хотите?

— А я все думаю, когда же спросят, — заулыбался Захар Иванович, довольный своей прозорливости. — Предложение имеется и на этот счет. Сейчас озвучу, — он снова обвел глазами присутствующих, все, заинтригованные, замолчали в ожидании. — Сегодня в самом начале нашего собрания нам озвучили некоторые цифры. А именно: в поселке у нас сто сорок семь домовладений, из них восемнадцать пустуют. По закону все эти участки должны перейти наследникам. Но что, если наследников нет? Вы сами видите, участки пустуют не один год, все поросло беспролазно уже. Пожароопасность, опять же. В таких случаях у нас имеется законная возможность реализовать эти участки, продав их новым владельцам. А вырученные общественные, я подчеркиваю — общественные средства пустить на нужды нашего поселка.

Что тут началось! Все стали кричать «ура», хлопать в ладоши и даже обниматься друг с другом. Эта идея пришлась по душе всем. При таком раскладе у многих замаячила реальная возможность улучшить условия и превратить свои дачи в дома, пригодные для круглогодичного проживания. Тем более, что Захар Иванович обязался взвалить все хлопоты на себя, а взносы обещал не увеличивать. Не удивительно, что председателем выбрали именно его.

— У нас остался еще один небольшой вопрос, и на сегодня все, — оповестила всех Надежда, когда все немного успокоились. — Необходимо решить, оставляем ли мы в качестве бухгалтера Зинаиду Борисовну или выберем нового. Кстати, где она?

Все начали оглядываться в поисках Зинаиды Борисовны, но ее нигде не было. Выяснилось, что она и не приходила на собрание, но ее отсутствие почему-то не заметили. Решили послать за ней, так как без нее этот вопрос решать не стоило. За ней пошла Роза в сопровождении молодого человека, который все это время был рядом с ней.

— Потерпите немного, не расходитесь, — командовала разрумянившаяся и довольная Надежда. — Давайте уж сегодня закончим все эти вопросы, чтобы больше к ним не возвращаться и спокойно заниматься своими делами. Она в любом случае все отчеты должна передать на сверку.

Пока ждали, Вика подошла к Маше, чтобы узнать, как у них дела и не нужна ли какая помощь.

— Спасибо, справляемся, — отвечала Маша с кислым лицом. — Сейчас вот и не знаю, как все будет.

— А что такое? — заинтересовалась Вика.

— Наследник Федора Григорьевича приехал, — вздохнула Маша. — Степан, внук его. Ох-ох-ошеньки. Всю жизнь он прожил одиноким, никому не нужен был, никто про него не вспоминал. А как помер, тут же наследнички и объявились. Молниеносно! — посочувствовала Маша Федору Григорьевичу. — Тяжелую жизнь он прожил, много несправедливостей повидал. Со всеми трудностями сам справлялся, но ведь внимание то пожилому человеку можно было уделить, — она помолчала. — Федор Григорьевич все законно, конечно, сделал — домик свой на Ивана по дарственной отписал. А вдруг этот Степан оспорить захочет? И куда мы с Иваном тогда? Тут такие изменения сегодня наметились, живи да радуйся. А мы вот с Ваней и не знаем теперь, сможем ли со всеми порадоваться.

— И где этот Степан? — спросила Вика, надеясь по внешнему виду оценить степень его корысти.

— Да за Розой весь день увивался. С ней пошел. А вон он, назад уже бежит, — указала рукой Маша.

Молодой человек крепкого телосложения, который оказался Степаном, внуком Федора Григорьевича, и который вызвался вместе с Розой сходить за Зинаидой Борисовной, возвращался сейчас мелкой рысцой. Лицо его было растерянным и немного удивленным. Розы с ним не было.

— А она это… того, — он подбежал ко всем и никак не мог отдышаться и подобрать слова. — Мертвая она… эта ваша… Зинаида Борисовна.

***

Январь сорок третьего выдался стылым, но не шибко морозным, и снега сыпалось не много.

— Это рази морозы? То ли дело прошлый год, — говаривал бывалый вояка Архип, закуривая самокрутку и щуря глаз от едкого дыма. — Во морозы были, так морозы. Птицы на лету замерзали и наземь валились замертво. — Я знаю, о чем говорю, те суровые морозы я на собственной шкуре прочувствовал.

Он протянул Федьке тыльную сторону ладони, кожа которой была покрыта шрамами и рубцами.

Конец ознакомительного фрагмента.