Из уроков Мудрослова. Стихотворения и сказочные повести

Ирина Токмакова, 2015

В сборник классика детской литературы Ирины Петровны Токмаковой вошли стихотворения цикла «Из уроков Мудрослова» и сказочные повести о приключениях в волшебной стране букв и цифр – «Аля, Кляксич и буква „А“», «Аля, Кляксич и Вреднюга», «Аля, Антон и Перепут», «Может, Нуль не виноват?». Эти произведения помогут ребятам в игровой форме запомнить правила правописания, освоить арифметические действия и полюбить родную речь. Для среднего школьного возраста.

© Токмакова И. П., текст, вступ. ст., 1968–2010

© Токмаков Л. А., иллюстрации, 1984–2005

© Ионайтис О. Р., иллюстрации, 2015

© Оформление серии, составление. ОАО «Издательство «Детская литература», 2015

* * *

Ирина Петровна Токмакова — автор многих стихотворений, переводов, сказочных повестей. Будучи детским писателем, она заботится о том, чтобы её произведения помогли маленькому читателю вырасти настоящим человеком — трудолюбивым, чутким к окружающим, понимающим природу, способным творчески мыслить. Грамотность Ирина Петровна считает одним из залогов этого.

В книге собраны стихотворения и сказочные повести, которые напомнят ребенку о его первых учебниках — «Букваре» и «Математике», а потом познакомят и с более сложными понятиями — частями речи, членами предложения, знаками препинания. Ведь знание родного языка — первая ступенька к чтению прекрасных произведений русской и зарубежной литературы, в числе которых стихи и сказки Ирины Токмаковой. Рассказать же о том, как и почему она стала писателем, предоставим самой Ирине Петровне.

Откровенно о себе

Как вы стали писателем? — этот вопрос неизменно задают мне читатели на каждой творческой встрече. Читатели у меня разные: и маленькие, и постарше. И отвечаю я тоже по-разному. Маленьким рассказываю какую-нибудь забавную историю, а тем, кто уже учится в школе, пытаюсь изложить так, как оно складывалось в моей жизни.

В самом деле, как и почему?

В детстве я писала стихи смешные и неуклюжие. В старших классах школы — лирические, «взрослые» и конечно же подражательные. Они бывали похожи на моих любимых поэтов: то на Фета, то на Тютчева, то на Алексея Константиновича Толстого.

Однако классу к десятому я твёрдо решила — выбираю профессию филолога, иду на филологический факультет Московского государственного университета. И писать перестала. Совершенно.

Учиться в университете было интересно. Я остановилась на профессии лингвиста. Окончив пятый курс, сдала экзамены в аспирантуру, занялась диссертацией… И тут совсем скоро судьба моя сделала крутой поворот.

Учась в аспирантуре, я подрабатывала в качестве гида-переводчика. В университете меня хорошо выучили английскому языку, а параллельно ещё и немного шведскому. И вот в одной из делегаций пожилой швед, помню его фамилию — господин Боргквист, так растрогался тем, что какая-то девчонка в Москве и вдруг умеет говорить по-шведски, что, вернувшись в Стокгольм, прислал мне в подарок книги, а среди них — шведские народные песенки для детей. Наверное, это и было началом. Я стала переводить эти песенки. И у меня получилось! Собственно, песенки я переводила для моего маленького сына, но, на мою удачу, они и в издательстве понравились. Тогда оно называлось ДЕТГИЗ — Детское государственное издательство.

Так появилась на свет моя первая книжка «Водят пчёлы хоровод» — переводы из шведского фольклора.

К ужасу моих родителей, аспирантура была покинута, диссертация заброшена. Я погрузилась в каталоги Ленинской библиотеки, отыскала шотландские народные песенки, увлечённо и самозабвенно принялась превращать их в русские стихи.

Единственный человек, кто поддержал меня в то время, был мой муж, тогда начинающий, а сейчас народный художник России — Лев Токмаков.

Мне в жизни повезло. У меня за время моей сорокалетней работы в детской литературе было несколько замечательных редакторов. Это были редакторы-друзья, любящие, сочувствующие, понимающие. Но самым первым моим редактором опять же был мой муж, который обладает этим «невидимым миру» талантом — талантом редактора.

Вслед за переводами, постепенно, не сразу, стали рождаться и свои собственные, оригинальные стихи. Первым написалось стихотворение «Яблонька», как-то само выговорилось:

Маленькая яблонька

У меня в саду,

Белая-пребелая,

Вся стоит в цвету.

Я надела платьице

С белою каймой.

Маленькая яблонька,

Подружись со мной.

Коли сочинилась «Яблонька», я решила написать целый цикл о деревьях. Так что следующим номером я принялась за сосну. Но не тут-то было! Стихотворение не писалось, не звучало, не вытанцовывалось.

Сосна, сосна… Высокая, стройная, мачтовая… Пишу:

Я иду леском,

Топор за пояском.

Сейчас одну срублю сосну

И буду строить дом…

Но мой домашний редактор на страже:

— Что ты такое пишешь? Ведь яблонька у тебя живая, яблонька-девочка, а сосну ты превращаешь в мёртвую древесину. Так не пойдёт.

Месяца два я крутила и вертела строчки, пока не получилось всего-то четыре строки:

Сосны до неба хотят дорасти,

Небо ветвями хотят подмести,

Чтобы в течение года

Ясной стояла погода.

Так стихотворение зажило, задышало. Моя первая оригинальная книжка так и называлась: «Деревья». В первый раз она появилась с иллюстрациями Льва Токмакова в далёком-далёком шестидесятом году. По-видимому, мы имеем право числить себя шестидесятниками. Книжку хорошо приняли читатели, композиторы сразу же написали песенки на эти стихи. И спасибо моим старшим коллегам, тогда уже непререкаемым классикам, поддержавшим меня в самом начале пути.

Как-то в нашей коммуналке раздался телефонный звонок. В трубке послышался глуховатый голос: «Это говорит Маршак. Я прочитал ваши переводы в „Мурзилке“. Вот что, голубчик, заходите-ка ко мне, потолкуем». Надо ли говорить, как я разволновалась. Конечно, тут же отправилась к Самуилу Яковлевичу. Ушла от него окрылённая, держа в руках рекомендацию в Союз писателей.

А вскоре моя соседка Аллочка, жившая рядом в той же коммуналке, примчалась к нам на Медвежьи Озёра, где мы снимали хибарку на лето. Она размахивала газетой и в восторге восклицала:

— Михалков, сам Михалков!

В газете был напечатан аж целый подвал, посвящённый моим первым опытам. А ещё какое-то время я занималась в семинаре Бориса Владимировича Заходера. И вторая рекомендация в Союз писателей была именно от него.

Мои дотошные читатели-слушатели задают мне ещё один вопрос, на который ответить, может быть, ещё труднее, чем рассказать, как и почему я стала писателем. Они спрашивают: почему я стала писателем детским?

Ответ мне приходится искать в моём собственном детстве. С самого рождения и до четырнадцати лет я росла при Доме ребёнка, который первоначально назывался Дом подкидышей.

Нет, подкидышем я не была. Я росла в полной семье, где были и папа, и мама, и тётя — папина сестра, которую я считаю своей второй матерью, даже старшая сестра у меня была. Просто мама была детским врачом, она заведовала этим домом, и мы жили там, как раньше говорили, на «казённой квартире».

О детишках постоянно шёл разговор, они гуляли во дворе под окнами, мама думала о них и заботилась чуть ли не больше, чем о своих родных дочерях. А ребятишки эти были обездолены, лишены самого нужного для человека — материнского тепла. И с самого детства я поняла, что детям необходимы и забота и ласка. Иначе им не выжить. Накормить и одеть — мало. Детей надо любить.

Во время Великой Отечественной войны Дом ребёнка эвакуировали в деревню под городом Пенза. И там, будучи ещё только подростком, я помогала воспитателям. Мне казалось, что это как бы и мои дети. Об этом я написала маленькую повесть «Сосны шумят».

Там — всё правда. Там всё, как было. Даже некоторые имена остались подлинные. Девочка Олеся — это я и моя сестра, как бы слитые в один образ. Сестру мою зовут Елена, а домашнее её имя — Лёся. Заведующая Вера Александровна — это моя мама, только звали её Лидия Александровна. А вот учитель музыки Сметан Сметаныч так и прозывался. И завхоз Исаак Маркович тоже был на самом деле. И девочка Тамара. Потом, когда в сорок третьем году мы все вернулись в Москву, Тамару удочерила одна хорошая семья. С тех пор я о ней ничего не знаю. Вот так я постаралась рассказать детям о войне — описывая тогдашнюю жизнь их сверстников.

Может быть, это всё и есть ответ на вопрос, почему я сделалась писателем именно детским. Проведённое рядом с нуждавшимися в любви и заботе маленькими детьми моё собственное детство — и есть тот самый ключ, та самая причина моей «детскости».

Потом, после «Деревьев», я не раз возвращалась в своих стихах к теме природы. Мне бы хотелось, чтобы читатель мой чутко присматривался к тому, что его окружает, чтобы любил и берёг каждый цветочек, каждую веточку, чтобы понимал, что и они — живые.

Так в разное время появлялись книги про зиму и лето, про дождик и снег. Книжки эти назывались бесхитростно. Например, «Времена года». В сентябре там лил дождь-первоклассник, осенние листья вслед за птицами хотели улететь в Африку, весна, шагая, тёплыми ногами растапливала снег. И стихи про волшебный магнитофончик, который записывает подслушанные разговоры, — это тоже стихи о природе, о том, как разговаривают осинки с ветром, орешник — с маленьким зайчиком, тропинка — с рекой:

— Речка, речка, где тут брод?

— Вот!

Я помню, как понравилось это стихотворение моему покойному другу — литовскому поэту Анзельмасу Матутису. Он долго бился над переводом его на литовский язык и перевёл-таки в конце концов!

Дети также любят весёлые стихи, звонкие, иногда даже чуть-чуть абсурдные, дети хорошо понимают шутку. Так для моих читателей рождались стихи: «Плим», «Водопад», «В чудно́й стране» и многие другие.

На наших встречах ребята их охотно слушали и сами с радостью декламировали, убеждая меня в том, что работа моя нужна.

Но у детей, как и у взрослых, бывают минуты грусти, огорчения, обиды. И я убеждена, что переживают они их так же сильно, как и взрослые. Так постепенно рождался цикл «Весело и грустно», где мой лирический герой-ребёнок не только веселился, но и огорчался, обижался, переживал несправедливость и обман.

Я тогда наслушалась немало упрёков в том, что я, мол, настраиваю детей против взрослых. Но я никак не могу с этим согласиться: я верю, что с детьми надо разговаривать откровенно и честно, понимая их внутренний мир и разделяя их переживания.

В конце шестидесятых — начале семидесятых годов жил в нашей семье чудесный пёс, эрдельтерьер, по имени Бальдур. Сейчас в Москве много собак самых разных пород и держать собаку как бы в порядке вещей. А тогда их было не так уж и много, и наличие собаки почему-то вызывало раздражение и даже озлобление окружающих.

Ох, сколько оскорблений наслушались мы, гуляя со своим эрделем! Поэтому, видно, и родилась маленькая повесть «Ростик и Кеша». Хотелось рассказать о том, как несправедливы бывают люди, сколько иногда встречается непонимания и беспричинной злобы. Ведь животное в доме — собачка ли, кошка ли или птичка — приучает ребёнка заботиться о том, кто слабее его и от него полностью зависит.

Мой маленький читатель по природе своей фантазёр. Он и сам любит придумывать и фантазировать и безо всяких сомнений верит в сказку. Вот почему так интересно писать сказки для детей. Я сочиняла сказки и в стихах — для самых маленьких, и в прозе — для детей постарше.

Сказка вовсе не ложь — это самая настоящая правда жизни, только увиденная под особым углом зрения, особым образом выраженная. Кроме внешней занимательности она должна содержать мысль, однако в ней должно быть не назидание, а некое «послание» читателю.

Дети часто опрометчиво судят о родителях, не всегда понимая и правильно трактуя некоторые их поступки. Вот так и герой моей прозаической сказки «Счастливо, Ивушкин!», случайно услышав разговор родителей, ему вовсе не предназначавшийся, решает удрать из дома да ещё и увести с собой свою любимую лошадь Лушу.

Ивушкин и Луша переживают массу приключений в невидимой стране «Нигде и никогда». Чем всё кончилось, читатель узнает, прочитав эту интересную сказку.

А я хочу сказать вот о чём. Когда я пишу сказку, я всегда стараюсь, чтобы какие-то детали были обязательно взяты из жизни. Так, мне кажется, и сказка становится убедительнее, и вся конструкция прочнее. Описанное в этой сказке село существовало на самом деле. И располагалось оно в Костромской области, неподалёку от Щелыкова — имения знаменитого русского драматурга Александра Николаевича Островского. И описанный в сказке дом был именно таким, и покрытый цветами луг сбегал полого к реке Мере. Всё это не выдумки.

Со сказочным ежом Вихронием я, конечно, не встречалась. А вот человека с таким именем знала. Я познакомилась с ним в городе Софии, в Болгарии. Другой персонаж сказки — Развигор — наделён характером одного из моих хороших знакомых, а само имя — это болгарское слово, обозначающее «весенний ветер».

В повести-сказке «И настанет весёлое утро» мне хотелось показать, и прежде всего взрослым, что дети страдают от раздоров в семье. Сказочные Хмурцы, безусловно, мною выдуманы, а вот описанный в этой книге городок Крутогорск — это действительно расположенный на холмах российский город Пенза. Там когда-то жила моя бабушка, оттуда родом моя мама, там я провела в эвакуации три года во время Великой Отечественной войны. И мост, который каждый раз сносило во время весеннего половодья, тоже в те годы был именно таким, и район под названием Козье болото тоже существовал. Я не знаю, называется ли он так теперь.

В этой сказке довольно многое придумано. С выдумками получился даже один интересный курьёз. Собачка, которую придумала себе Полина, героиня этой повести-сказки, и какой она была описана там, и на самом деле появилась в нашей семье. К тому времени Бальдура уже не было на свете, а миттельшнауцер Ярик был прямо копией сказочного пёсика Фокки! Я его сама себе напророчила…

Сказки писать так интересно! Ребята иногда спрашивают у меня: трудно ли? Да, конечно, трудно. Это большая работа, когда обдумываешь сюжет, ищешь характеры героев, придумываешь и выискиваешь различные детали. Сказка обязательно должна быть убедительной.

В сказке «Маруся ещё вернётся» почти всё — плод авторской фантазии, только «Зелёный Клим» — это наш зелёный домик в Подмосковье, в посёлке Абрамцево. А вот что не выдумка — это то, что дети иногда бывают подвержены страхам, которые гнездятся где-то глубоко в подсознании, и мне хотелось помочь моим читателям их преодолеть.

В мире написано много чудесных сказок для детей. А для того чтобы эти сказки могли прочесть русские ребятишки, их надо переводить на русский язык. Вот и я переводила довольно много, но самая моя любимая сказка — это «Питер Пэн» английского писателя Джеймса Барри. Замечу, что это всемирно известная английская классика. В Лондоне, в Кенсингтонском саду, даже установлен памятник этому литературному герою.

А ещё я очень люблю прелестные сказочки про разных зверушек не менее знаменитой английской писательницы Беатрис Поттер.

Все на свете дети вырастают. И только Питер Пэн не хотел вырастать. Он решил навсегда остаться мальчишкой. Он был отважен и смел, к тому же умел летать. И вот однажды он сманил девочку Венди и двух её братишек, и они все вместе полетели на сказочный остров Нетинебудет. А что происходило там и чем всё кончилось, вы прочтёте в книжке. Это очень увлекательно, уверяю вас!

А Питер-кролик Беатрис Поттер? Его нельзя не полюбить. Он такой шалун и проказник! А особенно я люблю озорного бельчонка по имени Орешкин. А мышонок Тимми-Вилли? А кролик Бенджамин Банни? Право, я даже немного завидую моим читателям, которым ещё только предстоит встретиться с ними впервые.

Большинство моих книжек проиллюстрированы замечательным художником Львом Токмаковым, моим мужем и соавтором.

Почему я называю его соавтором? Он что, пишет вместе со мной? Вовсе нет! Но у иллюстрированной книги для детей всегда два автора: писатель и художник. И герои и события увидены как бы с двух сторон. Художник не идёт след в след за писателем. Он по-своему разрабатывает, расширяет, дополняет авторский замысел.

Я рада нашей встрече с тобой, дорогой читатель. Надеюсь, что мы станем настоящими друзьями.

2001

Ирина Токмакова