А единороги будут?

Ирина Смирнова, 2023

Вы когда–нибудь мечтали перенестись в другой мир? Признайтесь честно! Хоть раз, но было. И, конечно, вокруг вас скакали эльфы на единорогах, вампиры падали вам под ноги, гномы подпрыгивали, чтобы чмокнуть вас в щечку… понятное дело, если вы девушка. Хотя гномы – они такие затейники…И, естественно, королевство было на краю гибели, а лучше весь мир… и тут вы! Неотразимы, храбры, прекрасны, на единороге. Спереди эльф, сзади вампир и внизу гном подпрыгивает… И всей толпой – мир спасать. А потом вечная молодость, бессмертие, богатство… М–да.ОБА ТОМА в одной книге!

Глава 7

Помахав рукой нашему экскурсоводу, мы с Абагэйл ускоренными темпами, чуть ли не наперегонки, двинулись в сторону столовой. Причем так стремительно, что Рикиши едва за нами поспевал, ну или специально отстал, — кто их, нетопырей поймет? Только у входа на территорию вкусных аппетитных запахов мы оказались несколько раньше, чем он. Я уже подносила карточку к специальному зеленому мигающему глазку, но в последний момент одумалась.

— Эй, ты чего? — Абагэйл, стоящая уже с другой стороны открытых дверей, смотрела на меня с изумлением.

— Я подожду Ри… своего раба, — пояснила я. — Его же без меня не пропустят.

— Ну и посидит на улице, с него не убудет, — фыркнула девушка. — Чего он у тебя еле плетется?

— Оставлять нетопыря без присмотра нельзя, — буркнула я, вспомнив пламенную речь суровой дамы перед началом экзаменов.

— Ну, как знаешь. Пойду тогда нам столик займу поудобнее, — Абагэйл скрылась в глубинах столовой, а я развернулась и уткнулась лицом прямо в грудь неожиданно оказавшегося рядом Рикиши.

— Ты же только что был там, — пролепетала я, махнув рукой в сторону тропинки.

— Я умею передвигаться очень быстро, — провокационно вибрирующим голосом сообщил парень и кивнул на ожидающе мигающий глазок: — Леди?..

Двери столовой открылись, и мы вошли внутрь, правда, на Рикиши глазок сначала замигал красным, даже бдзынькнул пару раз, но потом резко замолк, как будто подавился и снова позеленел.

Институтскую столовую времен моего противоречивого прошлого это заведение не напоминало ни разу, хотя по сути отличалось мало. Справа от входа был зал — столики со стульчиками, слева — раздача, а дальше, если приглядеться, за несколькими маленькими окошками пряталась кухня.

Просто стульчики были скорее креслицами, а круглые столики, покрытые кружевными скатертями, могли вместить от силы пару, ну может тройку подносов.

Ото всей столовой веяло милым девичьим уютом и в ней неожиданно царила атмосфера мира и дружелюбия. Даже мое появление не испортило ауру безмятежного спокойствия. Присутствующие в столовой девушки на пару минут перешли на перекрестное перещебечивание, оценивающе оглядывая Рикиши, потом перевели взгляды на радостно машущую мне Абагэйл и снова вернулись к тому, чем были заняты до нашего появления.

— Леди? Вы помните?..

— Да, спросить, не против ли твоего присутствия за столом, — чуть раздраженно рыкнула я.

Вот носом чую, он специально отставал, чтобы мы за отдельный столик сели. И намеки эти. Сказать что–то важное хочет? Так у столовой мы наедине были. А теперь на нас искоса, но человек двадцать поглядывает. Интересно, сколько всего девушек в этой академии?

Возле раздачи я сначала потыкала во все блюда, что хотела сама, потом выслушала Рикиши и повторила для полной леди в традиционно–белой одежде повара все, что он заказал. Потому что та демонстративно игнорировала присутствие рядом со мной еще одного человека. Правда, местных тушеных корнеплодов с мясом (у меня в голове это назвалось «азу», а уж как там оно на самом деле, не знаю) положила на пару ложек больше чем мне, стараясь, чтобы в пропорциональном соотношении мясо выигрывало.

Рикиши со своей странной полуулыбкой произнес слова благодарности, оставшиеся без ответа, но, обернувшись, я увидела, как дама осеняет нам спину местным аналогом крестного знамения. В городе нас иногда так провожали продавцы на рынке, поэтому я знала, что это — пожелание добра.

Я так увлеклась обдумыванием странного поведения женщины, что чуть было не забыла про вопрос, который надо было задать Абагэйл.

Девушка посмотрела на меня с недоумением, но кивнула. Зал очередной раз прервался на перекрестное перешушукивание, не то чтобы осуждающее, скорее… просто обсуждающее сам факт, я бы так сказала.

Вообще, я не поняла, чего Рикиши к этому этикету привязался! В городе к нему относились, как к равному, да и в самом поместье он с самого начала ел со мной за одним столом. И при появлении Сонолы на наших уроках никакого усиленного раболепия не наблюдалось… пока у той крышу не сорвало.

Тут в зал вошла наша экскурсовод, огляделась, увидела нас, явно облегченно выдохнула и быстро направилась в нашу сторону. По пути ее пару раз окликнули и задержали, то ли просто поболтать, то ли уточнить, что за странные люди появились в академии.

— Приятного аппетита, — произнесла она, наконец, добравшись до нашего столика.

Мы с Абагэйл вежливо кивнули, потому что здесь тоже считалось неприличным говорить с набитым ртом, а затем по очереди поблагодарили, когда это стало возможным.

Рикиши же встал, подставил девушке третий стул, дождался, когда она сядет, и пододвинул ее вместе со стулом поближе к столу. Потом замер возле своего места, как будто чего–то ожидая. Я нахмурилась, потом сообразила и, повернувшись к вновь пришедшей, уточнила, не против ли она наличия в нашей компании молодого, красивого и очень вежливого мужчины.

Девушка засмеялась и отрицательно помотала головой:

— Конечно, нет. Мужчины в этой академии такая редкость. А молодой — это сколько? Он ведь из истейлов, причем вроде еще чистокровный, — девушка смешно наморщила лоб, изучая Рикиши.

И тут меня осенило, что я неправильно рассчитывала возраст своего нетопыря. Он ведь действительно был истейл и не скрывал этого. Наоборот, когда я изучала Первую Межмировую, иногда выдавал такие удивительные подробности, будто сам в тех битвах участвовал. А война, в которой Яхолия поработила Истейлию, была четыреста девяносто два года назад. Если бы я включила мозг и не циклилась на Соноле с ее браками, то вспомнила бы об этом. Но меня как перемкнуло. Значит, ему сейчас, примерно, от пятисот десяти до пятисот пятнадцати, как–то так. Не то чтобы мне сильно полегчало, но хоть какая–то определенность во всем этом беспросветном мраке загадок.

— Наичистокровнейший истейл, — ответила я, глядя при этом на Рикиши, так что успела заметить промелькнувшую у него на губах ехидную улыбку.

— Не знала, что их до сих пор где–то разводят, — в голосе нашего экскурсовода прозвучал интерес, плохо спрятанный под пренебрежением. — Сестра недавно себе искала, так весь молодняк уже с яхольскими генами.

Вот как можно сидеть рядом с человеком и говорить о нем и его соплеменниках, как о породистых собаках?!

Мысленно запихнув в копилку тупых вопросов еще один («Зачем так важно, чтобы истейл был чистокровный?»), я положила вилку и ножик на тарелку, перекрестив их, и посмотрела на Абагэйл, продолжающую доскребать салат. Значит, придется поддерживать разговор…

— Ну, мне повезло, — улыбнулась я, в последний момент успев заменить этой фразой ту, что просто рвалась наружу: «Наша альменхеттен знает тайные места!». Судя по одобрительному взгляду Рикиши, он оценил мой подвиг.

М–да, еще и двух часов не прошло, как я в академии, а чувствую себя, как путешественник на болоте. Иду и постоянно палкой почву трогаю, чтобы в трясину не провалиться. И злость внутри пульсирует. Злость, обреченность и упрямство. Дойду! Выберусь… И покажу всем… кузькину мать!

Но, вообще–то, Марими и ее подпевалы… все! Даже нетопырская… Все, как один — сволочи! Да, вот так вот резко, грубо, но синонимы в голове только еще более нецензурные. Взяли, слегка надрессировали, чтобы при виде моря не орала и дала бы посадить себя в лодку. Завезли как можно глубже, чтобы берегов не видно… и бросили! Вот что им стоило вручить мне тоненькую книжечку–методичку с подборкой самых основных вопросов и ответов, на которых я могу спалиться? Или мне эту методичку и вручили?

Я посмотрела на Рикиши, прекратившего есть ровно в тот момент, когда я перекрестила нож и вилку. Ну да, вполне возможно, что он мне выдан не как шпион, а как моральная поддержка и опора. Но тогда выдан как–то… через одно место. К тому же я ожидала бы подобной душевной щедрости от Марими, но как раз она настойчиво хотела его у меня отнять. Ну, то есть, не то чтобы настойчиво… Только вдруг я бы согласилась?! Не так уж они меня хорошо знают, чтобы просчитывать каждый мой шаг. А заботящаяся обо мне Сонола — это фантастика. Но… других альтернатив не было. И к тому же мне вполне ясно дали понять, что и он, и Сонола даже не сомневались в том, что так все и произойдет: я смогу его прокормить вкусной и питательной энергией во время секса.

Но тогда… как быть со сценой, где прикованный к стене Рикиши жалостливо взывает к своей прежней хозяйке: «Пожалуйста, не поступайте так со мной… Пожалейте… Не надо, умоляю!»?.. Бр–р–р! Я даже плечами передернула, потому что меня опять пробрало до мурашек. Я, как наяву, услышала его шепот… такой настоящий, такой… специально для меня сыгранный?!

Спокойствие, главное, спокойствие! Никто не будет упокаивать нетопырей прямо в столовой ножиком для масла. Выдыхаем! Это неприлично и не по этикету.

Тем более что Абагэйл наконец–то доела, и мы можем выползти отсюда.

— Ну что, теперь я вам покажу библиотеку! — вдохновенно объявила наша экскурсовод, и мы понеслись опять же в отдельное уже трехэтажное здание.

— В столовой у нас два этажа, потому что на первом кухня и обычный обеденный зал, а на втором место для студенческих вечеринок по шестым дням недели. Там весело! А в библиотеке третий этаж — архивы, туда по пропускам пускают специальным.

Библиотека мне понравилась, даже с учетом того, что мы просмотрели ее галопом. Я даже отвлеклась на какое–то время от процесса пережевывания обиды на то, что Рикиши с Сонолой развели меня хорошо разыгранным спектаклем, как дурочку наивную. Вот ведь застряла после обеда всякая дрянь в зубах, да так плотно, что не выплюнешь.

Сада в академии было целых два — летний и зимний, под крышей. Неизвестные мне цветы, кусты, деревья. Нет, в сад гулять я пойду потом, когда успокоюсь! А успокоюсь я, когда во всем разберусь. А разберусь я во всем сегодня же вечером! И пытать буду уже по настоящему… Или кормить перестану! Пусть… пусть сдохнет, гад!

Я обернулась и сверкнула взглядом на Рикиши, в отличие от меня не витавшего в паровых выхлопах злости, а спокойно выслушивающего нашего экскурсовода.

Нечего себя обманывать — сдохнуть я ему не дам. Духу не хватит. Даже если пойму, что на самом деле передо мной шпион. Но и жить постоянно в таком напряжении не смогу. Точно не смогу.

И что делать–то? Обманываться самой или позволять обманывать себя? Или расслабиться и пытаться получить удовольствие?

— Ну, вот и наше общежитие, — экскурсия, похоже, подошла к концу, а я и не заметила.

Дорога, по которой мы пришли, разделялась на три — влево, вправо и вперед. Вдоль каждой из них с двух сторон тянулись длинные двухэтажные здания наподобие таунхаусов.

— Ваши комнаты на втором этаже пятого блока третьего дома, триста пятьдесят вторая А и триста пятьдесят вторая Г, — выдала девушка, взглянув на наши пропуска. На них, действительно, стояли эти номера сразу под нашими именами и фамилиями. — Третий дом на центральной линии, слева, — продолжала объяснять нам наш экскурсовод. — Пятый блок и второй этаж, думаю, вы сами отсчитаете. Ну, и буквы на всех номерах стоят. Да вас в другие и не пустят.

Судя по тому, как она начала быстро тараторить, от нас собирались поскорее освободиться, так что мы обе, я и Абагэйл, поняли тонкий намек и закивали, рассыпаясь в благодарностях.

— Старшие курсы всегда берут шефство над новенькими. Тут так положено, — пояснила девушка и, уже убегая, вспомнила: — Кстати, мы же так и не познакомились! Меня зовут Карен.

Свои имена мы ей сказать уже не успели. Наш шеф, быстро стуча каблуками, исчезла из виду.

Между входами в блоки здесь были аккуратные зеленые лужайки, только трава, без всяких цветов, но все равно выглядело очень уютно. И сами домики тоже были красивые, не яркие и не блеклые. Светлые. Окна большие. Двери широкие. Лестницы, правда, винтовые, но зато перила резные и высокие. И ступеньки удобные.

Вбежав в свою квартиру, я огляделась и довольно улыбнулась. Все целиком было чуть побольше, чем моя спальня в поместье Тарнизо, но зато какая родная, привычная планировка! Как будто обратно в свой мир вернулась. Разве что кухни нет, вместо нее маленькая кладовка с большим морозильным шкафом, баром, в котором стояла бутылка с чем–то нежно–розовым, набор ножиков на магнитах у стены. По паре кружек, бокалов, десертных вилок и чайных ложек на полке. Ну, и еще пирамидка из блюдец и тарелок.

— Не густо, — констатировала я.

Туалет и ванна были смежные, занимая комнатку едва ли больше кладовой. Зато гардеробная была уже как две кладовки. Потом шла спальня, в которой с трудом помещались: огромная кровать с балдахином, трельяж, журнальный столик, стульчик с подлокотниками, наподобие тех, что были в столовой и пуфик, мягкий такой, уютный…

Последней была небольшая гостиная–кабинет: стол, книжный шкаф, еще пара стульев и… диван.

— Ты будешь спать тут! — радостно объявила я, указав на него Рикиши.

Тот пожал плечами, типа ему все равно, кинул свою сумку на пол и принялся разбирать мою. Платья и туфли — в гардеробную, несколько книг — в шкаф, меховая накидка, муфточка какая–то… Маникюрный набор — ну, надо же! Я бы про него точно не вспомнила. Расчески, ленты, шампунь, зубная щетка….

М–да, леди Марими продумала все до мелочей. Хотя, скорее всего, меня собирала не она лично, а кто–то из прислуги.

Заключительным аккордом шли кружевные панталошки, чулки, подвязки, корсеты, лифы… Все это Рикиши доставал с непробиваемо серьезным лицом, а я почему–то начинала краснеть… хотя именно этот парень помогал мне одеваться в поместье. Корсет я до сих пор без него затянуть нормально не могу. А вот с чулками и подвязками разобралась и справляюсь теперь сама. Про панталоны с кружавчиками и говорить нечего. Лифы я игнорировала, как класс.

Короче, вываливание нижнего белья на стол меня задело за живое!

Но убить Рикиши я не успела, — в дверь позвонили.

— Это Абагэйл…

Р–р–р–р!

— Мне открыть?

Р–р–р–р!

— Леди?..

— Да!

Пока Рикиши открывал дверь, я быстро закинула ворох белья обратно в сумку и успела плюхнуться на диван с непринужденным видом.

— Ты как? — Абагэйл была расстроенная, и, похоже, едва сдерживалась, чтобы не расплакаться.

— Нормально, — удивленно ответила я, глядя на недавно вполне довольную жизнью девушку. Ее отпустило ровно в тот момент, как она поела. Тогда она стала производить впечатление приличного члена общества, с которым не скучно будет проводить время.

— Тебя… не удручает все это? — Абагэйл обвела рукой комнату, и я попыталась представить, что тут должно удручать. Хотя, если она все время жила в залах, наподобие моей спальни в поместье, то естественно, у нее стресс по поводу малогабаритности новой жилплощади.

— Меня морально готовили к такому, — по возможности печальным голосом произнесла я.

Рикиши, которого неожиданно скрутил кашель, схватил мою сумку и вылетел в спальню:

— Я сейчас все разберу и принесу вам вина, леди!

— У тебя еще и прислуга есть, — с завистью вздохнула Абагэйл. — Привычная. А мне какую–нибудь дуреху из здешних служанок выделят. Необученную. Будет шпионить за мной… Правда, тебе тоже выделят, — обрадовала меня девушка. — Тут так положено.

То есть у меня будет не один, а два шпиона? Замечательно!

— Слушай, а расскажи мне, что бывает с девушками, которые не поступают в академию! — заговорщицким шепотом поинтересовалась я. — А то мне никто не рассказывал дома, а сама я забыла.

— То есть тебя не запугивали, а наоборот, оберегали? — зависть в голосе Абагэйл стала еще более заметной. — Какие у тебя старшие заботливые.

— Так что бывает–то?! — не дала я сбиться с темы.

— В монастырь, в лучшем случае, если повезет. Но это редко бывает. Чаще замуж выдают за какого–нибудь королька из аборигенов местных, с которым твоему древу или всей Яхолии надо связи торговые налаживать. Ты становишься расходным материалом, понимаешь?! Меня вот очень хотел в жены король свирфнеблинов. Гнилое яблоко ему теперь в пирог, а не я! Лысый сморщенный уродец! — Абагэйл даже голос повысила от излишних эмоций и вдруг расстроенно всхлипнула: — Ему теперь сестре–е–енку отдадут!

— Так она, может, тоже поступит, — попыталась я ее утешить.

— Не–е–ет, в АМИС то–о–олько один представитель ветви раз в сто лет может поступи–и–ить. А она через сто лет уже ста–а–арушкой будет! Та–а–ак что по–о–о–ойдет за лы–ы–ы–ысого га–а–а–ада…

Абагэйль рыдала у меня на плече. А я гладила ее по голове, молча, потому что твердить, что все будет хорошо, было как–то глупо. Единственное, я рискнула предположить, что, возможно, лысый гад окажется приличным человеком, но девушка отчаянно замотала головой:

— Он стра–а–ашный, ка–а–ак моя жи–и–изнь…

Тут очень вовремя нарисовался Рикиши с двумя бокалами и бутылкой местного вина. Правда, был шанс, что от алкоголя Абагэйл разберет еще больше, но успокаиваться просто так она не желала ни в какую. Судя по всему, у нее был элементарный нервный срыв от переутомления и напряжения последних месяцев. Надеюсь, мой уже прошел.

На пятом бокале, когда в бутылке вина почти не оставалось, а Абагэйль распевала счастливые песни под аккомпанемент скрипки, на которой играл Рикиши… и которую достал из своей сумки…

До меня дошло… Нет, не вино, а мысль! Мысль о том, что раз я — тут, за Алису, а Алиса — там, дома… То, значит, она или в монастырь, или за этого… ну типа этого свифта не блинского?!

И… ик… Какая бы Сонола змея ни была, но неужели позволит без борьбы спихнуть родную дочурку в неблинские дали?! Значит… Значит, что… Что я опять ничего не понимаю!

То есть Рикиши мне выдан не как методичка, а как… Как кто? Как вражина последняя, чтобы гадость ваять на каждом углу? Чтобы я вылетела из академии? Ик…

Я потрясла головой, резко трезвея.

Так, зачем это Соноле, если она сама сделала все, чтобы я сюда поступила? Правда, при этом забыла предупредить о куче важных вещей. Но ведь какая удачная идея с потерей памяти, объясняющая кучу моих лаж и то, что я порой элементарных вещей не знаю и знакомых людей не узнаю… И…

Тут предпоследние алкогольные пары покинули мою голову. Меня зазнобило, да так сильно, что я вцепилась в диван, чтобы два веселящихся собутыльника не заметили, как у меня руки трясутся.

Про потерю памяти Алиса рассказывала ДО последнего заваленного ею экзамена. ДО! Ее сначала объявили больной, а потом отправили на экзамен, который она успешно завалила.

В голове снова зазвучал голос строгой дамы из приемной комиссии: «Я думала, случай с болезнью и комой выдуман леди Сонолой, но теперь верю, что на предпоследней сдаче вы, действительно, были немного не в себе».

Алиса УЖЕ была не в себе… УЖЕ… ДО… Заранее… Или не была, а Сонола сразу после провала на экзамене про потерю памяти и болезнь выдала, для подстраховки? То есть семейка Тарнизо отправляла Алису на предпоследний экзамен, уже зная, что для нее он станет последним? Давали ей последний шанс или были уверены, что завалит?

Неожиданно маленький нюанс — до экзамена Сонола сообщила о болезни и потере памяти у Алисы или после — стал для меня очень–очень важным. Кажется, я нащупала ходовой конец, но пока что все окончательно запуталось в моей бедной головушке. Вот совсем и окончательно. И вообще, пора уже, наверное, спать ложиться? А то завтра будем как огурчики… маринованные.

Хотя сначала бы неплохо прогуляться и подкрепиться.

— Эй, конец веселью, идем на борьбу с похмельем! — объявила я, и, схватив отвратительно трезвого Рикиши под руку, потащила его на выход. Абагэйл вцепилась в моего нетопыря с другой стороны. Мы почти без жертв спустились с лестницы, благодаря все тому же Рикиши. И продефилировали в сторону столовой чинной походкой прогуливающихся благородных леди, разве что слегка пошатывающихся… так это нас подготовка к экзаменам ушатала!

Спрашивать, не против ли Абагэйл присутствия за столом нетопырей, после того как с одним из них она распевала куплеты не совсем приличного содержания, я посчитала излишним. Единственное, помня о том, что Рикиши невидим для тетеньки на раздаче, пришлось самой потыкать в еду для себя, бабы со мной и того парня. Потом мы долго уговаривали Абагэйл съесть хоть немного… ну хоть совсем чуть–чуть… ну хоть ложечку за папу и ложечку за маму. Услышав про «ложечку за папу» Абагэйль снова чуть не разрыдалась, и объявила, что папа у нее прекраснейший человек и единственный, по кому она уже соскучилась… кроме сестры. А еще бабушка у нее отличная! Правда, стерва редкая! Про стерву было сообщено громким шепотом, но при этом на нас никто даже не обернулся, хотя народу в столовой было раза в два больше, чем утром.

Я кивнула Рикиши, что тело пора выводить обратно на природу, пока из него не полились еще какие–то семейные тайны.

— Лучше давайте попробуем все же накормить леди, — задумчиво предложил мой нетопырь, доставая из кармана какой–то странный пузырек. Незаметно от Абагэйл он капнул из него на лежащее в тарелке нечто наподобие круглой маленькой помидорки и кивнул мне. Я протянула овощ девушке, про себя молясь, чтобы это не было ядом. Ну, не должен Рикиши так глупо и банально меня подставить… наверное.

Абагэйл заглотила помидорку, по–моему, просто чисто по инерции, а через несколько минут жадно накинулась на остальную еду.

— Потрясающе! — восторженно прошептала я Рикиши. — А почему ты мне такой же химикалии не накапал?

— Вы и так вполне прекрасно справляетесь, — хмыкнул он. — Зачем переводить зря дорогой эликсир? К тому же на пять–шесть часов блокирующий магические способности?

— Действительно… Зачем блокировать то, чего и так почти нет, — обиженно надулась я.

— То есть вы поставили заглушающий купол неосознанно?! Отличная работа, леди!

— Ты хочешь сказать, что я возвела какой–то купол? — от удивления я окончательно протрезвела.

— Ну да, в тот момент как леди Абагэйл начала рассказывать нам про своего отца, вы огляделись по сторонам, возвели купол и продолжили ее слушать.

В моей голове вновь зазвучало уже забытое «Ы–ы–ы–ы–ы!», потому что связно оформить свои эмоции по поводу случившегося я оказалась пока не в состоянии.