Выпусти меня

Ирина Малаховская-Пен, 2021

Привычная жизнь Гали в столице внезапно рушится. Она принимает решение переждать непростые времена в деревенском доме, доставшемся ей в наследство от родителей. Вот только Галя не знает, что дом хранит в себе страшные тайны прошлого.Содержит нецензурную брань.

Адамовка, 1988 год

Маша возвращалась с почты, где у неё состоялся непростой разговор с сестрой. Она жаловалась Злате на жизнь, которая последнее время стала странной, грозя превратиться в страшную. Мария чувствовала это всей душой. Всё до недавних пор было хорошо: дом, хозяйство, муж, дочки. Витя трудился в Москве, домой приезжал только на выходные. Зато Маше вовсе не приходилось думать о работе: она вела дом, хозяйство, да приглядывала за близняшками, Галей и Валей. Как-то раз Витя приехал с работы смурной.

— Что такое? — всплеснула руками Маша. — Рассчитали?

— Дура-баба. Чего сразу плохое думаешь? Никто меня не увольнял.

— Я же вижу, ты расстроен…

— Так… мелкие неприятности. Не бери в голову.

А ночью, когда они, соскучившись за неделю, любили друг друга, а после лежали, обнявшись, Витя вдруг крепко прижал жену к себе, и сказал:

— Знай, Машка, я люблю тебя.

— Я знаю… — расслабленно прошептала она.

— Только тебя! И девочек. Если кто скажет тебе, что это не так — плюнь в рожу ему.

— Вить, ты чего? Изменил мне? — ахнула Маша.

— Не верь никому. Тебя люблю. Не изменял. — уверенно сказал Виктор.

У неё кольнуло в груди. Но Маша тоже так любила его… как можно было не поверить мужу? Отцу её детей? Она постаралась забыть об этом разговоре, а на следующие выходные Виктор вернулся из столицы просто мрачнее тучи. Маша посадила девчонок осваивать лото, а мужа увела к сараю.

— Вить, скажи мне всё, как на духу. Что с тобой?

— У нас просто… коллега умерла. Несчастный случай. Был на похоронах. Приятного мало. — Витя потёр грудь. — Водка есть?

— Наливка есть.

— Слабовата. Сбегай, купи водки. Мне как-то не по себе.

Маша водки купила. Уж слишком плохо выглядел муж. Бежала за водкой, и дивилась — чего ж он так переживает из-за смерти коллеги? Что так расклеился…

Ночью её разбудили голоса. Точнее, конкретно голос Виктора. Он слышался из коридора. Муж исступлённо повторял одно слово: прости! Вот так: «Прости! Прости! Прости! Прости!» Маша хотела было уже выйти в коридор, откуда доносился голос, но вдруг услышала скрип половицы и шелест, а потом мимо открытой двери прошла белая тень. И от этого силуэта, на мгновение мелькнувшего перед глазами, Марию обуял такой ужас, что она малодушно спряталась под одеяло с головой. Женщина тряслась, как осенний лист на ветру, не понимая, сколько времени прошло. Как уснула — тоже не помнила. Просто открыла глаза, когда Валя тихонько потрясла её за плечо. Рядом храпел Виктор, в комнате витал запах перегара, за окном рассвело.

— Мама, идём завтракать. Мы с Галькой всё уж приготовили. И Дунька мычит, надоена. — с самым серьёзным видом заявила Валя.

— Хорошо, доченька, иду уже. Спасибо, помощница моя.

Виктора Маша будить не стала. Спустилась, умылась, и пошла к столу. Её четырёхлетние дочки уже вовсю могли заварить чай, достать молоко и колбасу из холодильника, нарезать хлеб. Если надо, могли подмести в доме, и прополоть сорняки. Правда, от Вали было больше толку. Галя всё старалась отвертеться от домашних дел, да залезть куда-нибудь с книжкой. Она читала, да не по слогам и вслух, а бегло и про себя. Вечно притаскивала разные книги отовсюду. Всех соседей уж обобрала, наверное. И откуда в ней это?

Сегодня Галя возилась в кухне. Высунув язык от усердия, резала колбасу. Мария чмокнула дочку в макушку, проходя мимо, и села за стол. Налила всем чай, взяла бутерброд.

— Хватит уж пластаться, Галюнь. Не хватит колбаски — я подрежу потом.

— Я почти уж всё. — пропыхтела Галя. — Надо сказать папе, чтобы нож наточил.

— Не надо. Мне так спокойнее. — улыбнулась Маша.

Что-то тревожило её в то утро. Свербело и чесалось в голове. То ли мысль какая, толи воспоминание. То ли сон плохой снился.

— Ой, а где папа-то? — обернулась Галя. — Не разбудили, что ли?

— Я уж сам разбудился. — Виктор спускался по лестнице, потирая рукой висок.

Они завтракали в тишине. По тому, как морщился Виктор, было очевидно, что с исцелением беленькой он вчера переборщил. Маша молчала, и девочки тоже старались помалкивать. Только Валя спросила:

— Мам, тебе помощь нужна?

— Да нет, сегодня вроде сама должна управиться.

— Ну, мы тогда гулять пойдём?

— Я бы почитала лучше. — вздохнула Галя.

Мария решила, что должна поговорить с мужем. Лучше без свидетелей.

— Галя, сходи с сестрой, погуляй. Не ходите по одной.

— С чего вдруг? — отозвался Витя. — У нас тут спокойно. Маньяков нету.

— Сходи, Галя. — повторила Мария, и муж лишь взглянул на неё с удивлением.

Девчонки убежали на улицу, и Маша открыла было рот, чтобы начать разговор, как Виктор её опередил:

— Водка, что ли, палёная была. Ты где брала?

— Как понять — где? — изумилась Маша. — В сельпо, где же ещё. Почему палёная-то?

— Да смешно сказать. — хмыкнул муж и снова потёр висок. — Я вчера с неё даже вроде как белочку словил.

— Как то? Померещилось, что ли, чего?

— Да навроде того…

Виктор кривовато улыбался, но Маша, которая знала его с яслей, видела: мужу не до смеха. Ему страшно. Она даже забыла всё то, что хотела сказать ему сама.

— Что привиделось, Вить? — Мария положила руку ему на плечо, и явственно ощутила, как Виктор вздрогнул.

— Привидение, ёлки-палки. Что ещё привидеться могло?

— Голова болит?

— Есть такое.

— Ну, поспи ещё. — вдохнула Маша. — А я Дуньку подою, принесу тебе свеженького. Молоко хорошо бодун снимает.

— Маш… погоди. — поймал он её за руку.

— Что? Некогда рассиживаться. Девчонок отпустила, надо управиться по-быстрому, да обед варить.

Ладно. Поговорит с ним потом. С него, с такого похмельного, всё равно толку мало. А Марии очень было интересно знать, что так задело лично Виктора, если умерла просто коллега. И как она умерла? Сколько лет ей было? Все эти вопросы крутились у неё в голове. А ещё она вспомнила, что так зудело в её голове: ночью был странный сон. Будто Виктор просит у кого-то прощения. Громко, отчаянно, на одной ноте. И этот кто-то у них в доме. Шаги и шелест платья. Тень, проскользнувшая мимо двери в спальню. Сон был до мурашек правдоподобным. Или это был не сон?

Девчонки в обед прибежали, перемазанные, перехватили по стакану молока и куску пирога, и снова убежали гулять. Виктор пришёл в себя, и что-то строгал у себя в сарае. Может наконец-то пол в коридоре переделает, чтобы не скрипел? На втором этаже половица ночью так скрипит, что и по нужде лишний раз идти неохота, чтобы весь дом не будить. Мария убрала в доме, наварила плова на ужин, и решила сходить в сарай, напомнить мужу, что он давно обещал перестелить пол. Не слышно было, чтобы в сарае работали, но что-то там явно происходило. Маша издалека не могла расслышать, что за странные звуки оттуда доносятся. Она вдруг замерла, сняла галоши, и босиком, на цыпочках, двинулась к сараю, не обращая внимания на камушки и траву, царапающие ноги. Чем ближе Маша подходила, тем более странным ей казалось происходящее. Из-за полуприкрытой дощатой двери доносились вздохи и всхлипы. Она перестала дышать, чтобы вообще никак себя не выдать, сделала ещё пару шагов и одним глазом заглянула в щелку. Виктор сидел на полу, прислонившись к стене, и плакал, уткнувшись головой в колени.

Маша таким же тихим сапом отошла обратно к дому, не забыв прихватить галоши, сброшенные на полпути. Вот так номер! Кого же так горько оплакивает её любящий муж? «Люблю только тебя!» — всплыли у Маши в голове его слова. Или как он там сказал? Люблю тебя одну? Нет, ночью она с ним поговорит, это точно. Девчонки уснут, они сядут спокойно в кухне, и он ответит ей на все вопросы. Маше всё это не нравилось! Ужасно не нравилось. В груди ныло. Неужели, Витя нашёл себе в городе другую? И это она погибла? Ужас-то какой, Боже мой! Как же жить-то дальше? Хоть самой садись и реви… вот только ей-то плакать недосуг, у неё ещё бельё не полоскано. И Маша, засучив рукава, принялась за стирку.

Вечером, за ужином, девчонки без умолку болтали о том, как прошёл день. Особенно Валя. Родители обычно слушали вполуха. А Маше так и вовсе было сегодня не до жмурок с прятками. Она всё обдумывала предстоящий разговор с мужем, как внезапно за столом стало как-то слишком громко.

— Что? Где? Ты спятила? — Виктор, совершенно бледный, смотрел на Валю. — Я сколько раз говорил: не разговаривать с незнакомыми!

— Что происходит? — не поняла Маша, но муж не обратил на неё никакого внимания.

— Ну? А ты где была? — он злобно смотрел на Галю.

— Книжку читала. Там же, на берегу. — дрожащими губами вымолвила Галя.

— Папа, но она же знакомая. Она тебя знает… — начала было возражать Валя.

— Молчать! — заорал Виктор, и стукнул по столу. — Тебе — не разговаривать с незнакомыми. Тебе — не отходить от сестры!

Дети заплакали, муж вылетел из-за стола, и как ошпаренный ринулся на улицу. Маша сидела, и ничего не понимала. И что делать не знала. То ли бежать за Виктором — ума он, что ли, лишился? А то ли успокаивать девчонок. Она посмотрела, кто из дочерей больше расстроен. Сильнее плакала Валя. Маша взяла её, посадила к себе на колени, и начала качать, как маленькую.

— Тс-с-с. Папка напугал. Не плачь. У него просто голова сегодня болит.

— Не-ет. — тихонько проплакала Валя. — Он просто ругается, что я с тётей говорила.

— С какой тётей?

Валя молча плакала.

— А? — спросила Маша у Гали.

Та уже почти успокоилась. В ответ она лишь пожала плечами, и повторила.

— Я книжку читала. Не видела ничего.

— С какой тётей, Валюш?

— С тётей Аллой. Она была на берегу. Просто поговорили, ничего такого. Зачем так кричать?

Валя тоже начала успокаиваться, и её речь стала более внятной. На берегу озера дочка встретила какую-то женщину и поговорила с ней. Ну… может и не лучшая идея. Но зачем так орать?

— А эта тётя, Валь, она не местная?

— Как это? — не поняла девочка.

— Она из нашей деревни?

Валя помотала головой.

— Точно нет? И ты никогда её тут не видела?

— Точно нет. И точно не видела.

— Тогда папа прав. С незнакомыми говорить нельзя.

— Но она сказала, что знает папу! Спросила: «Ты — Валя? Витина дочка?»

— Так… а ты что?

— Я ответила: «Да». А она сказала, что у неё тоже могла быть такая дочка. Но не будет уже. Никогда.

Последнее слово Валя вымолвила тихо и с придыханием, словно подчеркивая его таинственную трагичность. Никогда! И что бы это всё значило?

— Странная она. Без галош, без куртки. В платье одном. Я её спросила: «Вам не холодно?»

Без галош, без куртки? В эту пору? Да это какая-то сумасшедшая! Господи, хорошо, что обошлось! Маша крепко прижала Валю к себе.

— Так. А тётя ответила что-нибудь?

— Да. Она сказала: «Тут не холодно». Но там было холодно. И ветер.

— А потом что?

— Потом Галя спросила, с кем я разговариваю. Я повернулась к ней. А когда обратно на тётю посмотрела, её уже там не было.

— Да не было там никакой тёти. — уверенно сказала Галя. — Валька сама с собой говорила. Фантазёрка.

Любовь к чтению книг давала свои плоды. Словарный запас Гали был гораздо более обширным, чем у сестры.

— Сама фанзёрка! Я ничего и не выдумываю! Была тётя! — крикнула Валя с обидой.

— Ладно, девочки. Глядите друг за другом. И не разговаривайте с незнакомыми. — Валя пыталась возразить. — С теми, кого не знаете, кто тут не живёт, — никаких разговоров. Это понятно?

Они покивали, и ушли наверх. Маша убрала со стола. Куда подевался её муж? Неплохо бы ему объяснить всё, что с ним происходит. В том числе, от чего Виктор так взбеленился на девчонок. На Машин взгляд, ни одна из них ничего криминального не сделала.

Витя пришёл домой к ночи. Вид у него был такой мрачный, что Маша не стала ничего спрашивать. Отвернулась к стене, и делала вид, что спит. А потом и правда уснула — усталость взяла своё. В воскресенье нужно было приготовить Виктору одежду на неделю, разобраться с хозяйством, всех накормить, — хлопоты захватили её целиком. Было не до разговоров. А вечером Виктор уехал в Москву.

Ночью Марии спалось плохо. Её как будто преследовал скрип половицы, которую муж опять не отремонтировал, чтоб ему. Шаги и шорохи. Шелест и тени. Маша прислушивалась, в страхе, что девочки тоже что-то такое почуют, и позовут её. Но из их комнаты не доносилось ни звука. Или ей просто не слышно? Встать бы, пойти, проверить… но ужас сковывал её по рукам и ногам.

Утром за завтраком Валя заявила:

— Она к нам приходила!

— Кто? — не поняла Маша.

— Тётя Алла. В том же платье. И ночью ей не холодно! Говорит, нет. Говорит, там не холодно, и я сама потом узнаю. Вот. — Валя развела руками.

— Подожди… к нам? Сюда домой приходила какая-то женщина? Я же дом заперла! Такого не может быть. На засов замкнула.

— Мам, не слушай её, она болтала во сне. — с полным ртом пояснила Галя.

— А вот и не во сне! Врёшь ты всё. — и Валя вдруг сильно стукнула сестру ложкой по голове.

Маша опешила. Никакой агрессии никто из девочек ни разу не проявлял.

— Что ты творишь? — она вырвала у Вали ложку.

Галя схватилась за голову, и пыталась не разреветься, сцепив зубы. Маша подскочила к холодильнику, вытащила кусок мяса из морозилки, приложила к Галиной голове.

— Больно?

— Нет. — с вызовом сказала Галя. — Валька — дура!

— Ты точно уверена, что во сне? Никого не видела в комнате ночью?

— Я спала. Слышала, что она во сне бормочет что-то. Не видела никого.

— Ладно. Ладно! Посидите тут. Я сбегаю на почту. И не обижать друг друга! Это ясно? — прикрикнула Маша.

Девочки покивали. Она подумала, может взять их с собой? Или Валю взять, а Галя пусть сидит читает. Ладно! Она быстро.

Поминутно оглядываясь, понимая, что кто-то её всё равно да услышит — что делать, деревня, — Маша по телефону вкратце рассказала сестре события последних дней, начиная со странного признания Виктора.

— Ты будешь думать, что я дура, но у меня тоже чувство, что в доме кто-то есть! Как будто он с собой привёз что-то. После тех похорон.

— Я не знаю, что там у вас происходит, но что ты от меня хочешь? Чем я могу помочь? — спросила Злата после паузы.

— Не знаю. — Маша всхлипнула. — Мне просто страшно!

— Ну, собери девчонок, приезжай ко мне погостить. Что я ещё могу предложить?

— Как я приеду? У меня куры, корова. Огород. Надо остатки собирать, перекапывать всё.

— Да неужели во всей деревне некого попросить приглядеть за твоим хозяйством несколько дней? Мы же не в тыще километров живём, поди. Всего-то в сотне с небольшим.

— Злата, приезжай ты к нам!

— Ну, нет, дорогая моя. У меня работа, и отпуск нескоро. И потом, у кого муж странно себя ведёт? У меня его вообще нет! И слава Богу. Одни проблемы от мужиков. Давай, найди там, кто присмотрит за твоей коровой, и приезжай хоть на пару дней. Поговорим обо всём обстоятельно. Я тут пока попробую узнать, кто умер в конторе у Витеньки твоего. Я ж его на работу-то устраивала.

— Ладно… Я попробую по соседям поспрашивать, может кто и согласится Дуньку покормить-подоить.

По пути домой Маша забежала к ближайшей соседке, Аньке, и попросила её приглядеть пару-тройку дней за коровой, начиная со вторника.

— Съезжу к сестре в Москву.

— Да поезжай, конечно! Чай не чужие. Сочтёмся!

Весь день она прокопалась на огороде, пытаясь побольше сделать, да потом ещё собирала чемодан с вещами, чтобы ехать в Москву. Девчонки прыгали, в предвкушении поездки в большой город, и встречи с двоюродным братом Тёмой. Кое-как помыв их и уложив спать, Маша буквально свалилась с ног, и вырубилась. Спала она в ту ночь, как убитая. А утром обнаружила, что Вали в доме нет. Галя на месте, а Вали — след простыл. Как не было. Входная дверь была закрыта изнутри на засов. Но на первом этаже одно окно оказалось открытым. Приехавшая по вызову милиция нашла следы босых детских ног на земле под окном. Следы удалялись от дома. Привезли служебную овчарку. Она понюхала Валину кофту, потыкалась носом в следы, и потащила милиционера к озеру. Все двинулись за ними. Маша шла, как робот, еле переставляя деревянные ноги. Подбежав к озеру, овчарка села у воды и протяжно завыла. Милиционеры многозначительно переглянулись. А Маша без сил опустилась на холодную осеннюю траву и горько расплакалась. У неё ещё была какая-то надежда. А тут вдруг не стало. Исчезла. Утонула в остывающей сентябрьской воде.

Машу долго терзали мужчины в гражданском, которых пригласили местные, те, что в милицейской форме. Где она была, да как не доглядела. Да кто ещё был в доме. Ей и без того было невыносимо муторно и тошно. Виктору бы сообщить, что пропал их ребёнок, а её всё не отпускали и не отпускали. А она думала о своём. О том, как вообще сообщить мужу такое по телефону. Время стремительно приближалось к обеду, корова мычала с переполненным выменем, соседи околачивались рядом с домом, голодная Галя ходила, как неприкаянная, а к Марии всё приставали с расспросами. Она вдохнула поглубже, выдохнула, и спросила:

— Вы искать-то будете? Или так и собираетесь ко мне цепляться? Я ещё даже мужу не сообщила.

— Да мы будем искать, будем. Только если бы она куда по земле ушла, то собака бы след взяла.

Надо же. Аккуратные какие. Ходят вокруг до около.

— Ну, так а если утонула, — Маша выговорила это, и почувствовала, словно её лёгкие заполняются водой, — в озере разве искать не надо?

Они пробормотали что-то про водолазов и отряд из местных добровольцев в лесу, а потом снова вцепились в Машу.

— Мария, Валя могла сама открыть окно?

— Нет! Шпингалеты были закрыты и сверху, и снизу. Открывались туго. Сама не могла!

— Так кто же ей помог тогда, если кроме вас никого дома не было? Или вы забыли их закрыть?

И так по кругу. И ведь уже полдня, Боже ты мой!

— Хватит. — решительно сказала Маша, и встала. — Вы меня в чём-то подозреваете?

— Нет, мы просто пытаемся разобраться…

— А на нет и суда нет! — перебила следователя Маша. — Ищите моего ребёнка. Не тратьте время. Я пойду звонить мужу.

Она тащила Галю за руку до почты, боясь отпустить хоть на минуту.

— Мама, больно! — дёрнула руку девочка.

Маша присела на корточки, обняла Галю, прижала к себе, и вновь дала волю слезам.

— Прости меня, доченька. Прости. Прости. — бормотала она сквозь слёзы, уткнувшись носом в Галино плечо.

— Мам, с Валей плохое случилось, да? Самое страшное? Она не вернётся?

— Нет, что ты, Галюся. Конечно нет! Дяденьки из милиции найдут Валю, обязательно найдут.

— Не найдут. Её та тётя забрала.

— Ты что? Видела кого-то ночью? — встряхнула Маша дочку за плечи, заглядывая прямо в глаза.

— Нет. Я спала. Но больше-то некому.

Галя развела руки в стороны, подтверждая, что точно больше некому.

— Меньше книжки свои читай. Начитаешься, а потом чушь мелешь. Пришли уже. Стой рядом, я позвоню.

Маша позвонила сначала на работу Виктору, там сказали, что сейчас он на объекте — подойти не может. Она велела передать мужу, что дома беда — пусть срочно возвращается. И позвонила Злате, рассказала всё ей.

–… а мы ведь сегодня к тебе выезжать собирались. — закончила рассказ Мария.

— Чертовщина какая-то… немедленно собирайтесь и к нам. — распорядилась Злата на правах старшей сестры.

— Что ты! Я не могу теперь. Вдруг её найдут?

— Я не думаю, что её найдут. А вот вы в опасности. Машка, не глупи! Найдут — сообщат, оставь в милиции мой номер. Вам сейчас о себе думать надо.

— Ладно, Злат. Я подумаю. — она вздохнула. — Плохо как мне. Ужасно. Как подумаю, где там сейчас кровиночка моя? А вдруг живая она? Маму зовёт?

— Тьфу ты! О Галке подумай. Где она, кстати?

— Тут. Глаз с неё не спускаю.

— В общем, я вас жду! Это самое правильное сейчас. Если в доме творится что-то неладное, самое верное — убраться из этого дома.

Маша шла домой, низко опустив голову. Она чувствовала, как от слёз намокает платье на груди. Да уж промокло насквозь всё! Не надо бы реветь, Галю пугать. Только что с собой поделать-то? Тошно, хоть вой.

Корова молчала. Оказалось, её подоили — ведро с молоком стояло тут же. Видимо, соседка Анька сподобилась. Маша умылась сама, умыла Галю, накормила её то ли завтраком, то ли обедом. Надо было дальше хлопотать, но сил не было. Да и не хотелось ничего делать. Мария прислушивалась к звукам вокруг: вдруг раздастся топот детских ножек, и Валя закричит:

— Мама, я пришла!

В доме стояла тишина. Какая-то зловещая и липкая. Маша почувствовала, что хочет спать. Что это с ней? Сроду она днём не спала. Нервы, наверное.

— Галь, пойдём, поспим?

— Я не хочу. — возразила дочь. — Я читаю.

— Ну полежим. Ты почитаешь, а я может и усну. Клонит что-то.

Они устроились в детской. Галя с книжкой, а Маша обняла её и уткнулась носом в хрупкое плечико.

— Спи, мам. Не волнуйся за меня. Я никуда не денусь. — серьёзно заявила Галина, и снова засунула нос в книгу.

И в кого она такая читательница? Сроду у них не было любителей книг. Разве что только её прадед, Машин дед. Только когда то было! Галя его и в живых-то не застала.

Маша пересекла границу яви и сна, не заметив этого. Во сне она также лежала на кровати в детской комнате, только одна. Без Гали. Лежала, бездумно смотрела в потолок, когда вдруг услышала долгожданные звуки: топот ножек. Она знала, что это не Галя. Точно знала: пришла Валюшка. Шажки проскрипели по лестнице и приближались к комнате. Валя вошла в комнату, держа в руке любимую игрушку-собачку. И девочка, и Рекс были насквозь мокрые — с них на пол стекала вода. Маша силилась открыть рот, и спросить у Вали, где же она так вымочилась, но не могла произнести ни звука. Валя заговорила первой:

— Мама, она меня обманула. Там холодно.

— Кто обманул? Где холодно, Валечка? — смогла наконец-то выдавить из себя Мария.

— Мне очень холодно, мама.

Валя протянула к ней руку, а Маше стало страшно. Она вздрогнула, и открыла глаза. Гали рядом не было.

— Галя! — закричала Маша, как сумасшедшая, и подскочила с кровати. — Галка, ты где?

Маша поскользнулась, и растянулась на полу. По лестнице затопали, в дверях показалась Галина.

— Что такое, мам? Я в туалет ходила.

Мария, как безумная, ощупывала пол, на котором вдруг стало так скользко. Скользко, потому, что стояли лужи воды, словно кто-то выжал простыню. На том месте, где в Машином сне стояла мокрая Валя, была вода. Словно это был не сон. Как будто Валя и правда тут стояла, и говорила, что ей холодно ТАМ. Где — там? Кто обманул её девочку? Кто обманом увёл её и куда?

–Ты видела кого-нибудь? Видела? Ты давно вышла отсюда? Кто входил в комнату? — трясясь, спрашивала Маша.

Низ её платья был насквозь мокрым, с рук капала вода.

— Я только до ведра ходила. На улицу не пошла. Никто не приходил, мам.

— Как же не приходил? Как же не было никого?! Вот, видишь, вода? Это с неё… с неё натекло. Она была тут.

И тут Маша упала лицом на мокрый пол и страшно завыла, уже не думая о том, что пугает Галю.

Виктор явился ближе к ночи. Выслушал сбивчивый Машин рассказ. Стал ещё мрачнее, если такое вообще возможно.

— В лесу искали?

— Местные ходили. Пока меня тут допрашивали. Напрасно всё это, Вить. Не было следов к лесу. У озера они обрываются.

— А в озере что?

— Они что-то говорили. Мол, сейчас некому нырять. Но будут иметь в виду. Или… или сама всплывёт. Думаешь, я их слушала, что ли? Да у меня гул в голове сплошной! Сердце как сжало, так и не отпускает. Не могу ничего ни делать, ни думать. Тошно мне, Витя…

Муж молчал.

— Скажи что-нибудь хоть?

— Завтра сам нырять пойду. А ты иди в лес.

— С Галей?

— Хоть бы и с Галей.

От Виктора веяло каким-то обречённым равнодушием. Это очень больно задело Машу.

— Всё ж хорошо было. Жили. Пока ты каяться не начал. В любви мне признаваться. Потом похороны эти. Говори! Кто у тебя умер?

— Устал я. — Витя встал из-за стола. — Спать пойду.

— Говори! — Маша вцепилась ему в рукав. — Женщина другая, да? Что с ней случилось? От чего она умерла? Что у вас было?

Железной рукой Виктор разжал Машины пальцы. Так, что она вскрикнула от боли. И ушёл наверх, не оглядываясь.

Ночью Маше долго не спалось, а когда глаза начали слипаться, она услышала шаги. С вечера женщина легла в Галиной комнате. В Галиной… в комнате девочек. Ей не хотелось видеть Виктора, и разговаривать с ним. А среди ночи муж ни с того, ни с сего, начал ходить по дому. Даже выходил куда-то ненадолго. Что ж ему не спится-то? Маша ждала, когда он угомонится и ляжет, но услышала, что Виктор идёт к ним.

— Что такое? — она вышла из комнаты и притворила за собой дверь.

Маша всматривалась в темноту. Выключатель был у лестницы — Витя не зажёг свет.

— Спустимся. — глухим голосом сказал он.

Следуя за ним по лестнице, Маша с ужасом обнаружила, что у Виктора в руках ружьё. Она замерла.

— Что ты задумал?

Он обернулся на мгновение.

— Идём. Не бойся.

И пошёл дальше.

В кухне он усадил её около окна, а сам уселся напротив. Поставил ружьё на пол, прислонив его к стулу. Стёр слёзы с потемневшего лица и заговорил:

— Она у нас бухгалтером работала. Виделись только в день зарплаты. Как-то был дождь, смотрю — она без зонта мимо топает. Мы с мужиками вечером курили у барака. Предложил проводить. Так и закрутилось.

— Ты любил её? — с ужасом спросила Маша.

— Сам не пойму. Ещё неделю назад я бы точно сказал тебе: нет. А сейчас какой смысл врать уже? Неделю назад я и подумать не мог, что ты узнаешь. Но коли уж до такого дошло… не знаю. Рядом с ней казалось — люблю. Возвращался к вам — забывал о ней.

— Как ты мог?!

— Ну ты спросила! Когда бы я знал… само получилось.

— Как её звали?

— Алла. Алла Витальевна.

— А потом… что?

— Потом… — Виктор потёр лоб. — У нас табака нету?

— Ты же бросил.

— Сейчас бы не отказался.

Маша встала. Нашла глубоко в ящике шкафчика коробку с табаком и газету, протянула Виктору. Он не спеша свернул самокрутку, закурил.

— Потом она сказала, что беременная. Что я должен что-то решать. Что я должен был решать? Я ничего ей не обещал. У нас никогда не было разговоров, что я брошу семью. Так я и сказал. Что придётся ей дальше без меня.

— То есть, просто бросил её? — жёстко спросила Маша.

— Да. — коротко взглянул на неё Виктор поверх дыма. — Я её просто бросил.

— А она что?

— Она повесилась, Маша.

— Боже мой… беременная? Повесилась? Грех-то какой!

— Хоронили мы её всей конторой. У неё из близких никого. А после похорон, ночью, в нашем доме, я увидел её. Как живую. Она стояла в коридоре и смотрела на меня с такой ненавистью. Сам не понял, как у меня колени подогнулись. Я просил у неё прощения. Но она сказала, что не простит. И ушла.

— Сказала? Она говорила с тобой? — Маша прижала ладони к лицу.

— Да. Говорю же, как живая. — Виктор затушил окурок в чашке. — Она не простит, Маша. Выхода нет.

Он взял в руки ружьё.

— Что ты делаешь?!

— Надеюсь, хоть ты меня простишь.

Виктор посмотрел на Машу, и в последние секунды своей жизни она успела увидеть, что в глазах мужа плещется безумие. А больше ничего не успела. Виктор выстрелил почти в упор. Патрон пробил грудь Маши насквозь, и она замертво рухнула на пол.

Он поднялся на второй этаж. Предстояло самое трудное: убить собственного ребёнка. Но лучше уж он убьёт её, чем Алка утащит дочку за собой, как утащила Валю. Нет, они ей не достанутся. Его семья ей не достанется! Надо было раньше это сделать, тогда и Валя бы была в безопасности. В покое. Умереть, и обрести покой — это хорошо. Это правильно. Виктор не хотел, чтобы Маша и Галя пали жертвами сумасшедшего призрака. Чтобы стали такими же, как она. Что Алла сделала с Валей? Утопила в озере? Вон она, подлая, смотрит на него из каждого угла дома. Насмехается!

Гали в комнате не оказалось. Виктор зарычал от отчаяния. Он перерыл весь дом вверх дном — девочки нигде не было. Виктор сел на пол в кухне рядом с женой. Маша смотрела в никуда. Бедная. Она ведь ни в чём не виновата. Это он во всём виноват. И в том, что Галю, видимо, успела забрать Алла. Не досмотрел. Так и будут его девчонки маяться вечными призраками. Ну, хоть им с Машей удалось ускользнуть. Правда, ему придётся гореть в аду за то, что он сделал. Но даже ад лучше, чем бродить бесплотным духом по земле. Виктор закрыл жене глаза, поцеловал на прощание, и взял её руку в свою. Правой рукой упёр приклад в пол. Ему не было страшно. Теперь уже нет. Устроив дуло удобно к подбородку, он закрыл глаза и нажал на курок.