Стихи Ирины Листвиной глубоки и самобытны как по существу, так и по форме. «Эти стихи – всем своим напряжённым исканием запредельных связей – направлены на сотворчество с читателем…» – пишет о них литературный критик Т. Ю. Хмельницкая. Романтизм баллад и классическая строфа свободно и естественно уживаются в них со своевольными вкраплениями слов, в духе авангарда. Избранное стихотворений И. Листвиной привлечёт внимание любителей традиционной и современной поэзии.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Дерево в окне предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Из перемежающихся циклов «Моя бездомная любовь» и «Снего-пропады»
Пластинка
I
Золотистый летучий звон,
луч иглы тебя находит.
«Mon amour, ma Marion,
notre toujours…»[10] — уж на исходе.
Чертит круг нáчерно,
возвращаясь, луч блестящий.
Обруч, глубь с озёрным дном,
оклик музыки и счастья.
Улетели этажи —
что нам всё же остаётся?
«Повтори мне, скажи,
где мы нынче расстаёмся».
Щёлкнув глухо, спираль
вывернула себя всю. Дай
мне руку, печаль,
и уйдём скорей отсюда.
Нет, не будет птенцов,
ни прозрачно-ломких почек.
Лёгким снегом из снов
с зимней тяжестью покончим.
II
Пусть невидимая, из сна,
детский свист, сквозняк и скорость, —
будет пробовать весна
на земле искать опору.
Кисти, вёдра, апрель,
солнца влажные заплаты…
Непрочна акварель
на снегах голубоватых.
Каплет-колет капель
в горле труб со ржавью астмы.
…Там, где дремлет метель,
ты со мной навеки, август.
Спи, в золе догорай,
мой шафранный рай… Как тихо.
Просто — вглубь, в шкаф убрать
солнце чёрное, пластинку.
1968 г.
Листо-пропад. Прогулка по Обводному к Расстанной
Л. С-ни
Небо горбится плавно, гóлубо.
Солнце — не огонь, подаяние.
Серебрит листва твою голову,
тени, блики, сень увядания.
От кувшинок — полушки талые,
и потуплены улиц головы.
Тихий голос поёт литанию[11],
улетают птицы из города.
Что ж, прудов опустелых лебеди,
ранний снег ли на ветках бережных,
листопад сквозь дождь — множит знак беды?
Солнца пригоршни — в воду денежкой?
Шаг канала, вдоль уз (с подсказками
от зимы, льда наплыв ли, таянье).
Умолкает музыка ласково,
застывает даль — «До свидания!»
Пустота стоит, смутно каменна.
Я одна — отрицать и каяться.
Серебрит-темнит амальгама на
паутине слёз… да тоска моя.
На даче в саду
Ал-ру Ке-ну
Это пригород,
куст и изгородь,
горе-счастие мимолётное,
скрытных крыл трепетанье лёгкое.
Это иволга — «милый, милая»,
это снегири — «снег с ресниц сотри»
и синичий глаз — (спички свет погас),
это коростель — (лунная постель).
У малиновки — ал-малинов сад,
опалённый куст ринулся назад,
но всю ночь в окне плакал, не дыша:
«Ты прости, моя малая душа».
Так и сплыл наш дом — лепестком к луне,
о тебе одном плачу я во сне.
Жаворонка жар с тоненьких небес
только продолжал, только о тебе.
Снего-пропад. Лиственный
Белые листья слетают мои,
красные, жёлтые падают с крон.
Белые листья в четырёх стенах,
чёрные — по ночи — с четырёх сторон.
Ими заполнена, ширится ночь,
красные-жёлтые не в силах помочь.
В ком полускомканный (со звуком «клэп-клок»[12])
белый упал неисписан листок.
«Азбукой Морзе по стёклам мороз
колет в сознании точки насквозь»[13].
Дом стеклоокий, что наискосок,
красные-жёлтые светят — кому?
Им в голубом на прощанье дана
милость: кружась, завораживать тьму.
А за окном — треугольник окна,
сложен, отослан, белей полотна.
Но неопознан его адресат.
Чуть рассветёт, он вернётся назад.
Осенним днём
Ал-ру Ке-ну
I
Вдруг снова днём — как белой ночью,
и непонятна тишина.
Ведь осень в городе хлопочет,
недавно началась она.
Да, воскресенье в самом деле —
вот отчего на даль версты
гостинодворские аллеи
стоят пустынны и желты.
А в Павловске снуют газеты
(что шрифт смешали с домино).
Там привокзальные буфеты
пыхтят, что в них полным-полно.
Бумагой, а не тягой шмеля
шуршат оборванно кусты.
Что ж, в этом весь конец недели
до наступленья темноты.
II
Ты помнишь взлёт косых и рдяных,
летучих, как косынки, туч?
Вдоль притолоки покаянно
клонился к нам последний луч.
А утром дождь по древесине
летел… Что пело сквозь него —
златой мелодии Россини
улыбчивое ль торжество?
Нет, кто-то клавиш в дачной сини
касался (до рассветных рос),
заплаканной былой России,
весны и ветра виртуоз…
Снего-пропад «За две недели до Рождества»
Осень, подмешавшая истому
в невесомость скудных, кратких дней.
Профиль неба в проводах, изломах,
в искрах серо-золотых ветвей.
Кажется, прозрачный этот свет
(к Рождеству он поколеблен не был),
затемно окутав дом и небо,
смыл железо стылое на нет.
А задует и потянет вниз —
дрогнет и забьётся по карнизу
мимолётно мишура ветвей
(финифть с тенью), солнечных и сизых,
проскользнёт по кромке серых дней…
Смутных дней (с пером лебяжьим) шерсть,
спиц мельканье — шаткая ограда,
ненароком сбросишь петель шесть…
Вдруг в гнездо пробьётся луч отрадный,
сбив завалы снега с наших душ?
(Блеск подсветки — с ярких улиц в глушь —
позовёт на театральный ужин,
вот стекло заволокла не стужа —
светло-золотистое вино.)
Но надолго ли гостить, коль в лужах
кровельным железом крыто дно?
Станет ветер рыскать за углом,
вновь завьёт воронку злая скорость,
чтобы оборвать с ветвей покорных
позолоту, ставшую золой.
Что ж, когда вязанья мёртвый перст
запросто дотронуться посмеет —
станет острой проволокой шерсть,
а в гнезде птенец, что он умеет?
Но, укачивая, трепеща
кроткими, безрукими крылами,
талый Ангел дня взлетит над нами,
мгла отступит, сучьями треща…
Боже, дай ему (и нам) с утра —
светлое успение утрат.
Ещё о весне
Ал-ру Ке-ну
I
Снег за окнами мягко теряется где-то,
время каплет так близко. Во сне
вдруг разбилась сосулька, стеклянная флейта,
что один раз звенит о весне.
…Мы бежали, не помня себя от разлуки,
поезд мчался за море, за твердь.
Из прозрачной травы, сквозь замёрзшие руки
мы учились на солнце смотреть.
В мире утренней алости, нежно и грубо
плеском вешним окрест обводя,
пели лёгких наяд[14] мимолётные губы
о сверканье и шуме дождя…
II
Ближе к утру сольются (с затвержённой болью)
стук колёс и следы на песке.
Я не знаю, не жду. Всё, что было, — невольно.
Снег, серея, твердеет к весне…
Не в своих беловежьих и заспанных царствах,
глубже голоса, в горле-спине.
А слова — наугад, наизусть? — род лекарства,
чтоб пробыть наяву, как во сне.
Да, в немыслимом сне
снег летит вместе с летом,
в луннооком заоблачном сне —
нет стеклянных осколков. Эолова флейта[15]
мне бездонно звенит о весне.
Молитва из глубины снего-пропадов
Прости нам, Господи, прости…
Как долго (долго ль — мне) брести
продрогшей тенью бездорожья?
Сам вскрик души моей: «Дыши!» —
ужели в чём-то вызов ложный?
Как возникает вновь трава,
когда земля с зимы мертва.
Как голубеет ломкость зданий
весной холодной, в дымке ранней —
она шатается сперва.
И как размытый снег — слова,
что дремлют в ране без сознанья…
Прости и не оставь! Внемли,
ведь я росток Твоей земли.
Прости и корни, и долги
в ночи земной, до первой зги…
Когда в ней оживёт трава
и снег растает, как слова:
«Весной холодной, в дымке ранней».
Прогулка в Павловске. Сон олений
Ал-ру Ке-ну
Что же было в тебе, любовь?
Сном ведёшь вглубь кольца, век ждёшь.
И на срезанной ветке кровь
всё свежа, как оставил нож.
Но зачем сквозь землю мерцать,
словно город таит свой свет
и зовёт затонувшим звоном?
Ждёт в короне оленья ветвь
и орешник — в звёздах зелёных.
Что же есть, если нет конца?
…
На пуантах свежесть цветка,
разрывается обруч почки.
Мир, сведённый к исходной точке,
раскрывается — в облаках.
Ледостав[16] Летнего сада (дерев и статуй) ночью
В Элизий улетает
Их лёгкая душа.
Ведь можно жить при снеге,
При холоде зимы.
Как голые побеги,
Лишь замираем мы.
Вспышка — чиркнувший снег,
лёгкие ресницы,
до утра к дрёме век
каменных лепиться.
Вспышка — в камере сад,
чёрно-белый, чёткий.
Статуи стоя спят,
тени на решётке.
В камне — воска ожог,
колебалось, тлело,
чуть живое в чужом,
лёгкой тени тело.
Но не вспыхнет извне
Конец ознакомительного фрагмента.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Дерево в окне предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других