Помидорный романс

Ирина Критская

История о том, что любовь тебя ждёт за поворотом всегда, несмотря на то, что ты давно потеряла веру в себя, надежду на счастье, и на то, что твоя жизнь больше не нужна даже тебе.Несмотря на немалый возраст, на неважное здоровье, на то, что твоими интересами теперь являются врачи, внуки и… Помидорная рассада.Она, любовь, все равно подкараулит тебя и не даст ни сбежать, ни спрятаться…

Глава 5. Вареники

— ООООй! Лышенько! Хто же это огурчики садил, сейчас-то?

Аделаида вздрогнула, не ожидая такого резкого звука в этом утреннем, тишайшем, пропитанным ароматами воздухе. Она встала совсем рано, так как привыкла, около шести и решила, пока Вячеслав спит, сбегать на речку, посмотреть, послушать, насладится тишиной и красотой утра. Тем более, что бежать далеко было не нужно — речка была в конце огорода, стоило только миновать грядки с помидорами и огурцами, потом картофельное небольшое поле, вдоль которого валялись огромные, как поросята, тыквы, нырнуть в росистые кусты давно отцветшей сирени — пересечь узкую набережную — и вот она — речка. Это все ей рассказал вчера Слава и она запомнила, распланировав свой утренний побег. Сделать это надо было побыстрее, потому что на обратном пути она должна была успеть набрать вишни в палисаднике, а тесто она уже замесила — ловко, так как умела, правда путаясь с непривычки в шкафчиках и полочках, в поисках муки. А тут — пришлось затормозить, оглянуться на голос.

На соседнем участке, который отделялся от огорода Славы небольшим низким заборчиком, стояла женщина — полная, вернее, дородная (именно это слово), в простом белом платье, цветастом фартуке и совершенно черными, без малейшего проблеска или хотя бы рыжинки, волосами. Лет ей было совсем немного — не более сорока, но понять это можно было только по слегка опустившейся груди, плотно обтянутой тканью, и немного грустным глазам с мелкими морщинками в уголках. Белоснежная кожа с фарфоровым румянцем, полные алые губы — про таких говорят «кровь с молоком» — все дышало чистотой, здоровьем и радостью.

— Вы мне? Что-то сказали?

Аделаида вдруг опять почувствовала себя старой и усталой рядом с этой деревенской красоткой и что-то еще неприятное кольнуло в сердце. Господи, сила твоя! Неужели, ревность?

— Да вам же, кому ж. Тут и нету никого, токо мы. Говорю ж — дядь Славик вчора огурцы садил — так разве ж садют их теперича. Июль ж на носу. Вам, если огурца, так вы заходьте, не стесняйтеся. Я их ведрами таскаю, замучалась уж банки крутить. Урожай ныне — ужас. Вы с Саратова? Сразу видно — городская. Вы дядьке кто — родня?

Аделаида растерялась, даже покраснела, как в юности, очень давно умела краснеть только Ада — вся, от макушки до кончиков пальцев — жарко, стыдно, почти обморочно. Она совершенно не знала, что сказать, стояла, крутила в пальцах травинку и чувствовала, как капельки пота выступили на лбу и норовят скатиться к носу.

— Да, я приехала вчера. Только из Москвы. Я родственница.

Зачем она соврала, сама не знала, но сказать, что она просто знакомая, не смогла. Ведь смешно, чудно, стыдно — бабка и дед, познакомились в интернете, а теперь она приехала к нему за восемьсот километров. И что? Жениться? Или любовницей? Ужас… Какой — то черт ее вел, не иначе. Но — ведь она совершенно не пожалела, ни секундочки. Наоборот — ощущение молодого счастья и новой жизни просто пропитывало ее до самой последней клеточки.

— Так вы не тушуйтесь, вас как звать-то? Коль подружка, так и хорошо. Дядь Славе давно надо бы женщину найти — век один кукует.

Как эта толстушка прочитала ее мысли Аделаида не знала, но, чопорно приблизившись протянула ладошку лодочкой и сообщила

— Адель… Аделаида Михайловна. Из Москвы.

— Ой-ой. Из Москвы — во как! Далёко. А меня Оксаною кличут. А вообще — Ксюша я, так зови. Ничего что на ты? А я тебя тетя Ада звать буду — а то уж больно длинно. Я к вам вечор заскочу, пирожков занесу. Стряпаюсь седня, сынок приезжает с Балашова, погостить.

Пока Адель собиралась ответить, Оксана развернулась и, с неожиданной для такой комплекции скоростью, унеслась по узкой тропинке к своему дому — только засверкали босые пятки.

Когда Адель вынырнула из кустов сирени, вся промокшая от росы, то даже сначала не поняла, куда идти. Реки не было. Узкая улочка, сплошь заросшая ивами — была, лужайки муравы перемешанной с мелкими ромашками и клевером — были, стол под огромной черемухой, с которой свисали нереально длинные кисти с зелеными еще ягодами — тоже, даже кряканье уток — разноголосое, наперебой уже слышалось, несмотря на рань, а реки — не было! Адель растерянно подошла к черемухе, обошла столик, лавку и вдруг увидела ее. Внизу, под высоким обрывом, с которого вниз к воде стекала деревянная пологая лестница — вилась серо-синяя лента, теряясь в зарослях плакучих ив и ракит. Река была настолько хороша, что у Адель захолонуло сердце, да так, что стало трудновато вдохнуть и она, покопавшись в кармане кофты, вытащила валидол и воровато сунула его под язык. «Вот ведь, старуха, а туда же». Но мысль эта тут же растворилась и, спустившись по лесенке, Адель села прямо на мостки, спустила ноги в воду и, закрыв глаза, вдыхала в себя речной аромат, напитанный цветами и травами.

…Когда Адель зашла в дом, до измора устав от впечатлений, сил готовить вареники у нее уже не было. Однако, нарушать своих обещаний она не любила, поэтому, схватив корзинку, приготовленную с вечера, направилась было в палисадник за вишней. Но, в эту минуту, дверь в кухню распахнулась, ослепив светом и Вячеслав, появившись в солнечных лучах поманил ее рукой. Потом подошел, улыбнулся, дотронулся до локтя.

— Доброе утро, Ада. Я могу так вас называть. Очень красиво — да и напоминает юность — хоть и нечастое имя, а встречалось. Завтрак готов. Вы купались?

— Я гуляла, Слава. Я тоже так — попроще, вы не против?

— Нет, я счастлив. Пойдемте. Вы кофе пьете?

Адель кофе не просто пила, она его глушила. Вечно низкое давление просто требовало этих доз, а когда оно повышалось, кофе тоже почему-то его снижало, потому она была кофеманкой. Рьяной.

— Кофе я сварю. Только сам. У меня рецепт свой. А вареники, вам, ой — тебе, наверное, не понравятся. Но я старался. Зато помидоры у меня — лучше в селе нет.

Стол был накрыт скатертью, небольшая вазочка флоксов посередине, дымящаяся миска с огромными, пышными варениками, пропитанными алым соком и сметаной и здоровенная тарелка с нарезанными помидорами — малиновыми, зернистыми на срезе, сахарными. Тонко нарезанный серый хлеб, желтый, чуть оплывший кусок масла и белый кувшин с молоком — все было настолько аппетитно, даже нет — прекрасно, что Адель чуть не заплакала. Как тогда, тысячу лет тому назад, когда муж первый раз пригласил ее к себе и вынес косой, чуть подгоревший, но самостоятельно приготовленный пирог.