Хлябь. Повесть

Ирина Галыш

Три поколения прусских юнкеров семьи Зумпфов на территории бывшей Кенигсбергской области совершали сексуальные и уголовные преступления при попустительстве германских и советских властей…Безнаказанность за преступления против человечностиприводит в бездну-хлябь.

Глава 3

Жатва

Теперь наследник стал помещиком и напрочь забыл, как выглядела дубовая аллея его свободы.

Кроме ненависти у него появился Шлёс и крест — деньги и власть.

Жестокость Отто отперла дверь скрытым порокам сына. Острый ум его в зависимости от ситуации наряжался в тёмные одежды злобной и мстительной гориллы, или в ослепляющие пёстрые тряпки изворотливой ящерицы, а то и в туман терпения и хладнокровия истукана.

Ценой неисчислимых потерь — материальных разрушений и человеческих жертв — коммунисты победили на его земле. Власть принудительно очищала захваченную область от коренных жителей: немцев, поляков, прибалтов — всех недовольных таким раскладом. Началась затянувшаяся на век война молчаливого сопротивления победившей стороне.

Нужны были лояльные и популярные местные. Отлично, если имели родственников и связи за границей. Хозяин старого поместья подходил по всем статьям. Информация с прежней родины текла пустопорожним потоком. Но молодой барон умел отделять зёрна от плевел.

Обоснованно опасаясь потерять только что обретённые земли, на которых был един в трёх лицах, Курт не раздумывая принял предложение НКВД стать агентом.

Ко всему он занимался переводом бесчисленной земельной документации, расселением хлынувших неимущих мигрантов, урегулированием неизбежных конфликтов, доносами на оставшихся земляков. Таких Советы ценили.

Поклонник Гитлера и реваншист по идейным соображениям, помещик их тотально ненавидел. Организовал группу неонацистов под безобидной вывеской охотничьего клуба «Вальдшнеп». Контора находилась в районном центре, а значимые даты отмечали в усадьбе.

Собирались раз в неделю. После нацистских словесных испражнений участники вымещали бессилие побеждённой стороны на детях из приютов вновь образованной Калининградской области. В сухих обширных подвалах Шлёса по выходным проводили весёлые вечеринки.

Курта вполне устраивала созданная легенда: спонсор мелиоративных работ в области, попечитель приютов, детских домов и кадастровый юрист. Собственность Зумпфов, семья и личная жизнь оставались под охраной и наблюдением. Молодой хозяин поместья плевал на соплеменников, знавших про овечью шкуру, и на красных, запустивших Вилена-шпиона в Шлёс. «Зять тоже всё знал, но наследство дороже», — старый педофил в усмешке скривил рот.

Лишь бы сохранялся статус-кво. Глотки участников невинных шалостей, членов клуба и сирот, под страхом смерти запечатал обет молчания. А открытый на помещика сезон охоты только добавлял куража в пресную жизнь…

Старик встрепенулся, услышав отдалённый мелодичный перезвон в японском садике Стася. Заросшие седыми, жёсткими волосами губы растянулись в довольную ухмылку. Иногда скуки ради гордец в своё удовольствие дразнил гусей — своих врагов и завистников.

Золотого мальчика Стася он нашёл в списках освобождённых из Хохенбруха. Сын лидских фабрикантов в Париже изучал ландшафтный дизайн. Учёбу прервал Гитлер, оккупировав республику. Родителей расстреляли, а парня угнали работать в трудовой лагерь Восточной Пруссии.

Скелет с пупочной грыжей, обтянутый пергаментной кожей, не мог быть предметом внимания Зумпфа, тем более, дизайнером. Но Курт рискнул. Парнишка поправился, поднаторел в деле, и в течение нескольких лет превратил территорию Шлёса в образец паркового искусства. Прекрасный сад представлял собой непрекращающийся аттракцион живописных ареалов.

В японском уголке дворянский слух ублажала нежная музыка ветра, ручей, пробегая через «клавиатуру» из бамбуковых трубок играл музыку воды. Та падала на деревянные барабаны, рождавшие музыку гор. Эта гармония тешила барона и трепала нервные окончания завистливым врагам.

Были в парке и другие чудеса: водопады и поющие глиняные горшки. Был и маленький зоопарк: удав и крольчатник — для самых близких и доверенных. Кроме Стася, рабочих парка, сюда наведывались лишь гости клуба в сопровождении босса…

Этому сивому садоводу он не так давно поручил миссию. И не промахнулся… Хе-хе! Замысел удался. Курт провёл всех, не вызывая ропота, не став изгоем. (Осталось убрать нескольких свидетелей-врагов, возмечтавших контролировать его).

Разве не благодаря смекалке? — гордился собой старик.

Хитрец, он делал очень простые вещи. Женился на политэмигрантке из ФРГ. Жену называл только «она». Как случилось, что от него родился ребёнок — девочка? — этот факт, между прочим, не переставал изумлять Курта.

Но и тут умно воспользовался обстоятельством и нашёл ему практическое применение.

Уже в юности Эльза напоминала морской анемон. Привлекательная, мягкая хищница. Ежедневно девицу занимали два вопроса: что надеть и где получить удовольствие. Разумеется, ответы и были развлечением.

Родители развелись, когда дочь пошла в школу. Жена-истеричка, из-за нелепого страха и безумной ненависти к супругу, по его требованию, стала информатором советской разведслужбы и получила разрешение на выезд из страны.

Эльза осталась в Шлёсе, чтобы вскоре фатер отдал её капитану Вилену Никольскому. Сыну кагэбиста, одного из руководителей карательных мероприятий по депортации местных граждан в зону оккупации Германии и по зачистке области от нелояльных к новой власти. Сынок продолжил дело отца, поддерживая до пенсии новый порядок на вверенной территории.

«Так-так, — барон вернулся к приятному. — Раз, два — и в дамки».…Таким макаром он пролез на пастбище госуправления.

Решительные шаги ошеломили недоброжелателей. Жизнь вошла в своё русло. Разделилась на видимое и скрытое. «То, что и требовалось», — старая голова на тонкой шее всё качалась, забыв остановиться.

По закону подлости мысли переметнулись на совсем уж неприятную тему:

«Охотников вырезает Стась. А вот Дита… Моя старушка Дита… Зря я тогда погорячился с её высерком — Евой… Баба похожа на бомбу с часовым механизмом. Что-то уже надо решать, пока дело не зашло дальше, чем может дотянуться рука его власти»…

«Ладно, кажется, хочу спать. Стась разбудит рано. Приятные выходные предстоят. Давно бы следовало размять старые кости…» — он забылся в коротком, но счастливом сне.