Босиком по битым стеклам. Сиротка из Больших гулек

Ирина Валерьевна Дынина, 2021

Насильно увезли из родного дома по приказу всемогущего герцога? Заставили участвовать в сомнительной авантюре? О! Да тут еще и эльфы объявились, а память, как назло, дает сбои? Не беда, если рядом с тобой странное и опасное существо, считающее тебя родной "мамочкой", и потусторонняя сущность, вредная, но обладающая некими, жизненно необходимыми для тебя, знаниями. Итак, опасные приключения отчаянной сиротки начинаются!Содержит нецензурную брань.

Автор выражает искреннюю благодарность Тюниной Елене Анатольевне, послужившей прототипом главной героини.

Огромную благодарность автор выражает Веронике Лавренчук за помощь в создании обложки, поддержку и понимание.

Глава 1 Сиротка

Елена очнулась внезапно, от ужасной боли, той самой, что скрутила всё её естество в морской узел. Все болевые ощущения сосредоточились в области живота, в том месте, где заканчиваются рёбра и ещё не начинается пупок.

— Ох-х-х-р-р-р! — выдавила она из себя совершенно невероятный звук, скребя руками землю — Ох-х-х, мать вашу!

Елена прекрасно знала о том, что некрасиво воспитанной девице изъясняться такими вот словами, но бить ту самую девицу ногами в живот, тоже ведь не очень прилично? Противоестественно даже!

Судя по ощущениям, дело обстояло именно так — её кто-то очень сильно ударил в живот. Ногой. И поэтому она сейчас валяется на грязной земле и скребет её пальцами.

Она? Валяется? На земле?

Что-то пошло не так! Что-то, определённо, пошло не так!

Проглотив горькую и слегка солоноватую слюну, Елена сделала попытку чуть приподнять голову и от этого простого движения ей стало совсем дурно.

«Сотрясение, по ходу. — сделала она совершенно правильный вывод — Ещё разбита губа.. И, живот! Боль — дикая! Ох-х!»

Она предприняла титанические усилия и всё-таки приподняла голову, отчётливо услышав, как хрустят шейные позвонки.

«Как вообще, шею не свернула? — мельком удивилась она, испытав неожиданный приступ злости и даже, агрессии — Ну, с-с-су.. Кто ж это меня так?»

Отважившись, она распахнула глаза и совершенно ошеломлённая происходящим, едва не впала в ступор, что в её незавидном положении было чревато нехорошими последствиями.

Очень, очень скверными последствиями!

Прямо над ней, распростертой на земле, навис какой-то незнакомый мужик — совершенно мерзкий тип, усатый, волосатый, весь серый и щетинистый.

Тип сосредоточенно боролся с рубахой, скрывающей под собой упругую грудь, дергая за какие-то тесёмочки и рыча от нетерпения.

Основание для его нетерпения красноречиво упиралось в самый низ живота Елены, недвусмысленно намекая на то, что грозит ей в самом ближайшем будущем.

Изнасилование ей грозит, вот что!!

Мысль ярким болидом пронеслась в голове, терзаемой болезненными ощущениями и Елена, стряхнув с себя неприятную одурь, окончательно рассвирепела.

Она пришла в себя и абсолютно была не согласна с тем, что её ожидает позорное надругательство.

Над! Её! Телом!

Незнакомый, но заранее ненавистный и мерзкий тип, замучавшись тянуть за тесёмки, рванул ворот просторной рубахи и та, не выдержав напора и натиска, жалобно затрещала и порвалась, выставив на всеобщее обозрение настоящее сокровище, весьма, кстати, увесистое!

«Четвертый размер, не меньше!» — подумала Елена, не понимая, как её, жалкий, минус второй, превратился в этакое богатство.»

И, тут же…

«Рубаха? На мне этакое убожество? — изумилась девушка, слабо барахтаясь под агрессором и пытаясь наладить взаимопонимание с собственным организмом — Но, как?»

Мужик, тем временем, не терялся — его сопение усилилось, глаза похотливо заблестели, а рот ощерился в гнусной ухмылке.

— Мой сладкий персик! — заржал насильник, больно сжав, неожиданно пышные, груди Елены своими лапищами — Давай, девочка, сопротивляйся! Я люблю укрощать строптивых лошадок!

— Мразь! — отчётливо и ясно подумала Елена, позабыв про предполагаемое сотрясение мозга. Девушка зло прищурила глаза и клацнула зубами, вновь ощутив вкус крови на разбитых губах — Ты, ублюдок, уж определись — персик я или лошадка! Зоофил грёбанный!

Современные дети, нередко отличаются жестокостью и безжалостностью и поэтому, девочка должна научиться увёртливости, хитрости и даже коварству, а так же, уметь постоять за себя, хотя бы первые три секунды драки.

Судя по всему — Елена пыталась сопротивляться, причём — безуспешно, потому-то, её теперь крутило от боли, да и в голове всё было не так ясно, как хотелось бы.

Одежда девушки оказалась разорвана, а лапы грязного урода копошились под длинной юбкой, норовя задрать её Елене на нос, лапали за бёдра, собираясь стянуть трусики.

— Упс! — растерялась девушка — А трусиков-то и нет! — зато, имелась длинная юбка, которых, спортивная и гибкая Елена отродясь никогда не носила.

— Потом, всё — потом! — мысленно отмахнулась от несуразности происходящего жертва почти состоявшегося насилия — Вначале спасём себя и свою., хм.. честь!

«Если вам грозит изнасилование и выхода нет — расслабьтесь и получите удовольствие — вспомнилась ей, где-то и когда-то услышанная фраза. — Елена была в корне не согласна с подобной постановкой вопроса — Расслабиться? Сейчас я тебя расслаблю, гад! Так расслаблю, что ты меня надолго запомнишь!!»

Она, сжавшись точно пружина, замерла, взирая на пыхтящего от вожделения насильника, глазами полными слёз. Ну, примерно, как тот самый кот, в достопамятном мультфильме про зеленокожего великана по имени Шрек. Её рот распахнулся, и девушка жалобно пролепетала, продолжая изображать из себя беспомощную даму в беде.

— Пожалуйста.. Пожалуйста, не делайте мне больно! Ох! Давайте я помогу вам! Я — сама…

Щетинистый мужик опешил и слегка растерялся, продолжая стискивать округлое бедро — неистовая девица, что ещё несколько мгновений назад сопротивлялась подобно дикой кошке, стыдливо алела щёчками и что-то нежно ворковала ему прямо в ухо. Ухо оказалось под стать мужику — слегка изодранное, точно у уличного кота, волосатое и грязное. В прямом смысле слова — кусок грязи отвалился от мочки и упал прямо на скорчившую брезгливую моську, Елену.

Мужику же, продолжало казаться, что жертва стыдливо улыбается.

— Всё-таки — персик, а не кобылка! — расслабляясь, произнёс незнакомый мужик, продолжая одной рукой ощупывать грудь девушки, а второй — шарить у неё между ног — Ну-ка, красотка, покажи дорогому Жильберто, что ты ещё умеешь! Не каждой уличной девке выпадает честь побарахтаться на сеновале с настоящим виконтом!

— Честь? Как же! — ещё больше озлобилась Елена, готовясь, дать стрекоча — Засунь себе эту честь, знаешь куда?

Но, вслух она сказала совсем другое.

— Ой, добрый человек, я сейчас повернусь.. Вам же неудобно, вот так! — и она слегка изменила положение своего тела, продолжая мило улыбаться в глаза негодяю, призывно облизывая пухлые губы и сама себе удивляясь — железная выдержка! Ни грамма фальши!

Тут же, неожиданно для него, резко согнув ноги, распрямила их, сразу обе, что явилось неприятным сюрпризом для того, кто, пыхтя от вожделения, пускал слюни рядом с ней.

Тот взвыл!

Ещё бы не взвыть, когда тебе грозятся отбить самое дорогое!

Елена точно знала куда нужно бить — в пах! В уязвимое место, которое мужики, кто б они не были, холят и лелеют.

А этот, ещё и возбудился!

Мразота!

Красота!

Прямо в яблочко, вернее — в орешки!

Девушка вскочила, подбирая длинную юбку совершенно привычным движением.

«Потом, всё — потом! — отмахнулась она от посторонних мыслей, нахально скачущих в голове — Если, конечно, оно наступит, это «потом»!

Мужик завывал не хуже кошака, которому случайно прищемили яйца.

— Почему — случайно? — гнусно ухмыльнулась Елена и от души добавила болезному, пиная того в колено крепкой ногой — Получи, скотина!

Очередной пронзительный вопль негодяя пролился бальзамом на душевные раны Елены. Сжимая разорванную рубаху и пытаясь хоть как-то прикрыть вывалившиеся из прорехи, груди, девушка бросилась бежать, шустро перебирая босыми ногами.

«Босыми? — в очередной раз что-то возмутилось у неё в голове — Твою ж мать!»

Мельком оглянувшись, Елена едва лишь не взвыла — на сеновале! — «Сеновале, о Боже ты мой!» — они с щетинистым, оказывается развлекались не в одиночку. Рядом, шагах в десяти, парочка расхристанных мужичков, совершенно определённым образом, кувыркалась с еще одной девицей, пользуя её по прямому назначению.

Девица та, по скорому, мнению Елены, против подобных развлечений, ничего не имела, сладострастно извиваясь всем своим телом на одном и причмокивая губами, доставляя удовольствие другому.

Тот, другой, находясь на пике наслаждения, едва не был оглушен отчаянным воплем щетинистого типа и теперь, извергаясь в ротик девице, таращил огромные глаза на Елену, намеревавшуюся, во чтобы то ни стало, поскорее покинуть и эту тёплую компанию, и само гнездо разврата.

Щетинистый, медленно передвигаясь на полусогнутых нижних конечностях, вопил не своим голосом.

— Держи! Держи, девку! — орал он неизвестно кому — Тварь! Держи её!

–СчаЗЗ! — подумалось Елене, которой очень не понравился взгляд второго мужика, уже успевшего освободить свою драгоценность из плена упругих губ и торопливо прячущего её в штаны — Так я вам и далась, маньяки озабоченные!

Вторая девица жалобно застонала и третий мужик, резко сбросивший её с себя, совершенно равнодушно пнул нечаянную подружку ногой и, вскочив с земли, едва присыпанной сеном, принялся бодро завязывать штаны.

«Завязывать! — пронеслось в голове у Елены — Где же пуговицы, твою мать?»

— Ну и нравы! — злобно фыркнула Елена, шустро перескакивая через какой-то хлам, наваленный хаотично — Скотина!

Кому адресовалось последнее слово, предположить было затруднительно — то ли, тому самому щетинистому типу, назвавшемуся виконтом и едва не изнасиловавшему Елену, то ли, двум его приятелям, беззаботно развлекавшимся с девицей, то ли самой девице, бесстыдно раскинувшей ноги и демонстрировавшей каждому желающему самое сокровенное и жалобно поскуливавшей после пинка.

«Сельма! — неожиданно вспыхнуло в голове у Елены — Сучка похотливая!»

В памяти отчётливо всплыло видение о том, как эта самая Сельма, девица вёрткая и хитроватая, мило улыбаясь Елене, зовёт девушку в сарай, посмотреть на крошечных котяток, которые только-только открыли глазки и такие забавные! И она, Елена, как распоследняя лохушка, потащилась за ней следом!

— С-су..! — это адресовалось уже непосредственно Сельме, потому что в сарае, кроме неё обнаружилось ещё три урода, намерения которых оказались весьма далеки от благородных.

Пока Елена предавалась воспоминаниям, ноги её на месте не стояли, а быстро приближали свою хозяйку к огромным дверям, сбитым из крепких досок.

И хорошо, потому как, парочка мужиков с уже надетыми штанами, кинулась за ней в погоню, сгорая от нестерпимого желания отомстить за поруганную честь своего приятеля.

Один из них, особенно противный — смазливый и холёный тип лет семнадцати, с абсолютно холодными глазами, свирепо рычал, выкрикивая визгливым голосом какие-то команды.

«Крепостные ворота, а не вход в сарай! — успела возмутиться Елена, проворно шевеля попой — Ох, и жук наш староста! Ох, и жук!»

Она ломанулась к выходу и сбила с ног ещё одного щетинистого мужика, на свою беду, решившего сунуть любопытный нос в злополучный сарай.

«Не бреются они тут, что ли? — успела еще удивиться Елена, отпрыгнув в самое последнее мгновение и увернувшись от растопыренных рук незнакомца — Вот же урод!»

Оказавшись в ногах у мужика, она ужом скользнула в опасной близости от, заляпанных грязью и кое-чем похуже, ботфорт.

«Ботфорты! — взвыло нечто в её голове — Твою ж мать!»

Эх! Зрелище, видать, получилось незабываемое — полуголая девица, сверкая телесами, ловя, выпадающие из разорванной рубахи, немалых размеров груди и тряся растрёпанной гривой пышных волос, цвета настоящего гречишного мёда, кубарем вывалилась из сарая, а за ней, злобно вереща и грозя обнажёнными клинками, выскочили два, не очень-то одетых, господина, стремящиеся пригвоздить эту самую девицу к земле, этими самыми клинками.

«Шпаги, мать вашу! — в который раз повторился тот самый, навязчивый внутренний голос, и Елена, повинуясь его воплям, рванулась вперёд лишь для того, чтобы, споткнувшись о чью-то, услужливо подставленную ногу, перекувыркнувшись в лучших традициях киношных каскадёров, ткнуться носом в пыль у мощных копыт чьего-то коня.

«Мама дорогая! — проблеял, всё тот же внутренний голос — Теперь, точно — хана!»

— Держи её! — орали обиженные мужики, бегущие следом за ней и бряцавшие оружием.

К их воплям присоединился хрип, ушибленного в пах, виконта, который всё ещё приседал от боли, но пытался, присоединившись к приятелям, отомстить беглянке за полученное увечье.

— Лихая девка! — кто-то из присутствующих заржал в полный голос — Так отделала бедолагу Жиля!

«Бедолага» Жиль, что-то грозно рыкнув, уже совсем было вознамерился ухватить Елену за растрёпанную косу, как холодный и скрипучий голос, остановил его.

— Что здесь происходит?

Елене срочно захотелось сделаться маленькой-маленькой, крошечной, как Мальчик-с-пальчик и закопаться в твёрдую землю по самую маковку или же, пользуясь мгновением тишины, уползти под ноги того самого коня, который выглядел самым безобидным из всех присутствующих.

— Эта тварь! — визгливый голос неприятного, холодноглазого молодчика разорвал оглушительную тишину в мелкие клочья — Эта мерзкая девка! Осмелилась… Она нанесла увечье Жилю.. То есть, виконту де Броэ!

Пугающая тишина, что наступила после слов, произнесённых голосом, полным холода и скрипа, продолжалась и даже пронзительный голос, верещавшего от возмущения, юного любителя соития на сеновале, не смог поколебать её.

Елена отважилась слегка приподняться на локтях и задрать вверх голову.

Ничего плохого не произошло, и девушка рискнула — она, всё ещё ощущала последствия падения под копыта незнакомой лошади и того самого удара в живот. Но в голове, как ни странно, прояснилось и даже панический внутренний голос соизволил заткнуться.

— Ха! — смех неизвестного весельчака продолжал звучать в отдалении, точно противопоставляя себя тому, изначально холодному голосу, от которого мёрзли даже зубы во рту — Даёт деваха! Едва не лишила нашего милягу де Броэ возможности обзавестись потомством. Или? Прервала на самом интересном месте? В процессе, так сказать, обзаведения? Ты, Жиль, собрался состряпать парочку бастардов с вилланками нашего герцога?

— Ещё слово, и я вызову тебя на дуэль! — раненым быком взревел тот самый де Броэ, не желая выслушивать насмешки в свой адрес — Пусть ты, всего лишь шут и фигляр, но шпага-то у тебя имеется!

— Молчать! — холодный голос заполнил пространство, заставив Елену задохнуться собственными, ещё не слетевшими с губ, словами — Поднимите её!

Девушку вздёрнули вверх чьи-то сильные, шершавые руки. Мозолистые, привычные к мечу, наверное.. Хорошо ещё, что она, предвидя подобное развитие событий, приготовилась, успела сгруппироваться и мысленно послать всех присутствующих по хорошо известному адресу.

Те же самые руки поставили её прямо, ощутимо хлопнув по спине, заставив распрямить чуть согнутый позвоночник и поднять опущенные плечи.

И, глаза.

— Дерзка! — восхищённо щёлкнул языком тот самый болтун, вознамерившийся довести бедолагу виконта до белого каления — Как смотрит! Как смотрит! На самого герцога смотрит! Глаз не опускает! Ха!

Елена смотрела, смотрела, внутренне содрогаясь от ужаса, не в силах отвести взгляд от хищного лица человека, восседавшего прямо перед ней на высоком, угольно-чёрном жеребце.

Властный, опасный, жестокий!

Вот первое мнение, составленное Еленой об этом господине на черной лошади.

От такого нужно держаться подальше, а, если уж судьба столкнула с подобным типом нос к носу, то самым лучшим вариантом было бы бегство — скорое и куда попало.

Лишь бы подальше!

Ледяной взгляд пронзительно светлых, почти до бесцветного, голубых, слегка водянистых, глаз, едва не проткнул её насквозь, точно ледяное копье.

«Жуть!» — подумалось Елене, но глаз она не опустила. Помнится, когда-то давно, играла она в гляделки с крокодилом в зоопарке. Крокодил был стар, ленив и ужасно прожорлив, валялся на горячем песке, точно шершавый, чешуйчатый коврик, но глаза его, жёлтые глаза рептилии, следили за каждым движением, тогда ещё, совсем молоденькой девчушки. И Елена знала, как обманчива мнимая безопасность — не разделяй их с крокодилом, непреодолимое для последнего, препятствие и ничто не спасло бы её от острых зубов и бездонного брюха зеленошкурого убийцы.

Глаза герцога, а то, что перед ней возвышался сам герцог, Елена догадалась сразу, пусть и человеческие, пусть и иного цвета, напоминали оробевшей девице глаза того самого крокодила.

Но, взгляд девушка не отвела и глаз не опустила. Ещё чего — перебьётся, хоть и герцог!

— Рельт! — коротко приказал тот, крокодиловоглазый вельможа и к нему мигом подскочил услужливый человечек в серой, неприметной одежде с такими же серыми, словно бы, смазанными чертами лица. — Рассказывай.

— Две селянки отправились в сарай, где их уже поджидали молодые господа. — скоро проговорил неприметный господинчик — Вначале было тихо, затем раздался крик виконта де Броэ.

— Добровольно отправились? — герцог раздражённо взглянул на троицу, мнущихся поодаль господ — Без принуждения?

— Без принуждения. — с готовностью подтвердил неприметный — Но..

— Но? — недовольно поджал губы герцог, встопорщив роскошные, длинные усы и продолжая взирать на запылённую и растрёпанную Елену с брезгливостью, точно на клопа или таракана. — Что — но?

— Первая девушка шла охотно и весело — пожал плечами неприметный — Эта же, отпрянула от дверного проема, но первая втолкнула её в сарай и захлопнула двери.

— Так… — в голосе, сидящего на черном коне вельможи, прорезался металл.

— Подумаешь! — визгливый юнец, устав помалкивать, подал голос, мелкими шажками приближаясь к Елене — Захотелось девушкам развлечься с молодыми и красивыми дворянами! Пару монет заработать. Что в этом плохого?

С губ Елены сорвался какой-то каркающий смех, скрипящий песком на зубах. Помимо её воли сорвался.

— Это ты, что ль, красавец? — фыркнула девушка прямо в лицо, остолбеневшему от подобного проявления неуважения, господину — В зеркало смотрелся, бомжара потный? Мылся, когда в последний раз? А этот, вообще — она небрежно кивнула головой в сторону де Броэ — И выглядит, как хряк, и воняет так же! Немудрено перепутать.

Мертвую тишину, наступившую после последних слов дерзкой вилланки, пронзил задорный хохот незнакомого ей шутника. Елена поневоле взглянула — смеялся молодой, хлипкий с виду и низкий ростом, парень. Смеялся громко, счастливо и безнаказанно, хотя лица и у де Броэ, и у его приятелей побагровели от ярости.

— Хватит! — рявкнул герцог таким страшным голосом, что его конь присел, ослабнув в коленях — Этих — он небрежно махнул рукой на несостоявшихся насильников — вон.. Пусть готовятся к отъезду, а эту — и тут светлоглазый задумчиво прищурился, наведя на оробевшую Елену острый взгляд старого стервятника — Эту..

— Помилуйте! Помилуйте, господин хороший! — к онемевшей от страха Елене, подскочила какая-то незнакомая женщина, полная, пышная, точно сдобная булочка с изюмом. И пахло от той женщины соответственно — свежей выпечкой, молоком, мёдом и свежестью. Подскочила и обняла ее нежно, как родную.

Даже на первый взгляд выглядела эта селянка куда как опрятней давешних дворян, кучковавшихся поблизости и сверлящих Елену горящими взглядами.

— Дворян? — озадачилась Елена, ёжась под неприязненными взглядами окружающих — Дворян, мать вашу!

— Ты как обращаешься к герцогу, холопка? — с места рванулся какой-то особо ретивый герцогский прихлебатель, поигрывая плетью — На колени, тварь!

— Ваша светлость! — вкусно пахнувшая тетка и впрямь бухнулась на колени. Её лицо вспыхнуло алым — от подбородка до корней волос, то ли от страха, то ли от волнения — Простите мня, ваша светлость! Мы люди тёмные, манерам не обученные! Не от дерзости я, от незнания! Простите сиротку, господин хороший! Слабая она, дурная совсем, всю жизнь такой живет.. Недотёпливой. Да и не разговаривает почти. Видать, Ама мало ума отпустила ей при рождении — да вы, господин, кого угодно, спросите, здесь все знают — Арлена, она всегда такая — полуумная, на голову скорбная!

— Не разговаривает? — брови герцога вздёрнулись вверх, всё так же надменно и строго — Не сказал бы. Болтать она, как раз — таки, горазда. Н-да!

Но всем было заметно, что взгляд вельможи, охвативший пышную фигуру женщины, слегка подобрел. Любил, видать, герцог пышнотелых красоток — лицом гладких, да кожей — белых. А от этой, вдобавок, и пахло приятно.

Почему-то подумалось Елене, что жена у герцога совершенно иная — противная, вздорная бабень, мосластая, с лошадиным лицом. Породистым таким, длинным, как у тех, мужеподобных тёток, что прогуливаются под радужными флагами сексуальных меньшинств. Или, наоборот — смазливая и белокурая модель, с ногами от ушей и непомерными амбициями. У подобных дамочек и характер соответствующий — стервозный, для семейной жизни — неподходящий.

Цепляясь, как утопающий за мягкие руки вкусно пахнувшей женщины, не побоявшейся вступиться за неё перед аристократами, у которых, обычно, с чернью разговор короткий, Елена вновь гордо вздёрнула подбородок — высоко, как учила её бабушка.

— Во, даёт деревенщина! — восхищённый голос невысокого прорезал тишину — Да, уж! Как держится!

И герцога проняло — не по чину, видать, было какой-то там селянке плечи прямить, да подбородки вздёргивать. Место таких, как она — в грязи, под ногами, у лошадиных копыт, в поле, аль в сарае, господ развлекая, вместо шлюхи купленной.

— Двадцать плетей. — уронил герцог, мазнув равнодушным взглядом по растерзанной одежде дерзкой девчонки — Но, смотрите мне — до смерти не забейте. И не уродуйте!

Елена рванулась из тёплых женских рук, точно лиса из железных челюстей капкана. Но, поздно!

Подоспели подручные того самого, невзрачного и мигом скрутили — ни дыхнуть, ни чихнуть, и головы не опустить.

Невзрачный скользнул по испуганному лицу девушки безразличным взглядом, мазнул таким же взглядом по оголившейся груди и..

— Ох, мать моя женщина! — мысленно всхлипнула Елена — И этот туда же! Они что, все тут озабоченные?

Где, «тут» и кто — «все», Елена пока не озадачивалась. Потом, всё — потом. Вначале, нужно выжить.

Двадцать плетей — это много! Она после парочки ноги протянет и Богу душу отдаст!

Взгляд невзрачного стал острым и подозрительным. Он протянул руку и ухватил Елену за разорванный ворот. Девушка забилась в руках подручных, но те держали её крепко. Тогда она клацнула зубами, намереваясь вцепиться очередному претенденту на своё тело этими самыми зубами в пальцы, но мужчина легко отшвырнул её в сторону, сорвав с шеи жертвы блестящий медальон округлой формы.

С мгновение, не больше, он всматривался в безделушку, затем, опомнившись, громко крикнул, обращаясь к герцогу, совсем было, выехавшему за ворота.

— Господин! — окрик невзрачного прозвучал неожиданно для всех — и для троицы давешних уродов, вознамерившихся присутствовать при экзекуции, и для симпатичной женщины, вступившейся за несчастную, и для самого герцога, и для его окружения.

Недовольно фыркнув, понукаемый твёрдой хозяйской рукой, остановился угольно-чёрный жеребец, льдистый взгляд колко упёрся в невозмутимое лицо невзрачного, хищно загнутый, крючковатый нос, дернулся и обвис, тонкие губы недовольно скривились.

— Что-то неясно, барон? — голос герцога звучал неприязненно и глухо. Судя по виду вельможи, ему до чёртиков надоели и дворяне, и крестьяне, и этот невзрачный с деревенской девкой, глупой до тупого бесстрашия. Вон, она, дура деревенская, и теперь стоит, плечи распрямив и глаза сузив. Ноздри тонкого носа раздуваются от гнева. Герцогине пристало держаться столь дерзко, а не какой-то там селянке из деревушки Большие Гульки. Стоит и не ведает о том, что достаточно одного слова крючконосого и голова вилланки, отделившись от тела, скатится в пыль, под копыта его горячего коня.

Или, ведает? Тогда, на что рассчитывает, глупая?

Невзрачный, названный «бароном», точно почуяв нетерпение господина, мигом скакнул к герцогу и что-то быстро зашептал, припав к стремени и сунув в руку вельможи ту самую безделицу, конфискованную у селянки.

Елену в этот момент уже прикручивали к столбу, заломив руки вверх и разорвав несчастное платье еще и на спине.

Но заметить, как барон Рельт показывает герцогу медальон, девушка успела.

— Ворованный, не иначе! — ахнула Елена, борясь с подступающей тошнотой и головокружением — Сейчас не только плетей всыплют, но и ещё чего-нибудь придумают, позаковырестей! Руку там, отрубят, или — голову!

Ей было хорошо заметно, как в великом удивлении приподнялись брови герцога, как распахнулся его рот, колыхнулись длинные усы и взгляд, всё тех же, льдистых глаз, упёрся в пышнотелую тётку.

— Ты! — разворачивая коня, герцог ткнул пальцем в заробевшую селянку — Подойди! А вы, все — вельможа кивнул на свою свиту — вон!

Елена осталась стоять, зажатая между двух солдат или, как их там ещё называют — крупных, наглых мужиков, воняющих чесноком, бряцавших железяками и лапающих её не только взглядами, но и руками.

Липкие взгляды этих немытых господ тянулись к девичьим грудкам и ягодицам, сверкавшим из-под растерзанной одежды.

— Да, господин. — указанная пальцем аристократа, тетка, неуклюже поклонилась вельможе, готовая в любой момент бухнуться на колени.

«Тётка Сана, жена тутошнего мельника. — всплыло в памяти Елены — Добрая. Не жадная. Всегда кусок хлеба подаст бедной сиротке. Сиротке? — озадачилась Елена, стараясь не обращать внимания на боль в вывернутых руках — Это, я-то, сиротка?»

— Сирота она неумная. — между тем говорила тётка Сана, сминая в руках светлый платок — Чужачка, не местная. Однажды осенью поздней и приблудилась она к дому вдовы одной. Вдова и приняла её в приживалки-то. Девчонка не говорила почти, господин, мычала неразборчиво. «Арли», да «Арли» — вот и все, что нам поначалу разобрать удалось из ее бормотания. Вдова Арленой девочку назвала. Сиротка, как есть, в тряпье, да обносках. Не говорила совсем по — людски. Молчала всё, да плакала горько. На голову увечная, а личико — славное.

— Дальше. — голос герцога затвердел, глаза опасно сузились.

— Игрулька та — Сана опасно покосилась на медальон, свисавший из руки герцога на тонкой цепочке — всегда при ней был. Вдова его не продавала, хоть и жили они бедно, чуть ли не побираясь. Истана говаривала часто — вещь, мол, приметная, можа, родитель, когда отыщется, да по игрульке девочку и опознает.

— Где она? — рыкнул герцог, темнея лицом.

— Истана? — понятливо отозвалась жена мельника, который, белый, как мел, стоял тут же, за забором богатого двора местного старосты и со страхом наблюдал за тем, как его жена бесстрашно беседует с самим герцогом — Так, на поле, где ж ещё ей быть, в энту пору? Работает. Вдове некогда прохлаждаться. Жрать, небось, каждый день хочется. А, Арлену, вон, Сельма сманила. Уж очень наша Арлена молодым господам приглянулась. С ними-то, она б никогда не пошла своей волей, вот Сельма и придумала, хитростью её завлекла.

— Отпустить! — герцог смотрел на Елену в упор, поверх голов своих исполнительных вояк. Взгляд грозных глаз пугал своей темнотой и жаром — Немедленно!

Елену поспешно отвязали и она, не став дожидаться исполнения приказа, сама оттолкнула от себя тех двух уродов, к ней приставленных, а одному, так от души ещё и по ногам потопталась — а нечего лапать её за то место, где спина заканчивается!

— Бедовая девка, господин! — всё тот же, низкорослый и смешливый, свесившись с седла ладной гнедой лошадки, лукаво улыбнулся настороженной Елене, ожидавшей от окружающих её людей, любого подвоха — С собой берём, господин?

Герцог пронзительно взглянул на притихшую Елену, а та, чувствуя, что решается её дальнейшая судьба, молчала и лишь жгла взглядом разъярённой кошки, жёсткое лицо вельможи.

Девушка и сама понимала, что что-то не так с этим медальоном, который добрая мельничиха называла странно и непонятно — «игрулькой». Не простая, по всему выходит, штука-то — из серебра. А откуда серебро у бедной побродяжки-сироты, для которой и медный грошик уже целое состояние?

Из толпы, что гомонила за забором, выкатился кругленький толстячок в ночной рубашке роскошного лилового цвета. Такие рубашки в фильмах про волшебников, ещё мантиями называют. Вот в такую-то мантию, толстячок и был обряжен.

«В фильмах? — в очередной раз изумилась Елена — Твою ж мать!»

Слова непонятные, но в тоже время, знакомые, всплывали в памяти с неопределённой периодичностью. Эта неопределенность ужасно злила Елену. И, ещё — имя! Арлена? Странно, но девушка точно знала, что её, на самом-то деле, зовут Елена, а никак не иначе.

Толстячок, игнорируя распоряжение герцога, уже угодливо гнул спину перед господином, шустро просочившись меж, вооружённых мечами, вояк. Он оказался целителем и весьма неплохим, если судить по уважительным взглядам, которые бросали те самые вояки на толстяка. И лицом, к герцогу приближённым, потому как, тот лишь искоса взглянув на целителя, милостиво разрешил тому остаться и стать участником разговора.

Глаза толстяка возбуждённо блестели — всем своим естеством лекарь чуял интригу, а, значит, ему будет о чём посудачить со служивыми во время долгой и скучной дороги.

Вельможа некоторое время что-то обдумывал, а затем, решительно махнул рукой, подзывая к себе ту парочку лоботрясов, что ещё недавно так невежливо обошлись с бедной девушкой.

Теперь же, служаки на девчонку поглядывали с опаской — а не аукнется ли им их грубость? Девчонка-то, не так проста, как кажется. Чем-то смогла заинтересовать герцога, а они, по незнанию, слегка переусердствовали в служебном рвении. Как бы не впасть в немилость! Что делают аристократы с неугодными им личностями, служивые знали не понаслышке, и отправка в дальний гарнизон, ещё не самый худший вариант.

— Отыщите эту самую женщину. Вдову. — вельможа покосился на говорливую мельничиху — На поле. Доставьте сюда, во двор старосты. Эту — герцог взглянул на Елену всё тем же, жёстким, лишённым теплоты, взглядом — пусть осмотрит лекарь на предмет невинности и дурных болезней. Но — слегка изогнув губы в слабом подобии улыбки — прежде, хорошенько вымойте её. А то, смердит, будто в навозе валялась.

Елене внезапно стало стыдно — все мужские взгляды тут же уткнулись в неё. Девушка живо почувствовала и застарелый запах пота, исходящий от собственного тела, и все ссадины, и синяки, и прочие неприятные последствия валяния на грязной земле.

И отсутствие трусов!

Трусов, особенности!

— В навозе и валялась — хмурила точёные брови Елена, оглашая своё недовольство громким голосом — Где ж ещё? Здесь, перед сараем, всё в навозе, а вываляли меня добрые господа знатно!

«Добрые» господа, после её слов возмущённо зашушукались, сделав попытку ворваться во двор и выразить своё несогласие, но приказа герцога, всё же ослушаться не решились. Особенно бесновался смазливый блондинчик, молоденький парень в камзоле, богато расшитом золотыми нитями.

Её, не дослушав, почти потащили прочь от гневливого вельможи и тучный лекарь, шустреньким колобком, катился рядом, не отставая ни на шаг. По всей видимости, его очень сильно озаботил вопрос герцога о невинности никому не нужной, но смазливой сироты. Мало ли какие причуды у господина случаются?

Конечно, у герцога уже имеется наследник, но всем известно о том, что знатные дамы не отличаются плодовитостью и два ребенка — предел возможности для любой аристократки. Что поделать — древние роды, близкая кровь и прочие издержки. Вот и ценятся бастарды, ещё как ценятся! Да и бастарды не так часто случаются, всё по той же причине — скудна милость Амы, а с богами, как водится, спорить накладно!

Елену занимали те же самые мысли, что и толстяка-лекаря — невинность.

Как говорится — а, была ли девочка? Вернее — девочка ли?

Как ни напрягала свою память Елена, но припомнить ничего не смогла. Конкретного. Случалась ли у неё близость с кем-то? Было ли? Судя по тому, как яростно сопротивлялась она попытке изнасилования — то, вряд ли. Но, кто знает наверняка?

«Уж, он-то, точно узнает! — девушка неприязненно покосилась на, лучащегося от удовольствия, целителя — После осмотра. Все доктора одинаковы — любят щупать, раздвигать и заглядывать. Впихивать во внутрь разные блестящие и холодные штуковины.»

«Впихивать?» — озадачилась Елена. Значит ли это, что в неё уже когда-то и что-то впихивали?

Хорошенько подумать ей над этой мыслью не дали. Бравые молодцы, бряцая оружием, потеснили с дороги деревенского увальня в серой рубахе и латаных портках и распахнули двери в избу, принадлежащую местному старосте.

«К старосте самому в дом притащили. — насторожилась Елена, припоминая сухую и длинную, как жердь, тётку Миуру, жену старосты Больших Гулек. — Не — больно-то старостиха меня жалует. Как бы не попёрла поганой метлой прочь из хаты!»

Самая большая изба в деревеньке всегда казалась Елене чуть ли не княжеским дворцом, хоть о дворцах девушка и имела весьма смутное представление. Но бедный домик вдовы, о двух комнатах с земляными полами, ни шёл ни в какое сравнение с теми хоромами, в которых и проживал сам староста и всё его семейство.

Служивые втолкнули Елену в комнату, а сами неловко топтались в сенях, будто ожидая чего-то.

«Лекаря ждут, кого ж ещё! — с неудовольствием подумалось Елене — Чегой-то задерживается Колобок. Небось, за кого-то языком зацепился, эскулап!»

— Глядите-ка, девки — звонкий голос вывел Елену из состояния задумчивости — Придурковатая пожаловала! Незваная, и прямо в хату! Кто тебя в избу пустил, убогая? Пошла отсель, приживалка никчёмная!

Конечно же, дом старосты не пустовал — за широким столом, на лавках, угнездившись массивными попами, девки под руководством самой старостихи, занимались рукоделием. Кто — прял, кто — вышивал. Каждой из них нашлось занятие по душе.

Старостиха, выпучив глаза и гневно раздувая щёки, шипела от злости, выражая негодование по поводу присутствия сироты в собственном доме.

— Прочь пошшла! — завопила жердеподобная тётка Миура, вырываясь из-за стола — Вот я тебе!

Но тут в избу шустро вкатился толстячок-лекарь и старостиха рот закрыла мгновенно. И спину худую согнула в поклоне.

Глубоком поклоне, как будто перед ней сам герцог стоял.

И то дело — облачён-то целитель был в мантию, материя хорошая на пошив той мантии пошла, не рядно какое-то. Вот и вышивка по подолу имеется затейливая.

Лекарь на старостиху смотреть не стал, сразу на девок зло зыркнул.

— Пошли вон. — буркнул и девиц, точно ветром с лавок сдуло, вместе с рукоделием. — Её — целитель строго взглянул на старостину жонку, а затем, на оробевшую Елену — велено отмыть до чистой воды и приодеть в приличное платье. Шевелитесь, герцог долго ждать не привык!

Старостиха от подобного распоряжения аж обмерла вся, скукожившись лицом и носом затрясла. Как же, главная жаба на болоте и вдруг — носом в тину?

— Да, я.. Я, что ль..

— Ты-ты! — усмехнулся лекарь и брови насупонил — Герцога приказ, осознай глупая, коль висеть на воротах не хочешь, вместе с девками своими толстомясыми! — и подтолкнув Елену вперед, строго добавил — И, не мешкать! А то, господин, знаешь ли, ждать не приучен. Может и старосту сменить в селище вашем. Найдется кому место доходное задом согревать! А с виновными — сама знаешь, что бывает!

И вышел, а Елена осталась. Со старостихой и дочками её.

Старостиха знала, как поступают с непокорными — и хату сожгут, и самих на кол посадят. А то и повесят, коль милость явить господам возжелается. Только не бывает у господ милости к бунтовщикам. Кончилась вся, начаться не успев.

Жалили бабы злые взглядами недобрыми сироту-приживалку, а поделать с ней не могли ничего. Цельный герцог приказ отдал — это вам, не козлу по грядкам потоптаться!

Бочку большую в хату служивые затащили, ворчали дюже, когда по ступеням высоким вверх волокли — мол, не по чину старосте, пять ступеней иметь, когда, всего-то одна и полагается. Недовольными выглядели вояки жуть! От того и пыхтели они, да на баб покрикивали грозно, лишь Елену ни криком, ни взглядом не задевая.

Лекарь тут же стоял. Бдил зорко. Наблюдал и процесс контролировал и температуру воды пальцем измерял, а то, как бы не ошпарили сироту ненароком бабы-дуры ненавистные. Ишь, как взглядами щиплют, шкуры завистливые! Попортят девку, а отвечать кому? Целителю? На его попечение сия отроковица оставлена.

Вот и окунули Арлену в парящую горячим паром бадью с головой, а она и не против вовсе. А очень даже и за!

Какое блаженство по всему телу разлилось! Благодать, отрада, как будто в джакузи лежишь и балдеешь!

«Джакузи?» — вот ещё одно, знакомое-чужое словечко. Елена покатала его на языке, будто пробуя на вкус и позабыла. Потом, всё — потом, после того, как решится вопрос с её невинностью.

Шампунем здесь и не пахло. Голову ей мыли душистой травкой, которая, размокнув в горячей воде, пенилась, что твой гель. Ополаскивали пышные волосы настоем духмяным, из трав незнакомых. Елена название травы спросить постеснялась, но пахло здорово! Мигом голова чесаться перестала, да и запах пота застарелого ушёл.

Благоухала теперь сиротка, точно майский луг — остро, пряно и вкусно.

Лекарю понравилось — вона, рот до ушей растянул пузан, лыбится умильно.

— А-а-а! — догадалась Елена — Это он на Улькины ноги загляделся, от того и лыбится. Ноги у Ульки красивые — длинные, от ушей, загорелые, бёдрами крепкие! Вон, девка и юбку подоткнула за пояс, чтоб не мешалася, значится. Обтирает Елену старшая старостихина дочка со всем старанием, а лекарь пялится на телеса её.

Не в старостиху дочка пошла, точно. И не в старосту — вон, пышная какая, круглотелая! Знать, в молодца заезжего. Может, в купчика какого, городского, да скорого. А, что? Небось, принято в Больших Гульках девок на сеновал тягать, коли монетка лишняя у бравого молодца в кошеле зазвенела. Девки-то, звон монеток, куда больше чего иного любят. Про то, всем ведомо.

Обтёрли Елену насухо, кожу разогрели и все сразу же увидали, что кожа у сироты убогой, белая, нежная, как у барыньки, что стан — тонок, а груди — красивы, как яблочки наливные. И вся она, словно бы светилась от чистоты и удовольствия.

— Уродился же цветочек! — лакомо облизнулся целитель — Смог же господин разглядеть под тряпьём убогим красоту чудную! Повезло девке — станет герцогу постель греть, мягко спать, да есть сыто. А, коль ребёночка родит сподобится, то, глядишь, хуторок какой на прокорм ей с бастардом вельможа выделит, от щедрот своих!

О прокорме и хуторке, тем более, о рождении бастардов от герцога, Елена и не помышляла. Ей очень нравилось, давно забытое ею, ощущение чистоты и свежести. А что глазеют на неё во все глаза, так не жалко. Представим, просто, что на пляж нудистский пришла, дабы развлечься, да статью своей похвалиться.

«Пляж? — спохватилась Елена — Нудисты? Что за блажь такая странная в голову лезет?»

И опять засуетились девки вокруг Елены, ногами босыми затопали, а старостиха поодаль стоит, лицо унылое вытянув — девки, наряды значится, из сундуков вытянули, приданое своё. Жалко, конечно, но кто в здравом уме с герцогом спорить-то станет?

Елена в наряды те взглядом впилась, веря и не веря. Платьев-то сколько! На троих старостиных девок целых шесть! Разных цветов и фасонов! Вон, то, светлое, в цветочек мелкий, в самый раз Елене будет, пусть и длинновато! Так носят все длинное. Принято в краях этих подолами навоз с земли собирать!

«Вот ещё, радость!» — глаза Елены заблестели от счастья. Увидела она шаровары мужские, исподние, что невесть каким Макаром в женский сундук затесались.

Мигом схватила острый нож и к штанам тем кинулась, пока девки не спохватились и с глаз долой не унесли.

Старостиха закудахтала, как квочка — подумала, наверное, что Елена отомстить ей решила за обиды былые, за щипки болезненные, да тумаки.

Но, нет — Елена штаны исподние обкромсала коротко, да на себя скоренько нацепить поспешила.

Красота!

Трусы получились, хоть и фасону странного, но, всё ж, не с голым задом ей теперича шастать. Какое-никакое, а, всё ж, бельишко.

Она и платье натянула на себя без посторонней помощи и радовалась тому, что одежда у неё чистая, без вшей и прочей живности. А кто там знает, что по сиротским тряпкам прыгало? Елена до этого момента в речке купалась. Бочки здоровой у вдовы, её приютившей, отродясь не водилось.

И грудь свою Елена прикрыла от глаз завидущих — все ж, четвёртый размер, при талии тонкой, да личике смазливом — убойная сила! А тут, ходят всякие желающие, покушаются!

В это время, как раз и служивый на пороге образовался. Посмотрел строго, от Елены стыдливо глаза отвёл, ус длинный встопорщил.

— Готова? — спрашивает — Господин за девицей Арленой послал, значится. Ответу требует.

Лекарь, спохватившись, засуетился, всех посторонних из горницы пузом своим обильным и вытолкнул прочь, а сам на Елену пальцем тычет.

— Ложись красавица. — голос у лекаря сладкий, предвкушающий. Видать, тоже ценитель ягоды-малинки.

Елена набычилась, ноги сдвинула плотно — не дам в организме ковырялками копаться! Не мог раньше рассмотреть то, что требовалось?

— Раздеваться? — обречённо спросила девушка, вспомнив о неполученных двадцати плетях. Снимать, с таким трудом обретённые труселя ей, ох как, не хотелось!

— Зачем? — изумился толстячок-целитель.

— Для затребованного осмотру врачебного. — буркнула Елена — На предмет невинности.

— Не нужно. — хмыкнул лекарь, негодуя на сельскую темноту. Всем ведь известно, что маг-лекарь и сквозь одежду нужное зрит, а уж невинность — тем более!

Елена, осознав, что никакие посторонние предметы в её нежный организм засовываться не будут, повеселела, и на лавку прилегла без пререканий — ноги, сдвинула плотно, спину — распрямила и руки на груди сложила. Осталось только свечку в ладошки сунуть, подбородок платочком подвязать и на погост снести.

Лекарь не поперхнулся едва, завидев объект для обследования предназначенный, в подобном положении.

— Не бойся, милая. — ласково проговорил целитель и ладонями у неё над животом поводил. Туда-сюда водит, а сам словно прислушивается к чему.

— Готово. — говорит — Вставай сиротка.

Елена и встала — чего не встать-то? Лавка, небось, жёсткая, не чета кровати с периной пуховой или матрасом ортопедическим. Лежать неудобно, вон, уже вся затекла с непривычки. Они-то с вдовой на полатях спали на пару, под одним одеялом ютились, потому как, у вдовы второго и не было никогда.

— Ну и что, там? — поинтересовалась она небрежно и плечиком повела манерно — С невинностью-то?

— А то, ты и сама не знаешь. — хмыкнул лекарь насмешливо и пузо вперёд выставил — Пошли, что ль? Господин, он ждать не любит, знаешь ли. Осерчать может, а оно мне надо?

И пошли, а Елену мысли терзали, содержания сомнительного. Про невинность — то. Была она, аль нет? Лекарь не сподобился разъяснить толком, а от этого, может быть, вся судьба сироты зависела.

Чуть дрогнула Елена, припоминая, как бегала под тёплым дождём с парнем своим любимым, как целовалась страстно, до синих губ, как хохотала, шлёпая по лужам.

Парень? Целовалась? Взасос, по-взрослому?

Очень воспоминания те, Елену встревожили — не встречала она среди односельчан своих, парня таковского, ладного, в одежде странной. Вот не помнила и всё тут — Феньку губастого, пастуха сына старшего — помнила, Сидонию — тот молочника отпрыск, тоже припоминала отчётливо, да и Базку, старосты наследника, как живого видела, хоть и помер он по весне от лихоманки-костоломки, а того, желанно — нет. Как, так-то?

Задуматься над странностями происходящего, ей не довелось в этот раз — пришли, стало быть. Вон, собрались все, кружками стоят за забором, топчутся, уши любопытные греют. И герцог, мля, со страхучего коняки слез, прохаживается, точно вой простой, шпагой воинственно звякая. Истинный коршун — нос — крючком, лицо — хмурое и взгляд нелюбезный.

Очень уж невинностью сиротки никчёмной озабоченный.

И троица тех самых, тусуется поблизости, что ссильничать её пытались. Тот, ушастый, с отбитым пахом, морщится ещё — видать, хорошенько ему прилетело от сироткиной босой ноги. Елена от души постаралась, как для родного! Долго вспоминать её виконт станет, да кривиться от воспоминаний тех незабываемых!

Лекарь кланяться взялся, а герцог подобрался весь, точно рысь перед прыжком, оглядел Елену с головы до ног и брови встопорщил — понравилась, не иначе!

— Невинна дева эта. — качнул толстячок головой и залоснился щёчками — Без сомнений. Не касалась её лона рука мужская.

Рука у виконта де Броэ дёрнулась, да и рот раскрылся — мол, касалась, ещё как касалась! Но, вовремя спохватился ушибленный и рот свой поганый захлопнул.

Герцог хмыкнул, почти что и весело, шагнул к Елене и за подбородок её ухватил. Стиснул, точно в тиски сунул, вверх вздёрнул, рассматривая.

— Точно лошадь на торжище! — оскорбилась Елена и фыркнула гневно — СчаЗЗ ещё зубы показать прикажет, вдруг да гнилые окажутся?

Но герцог не приказал — похоже, зубы Елены, то есть — Арлены, в отличие от невинности, его мало волновали.

— Крепка, здорова и девственна! — герцог вновь хмыкнул — Хвала тебе, Ама, за милость твою!

Тут-то Елена и насторожилась — вояки, а герцог, несомненно являлся истовым воякой, от пяток до самых кончиков тараканьих усов, к Аме редко когда обращались, всё больше к Апе, мужу её грозному, а тут..

— Ведите ту женщину. — усы вельможи грозно встопорщились, а невзрачный, как же без него-то? — объявившись, вытолкнул вперёд себя худенькую селянку, бледную до голодной синевы и от того — блёклую, в платье ветхом, затёртом до неприличных дыр.

Сама же Елена, точно знала о том, что Истана, ничего и не блёклая, а очень даже симпатичная бабёнка и лишь от плохой кормёжки, да труда непосильного, выглядит серо и убого.

— Твоя сиротка? — строго спросил герцог и голову склонил набок, по-птичьи.

«Точно коршун! — восхитилась Елена — Ишь, смотрит как! Того и гляди — падёт и ударит!»

Женщина оробела совсем — шутка ли, перед самим герцогом ответ держать! Молчать ей было невместно и потому пришлось бедняжке Истане расплачиваться за дело доброе.

— Моя, господин. — тихо прошелестело её слово.

— Откуда девица сия взялась в ваших Больших Гульках? — продолжал вопрошать герцог, горя нетерпением добраться до истины.

— Не ведаю господин. — слегка осмелела женщина, видя, что никто не спешит набрасываться на неё с побоями, аль ещё с какими гнусными намерениями — Сама прибилась. Вот.

— Как так случилось? — герцог был удивительно терпелив. Пока.

— Случилось. — пожала плечами вдова, уже чувствуя, как на её шее затягивается жесткая верёвка правосудия — мало ли? Вдруг как, а мешает кому девчонка эта? Говорили же ей, глупой бабе, что добрые дела наказуемы. Вот, расхлебывай теперь! — Утром, господин — продолжала упорно смотреть себе под ноги бедная женщина — Двери открываю, а она сидит. Я в хлев собиралась — торопливо пояснила Истана — к телочку.. У меня, тогдась, ещё телочка была. Это потом её отобрали за недоимки.

Герцог нетерпеливо мотнул головой — излишние подробности начинали его утомлять. Словно почувствовав что-то, женщина торопливо зачастила.

— Смотрю — сидит… Худая, оборванная, глаза на мокром месте. В руках сума с дерюжки пошитая, пустая почти. Не говорила бедняжка ничего, господин — мычала лишь несуразно, ну и руками махала, вот так — и вдова попыталась изобразить из себя ветряную мельницу.

Герцог снова поморщился, властно протянул руку.

— Сумку давай.

Один из служивых торопливо сунул в руки вельможи затрапезного вида сумку, грубую, засаленную, из самой что ни на есть серой дерюжки. Герцог, скривившись брезгливо, сумку ту тряхнул и ему на руки свалилась яркая шелковая лента. Такая лента, ну никак не могла оказаться в руках простой селянки.

Герцог неожиданно стал глотать воздух широко открытым ртом. Лицо его побагровело, а глаза выпучились, точно у вареного рака.

Свита вельможи напряглась разом — немудрено. Герцог-то их всех отогнал подальше, прочь из двора местного старосты, сам с вдовой разговаривал тихо, вполголоса, лишь лекарь, да Елена слова их расслышать смогли, да невзрачный тип, ушами шевеливший от усердия.

«Ну, невзрачному по долгу службы положено. — тихо усмехнулась Елена, переминаясь с ноги на ногу — Небось, разведчик местный. ФСБ не дремлет и стоит на страже интересов Валенсии!»

И опять девушка зависла, силясь осмыслить свои собственные слова — разведчик? ФСБ? Валенсия? Что за звери такие опасные и чем именно?

Человек с размытой внешностью выступил вперед и подхватил у господина ту самую суму, что, по словам вдовы, принадлежала бедняжке Арлене, то есть — Елене.

Герцог снова кривил губы, а тот самый служивый, что вдову привёл и сумку принёс, начал по одной вытаскивать из сумы тряпочки разные и показывать своему господину.

«Опознают что-то. — догадалась девушка, чувствуя, как от сильного волнения её начинает слегка подташнивать — Допытываются.»

Убогое тряпьё пестрело бурыми пятнами. Старыми и неприятными на вид.

«Кровь это. — спокойно подумалось Елене — Всё в крови, как будто поросёнка резали.»

Но резали не поросёнка — Елена отлично рассмотрела, что тряпье было шёлковым, да и кружево попадалось, хоть и изгвазданное да рваное.

Лицо герцога мрачнело всё больше и больше, а взгляд его, направленный на Елену, тяжелел с каждым разом.

Затем, на свет извлекли ещё одну ленту — бирюзовую, с золотом и герцог, побледнев, воровато выхватил её из рук доверенного человека и сунул себе под камзол, не желая, чтобы находка стала достоянием общественности.

Только беспокоился он зря — видя, что ничего интересного не происходит, свита вельможи, устав дожидаться невесть чего, расслабилась. Троица провинившихся дворян затеяла игру в кости, стуча оными по дну перевернутого бочонка, прочие разные, шушукались о чём-то волнительном и негромко болтали, селянам и вовсе было плевать на господские выкрутасы — день ещё, солнце высоко, арбайтен нужно!

В этот раз Елена даже не заморачивалась — ну, слово и слово, подумаешь! Потом разберётся, когда жизнь наладится.

Оставались напряжёнными лишь сам герцог, несчастная вдова, пригревшая сиротку, лекарь, да невзрачный. Исполнительного служивого прогнали взашей. Ну и Елена, конечно, как самое заинтересованное лицо.

— Давно то случилось? — голос вельможи сквозил безнадежностью и тоской.

— Девять и ещё один год тому назад — вздохнула вдова, поспешив с ответом — В тот год я и овдовела как раз. Вот и подумала, что Ама в утешение мне девочку послала. Тогда ещё рожь не уродилась и вовсе. Голодали мы все. Помёрли многие..

Герцог сделался совсем тёмным, туча-тучей и нос у него ещё больше согнуло, прямо-таки, притянуло к усам вислым.

К нему коня подвели и он, взгромоздившись на своего страшного жеребца, коротко взглянул на вдову.

— Держи. — к ногам женщины упал толстый кошель из хорошей замши, весь расшитый золотыми вензелями. Сам по себе дорогой кошель, и без вензелей тех. Приметная вещичка и непростая. А тут развязался и ахнули все — в пыль–вывалились монеты золотые. Одна. Две. Три. А сколько их ещё в кошеле осталось и не знал никто.

Спина вдовы распрямилась вдруг, как по мановению волшебной палочки. И вмиг превратилась она из нищенки Истаны невезучей в невесту завидную, любому хозяину доброму, дорогую и любимую. В таких сельцах, как Большие Гульки и монетке серебряной каждый рад был бы, а тут — золото красное! На дом крепкий хватит, на корову и коняку доброго, да ещё и детям останется — коль сыну, то на угол, а дочери — на приданое.

Елена хихикнула — до того лицо у старостихи Миуры глупое стало, да обиженное! Знать бы упадёшь где — соломки б постелила! И староста сам рот раззявил — эх, не к его дому приблуда прибилась, не на его полатях сиротка ночевала! Мимо-мимо золотишко прошло! Ни одной монетки ему, упырю, не обломилось!

И почему-то думалось Елене, что у Истаны всё теперь удачно сложится — будет и дом с садом, и поле тучное, и молоко от коровы доброй в каше крутой. И муж, и детишки. А она, Елена, больше никогда не увидит эту добрую женщину. И старостиху злую — не увидит, и дочек её противных, и сами Большие Гульки останутся в прошлом.

Ей предстоит дорога в другую жизнь. Уже сейчас.

— Недосуг мне во всём этом разбираться. — угрюмо заявил герцог, сверля испуганного старосту злым взглядом — Но, я разберусь ужо! — и, добавил, отвернувшись. — Девушку в карету! — приказал он, горяча коня — Ты — с ней, присмотришь! — это он уже лекарю говорил — Глаз с девчонки не спускать! Беречь! — и он, распорядившись и о, чудо! никого не повесив, в этой убогой деревеньке, умчался прочь в сопровождении небольшой свиты, а невзрачный и целитель, остались, ничуть не удивлённые полученными указаниями.

И троица тех мерзких уродцев осталась, к неудовольствию Елены.

И смотрели они на девушку без приязни — волками глядели, того и гляди — загрызут!

— Что ж, дева — лекарь поклонился учтиво — Прошу в карету!

Елена, обняв напоследок осчастливленную, свалившимися на неё милостями, вдову, пошла прочь с широкого двора старосты, туда, на дорогу, где уже сверкала чёрным лаком роскошная герцогская карета, с бирюзовыми коронами на широких дверцах.

Неторопливо шла, степенно, ногами босыми по навозу ступала, как королева по бархату. Позади семенил невзрачный и все прочие спины гнули перед ней, Еленой, сироткой, незнамо как приблудившейся к бедному домику нищей вдовы.

— Прошу вас, госпожа. — угодливо согнул спину герцогский лакей и дверку-то распахнул перед Еленой, да ступеньку откинул, чтоб удобней было. А внутри-то, чудо-чудное, диво-дивное — сплошь бархат алый, да позолота! На мягких сиденьях подушечки золотом да шёлком расшитые и это всё богатство для неё, Елены?

Девушка гордо вздёрнула подбородок, принимая всё, как должное и решительно шагнула вперёд, бросаясь в алый омут, точно в холодную воду весенней реки.

— Я же говорил — хороша дева! — уважительно произнёс за спиной, всё тот же молодой, насмешливый голос — Как держится! И не скажешь, что байстрючка из жалкой лачуги!

Елена отметила, что больше никто не пытается обзывать её девкой и лапать где не попадя, а обращаются с ней уважительно — дева, как лекарь или, госпожа — как расфуфыренный лакей.

Лакей, обряженный в роскошную ливрею, выглядел словно яркий павлин, но Елена никогда не стала бы кланяться ему в пояс. Хищный герцог в своём запылённом камзоле, внушал ей куда больше почтения, чем все прочие.

Лекарь последовал за девушкой и скрылся от посторонних глаз вместе со своей подопечной.

Дверцы кареты захлопнулись, кучер взъярил лошадей и колеса покатились по дороге, унося Елену далеко, в неведомую ей пока что, жизнь, а позади оставались Большие Гульки, жители которых, потрясённые и ошарашенные, на всю оставшуюся жизнь запомнили этот, поистине неординарный день.