Люси Краун

Ирвин Шоу, 1956

Брак Оливера и Люси Краун был образцом для подражания, предметом зависти соседей и друзей. Оливер – успешный богатый бизнесмен, Люси – красивая покорная жена, нежно любящая мать, ради семьи оставившая работу. Однако для того, чтобы понять, что их счастливый брак всего лишь иллюзия, потребовалось пятнадцать лет – и всего одно роковое лето. Оливер решает на все лето нанять гувернера для сына Тони, чтобы помочь мальчику оправиться от недавно перенесенной тяжелой болезни. За эту работу берется двадцатилетний студент по имени Джеф – и вместе с ним в жизнь Люси врывается нежданная любовь. И что это – безумная вспышка страсти, которая сгорает, не оставив следа? Неосознанный бунт женщины, подавленной самодовольной властностью мужа? Или трагедия непонимания и обиды, которой стала эта связь для случайно узнавшего о ней Тони?.. В формате a4.pdf сохранен издательский макет книги.

Глава шестая

— Послушай, Люси, ты должна вспомнить, куда ты его положила, — устало и терпеливо говорил Оливер по телефону, и Люси, как всегда в подобных случаях, охватила частичная амнезия — она знала, что Оливер пытается скрыть свое раздражение. — Напряги память.

— Я точно помню, — сказала Люси, — как клала все счета в ящик моего стола.

Она чувствовала, что голос ее звучит по-детски упрямо, но ничего не могла с собой поделать.

Люси стояла у аппарата в гостиной коттеджа и смотрела на Тони и Джефа, которые играли в шахматы, сидя за большим столом под абажуром в центре комнаты. Они оба сосредоточились, склонив головы над доской. Тони ужасно хотелось выиграть, а Джеф деликатно старался делать вид, что не слышит, как Люси в шести футах от него разговаривает с мужем.

— Люси, дорогая, — тем же утомленным и сдержанным голосом продолжал Оливер, — я дважды перерыл твой стол. Его там нет. Я нашел счета за 1932 год, рецепт ухи, приглашения на свадьбу знакомых, которые уже три года как развелись, — но счета из гаража там нет. Повторяю, — медленно произнес Оливер тоном, способным вывести собеседника из равновесия, — счета из гаража там нет.

Она едва не расплакалась. Когда Оливер упрекал жену в небрежности, с какой она обращалась со счетами, у Люси появлялось тягостное ощущение, что современный мир слишком сложен для нее, что кто-то заходит в их квартиру, когда там никого нет, и нарочно перекладывает бумаги с места на место, что Оливер считает ее идиоткой и сожалеет о своей женитьбе на ней. Не будь рядом Тони и Джефа, она бы разревелась, и Оливер, смягчившись, сказал бы: «Ну и Бог с ним. Не так уж это важно. Я все улажу».

Но, хотя она видела — молодежь уткнулась в доску, Люси не могла заплакать. Она могла лишь сказать: «Я помню, что оплатила их. Твердо помню».

— Дженкинс говорит, что нет, — возразил Оливер.

Дженкинс был хозяином гаража, Люси презирала его за умение мгновенно переходить от наисердечнейшей приветливости к надоедливому брюзжанию, стоило кому-то не внести деньги до пятого числа каждого месяца.

— Кому из нас двоих ты больше веришь? — спросила Люси. — Дженкинсу или мне?

— Но в чековой книжке тоже нет отметки об уплате, — сказал Оливер, и настойчивость в тихом, далеком голосе мужа едва не довела Люси до истерики. — Сегодня, когда я подъехал заправиться, он выразил свое недовольство, а я не могу найти счет. Очень неловко себя чувствуешь, Люси, когда к тебе подходит человек и говорит, что ты задолжал ему семьдесят долларов за три месяца.

— Мы правда заплатили, — упрямо сказала Люси, не помня ничего.

— Люси, повторяю, нужен счет.

— Что ты от меня хочешь?! — не сдержавшись, закричала Люси. — Чтобы я примчалась и начала искать сама? Я могу приехать завтра утренним поездом.

Джеф быстро посмотрел в ее сторону и снова уткнулся в доску.

— Гарде, — предупредил он Тони.

— У меня блестящий план, — сказал Тони. — Смотри.

— Нет, не надо, — устало произнес Оливер. — Я с ним сам разберусь. Забудь.

Услышав это «забудь», Люси поняла, что ей вынесен приговор, очередной маленький безжалостный вердикт.

— Как вы там? — спросил Оливер сухим тоном, наказывая жену. — Как Тони?

— Играет в шахматы с Джефом, — ответила Люси. — Хочешь поговорить с ним?

— Да, пожалуйста.

Люси положила трубку рядом с аппаратом.

— Твой отец хочет поговорить с тобой, Тони, — сказала она и, услышав: «Привет, папа», покинула гостиную.

Выходя на веранду, Люси ощутила на себе взгляд Джефа, наверняка заметившего ее скованность и унижение.

— Мы сегодня видели оленя, — сообщил отцу Тони. — Он спустился к озеру, чтобы попить.

Люси пошла по лужайке к берегу, она не хотела больше говорить с мужем. Вечер был теплым, полная луна светила сквозь легкую молочную пелену, поднимавшуюся над озером. В лагере зазвучал горн. Каждый вечер горнист устраивал небольшой концерт. Сегодня он превосходно исполнял сигналы французской кавалерии, и непривычная быстрая музыка придавала размытым, порой тонущим в тумане берегам незнакомый и печальный вид.

От воды веяло прохладой. Люси стояла, обхватив себя руками, и под действием лунного света и пения горна ее раздражение переходило в жалость к самой себе.

Она услышала за спиной шаги, но не обернулась, и когда Джеф обнял ее сзади, она почувствовала себя не женщиной, преследуемой мужчиной, а ребенком, которому покровительствует взрослый. Когда Люси повернулась лицом к Джефу и он поцеловал ее, это чувство сменилось иным, но все равно Люси казалось, что ее сначала ранили, а теперь снимают боль. Гладкие и сильные руки с нежной настойчивостью ласкали обнаженную спину Люси. Она повернула голову в сторону, оставаясь в его объятиях, и уткнулась в плечо Джефа.

— О Господи, — прошептал он и взял Люси рукой за подбородок, пытаясь приподнять его, но Люси только сильнее прижалась щекой к фланелевой рубашке юноши.

— Нет, — сказала она. — Нет, не надо…

— Позже, — прошептал он. — Я один в домике. Сестра на неделю уехала в город.

— Перестань.

— Я так хорошо себя вел, — сказал Джеф. — Люси, я больше не могу…

— Мама!.. — высоким детским голосом закричал Тони из окна. Люси вырвалась и побежала по траве.

— Да, Тони, — ответила она, поднимаясь на крыльцо.

— Папа спрашивает, ты не хочешь с ним еще поговорить?

Люси остановилась, схватившись за столб крыльца и пытаясь выровнять дыхание.

— Нет, если только он не хочет сообщить мне что-то важное, — ответила она в распахнутое окно.

— Мама говорит нет, если только ты не хочешь сообщить ей что-то важное, — сказал Тони в трубку.

Люси застыла в ожидании. После непродолжительного молчания Тони произнес:

— Ладно, папа. Пока.

Она услышала звук опускаемой трубки. Тони высунул голову в окно, подняв занавеску.

— Мама, — позвал он.

— Я здесь, — отозвалась она с крыльца.

— Папа просил передать тебе, чтобы ты не ждала его на выходные, к нему приедет человек из Детройта.

— Хорошо, Тони, — сказала она, заметив в лунном свете Джефа, приближающегося к дому. — А теперь, если ты собираешься спать на воздухе, стели постель.

— Мы еще не закончили, — сказал Тони. — У меня выигрышная позиция.

— Отложите партию до утра. За ночь твоя позиция не ухудшится.

— Лады, — согласился Тони и скрылся в комнате, с шумом роняя занавеску.

Джеф поднялся на крыльцо и остановился перед Люси. Он протянул к ней руки, но она отошла от него и зажгла лампу, стоящую на плетеном столике рядом с диваном-качалкой, на котором собирался спать Тони.

— Люси, — прошептал Джеф, следуя за ней. — Не убегайте.

— Ничего не было, — сказала она и судорожно засунула рубашку Тони, к которой она пришивала днем пуговицу, в корзинку со швейными принадлежностями. — Ничего не было. Забудь это. Я прошу тебя. Забудь.

— Никогда, — произнес Джеф, стоя возле нее. Он поднял руку Люси и коснулся ее губами. — Твои губы…

Стон, вырвавшийся из горла Люси, поразил ее. Она почувствовала, что теряет контроль над своими движениями, жестами, голосом.

— Нет, — сказала Люси и бросилась мимо Джефа, кусая зубами тыльную сторону ладони.

На веранду вышел Тони, нагруженный постельным бельем, и свалил его на диван.

— Слушай, Джеф, — сказал он, — не смотри до утра на доску.

— Что? Что ты говоришь? — Джеф медленно повернулся к мальчику.

— Чтобы все было честно, — сказал Тони. — Обещаешь?

— Обещаю, — ответил Джеф.

Он натянуто улыбнулся Тони, поднял телескоп, лежащий под стулом, и начал увлеченно полировать его стекла рукавом своей рубашки.

Люси наблюдала за тем, как сын расстилает на диване-качалке простыни и одеяло.

— Ты уверен, что хочешь сегодня спать здесь? — спросила она, подумав: «Материнские обязанности вернут мне силу». — Не замерзнешь?

— Тут не холодно, — радостно сказал Тони. — Миллионы людей спят летом на воздухе, правда, Джеф?

— Миллионы, — подтвердил Джеф, полируя линзы.

Он сидел, склонив голову, и Люси не видела его лица.

— Солдаты, охотники, альпинисты, — перечислил Тони. — Я напишу папе, чтобы он привез мне спальный мешок. Тогда я смогу спать даже на снегу.

— Тебе представится множество удобных случаев, — сказал Джеф.

Он встал, и Люси заметила на его спокойном лице привычное выражение дружеской насмешливой снисходительности, какую он обычно проявлял к Тони.

«Мне надо быть с ним осторожней, — подумала Люси. — Он меняется слишком быстро. У молодых людей не только талия гибка».

— Множество удобных случаев, — легкомысленным тоном повторил Джеф. — Например, во время двенадцатой мировой войны.

— Это не смешно, — резко сказала Люси.

Она повернулась и стала помогать Тони.

— Извините, — сказал Джеф. — Во время пятнадцатой мировой войны.

— Не сердись на него, мама, — попросил Тони. — Мы условились, что он будет говорить со мной так, будто мне двадцать лет.

— Мировых войн больше не будет, — сказала Люси.

Мысль о войне внушала ей страх, она отказывалась читать сообщения из Испании, где уже год шли сражения, и никогда не позволяла мужу покупать Тони оловянных солдатиков или духовые ружья. Люси относилась бы к войне спокойнее, если бы кто-то мог дать ей гарантию, что она разразится тогда, когда Тони будет слишком мал или слишком стар, чтобы в ней участвовать. Она считала, что патриотом быть легче, имея многодетную семью.

— Найди другую тему, — сказала она сыну.

— Найди другую тему, Тони, — послушно повторил Джеф.

— Ты видел сегодня луну, Джеф? — спросил Тони. — Она почти круглая. Можно всю ее рассмотреть.

— Луна, — мечтательно произнес Джеф.

Он лег на пол веранды, зажав коленями спинку перевернутого стула и, используя поперечину между ножками в качестве опоры для телескопа, стал разглядывать небо.

— Что ты делаешь? — настороженно спросила Люси.

— Этому меня научил Тони, — отозвался Джеф, регулируя телескоп. — Надо обеспечить неподвижное поле зрения, верно, Тони?

— Иначе, — сказал Тони, стеля постель, — звезды размажутся.

— А размазанные звезды нам не нужны. — Джеф повернул окуляр на четверть оборота. — Посмотрите на неразмазанную луну, — лекторским тоном произнес он. — Прекрасное место для любителей путешествий. Можно переплыть в каменной ладье Mare Crisium… Как это по-английски, Тони?

— Море Кризисов, — без запинки ответил Тони.

— Море Кризисов, — повторил Джеф. — И на холодной мертвой луне…

«Не мог он тогда говорить всерьез, если сейчас так дурачится с Тони, — подумала Люси с неприязнью, — он просто закидывал удочку…»

— А южнее, — сказал Джеф, — более приятное место. Маге Fecunditas.

— Море Плодородия, — быстро перевел Тони.

— Мы окунем тебя в него разочка два-три для верности, — усмехнулся Джеф, по-прежнему лежа на спине и изучая в телескоп звезды.

— Джеф, — предостерегающе произнесла Люси.

— Море Спокойствия, озеро Сновидений, — будто не слыша ее, продолжал Джеф, глубоким юношеским голосом извлекая из произносимых с легким приятным бостонским акцентом слов космическую музыку.

— Может быть, луна — то самое место, куда стоит перебраться в этот век. Ты когда родился, Тони?

— Двадцать шестого марта, — ответил мальчик, по-больничному тщательно подворачивая свисающие края одеяла и простыни «конвертом».

— Овен, — сказал Джеф; он опустил телескоп и откинул голову на деревянный пол. Потом Джеф закрыл глаза, словно ждал какого-то видения, знака свыше, вслушивался в неземную музыку.

— Баран, двурогое небесное животное. Ты знаешь, Тони, как он оказался среди звезд?

— Ты веришь в эту чепуху?

Тони перестал стелить постель и уставился на Джефа.

— Я верю во все, — проникновенным торжественным голосом сказал Джеф, не открывая глаз. — Я верю в знаки Зодиака, в удачу, в переселение душ, в человеческие жертвоприношения и тайную дипломатию.

— Приносить людей в жертву, — недоверчиво сказал Тони. — Неужели это было на самом деле?

— Конечно, — ответил Джеф.

— В какие времена? — скептически спросил Тони.

— До половины четвертого вчерашнего дня. Это единственный вид жертвоприношений, в котором есть смысл, — уточнил Джеф. — Обожди, пока сам не совершишь его два-три раза, и ты поймешь меня.

— Ладно, Джеф, хватит, — сказала Люси, подумав: «Он нарочно провоцирует меня, из мести». — Тони, не отвлекайся.

— Фрикс и Гелла, — произнес Джеф, не слыша Люси, — дети царя Тессалеи, страдали от притеснений мачехи…

— Это имеет воспитательное значение? — спросила Люси, решив не выдавать своих чувств.

— Огромное, — заверил Джеф.

— Как звали мачеху? — спросил Тони.

— Это узнаешь в следующий раз, — сказал Джеф. — Меркурий, сжалившись над братом и сестрой, послал золоторунного барана, чтобы тот помог им бежать. Баран усадил их себе на спину и помчался по небу; все шло благополучно, пока они не достигли пролива, отделяющего Европу от Азии. Тут Гелла упала и утонула в море, и с тех пор пролив называется Геллеспонт. Когда Фрикс достиг Колхиды, он, исполненный благодарности, принес барана в жертву, а Юпитер вознес несчастное животное на небо в награду за услугу, оказанную им детям царя…

Люси с любопытством посмотрела на Джефа.

— Ты знал все это до встречи с Тони? — спросила она.

— Ни слова, — сказал Джеф. — Дома я провожу над книгами все ночи, чтобы Тони считал меня умнейшим из смертных.

Он улыбнулся.

— Я хочу, чтобы отныне все другие учителя только разочаровывали его, чтобы он приобрел отвращение к школе и никогда больше их не слушал. Уж эту малость я могу для него сделать.

Он неожиданно сел, лицо его сделалось открытым, доверчивым, в искренних глазах отсвечивала лампа.

— Тони, — попросил он мальчика, — покажи маме, как ты дышишь в воде.

— Вот так, — сказал Тони, опустив голову и делая руками гребок. — Взмах, раз, два, три, четыре, вдох!

Он повернул голову вбок, приоткрыл рот так, будто часть его осталась под водой, и с шумом втянул воздух.

— Неужели нельзя дышать более эстетично? — спросила Люси и подумала: «Опасность миновала, все приходит в норму».

— Нельзя, — сказал Джеф, — этому я его научил. — Поджав ноги по-турецки, он обратился к Тони: — Как ты считаешь, оправдываю я те деньги, что твой отец платит мне?

— Почти, — поддразнивая его, сказал Тони.

— Соври немного в следующем письме, — попросил Джеф. — Во имя нашей дружбы.

Он поднялся с пола, держа телескоп в руке, затем поднес его к глазу и стал рассматривать Тони с расстояния в десять футов.

— Ты начнешь бриться, — торжественно объявил он, — ровно через три года, два месяца и четырнадцать дней.

Тони засмеялся и потер подбородок.

— Молодой человек, позвольте задать вам один вопрос. — Джеф подошел к дивану и привалился плечом к цепи, на которой тот висел; диван покачнулся. — Вы хотели бы после Дня труда вернуться в город вместе со мной, чтобы я мог за зиму немного просветить вас?

— Ты можешь это сделать?

Люси видела, что идея пришлась Тони по душе.

— Стели постель, Тони, — резко сказала она. — Джеф шутит. Осенью он вернется в колледж и пробудет там до следующего лета.

— Каникулы имеют один недостаток, — сказал Тони. — Чем ближе конец, тем быстрее летят дни. Я правда увижу тебя зимой, Джеф?

— Конечно, — сказал Джеф. — Попроси маму привезти тебя в Дартмут. Сходим вместе на футбол, на зимний карнавал.

— Мама, мы поедем?

— Возможно, — уклончиво ответила Люси, не желая, чтобы это звучало как обещание. — Если Джеф не забудет пригласить нас.

— Завтра, Тони, я разрежу себе руку и напишу приглашение кровью. Мы нажмем тайные кнопки и добьемся избрания твоей мамы Королевой карнавала, ее сфотографируют на большом снежном коме, и все станут восклицать: «Боже мой, такого в Нью-Хэмпшире еще не бывало».

Люси смущенно посмотрела на Тони. Будь мальчик годом старше, подумала она, он бы что-то понял. Может, и сейчас…

— Прекрати, — сказала она Джефу, рискуя насторожить Тони. — Не смейся надо мной.

— Я над вами вовсе не смеюсь, — медленно произнес Джеф.

Он вышел на крыльцо и посмотрел на небо в телескоп.

— Марс, — взволнованно произнес он глубоким голосом. — Мрачная, красноватая, немерцающая планета. Это твоя планета, Тони, ты ведь Овен. Марс покровительствует убийцам и воинам. Становись солдатом, Тони, ты возьмешь сотни городов и к двадцати трем годам будешь по меньшей мере генерал-полковником.

— Серьезно, Джеф, — сказала Люси, — хватит болтать чепуху.

— Чепуху? — удивленно произнес Джеф. — Тони, ты тоже считаешь, это чепуха?

— Да, — рассудительно ответил Тони. — Но чепуха забавная.

— Люди пять тысяч лет вверяли свои судьбы звездам. Цари Египта… — сказал Джеф. — Люси, — по-мальчишески озорным тоном перебил он себя, — вы когда родились?

— Много лет назад.

— Тони, когда у твоей мамы день рождения?

— Двадцать пятого августа.

Тони это увлекло, он умоляюще посмотрел на мать.

— Двадцать пятое августа, — повторил Джеф. — Знак Девы. Дева…

— Мама… — Тони бросил на мать вопросительный взгляд.

— Я тебе потом объясню.

— В долине Евфрата, — быстро, по-лекторски бесстрастно заговорил Джеф, — Дева отождествлялась с Венерой, печальной и прекрасной покровительницей влюбленных. Ваша планета — яркий Меркурий, постоянно обращенный к Солнцу одной стороной, на ней всегда жара, зато на другой — вечная стужа. Люди, родившиеся под знаком Девы, застенчивы, они боятся собственного блеска.

— Послушай, — сказала Люси, чувствуя, что он заходит слишком далеко, — где ты набрался этой чуши?

— Из «Книги звезд» мадам Вечи, — усмехаясь, пояснил Джеф. — Продается за тридцать пять центов в любой книжной лавке или аптеке. Родившиеся под знаком Девы стремятся к чистоте и порядку, они предрасположены к язве желудка. В любви они страстны и высоко ценят верность.

— А как насчет тебя? — почти враждебно, с вызовом перебила его Люси, забыв о Тони. — Что говорит твой гороскоп?

— О… — Джеф опустил трубу и покачал головой. — Это чересчур грустно. Мои звезды не помогают мне. — Он печально указал рукой на небо. — Они подмигивают мне оттуда и твердят: «Никаких шансов. Ну никаких». Я хочу вести за собой, а они настаивают — иди следом. Хочу действовать решительно, а они предостерегают об опасности. Хочу многого добиться, а они утешают: возможно, в другой жизни. Я мечтаю о любви — они предрекают несчастье. Я родился под чужим знаком.

На гравийной дорожке, ведущей к крыльцу, послышались шаги, и мгновение спустя Люси увидела девочку в голубых джинсах и свободном свитере. В первый момент Люси не узнала ее, но потом поняла, что это дочь миссис Никерсон, с которой она познакомилась днем в гостинице. Тони замер и уставился на нее.

— Привет, — поздоровалась девочка, поднимаясь на крыльцо.

У нее была рано сформировавшаяся фигура, голубые джинсы туго обтягивали крепкие бедра. Люси с раздражением отметила, что несколько прядей у нее на голове высветлены.

— Привет, — повторила девочка; она встала, широко расставив ноги и засунув руки в карманы джинсов. Без тени смущения на лице, с самообладанием укротительницы диких зверей гостья обвела взглядом веранду. — Меня зовут Сьюзен Никерсон, — представилась она; закрыв глаза, можно было с уверенностью сказать, что этот голос принадлежит взрослой, к тому же довольно неприятной женщине. — Нас познакомили сегодня днем.

— Конечно, Сьюзен, — сказала Люси. — Это мой сын Тони.

— Очень рада, — сухо произнесла Сьюзен. — Я много о тебе слышала.

Джеф скорчил гримасу.

— Миссис Краун, мама послала меня узнать, — сказала Сьюзен, — не хотите ли вы сыграть сегодня в бридж, нам нужен четвертый.

Джеф украдкой посмотрел на Люси, затем наклонился и поднял стул, который лежал на веранде.

Люси задумалась. Она представила себе гостиничную веранду с томящимися на ней сезонными вдовами.

— В другой раз, Сьюзен, — сказала она. — Поблагодари маму за приглашение. Сегодня я устала и хочу пораньше лечь спать.

— Хорошо, — равнодушно произнесла Сьюзен.

— Бридж, — заметил Джеф, — отбросил эту страну назад еще дальше, чем «сухой закон».

Сьюзен холодно, изучающе посмотрела на Баннера. Ее бесстрастные блестящие голубые глаза напоминали никелевые монетки.

— Я о тебе кое-что знаю, — сообщила она.

Сьюзен обладала даром произносить самые безобидные слова как обвинение. Люси, отметив это свойство, подумала, что оно пригодится, если девочка когда-нибудь поступит на службу в полицию.

Джеф засмеялся.

— Наверное, будет лучше, если это останется при тебе, Сьюзен, — заметил он.

— Ты учишься в Дартмуте, — сказала она. — Моя мама находит, что ты красив.

Джеф серьезно кивнул головой, соглашаясь с мамой девочки.

— А ты сама как считаешь? — спросил он.

— Ты ничего.

Она неопределенно повела округлыми плечами, скрытыми под свободным свитером.

— В кино, однако, тебя сниматься не пригласят.

— Этого я и сам боюсь, — сказал Джеф. — Ты здесь надолго?

— Надеюсь, нет, — ответила девочка. — В Неваде мне больше нравится.

— Почему? — спросил Джеф.

— Там всегда что-то происходит, — сказала Сьюзен. — Здесь скучно. Не та возрастная группа. Даже фильмы тут крутят только по выходным. Что вы делаете вечерами?

— Мы изучаем звезды, — сказал Тони, не спуская с нее очарованного взгляда.

— Хм, — произнесла Сьюзен.

Ответ Тони не произвел на нее впечатления.

Ей не больше четырнадцати, с удивлением и неприязнью подумала Люси, но держится она так, словно привлечь ее интерес больше чем на пять минут могут только крайние формы порока.

Тони подошел к Сьюзен и протянул ей телескоп:

— Хочешь посмотреть?

Сьюзен снова пожала плечами:

— Не очень.

Но она все же взяла трубу и вялым движением поднесла ее к глазу.

— Ты когда-нибудь смотрела в телескоп? — спросил Тони.

— Нет, — ответила Сьюзен.

— В этот можно разглядеть горы на луне, — похвастался Тони.

Девочка неодобрительно, критически посмотрела на луну.

— Понравилось? — тоном хозяина луны спросил Тони.

— Ничего, — сказала Сьюзен, возвращая трубу. — Луна как луна.

У Джефа вырвался короткий смешок, и Сьюзен смерила его своим полицейским взглядом.

— Ну, — сказала она, — мне пора. Мама ждет ответа.

Девочка с непринужденностью махнула рукой, словно благословляя всех.

— Пока, — сказала она.

— До завтра, — вымолвил Тони, и его стремление скрыть волнение вызвало у Люси прилив жалости.

— Может быть, — усталым голосом произнесла Сьюзен.

«Бедный Тони, — подумала Люси. — Первая девочка, на которую он обратил внимание».

— Рада была с вами познакомиться, — сказала Сьюзен. — Ну, пока.

Они посмотрели ей вслед. Сьюзен шла по дорожке, ее ягодицы, обтянутые плотной тканью, напоминали два туго накачанных мяча.

Когда девочка скрылась за углом дома, Джеф театрально передернул плечами.

— Уверен, ее мать — та еще штучка, — заявил он. — Могу высказать три догадки, зачем эта дама прошлым летом ездила в Неваду.

— Не сплетничай, — сказала Люси. — Тони, сколько можно возиться?

Тони с трудом вернулся в мир взрослых.

— Смешно она выглядит в брюках, правда? Немного тяжеловато.

— Иногда, Тони, они тяжелеют прямо на глазах, — сказал Джеф.

У Люси еще было свежо в памяти нескрываемое пренебрежение Сьюзен к сыну. Шутка Джефа смутила ее. «В другой вечер, — подумала она, сердясь на Джефа, — я бы улыбнулась. Но не сегодня».

— Тони, — сказала она, — укладывайся. Надень пижаму. И не забудь почистить зубы.

Тони не спеша направился в комнату.

— Джеф, — сказал он, — ты мне почитаешь, когда я лягу?

— Обязательно.

— Сегодня я сама тебе почитаю, — почти автоматически возразила Люси.

— Мне больше нравится, как читает Джеф. — Тони остановился у двери. — Он пропускает описания.

— У Джефа сегодня был трудный день, — настаивала Люси, жалея, что начала спор, но не собираясь уступать. — У него, вероятно, свидание или другие дела.

— Нет, — начал Джеф, — я…

— В любом случае, Тони, — приказным тоном, который не был характерен для нее, особенно в разговорах с сыном, сказала Люси, — иди надень пижаму. Быстро.

— Хорошо, — обиженно сказал Тони. — Я не хотел…

— А ну живо! — закричала Люси на грани истерики.

Немного испуганный Тони ушел в комнату. Люси заметалась по веранде, она сложила в стопку разбросанные журналы, закрыла корзинку с шитьем, положила телескоп на стул возле дивана, чувствуя пристальный взгляд Джефа, который что-то напевал себе под нос.

Она остановилась перед ним. Джеф прислонился к столбу на крыльце, голова его была в тени, и только слабый блеск выдавал расположение глаз.

— Мне не нравится, как ты ведешь себя при Тони, — сказала она.

— При Тони?

Удивленный, Джеф выпрямился и подошел к лампе.

— Почему? Я держусь естественно.

— При детях нельзя держаться естественно, — сказала Люси, сознавая, что голос ее звучит напряженно и фальшиво. — Это недопустимо. Твои скользкие шуточки. Твое притворство…

— Какое притворство?

— Что ты любишь его, — сказала Люси. — Что вы в самом деле ровесники. Что ты хочешь встретиться с ним зимой.

— Но это правда, — возразил Джеф.

— Не лги мне. Ко Дню благодарения ты забудешь его имя. Ты вселяешь в него массу надежд… а осенью Тони будет страдать. Выполняй свою работу, — сказала она, — и все.

— Насколько я понимаю, — сказал Джеф, — мне поручено сделать так, чтобы Тони почувствовал себя нормальным, здоровым человеком.

— Ты чрезмерно привязал его к себе.

— Послушайте, Люси… — сердито сказал Джеф.

— Зачем? Для чего? — почти кричала Люси. — Из тщеславия? Неужели это так приятно — видеть, как тянется к тебе одинокий больной мальчик? Неужели это стоит подобных ухищрений? Знак Барана, море Плодородия, жертвоприношения, Дева, зимний карнавал… — Она задыхалась, словно после длительной пробежки, фразы вырывались сквозь рыдания. — Почему ты не идешь к себе? Почему не оставишь нас в покое?

Джеф взял ее за кисти рук, она не попыталась освободиться.

— Вы правда этого хотите? — спросил он.

— Да, — ответила Люси. — У тебя не тот возраст. Ты слишком взрослый для Тони и слишком юн для меня. Найди себе ровесницу. — Она вырвалась резким движением. — Кого-нибудь, кому ты не причинишь боли, — продолжала она, — партнера на лето, которого ты забудешь в сентябре точно так же, как ты забудешь нас.

— Люси, — прошептал он. — Прекратите.

— Уходи.

Она едва не плакала.

Он снова схватил ее, на этот раз за предплечья, вдавливая пальцы в кожу.

— А мне, думаете, каково? — сказал он приглушенным голосом, чтобы его не услышал Тони. — Проводить все дни рядом с вами? Возвращаться к себе и лежать без сна, вспоминая прикосновение вашей руки в тот момент, когда я помог вам выбраться из лодки, шуршание вашего платья, когда вы прошли мимо меня к обеденному столу, ваш смех… и не иметь возможности дотронуться до вас, сказать вам… Боль! — неистово прошептал он. — Не говорите мне о боли!

Конец ознакомительного фрагмента.