Книги хроник трёх сестёр Die Bücher der Chronika drei Schwestern

Иоганн Карл Август Музеус, 2023

Сказка И.К.А. Музеуса о трёх сёстрах на двух языках (русском и немецком), выдающегося немецкого писателя, литературного критика, филолога, педагога, священника, артиста, масона и очень интересной, общительной личности. Сказка так же разнообразна, увлекательна и захватывающая как и сам автор. Перевод книги 18 века с её оригинальными рисунками в современной обработке. Масса удовольствий при прочтении книги как для ума, души, так и для глаза.

С гравюрами на дереве по оригинальным рисункам от А. Шредтер в Дюссельдорфе в современной обработке.

Mit Holzschnitten nach Originalzeichnungen

von M. Schrödter in Düsseldorf.

Портрет Иоганна Карла Августа Музеуса

(29 марта 1735 [Йена] — 28 октября [Веймар])

Porträt von Johann Karl August Musäus

(* 29. März 1735 in Jena, † 28. Oktober 1787).

Иоганн Карл Август Музеус родился в 1735 году в Йене. Свою юность он прожил с девяти до девятнадцати лет со своими близкими родственниками, которые взяли его на воспитание. В 1754 году Музеус поступил в Йенский университет, где изучал теологию. С 1760 по 1762 год Музеус опубликовал в трех томах свою первую работу — «Грандисон второй». В 1763 году Музеус был назначен придворным учителем в Веймаре, а в 1769 году стал профессором древних языков и истории в гимназии Вильгельма Эрнста в Веймаре. В июле 1776 года он стал масоном в ложе «Амалия» в Веймаре, а в августе 1783 года стал членом баварских иллюминатов под именами Присциллиан и Данте Алигьери. В этом же году он стал священником. Музеус был непрофессиональным актером и пользовался высоким авторитетом в Веймаре благодаря своей общительности. Умер Музеус 28 октября 1787 года в Веймаре.

Biographie: Johann Karl August Musäus wurde im Jahre 1735 in Jena geboren. Seine Jugend verlebte er vom neunten bis zum neunzehnten Lebensjahr bei seinen nahen Verwandten, welche seine Erziehung übernommen hatten. Musäus trat 1754 in die Universität Jena ein und studierte dort Theologie. Von 1760 bis 1762 veröffentlichte Musäus in drei Bänden sein erstes Werk, Grandison der Zweite. 1763 wurde Musäus zum Hofpagenlehrer in Weimar ernannt, 1769 wurde er Professor für Alte Sprachen und Geschichte am Wilhelm-Ernst-Gymnasium in Weimar. Er wurde im Juli 1776 Freimaurer in der Loge „Amalia“ in Weimar und wurde im August 1783 Mitglied der Bayerischen Illuminaten unter den Namen „Priscillianus“ und „Dante Alighieri“. Außerdem wurde er in diesem Jahr Priester. Musäus war ein Laienschauspieler und genoss aufgrund seiner geselligen Art in Weimar hohes Ansehen. Musäus starb am 28. Oktober 1787 in Weimar.

Первая книга

Erstes Buch.

Один богатый-пребогатый граф транжирил свое состояние. Он жил по-королевски. Все дни держал стол накрытым. Кто бы к нему ни заезжал (рыцарь ли, оруженосец ли), тому он три дня устраивал роскошный банкет. И все гости разъезжались от него ошеломленные, в радостном расположении духа. Он любил играть в шахматы и кости. Его двор был полон пажей с золотыми кудрями, гонцов и гайдуков в великолепных ливреях. В его конюшнях и псарнях кормили бесчисленных лошадей и охотничьих собак.

Ein reicher, reicher Graf vergeudete sein Gut und Habe. Er lebte königlich, hielt alle Tage offene Tafel. Wer bei ihm einsprach, Ritter oder Knappe, dem gab er drei Tage lang ein herrliches Bankett, und alle Gäste taumelten mit frohem Mut von ihm hinweg. Er liebte Brettspiel und Würfel, sein Hof wimmelte von goldgelockten Edelknaben, Läufern und Heiducken in prächtiger Livree, und seine Ställe nährten unzählige Pferde und Jagdhunde.

Из-за такого расточительства таяли его богатства. Он отдавал под залог один город за другим, продавал свои ювелирные украшения и серебряную посуду, распускал слуг и пристреливал собак. От всего состояния у него ничего не осталось, кроме одного старого лесного замка, добродетельной жены и трех прекрасных дочерей. В этом замке он жил, покинутый всем миром. Графиня сама с дочерьми смотрела за кухней, а поскольку все они не были знакомы с поваренным искусством, то не знали ничего, кроме того как варить картошку. Такие скромные трапезы радовали отца семейства так мало, что он становился угрюмым и сварливым. В просторном пустом доме он так шумел и проклинал, что холодные стены повторяли эхом его недовольство. В одно прекрасное летнее утро взял он от скуки свое охотничье копье и пошел в лес ловить дичь, чтобы потом приготовить вкусный обед. Про этот лес говорили, что он небезопасен. Что некоторых странников он уже сбил с пути, а некоторые так и не вернулись из него, потому что либо злые гномы задушили их, либо дикие животные разорвали их на части.

Durch diesen Aufwand zerrannen seine Schätze. Er verpfändete eine Stadt nach der andern, verkaufte seine Juwelen und Silbergeschirr, entließ die Bedienten und

erschoss die Hunde, von seinem ganzen Eigentum blieb ihm nichts übrig als ein altes Waldschloss, eine tugendsame Gemahlin und drei wunderschöne Töchter. In diesem Schloss hauste er von aller Welt verlassen, die Gräfin versah mit ihren Töchtern selbst die Küche, und weil sie allerseits der Kochkunst nicht kundig waren, wussten sie nichts, als Kartoffeln zu sieden. Diese frugalen Mahlzeiten behagten dem Papa so wenig, dass er grämlich und missmutig wurde und in dem weiten, leeren Hause so lärmte und fluchte, dass die kahlen Wände seinen Unmut widerhallten. An einem schönen Sommermorgen ergriff er aus Spleen seinen Jagdspieß, zog zu Walde, ein Stück Wild zu fällen, um sich eine leckerhafte Mahlzeit davon bereiten zu lassen. Von diesem Walde ging die Rede, dass es darin nicht geheuer sei, manchen Wandrer hatte es schon irregeführt, und mancher war nie daraus zurückgekehrt, weil ihn entweder böse Gnomen erdrosselt oder wilde Tiere zerrissen hatten.

Граф ни во что не верил и не боялся никаких невидимых сил. Он шагал бодро через горы и равнины, проползал сквозь кусты и заросли так и не поймав никакую добычу. Уставший, присел он под высоким дубом, достал из охотничьей сумки несколько вареных картофелин и немного соли, чтобы здесь пообедать. Вдруг случайно поднял он свои глаза и увидел, что на него несется свирепый медведь. Бедный граф содрогнулся от этого зрелища. Убежать он не мог, а также не был экипирован для охоты на медведя. Для самообороны он взял копье в руку, чтобы защититься, насколько это возможно. Зверь подошел к нему вплотную и зарычал внятно ему следующие слова:

— Разбойник, ты грабишь мое медовое дерево? За злодеяние ты должен поплатится жизнью!

— Ах, — умолял граф, — не ешьте меня, господин медведь, я не желаю вашего меда. Я честный рыцарь. Если у вас есть аппетит, то угощайтесь лучше домашней едой и будьте моим гостем.

Der Graf glaubte nichts und fürchtete nichts von unsichtbaren Mächten, er stieg rüstig über Berg und Tal und kroch durch Busch und Strauch, ohne eine Beute zu erhaschen. Ermüdet setzte er sich unter einen hohen Eichbaum, nahm einige gesottene Kartoffeln und ein wenig Salz aus der Jagdtasche, um hier sein Mittagsmahl zu halten. Von ungefähr hub er seine Augen auf siehe da! Ein grausam wilder Bär schritt auf ihn zu. Der arme Graf erbebte über diesen Anblick, entfliehen konnte er nicht, und zu einer Bärenjagd war er nicht ausgerüstet. Zur Notwehr nahm er den Jägerspieß in die Hand, sich damit zu verteidigen, so gut er könnte. Das Ungetüm kam nah heran, auf einmal stand es und brummte ihm vernehmlich diese Worte entgegen: „Räuber, plünderst du meinen Honigbaum? Den Frevel sollst du mit dem Leben büßen!“ „Ach“, bat der Graf „Ach, friss mich nicht, Herr Bär, mich gelüstet nicht nach eurem Honig, ich bin ein biederer Rittersmann. Seid Ihr bei Appetit, so nehmt mit Hausmannskost vorlieb und seid mein Gast.“

И он подал медведю все картофелины в своей охотничьей шляпе. Но тот отверг графское угощение и, неохотно рыча, продолжал:

— Несчастный, за такую цену ты не выкупишь свою жизнь, пообещай мне сейчас же в жены твою старшую дочь Вульфильду. Если нет, то я тебя съем!

В страхе граф пообещал бы ужасному медведю всех трех дочерей и вдобавок свою жену, если бы тот потребовал их, ибо нужда не знает закона.

— Пусть она будет вашей, господин медведь, — сказал граф, начинающий приходить в себя, но добавил хитро: — При условии, что вы возьмете невесту по обычаю страны и сами приедете, чтобы забрать ее домой.

— Идет, — пробормотал медведь и протянул ему грубую лапу. — Через семь дней я выкуплю ее центнером золота и отвезу домой свою возлюбленную.

— Хорошо, — сказал граф. — Слово мужчины!

Hierauf tischte er dem Bären alle Kartoffeln in seinem Jagd Hut auf. Dieser aber verschmähte des Grafen Tafel und brummte unwillig fort: „Unglücklicher, um diesen Preis lösest du dein Leben nicht, verheiß mir deine große Tochter Wulfild augenblicks zur Frau, wo nicht, so fress ich dich!“ In der Angst hätte der Graf dem furchteinflößenden Bären wohl alle drei Töchter verheißen und seine Gemahlin obendrein, wenn er sie verlangt hätte, denn Not kennt kein Gesetz. „Sie soll die Eure sein, Herr Bär“, sprach der Graf, der anfing, sich wieder zu erholen, doch setzte er trüglich hinzu: „Unter der Bedingung, dass Ihr nach Landes Brauch die Braut löset und selber kommt, sie heimzuführen.“ „Topp“, murmelte der Bär, „Schlag ein!“ und reichte ihm die raue Tatze hin, „In sieben Tagen lös ich sie mit einem Zentner Gold und führe mein Liebchen heim.“ „Topp“, sprach der Graf, „Ein Wort ein Mann!“

На этом они мирно расстались. Медведь побрел к своей берлоге, граф не замедлил выбраться из страшного леса. И ему удалось при ярком звездном сиянии добраться обессиленным и измученным до своего лесного замка. Хорошо знать, что медведь, который может разумно говорить и действовать, как человек, никогда не будет настоящим медведем, а лишь заколдованным. Граф понял это сразу, поэтому решил обмануть будущего лохматого зятя и забаррикадироваться в своем крепком замке так, чтобы медведю было невозможно войти, если он придет забирать невесту в назначенное время.

Darauf schieden sie in Frieden auseinander. Der Bär trabte seiner Höhle zu, der Graf säumte nicht, aus dem furchtbaren Walde zu kommen, und gelangte bei Sternenschimmer kraftlos und ermattet in seinem Waldschloss an. Zu wissen ist, dass ein Bär, der wie ein Mensch vernünftig reden und handeln kann, niemals ein natürlicher, sondern ein verzauberter Bär sei. Das merkte der Graf wohl, darum dachte er, den zottigen künftigen Schwiegersohn, durch List zu hintergehen und sich in seiner festen Burg so zu verbarrikadieren, dass es dem Bären unmöglich wäre, hineinzukommen, wenn er auf den bestimmten Termin die Braut abholen würde.

«Несмотря на то, что это заколдованный медведь, — думал про себя граф, — который наделен даром разума и языка, тем не менее он медведь, поэтому обладает всеми качествами настоящего медведя. Он не сможет летать, как птица, или проникнуть в закрытую комнату через замочную скважину, как ночной призрак. Или проскользнуть через ушко иглы».

Wenngleich es sich um einen Zauberbär handelt, dachte er bei sich, die Gabe der Vernunft und Sprache verliehen ist, so ist er doch gleichwohl ein Bär und hat übrigens alle Eigenschaften eines natürlichen Bären. Er wird also doch wohl nicht fliegen können wie ein Vogel oder durchs Schlüsselloch in ein verschlossenes Zimmer eingehen wie ein Nachtgespenst oder durch ein Nadelöhr schlüpfen.

На следующий день он рассказал жене и дочерям о своем приключении в лесу. Вульфильда упала в обморок от ужаса, когда услышала, что ее выдают замуж за мерзкого медведя. Мать заламывала руки и громко рыдала, а сестры дрожали в страхе от ужаса и трагедии. Папа же вышел, осмотрел стены и рвы вокруг замка. Проверил, заперты ли железные ворота и крепки ли они. Поднял опускающийся мост и хорошо замаскировал все входы. Затем поднялся на башню и нашел там помещение, встроенное под зубчатой стеной и хорошо укрепленное. Там запер он Вульфильду, которая рвала на себе цвета льна шелковистые волосы и выплакала все свои небесно-голубые ясные глаза.

Den folgenden Tag berichtete er seiner Gemahlin und den Fräuleins das Abenteuer im Walde. Fräulein Wulfild fiel vor Entsetzen in Ohnmacht, als sie hörte, dass sie an einen scheußlichen Bären vermählt werden sollte, die Mutter rang und wand die Hände und jammerte laut, und die Schwestern bebten und bangten vor Wehmut und Entsetzen. Papa aber ging hinaus, beschaute die Mauern und Gräben ums Schloss her, untersuchte, ob das eiserne Tor schloss und riegelfest sei, zog die Zugbrücke auf und verwahrte alle Zugänge wohl, stieg darauf auf den Turm und fand da ein Kämmerlein hochgebaut unter der Zinne und wohlvermauert, darin verschloss er das Fräulein, die ihr seidenes Flachshaar zerraufte und schier die himmelblauen Augen ausweinte.

Прошло шесть дней, и приближался рассвет седьмого, как из леса раздался грохот. Как будто на подходе была целая армия. Щелкали кнуты, трубили почтовые рожки, топтали лошади, гремели колеса. Великолепная роскошная карета, окруженная всадниками, ехала по зеленому полю к воротам замка. Все засовы отворились, ворота распахнулись, подъемный мост опустился. Из кареты вышел прекрасный, как ясный день, молодой принц, одетый в бархат и шелк. Его шею обвивала золотая цепь, которая была длиною в мужской рост. Вокруг шляпы было обрамление из жемчугов и бриллиантов, которые ослепляли глаза. А за пряжку со страусиным пером можно было отдать целое герцогство. Он быстро, как буря, взлетел по винтовой лестнице в башне, и через мгновение испуганная невеста трепетала в его объятьях. От шума граф очнулся от утреннего сна, приоткрыл окно в спальне. Он увидел коней, экипаж, рыцарей и вооруженных всадников во дворе, а также свою дочь в руках незнакомца, который сажал ее в свадебную карету. А когда кортеж проследовал к воротам замка, это разбило сердце графа, и он издал пронзительные стенания: «Прощай, моя доченька! Уезжай, невеста медведя!»

Sechs Tage waren vergangen, und der siebente dämmerte heran, da erhob sich vom Walde her ein großes Getöse, als sei eine ganze Armee im Anmarsch. Peitschen knallten, Posthörner schallten, Pferde trappelten, Räder rasselten. Eine prächtige Staatskarosse, mit Reitern umringt, rollte über das grüne Feld ans Schlosstor. Alle Riegel schoben sich, das Tor rauschte auf, die Zugbrücke fiel, ein junger Prinz stieg aus der Karosse, schön wie der Tag, angetan mit Samt und Seide. Um seinen Hals hatte er eine goldene Kette dreimal geschlungen, in der ein Mann aufrecht stehen konnte, um seinen Hut lief eine Schnur von Perlen und Diamanten, welche die Augen verblendete, und um die Agraffe, welche die Straußfeder trug, war ein Herzogtum feil gewesen. Rasch wie Sturm und Wirbelwind flog er die Schneckentreppe im Turm hinauf, und einen Augenblick nachher bebte in seinem Arm die erschrockene Braut herab. Über dem Getöse erwachte der Graf aus seinem Morgenschlummer, schob das Fenster im Schlafgemach auf, und als er Ross und Wagen und Ritter und Reisige im Hofe erblickte und seine Tochter im Arm eines fremden Mannes, der sie in den Brautwagen hob, und nun der Zug zum Schlosstor hinausging, fuhr es ihm durchs Herz, und er erhob groß Klaggeschrei: „Adé, mein Tochterlein! Fahr hin, du Bärenbraut!“

Вульфильда услышала голос своего отца, взмахнула из кареты платочком, подавая тем самым прощальный знак. Родители были потрясены потерей дочери, смотрели друг на друга молча и ошеломленно. Мама однако не поверила своим глазам, приняла похищение за наваждение и происки дьявола. Она схватила связку ключей и побежала в башню, отворила дверь в маленькую комнату, но так и не нашла ни дочь, ни ее вещей. Но на столике лежал серебряный ключ, который она взяла с собой. Когда она невзначай взглянула в окно, то увидела вдалеке облако пыли, поднимающееся на фоне восходящего солнца. И услышала шум и ликование свадебного шествия до самого входа в лес. Разбитая горем, спустилась она с башни, надела траурные одежды, посыпала голову пеплом и плакала три дня. Муж и дочери разделяли ее горе. На четвертый день граф покинул траурную панихиду, чтобы подышать свежим воздухом. Когда он проходил по двору, то там стоял изящный, окованный сундук из черного дерева, хорошо сохранившийся и трудно поднимаемый. Он легко догадался, что внутри, графиня дала ему ключ. Он открыл крышку и нашел там центнер золота.

Wulfild vernahm die Stimme ihres Vaters, ließ ihr Schweißtüchlein zum Wagen hinauswehen und gab damit das Zeichen des Abschieds. Die Eltern waren bestürzt über den Verlust ihrer Tochter und sahen einander stumm und staunend an. Mama traute gleichwohl ihren Augen nicht und hielt die Entführung für Blendwerk und Teufelsspuk, ergriff ein Bund Schlüssel und lief in den Turm, öffnete die Tür zum kleinen Zimmer, fand aber ihre Tochter nimmer, auch nichts von ihrer Gerätschaft. Doch lag auf dem Tischlein ein silberner Schlüssel, den sie zu sich nahm, und als sie von ungefähr durch die Luke blickte, sah sie in der Ferne eine Staubwolke gegen Sonnenaufgang emporwirbeln und hörte das Getümmel und Jauchzen des Brautzugs bis zum Eingang des Waldes. Betrübt stieg sie vom Turm herab, legte Trauerkleider an, bestreute ihr Haupt mit Asche, weinte drei Tage lang, und Gemahl und Tochter halfen ihr wehklagen. Am vierten Tage verließ der Graf das Trauergemach, um frische Luft zu schöpfen, und wie er über den Hof ging, stand da eine feine, dichte Kiste von Ebenholz, wohlverwahrt und schwer zu heben. Er ahndete leicht, was drinnen sei, die Gräfin gab ihm den Schlüssel, er schloss auf und fand einen Zentner Gold.

Обрадовавшись этой находке, он забыл все свои сердечные страдания. Купил лошадей и соколов, а также красивые платья для своей жены и прекрасных дочерей. Взял слуг в золотых одеждах и стал хвастаться, пускать пыль в глаза, кутить и щеголять, пока последний дублон не исчез из сундука. Потом он опять влез в долги, кредиторы приходили толпами, грабили замок и в результате оставили ему только старого сокола. Графиня опять сама хозяйничала на кухне со своими дочерьми, а граф от скуки и досады каждый день бродил по полю со своей пернатой игрушкой. Однажды он отпустил сокола, который поднялся высоко в небо и не хотел возвращаться к руке своего господина, как только тот его ни манил. Граф следовал за его полетом по широкой равнине как только мог. Птица прилетела к ужасному лесу, в который он не осмелился войти. Граф потерял из виду своего пернатого любимца.

Erfreut über diesen Fund, vergaß er all sein Herzensleid, kaufte Pferde und Falken, auch schöne Kleider für seine Gemahlin und die holden Fräulein, nahm Diener in Gold, und fing von neuem an zu prassen und zu schwelgen, bis die letzte Dublone aus dem Kasten flog. Dann machte er Schulden, und die Gläubiger kamen scharrenweise, plünderten das Schloss rein aus und ließen ihm nichts als einen alten Falken. Die Gräfin bestellte wieder mit ihren Töchtern die Küche, und er durchstreifte tagtäglich das Feld mit seinem Federspiel aus Verdruss und Langeweile. Eines Tages ließ er den Falken steigen, der hob sich hoch in die Lüfte und wollte nicht auf die Hand seines Herrn zurückkehren, ob er ihn gleich lockte. Der Graf folgte seinem Flug, so gut er konnte, über die weite Ebene. Der Vogel schwebte dem grauenvollen Walde zu, welchen zu betreten der Graf nicht mehr wagen wollte und sein liebes Federspiel verloren gab.

Вдруг над лесом поднялся здоровый орел и стал преследовать сокола, который не сразу заметил превосходящего врага. Сокол стремительно вернулся к господину, чтобы найти у него защиту. Но орел упал с воздуха и вонзил одни свои могучие когти в плечо графа, а другими раздавил верного сокола. Ошеломленный граф, пытаясь спастись копьем от пернатого чудовища, бил и колол своего врага. Орел схватил охотничье копье, сломал его как легкую тростинку и громким голосом закричал ему в уши эти слова:

— Смельчак, зачем ты беспокоишь мое воздушное пространство своими пернатыми играми? Ты должен искупить эту дерзость своей жизнью.

Из этого птичьего языка граф вскоре понял, какое приключение ему предстоит пережить. Он набрался смелости и сказал:

— Давайте, господин Орел, делайте! Что я вам сделал? Мой сокол искупил свою вину, я оставлю его вам, утолите ваш аппетит.

— Нет, — ответил орел. — Мне сегодня хочется человеческого мяса, а ты мне кажешься жирным кусочком.

— Простите, господин Орел! — закричал граф в страхе смерти. — Все, что вы хотите от меня, я вам дам, только пощадите мою жизнь.

— Хорошо, — сказала кровожадная птица. — Ловлю тебя на слове! У тебя две прекрасные дочери, а мне нужна жена. Обещай мне свою Адельхайду в жены, и я отпущу тебя с миром. Я выкуплю ее у тебя двумя золотыми слитками, каждый весом в центнер. Через семь недель я заберу свою любимую домой.

Plötzlich stieg ein rüstiger Adler über dem Walde auf und verfolgte den Falken, welcher den überlegenen Feind nicht so bald ansichtig wurde, als er pfeilgeschwind zu Herrn zurückkehrte, um bei ihm Schutz zu suchen. Der Adler aber schoss aus den Lüften herab, schloss einen seiner mächtigen Fänge in des Grafen seinem Schulter und zerdrückte mit dem andern den getreuen Falken. Der bestürzte Graf versuchte mit dem Speer von dem gefiederten Ungeheuer sich zu befreien, schlug und stach nach seinem Feinde. Der Adler ergriff den Jagdspieß, zerbrach ihn wie ein leichtes Schilfrohr und kreischte ihm mit lauter Stimme diese Worte in die Ohren. „Verwegener, warum beunruhigst du mein Luftrevier mit deinem Federspiel? Den Frevel sollst du mit deinem Leben büßen.“ Aus dieser Vogelsprache merkte der Graf bald, was für ein Abenteuer er zu bestehen habe. Er fasste Mut und sprach: „Gemach, Herr Adler, gemach! Was habe ich Euch getan? Mein Falke hat seine Schuld ja abgebüßt, den lass ich Euch, stillt Euren Appetit“ „Nein“, fuhr der Adler fort, „mich lüstet eben heut nach Menschenfleisch, und du scheinst mir ein fetter Fraß.“ — „Pardon, Herr Adler“, schrie der Graf in Todesangst, „Alles was Ihr wollt von mir, ich gebe es Euch: nur schont meines Lebens.“ — „Wohl gut“, versetzte der mörderische Vogel, „Ich halte dich beim Wort. Du hast zwei schöne Töchter, und ich bedarf einer Gemahlin. Verheiß mir deine Adelheid zur Frau, so lass ich dich mit Frieden ziehen und löse sie von dir mit zwei Stufen Gold, jede einen Zentner schwer. In sieben Wochen fahr ich mein Liebchen heim.“

После этого монстр поднялся высоко и исчез в облаках. В трудных ситуациях у некоторых все продается. Видя, что торговля дочерьми идет хорошо, отец примирился с их потерей. На этот раз он дошел до дома вполне благополучно и тщательно подготовил свой рассказ, чтобы отчасти избежать упреков, которых он боялся получить от графини. И чтобы раньше времени не травмировать сердце любимой дочери. Судя по всему, он пожаловался только на потерянного сокола, который по его словам улетел. Девушка Адельхайда была лучшей прядильщицей как никто другой в стране. Она так же была искусной ткачихой и как раз в то время отрезала кусок прекрасного холста от ткацкого станка. Тонкий, как батист, который она отбеливала недалеко от замка на свежей лужайке.

Hierauf schwang sich das Ungetüm hoch empor und verschwand in den Wolken. In der Not ist einem alles feil. Da der Vater sah, dass der Handel mit den Töchtern so gut von Statten ging, gab er sich über ihren Verlust zufrieden. Er kam diesmal ganz wohlgemut nach Hause und bereitete sorgfältig seine Erzählung vor, teils den Vorwürfen, die er von der Gräfin fürchtete, auszuweichen, teils der lieben Tochter das Herz vor der Zeit nicht schwer zu machen. Zum Schein, klagte er nur über den verlorenen Falken, von welchem er vorgab, er habe sich verflogen. Fräulein Adelheid war eine Spinnerin wie keine im Lande. Sie war auch eine geschickte Weberin und schnitt eben damals ein Stück köstlicher Leinwand vom Weberstuhl, so fein wie Batist, welche sie unfern der Burg auf einem frischen Rasenplatze bleichte.

Прошло шесть недель и шесть дней так, что прекрасная прядильщица и не подозревала о своей судьбе. Хотя отец стал несколько удрученным с приближением дня визита. Исподволь он намекал ей об этом. То расскажет какой-то тревожный сон, то напомнит о Вульфильде, которую давно уже забыли. Адельхайда была веселого и легкого нрава, полагая, что сердечные страдания отца порождают хандру.

Sechs Wochen und sechs Tage vergingen, ohne dass die schöne Spinnerin ihr Schicksal ahnte, obgleich der Vater der doch etwas schwermütig wurde, als der Termin der Heimsuchung nahte, ihr unter der Hand manchen Wink davon gab, bald einen bedenklichen Traum erzählte, bald die Wulfild wieder in Andenken brachte, die längst vergessen war. Adelheid war frohen und leichten Sinnes, wähnte, das schwere Herzblut des Vaters erzeuge hypochondrische Grillen.

С наступлением назначенного дня она беззаботно выпрыгнула на лужайку, расстелила полотно, чтобы то пропиталось утренней росой. Как только она закончила отбеливать и немного осмотрелась вокруг, то увидела великолепный полк рыцарей и юношей. Она еще не приводила себя в порядок, поэтому спряталась за диким кустом роз, который только что расцвел, и стала смотреть на великолепную кавалькаду. Прекрасный рыцарь из толпы, молодой стройный человек в открытом шлеме, спрыгнул к кусту и заговорил мягким голосом:

— Я вижу тебя, ищу тебя, милая, ах, не прячься. Скорее взбирайся позади меня на коня, прекрасная Орлиная невеста!

Адельхайда не знала, что с ней случилось, когда услышала эту фразу. Прекрасный рыцарь ей понравился, но фраза «Орлиная невеста» заставила застыть кровь в ее жилах. Она опустилась на траву, ее сознание затуманилось и, очнувшись, она оказалась в объятьях благородного рыцаря по дороге в лес. Sie hüpfte sorgenlos bei Anbruch des bestimmten Tages hinaus auf den Bleichrasen, breitete ihre Leinwand aus, damit Morgentau getränkt würde. Wie sie ihre Bleiche beschickt hatte und nun ein wenig umherschaute, sah sie einen herrlichen Zug Ritter und Knappen herantraben. Sie hatte ihre Toilette noch nicht gemacht, darum verbarg sie sich hinter einem wilden Rosenbusch, der eben in voller Blüte stand, und kam danach hervor, die prächtige Kavalkade zu schauen. Der schönste Ritter aus dem Haufen, ein junger, schlanker Mann in offenen Helm, sprengte an den Busch und sprach mit sanfter Stimme. „Ich sehe dich, ich suche dich, fein Liebchen, ach, verbirg dich nicht, rasch schwing dich hinter mich aufs Ross, du schöne Adlerbraut!“ Adelheid wusste nicht, wie ihr geschah, als sie diesen Spruch hörte. Ihr gefiel der liebliche Ritter gleich: aber der Beisatz „Adlerbraut"machte das Blut in ihren Adern erstarren. Sie sank ins Gras, ihre Sinne umnebelten sich, und beim Erwachen befand sie sich in den Armen des holden Ritters, auf dem Wege nach dem Walde.

Мама приготовила завтрак, а когда Адельхайды не было, то она отправила младшую дочь посмотреть, где та находится. Младшая дочь ушла и не вернулась. Мать почувствовала что-то неладное и захотела посмотреть сама, где ее дочери. Мама ушла и не вернулась. Папа понял, что произошло, сердце колотилось в груди. Он прокрался к лужайке, мать и дочь все еще искали Адельхайду и боязливо выкрикивали ее имя. Граф заставил свой голос громко звучать, хотя знал, что все крики и поиски напрасны. Когда он проходил мимо куста роз, то увидел что то блестящее. Присмотрелся — это были два золотых яйца, каждое по центнеру. Теперь он не мог больше терпеть, чтобы не рассказать своей супруге о приключениях дочери.

Mama bereitete indes das Frühstück, und als Adelheid dabei fehlte, schickte sie die jüngste Tochter hinaus, zu sehen, wo sie bliebe. Sie ging und kam nicht wieder. Die Mutter ahndete nichts Gutes, wollte sehen, was ihre Töchter so lange machen. Sie ging und kam nicht wieder. Papa merkte, was vorgegangen sei, das Herz schlug laut in seiner Brust, er schlich sich auch nach dem Rasenplatze, Mutter und Tochter noch immer nach der Adelheid suchten und sie ängstlich beim Namen riefen, er ließ seine Stimme gleichfalls weidlich erschallen, wiewohl er wusste, dass alles Rufen und Suchen vergeblich war. Sein Weg führte ihn vor dem Rosenbusche vorüber, da sah er was blinken, und wie genau betrachtete, waren zwei goldene Eier, jedes einen Zentner schwer. Nun konnte er nicht länger anstehen, seiner Gemahlin das Abenteuer der Tochter zu offenbaren.

— Позорный продавец душ, — воскликнула она.

— О отец! О убийца! Ты жертвуешь своей плотью и кровью Молоху¹ ради постыдной наживы?

Граф, в остальном некрасноречивый, теперь наилучшим образом оправдал и извинил себя, так как его жизнь была в опасности. Но несчастная мать не переставала делать ему самые горькие упреки. Итак он избрал суверенное средство положить конец всякой словесной ссоре. Молчал и позволял своей даме говорить, сколько ей угодно, а тем временем уносил золотые яйца в безопасное место, осторожно раскатывая их перед собой. Для приличия Граф посвятил три дня семейному трауру и думал только о том, чтобы начать прежний образ жизни.

„Schandbarer Seelenverkäufer“, rief sie aus, „Oh Vater! Oh Mörder! Opferst du um schändlichen Gewinn willen also dein Fleisch und Blut dem Moloch auf?“ Der Graf, sonst wenig beredsam, machte jetzt seine Rechtfertigung aufs Beste und entschuldigte sich mit der dringenden Gefahr seines Lebens. Aber die trostlose Mutter hörte nicht auf, ihm die bittersten Vorwürfe machen. Er wählte also das souveräne Mittel, allem Wortstreit ein Ende zu machen, er schwieg und ließ seine Dame reden, solange sie wollte, brachte indessen die goldenen Eier in Sicherheit und wälzte sie vorsichtig vor sich her. Der Graf legte darauf wohlstandshalber drei Tage lang Familientrauer an und dachte nur darauf, seine vorige Lebensart wieder zu beginnen.

В короткое время замок снова стал обителью радости, раем прожорливых хвастунов. Балы, турниры и роскошные пиры сменялись каждый день. Девушка Берта при дворе своего отца сияла в глазах величественных рыцарей, как серебряная луна чутким странникам прекрасной летней ночью. Она обычно раздавала призы на рыцарских турнирах и каждый вечер танцевала с рыцарем победителем в первых рядах. Гостеприимство графа и красота дочери привлекали из отдаленных мест самых благородных рыцарей. Многие соперничали за сердце богатой наследницы, но среди многих женихов выбор был трудным, потому что один превосходил другого в знатности и богатстве. Красавица Берта прикидывала и выбирала до тех пор, пока золотые яйца, на которых граф не щадил напильника, не израсходовались. Графские финансы снова пришли в упадок, турниры были отменены, рыцари и оруженосцы исчезли в одночасье, замок снова принял облик руин. И графская семья вернулась к простым картофельным трапезам.

In kurzer Zeit war das Schloss wieder die Wohnung der Freude, das Paradies gefräßiger Wichtigtuer. Ball, Turnier und prächtige Feten wechselten täglich ab. Fräulein Bertha glänzte am Hofe ihres Vaters den stattlichen Rittern in die Augen wie der Silbermond den empfindsamen Wandlern in einer heitern Sommernacht. Sie pflegte bei den Ritterspielen den Preis auszuteilen und tanzte jeden Abend mit dem siegenden Ritter den Vorreihen. Die Gastfreundschaft des Grafen und die Schönheit der Tochter zogen von den entlegensten Orten die edelsten Ritter herbei. Viele buhlten um das Herz der reichen Erbin, aber unter vielen Freiwerbern hielt die Wahl schwer, denn einer übertraf den andern Adel und Wohlgestalt. Die schöne Bertha kürte und wählte so lang, bis die goldenen Eier, bei welchen der Graf die Feile nicht gespart hatte, nun verprasst wurden. Die gräflichen Finanzen gerieten wieder in den vorigen Verfall, die Turniere wurden eingestellt, Ritter und Knappen verschwanden allgemach, das Schloss nahm wieder die Gestalt einer Ruine an, und die gräfliche Familie kehrte zu den einfachen Kartoffelmahlzeiten zurück.

Граф с опаской бродил по полям, желая новых приключений, но никак не находил, потому что боялся волшебного леса. Однажды он преследовал стаю куропаток и так увлекся, что приблизился к ужасному лесу. И хотя он сразу не осмелился войти, но все же прошелся по краю леса и увидел там большой пруд, который он раньше никогда не встречал. В серебристых водах которого плавало бесчисленное количество форели. Этому открытию он очень обрадовался. На вид у пруда не было ничего подозрительного. Поэтому граф поспешил домой, взял сеть, а на следующее утро в хорошее время стоял на берегу, чтобы забросить ее. К счастью, он нашел в камышах маленькую лодку с веслом. Запрыгнул в нее, весело поплавал по пруду, закинул сеть, поймал за один раз больше форели, чем мог унести. Довольный своей добычей, он погреб к берегу.

Der Graf durchschritt missmutig die Felder, wünschte ein neues Abenteuer und fand keins, weil er den Zauberwald scheute. Eines Tages verfolgte er einer Herde Rebhühner so weit, dass er dem schauervollen Wald immer näherkam, und ob er gleich sich nicht hineinwagte, so ging er doch eine Strecke am Waldrand entlang und erblickte da einen großen Fischweiher, der ihm noch nie zu Gesichte gekommen war, in dessen silberhellem Gewässer er unzählige Forellen schwimmen sah. Dieser Entdeckung freute er sich sehr. Der Teich hatte ein unverdächtiges Aussehen, daher eilte er nach Hause, strickte sich ein Netz, und den folgenden Morgen stand er bei guter Zeit am Ufer, um solches auszuwerfen. Glücklicherweise fand er ein kleines Boot mit einem Ruder im Schilfgrass, er sprang hinein, ruderte lustig auf dem Teich herum, warf das Netz aus, fing mit einem Zuge mehr Forellen, als er tragen konnte, und ruderte vergnügt mit seiner Beute dem Strande zu.

Примерно на расстоянии брошенного камня от берега его маленькая лодка на полном ходу встала прочно и неподвижно, как будто села на мель. Граф тоже поверил в это и работал изо всех сил, хотя и тщетно, чтобы снова оказаться на плаву. Вода вокруг стала убывать, плавучее средство, казалось, зависло на утесе и поднималось высоко над водой. Неопытному рыбаку стало не по себе. Хотя лодка стояла как пригвожденная, граф, казалось, со всех сторон удалялся от берега. Пруд превратился в большое озеро, вздымались валы, ревели и пенились волны. С ужасом он увидел, что его лодку несла на спине огромная рыба. Он сдался своей судьбе, с тревогой ожидания, какой исход она принесет. Внезапно рыба нырнула, его ореховая скорлупа снова была на плаву, но через мгновение морское чудовище поднялось над водой. Открыло отвратительную пасть, как врата ада, и из темной глотки, как из-под земли, раздались громкие слова:

— Смелый рыбак, что ты здесь творишь? Ты убиваешь моих подданных? За это святотатство ты должен поплатиться своей жизнью!

Граф уже пережил столько рутины в своих приключениях, что знал, как вести себя в таких случаях. Вскоре он оправился от своего первого потрясения, когда понял, что рыба все-таки может говорить, и сказал очень дерзко:

— Господин Бегемот², не нарушайте права гостя, угостите меня блюдом из рыбы вашего хозяйства, скажите мне: «Кухня и подвал тоже открыты для вас».

Ungefähr einen Steinwurf vom Ufer stand sein kleines Boot in vollem Lauf fest und unbeweglich, als sitze es auf dem Grunde. Der Graf glaubte das auch und arbeitete aus allen Kräften, um wieder flottzumachen, wiewohl vergebens. Das Wasser verrann rings umher, das Fahrzeug schien auf einer Klippe zu hängen und hob sich hoch über die Oberfläche empor. Dem unerfahrenen Fischer war dabei nicht wohl zumute. Obgleich der Kahn wie angenagelt stand, so schien sich doch der Graf von allen Seiten vom Ufer zu entfernen, der Weiher dehnte sich zu einem großen See aus, die Wogen schwollen auf, die Wellen rauschten und schäumten, und mit Entsetzen, sah er, dass ein ungeheurer Fisch ihn und sein Boot auf dem Rücken trug. Er ergab sich in sein Schicksal, ängstlich harrend, welchen Ausgang es nehmen würde. Urplötzlich tauchte der Fisch unter, seine Nussschale war wieder flott, doch einen Augenblick nachher war das Meerwunder über Wasser, sperrte einen abscheulichen Rachen gleich der Höllenpforte auf, und aus dem finstern Schlunde schallten, wie aus einem unterirdischen Gewölbe, vernehmlich diese Worte hervor: „Kühner Fischer, was beginnst du hier? Du mordest meine Untertanen? Den Frevel sollst du mit dem Leben büßen!“ Der Graf hatte nun bereits so viel Routine in den Abenteuern erlangt, dass er wusste, wie er sich bei dergleichen Gelegenheiten zu benehmen hatte. Er erholte sich bald von seiner ersten Bestürzung, da er merkte, dass der Fisch doch ein vernünftiges Wort mit sich reden ließ, und sprach ganz dreist: „Herr Behemot, Verletzt das Gastrecht nicht, vergönnt mir ein Gericht Fisch aus Eurem Weiher, sprächt Ihr bei mir ein, so steht euch Küche und Keller gleichfalls offen.“

— Нет, мы не такие с тобой закадычные друзья! — возразило чудовище. — Разве ты не знаешь закона сильного, что он пожирает слабого? Ты украл у меня подданных моих, чтобы их съесть, а я проглочу тебя!

Здесь свирепая рыба раскрыла свою глотку еще больше, как будто хотела проглотить корабль с человеком и мышами.

— Ах, пощадите мою жизнь! — крикнул граф. — Видите ли, я скудный утренний хлеб для вашего китового чрева!

Рыба, казалось, задумалась о чем-то.

— Хорошо, — сказала она. — Я знаю, что у тебя красивая дочь, обещай мне ее в жены и бери свою жизнь в награду.

Когда граф услышал, что рыба начала говорить с ним в таком тоне, у него исчезли все страхи.

— Она в вашем распоряжении, — сказал он. — Вы храбрый зять, которому ни один порядочный отец не откажет в своем ребенке. Но чем вы заплатите за невесту по обычаю страны?

— У меня нет ни золота, ни серебра, но на глубине озера лежит большой клад жемчужных раковин. Ты можешь попросить.

— Ну, три мешка жемчуга не слишком много для прекрасной невесты.

— Они твои, — сказала рыба. — А невеста моя. Через семь полнолуний я заберу домой свою возлюбленную.

После этого он забавно брызнул хвостом и вскоре вывел лодку графа на берег. Граф принес домой свою форель, сварил ее и насладился этой картезианской³ трапезой вместе с графиней и прекрасной Бертой. Последняя даже не подозревала, что такая трапеза обойдется ей дорого.

„So traute Freunde sind wir nicht“, versetzte das Ungeheuer. „Kennst du noch nicht des Stärkeren Recht, dass er den Schwächeren frisst? Du stahlst mir meine Untertanen, sie zu verschlingen, und ich verschlinge dich!“ Hier riss der grimmige Fisch den Rachen noch weiter auf, als wollte er das Schiff mit Mann und Maus verschlingen. „Ach, schonet mein Leben!“ schrie der Graf, „Ihr seht, ich bin ein mageres Morgenbrot für Euren Walfischbauch!“ Der große Fisch schien sich etwas zu bedenken. „Wohlan“, sprach er, „Ich weiß, du hast eine schöne Tochter, versprich mir Sie zur Gemahlin und nimm dein Leben zum Gewinn.“ Als der Graf hörte, dass der Fisch aus diesem Tone zu reden anfing, verschwand ihm alle Furcht: „Sie stehet zu Befehl“, sprach er, „Ihr seid ein wackerer Schwiegersohn, dem kein biederer Vater sein Kind versagen wird. Doch womit löset Ihr die Braut nach Landesbrauch?“ — „Ich habe“, erwiderte der Fisch, „weder Gold noch Silber, aber im Grunde tiefer See liegt ein großer Schatz von Perlenmuscheln, du darfst nur fordern.“ „Nun“ fragte der Graf, „drei Himten Zahlperlen sind wohl nicht zu viel für eine schöne Braut.“ — „Sie sind dein“, beschloss der Fisch, „Und mein die Braut. In sieben Monden führe ich mein Liebchen heim.“ Hierauf stürmte er lustig mit dem Schwanze und trieb den das Boot des Grafen bald an den Strand. Der Graf brachte seine Forellen heim, ließ sie sieden und sich diese Karthäusermahlzeit nebst der Gräfin und der schönen Bertha wohlschmecken. Die letztere ahnte nicht, dass ihr dieses Mahl teuer zu stehen kommen würde.

За это время луна прошла шесть раз фазы убывания и роста. Граф почти забыл о своих приключениях. Но когда серебряная луна стала округляться в седьмой раз, он вспомнил о надвигающейся катастрофе. И чтобы не быть очевидцем этого, он собрался и отправился в небольшое путешествие по стране. В знойный полдень, в день полнолуния, величественная эскадрилья всадников прискакала к замку. Графиня, ошеломленная визитом большого количества незнакомцев, не знала, открывать ли ей врата или нет. Но когда явился известный рыцарь, ему открыли. Он часто во времена процветания и изобилия в замке принимал участие в турнирах и сражался копьем не на жизнь, а на смерть. А также получал из рук прекрасной Берты некоторые награды рыцарских турниров и танцевал с ней в первых рядах. Но с тех пор, как счастье оставило графа, он исчез, как и все остальные рыцари.

Unterdessen nahm der Mond sechsmal ab und zu, und der Graf hatte sein Abenteuer beinahe vergessen. Als aber der Silbermond zum siebentenmal sich zu runden begann, dachte er an die bevorstehende Katastrophe, und um kein Augenzeuge davon zu sein, drückte er sich ab und unternahm eine kleine Reise ins Land. In der schwülen Mittagsstunde, am Tage des Vollmonds, sprengte stattlich Geschwader Reiter ans Schloss. Die Gräfin, bestürzt über so vielen fremden Besuch, wusste nicht, ob sie die Pforte öffnen sollte oder nicht. Als sich aber ein wohlbekannter Ritter anmeldete, ward Ihm aufgetan. Er hatte gar oft zur Zeit des Wohlstandes und Überflusses in der Burg den Turnieren beigewohnt und zu Schimpf und Ernst gestochen, auch manchen Ritterdank von der schönen Bertha Hand empfangen und mit ihr den Vorreihen getanzt. Doch seit der Glücksveränderung des Grafen war er gleich den übrigen Rittern verschwunden.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Слово обозначает «царственный». Упоминающееся в Библии божество, которому приносили в жертву детей.

2

Бегемот — в христианской мифологии отрицательное духовное существо, демон физических желаний, в особенности обжорства.

3

Картезианцы — религиозный орден католической церкви, основанный в 1084 году. По отшельнической традиции, монахи отказываются от мяса, но блюда из рыбы дозволены.