Собака мордой вниз

Инна Туголукова, 2009

Соню Образцову справедливо считают сильной, независимой женщиной. Но кто может представить, сколько страданий пришлось ей пережить, чтобы научиться этой силе и независимости? Предательство возлюбленного – циничного и жесткого человека, выгодно использующего свою привлекательность в борьбе за покорение столицы… Печальная и недолгая связь с женатым мужчиной, вовсе не намеренным разводиться. После такого женщине трудно поверить в искренность чувства представителя «худшей половины человечества» – особенно такого, как ее новый шеф, преуспевающий предприниматель Арнольд Гусев. Поначалу Соня вообще принимает ухаживания Гусева за глупый розыгрыш. Однако Арнольд не намерен отступать. Он уверен, что Соня – именно та женщина, с которой он будет счастлив.

5

Женатый мужчина Даник Подбельский отныне являлся ей в мечтах, мерещился в толпе и снился по ночам.

Когда мерещился, Соня напускала на себя надменно-презрительный вид, гордо вскидывала голову и походкой от бедра рассекала толпу, ледяным взглядом замораживая любую попытку вступить с ней в контакт. Это продолжалось до тех пор, пока однажды дорогу ей не преградил прыщавый парень с банальным приколом:

— Девушка, вам не кажется, что мы с вами уже где-то встречались?

— Возможно, — холодно кивнула Соня. — По-моему, я видела вас в зоопарке.

— Точно! — обрадовался парень. — На вашей клетке было написано «Верблюд — корабль пустыни»…

В мечтах прозревший Даник молил о прощении, и Соня, с лихвой насладившись его раскаянием, великодушно отпускала грехи — прощала все. И дальше, как водится, они жили долго и счастливо и умирали в один день, окруженные рыдающими детьми, внуками, кошками и собаками.

А вот сны Соне не подчинялись. Хотя где-то она читала, что умные люди давно научились управлять своими сновидениями — заказывать тематические просмотры и даже лично в них участвовать, как в любительских спектаклях, прерывая действие в нужном месте по собственному желанию и понимая, что это всего лишь сон.

Но Соне такие фокусы не давались, она и пробовать не пыталась — знала, что все равно не получится. Смотрела, что показывали, и просыпалась в слезах — Даник снился часто, наверное, потому что она все время о нем думала.

Конечно, отсутствие столь экзотических способностей, как постановка собственных сновидений, скорее норма, нежели отклонение от оной. Но отвергнутая Соня странным образом чувствовала свою ущербность, никчемность, второсортность и что там еще может чувствовать невеста, брошенная за ненадобностью у порога загса?

А в общем-то дело совсем не в этом, даже наверняка не в этом! А в том, что есть где-то женщины неземной красоты, недюжинного ума и ангельского характера, о которых мужчины мечтают, идут ради них на труд и на подвиг, слагают стихи и песни, пишут книги и снимают кино, а главное — хранят им верность до гробовой доски. Просто она, Соня, увы, не из их числа. Ни кожи у нее, ни рожи, ни дна ни покрышки, и пядей во лбу раз-два и обчелся, и ноги растут не от ушей, а откуда положено.

«Почему это ноги так плохо пахнут?» «А вы не забывайте, откуда они растут».

Но это так, присказка. А сказка в том, что таких, как она, Соня, очень много — выбирай любую и глумись над ней сколько влезет, пока не надоест. Но разве Маргарита лучше? Или оттого, что всемогущий папа назначил ее царицей мира, у дочки подросли ножки и прибавилось душевного очарования? Или для цариц это уже не суть важно?

На курсе приключившаяся мелодрама мгновенно стала всеобщим достоянием. А поскольку преуспевающих и наглых никто не любит, а отверженных и побитых, наоборот, любят все, то и с Соней носились как с писаной торбой, а злодейку Маргариту подвергли всеобщему остракизму. Но та только насмешливо кривила пухлые губы, мол, видала я вас всех в гробу в белых тапочках.

Впрочем, на свадьбу пошли всей группой (кроме Сони, естественно), не устояли — зал в «Метрополе», бомонд, богема, политическая элита — когда еще выпадет такая удача? «Из чистого любопытства, Соня! Ну, ты же понимаешь!»

Впечатлений и правда было несть числа — кто с кем, кто в чем, подарки, букеты, машины! А бриллианты! А стол! А платье у Маргариты! А как она вешалась на жениха, вы помните? Как лезла целоваться — он еле вырвался! Все видели, честное слово!

Однако страсти кипели недолго, поскольку стремительно приближалась защита диплома, который, кстати сказать, находился у Сони в зачаточном состоянии, и надо было немедленно садиться за работу. Следом грянули госэкзамены, а за ними — новая, рабочая жизнь, где Маргарите уж точно не оставалось никакого места, даже самого малюсенького.

Но во-первых, как известно, чего больше всего боишься, то с тобой и случается, а кого отторгаешь всеми силами, тот к тебе и липнет (и наоборот, между прочим — держи не держи, а если суждено потерять, потеряешь за милую душу). А во-вторых, Соне и самой до смерти хотелось знать, хоть одним глазком посмотреть, как поживает сладкая парочка — подлая разлучница Маргарита и Даник — коварный изменщик.

Бывшая подруга сама удовлетворила ее любопытство через два долгих года, когда все происшедшее с ними давно потеряло свою остроту и значение. Явилась в гости с бутылкой мартини и крохотными пирожными из итальянской кондитерской. Просто открыла дверь и вошла в ее комнату. Соня как раз собиралась поужинать и отрывала ножку от презентованной матерью курочки да так и застыла, прижав к груди испачканные жиром пальцы.

— Ну что, — усмехнулась Маргарита, — можно войти? Или прогонишь?

— Заходи, — чуть помедлив, разрешила деликатная Соня.

Вот так она из первых уст узнала печальную повесть о Данике и Маргарите. По версии последней, произошло следующее.

Нищего, безродного провинциала приняли в приличную московскую семью с традициями. Прописали, обласкали, одели с ног до головы и накормили досыта. С собой он принес две рваные майки и трусы в авоське. Но никто не сказал ему даже слова упрека. Наоборот! Жизненные блага безвозмездно и щедро просыпались на дурную голову — отдельная трехкомнатная квартира (полностью, заметьте, обставленная!), крутая машина (не «бентли», конечно, «фольксваген-гольф», но тоже, извините, не «Запорожец») и престижная работа в солидной юридической фирме.

И чем он ответил своим благодетелям? Как отблагодарил за неслыханную щедрость? Развелся с ней, Магаритой, и потребовал выплатить ему половину стоимости квартиры, приватизированной в равных долях! Уговаривал ее отец не делать этого, а она, дура, уперлась рогом — побоялась обидеть любимого мужа, чтоб он сдох, зараза!

Естественно, нахалу показали большой кукиш. Тогда он стал приводить баб, в открытую, представляешь?! А что поделаешь — частная собственность.

Отец прислал ребят разобраться, так эта сволочь стукнул, куда надо. Ведь все законы знает, сука! Хотели турнуть его с работы — и что ты думаешь? Обрюхатил дочку шефа, и та вцепилась в него руками, ногами и гениталиями. Ну ничего! Она еще узнает, какой подарочек получила!

Пришлось заплатить за его долю по рыночной стоимости, и он уехал на их же кровном «фольксвагене», мигнув на прощание габаритными огнями. Сволочь, сволочь, сволочь!!!

— Так что, Соня, дорогая, — заключила подвыпившая Маргарита, — забудь свои глупые обиды и преисполнись благодарности за то, что я избавила тебя от этого чудовища…

Соня, хорошо зная бывшую подругу, разделила услышанное на четыре — а то и на восемь! — прощаясь, обещала обязательно позвонить, но слова своего не сдержала и даже бумажку с номером телефона не сохранила — выбросила за ненадобностью с остатками курицы. Хотя Маргарита сулила устроить ее в РИА «Новости», где ударно трудилась с подачи всемогущего папаши.

— Лучше мыть подъезды, — сказала на это Марта, — чем якшаться с предательницей. — И конечно, была абсолютно права.

Соня в то время работала в маленькой окружной газете, поскольку, обив пороги больших и популярных изданий, убедилась, что без протекции дорога туда ей заказана и единственное, на что можно было рассчитывать, — это работа внештатным корреспондентом.

— Творите! — напутствовали ее в каждой редакции. — И если материал будет стоящий, обязательно вас напечатаем! Все с этого начинали…

И трудолюбивая Соня творила в свободное от основной работы время и даже что-то печатала в сокращенном до минимума варианте. Особым спросом пользовались душераздирающие истории для дамских журналов, которые те публиковали под видом читательских писем из городов и весей необъятной России и ближнего зарубежья.

Фантазия у Сони работала прекрасно, но не до пенсии же перебиваться случайными заработками?

Объявление о том, что компания «Вельтмобил», стремительно ворвавшаяся на коммуникативный рынок, набирает персонал в сеть своих магазинов, напечатала их газета. Соня тогда еще подумала: «Вот он, уродливый лик капитализма, — какой-то занюханный продавец получает в шесть раз больше дипломированного журналиста!» Ей бы и в голову не пришла причудливая идея так радикально поменять свою жизнь, если бы не два обстоятельства.

Сначала в редакции появился упитанный молодой человек Боря, великовозрастный сынок полезной дамы из префектуры. Толку от Бори было как от козла молока, но кто же будет кусать руку, доверчиво протянутую из органа власти? Только дурак. А их главный редактор дураком не был. То есть по большому счету он был, конечно, именно дураком, но в то же время как бы и нет.

Короче говоря, упитанный Боря утвердился в редакции и, к великой Сониной досаде, за соседним с ней столом. Он целыми днями висел на телефоне, порол чепуху и мешал сосредоточиться. Имел жену, маленькую дочку и любовницу Зину. Последнего обстоятельства не скрывал и чрезвычайно им гордился, считая себя крутым до потери сознательности.

Любовнице Зине (в отличие, кстати, от жены и дочки) Боря звонил по нескольку раз на дню — пускал слюни и сюсюкал так, что у Сони сводило челюсти. Но самый впечатляющий разговор происходил обычно после обеда, когда сытый Боря, порыгивая и ослабив галстук, набирал главный номер своей жизни и говорил педерастическим голосом:

— Кисинька покушкала?

–…

— А что кисинька кушкала? Супчик? Борщик! Ай молодец! А на второе?

–…

— Умница ты моя! А компотик пила?

–…

— А булочку? — вкрадчиво интересовался Боря, ерзая на стуле от избытка чувств, и Соне казалось, что в этот момент он истекает сладкими оргазмическими соками.

Ну какой, казалось бы, напасти можно ждать от подобного чудака? А вот, к примеру, такой. Как-то, возвращаясь в свою комнату от главного редактора, Соня столкнулась в дверях с озабоченным Борей, а усевшись на свой стул, почувствовала, что он еще теплый, будто кто-то нагрел его своей огнедышащей задницей.

Догадка сверкнула как молния, и Соня дрожащими руками полезла в сумочку, где нетронутой лежала только что полученная зарплата — пять тысяч. Десять новеньких хрустящих бумажек. Стопочка оказалась на месте, но, как выяснилось при подсчете, похудела на две пятисотенных. Боря оказался гуманистом — поделил по справедливости — тебе кучку и мне штучку.

Возмущенная Соня совсем уже было собралась уличить пройдоху, да призадумалась — стул давно остыл, а других доказательств у нее не было. Не пойман — не вор. А может, это ей в бухгалтерии по ошибке недодали? Пересчитала она деньги при получении? Нет. Или сама истратила да забыла. Или кто другой пошалил, а вовсе не Боря, чистый и непорочный.

И как завести такой разговор? Как сказать человеку: «Ты сидел на моем стуле и сдвинул его с места, а заодно умыкнул часть зарплаты»? Вот уж это точно не ее амплуа. Так что шум Соня поднимать не стала, а деньги отныне носила при себе, благо суммы были невелики — карман не тянули. А на мерзкого Борю даже глаз поднять не могла, как будто в чем-то перед ним провинилась, и очень это ее тяготило. Ну просто очень.

Вторая напасть нарисовалась в образе предприимчивой девицы из города Новая Ляля. Честное слово! Соня даже в справочнике посмотрела — действительно, есть такой город в Свердловской области, с железнодорожной станцией и даже большим целлюлозно-бумажным комбинатом, на котором, видимо, все рабочие места были уже заняты, и девица в поисках лучшей доли рванула прямиком в Москву. Вот с этой самой станции и рванула.

Звали ее Алевтина, и была она хороша, как молодая горячая лошадь, — косила бешеным глазом, веяла рыжей гривой, подрагивала мощным крупом и рыла копытом землю. На каком перекрестке судьбы юная дикарка встретила редактора окружной газеты и как ему удалось взнуздать и стреножить столь строптивое существо, неизвестно, но факт оставался фактом — в сердце последнего вспыхнула внезапная страсть и, как поется в известной песне, схватила мозолистой рукой за одно место.

Стесненный в средствах примерный до сего рокового дня семьянин совершенно справедливо рассудил, что лучше держать младую и вечно голодную кобылку на довольствии в редакции окружной газеты, нежели прикармливать из собственной скромной кормушки, и так уже тесно облепленной домочадцами.

Первое время Алевтина из отведенного ей стойла не высовывалась, являя собой никакую вовсе не кобылку, а скорее трепетную лань — тихую, ясную и безответную, но училась быстро и прилежно, как губка впитывая премудрости столичной жизни. Особенно тянулась она к Соне, приняв ее за образец, достойный подражания.

А Соня, надо сказать, на тот момент могла себе позволить некоторые изыски, несмотря на скромную зарплату, — спасибо Егорычу. Бывший профсоюзный начальник, приватизировав ведомственный гараж, открыл на его базе автомобильный сервисный центр и взял в долю Егорыча, хорошо понимая, что именно к этому мастеру клиенты слетятся как мухи на мед. И Соня много получала от щедрого отчима, а уж ее «Жигули», доведенные до совершенства, не уступали иной иномарке.

Между тем гостья Москвы Алевтина, или, как ее за глаза называли в редакции, Новая Ляля, на удивление быстро оперилась и заявила права на помеченную территорию. И то, что поначалу являлось лишь поводом к пересудам, неожиданно переросло в большую проблему для всей команды.

Преображенная пассия главного редактора закусила удила. Теперь она самозабвенно контролировала дисциплину — время прихода и ухода, несанкционированные отлучки в течение рабочего дня, чаепития, перекуры, праздные разговоры и, не дай Бог, распитие спиртных напитков — все заносилось в толстую тетрадочку и обстоятельно докладывалось шефу. Шеф потрясал тетрадочкой на планерках, коллектив потихоньку зверел и давался диву — «вот она, любовь окаянная», что делает с человеком, а ведь вроде нормальный был мужик, невредный.

Но когда Новая Ляля полезла свиным рылом в калашный ряд, то бишь начала вмешиваться в творческий процесс, страсти закипели нешуточные.

— Давайте с ним поговорим, с шефом, — предложила разумная Соня. — Он же все-таки не дурак и должен понять, что постель и газета — две большие разницы, как говорят в Одессе.

Коллектив предложение горячо одобрил и наделил Соню необходимыми полномочиями, хотя она, конечно, отбивалась изо всех сил. Но не отбилась — уболтали, можно сказать, втолкнули в кабинет. И чем дело кончилось? Противно вспомнить.

Шеф слушал хмуро, в глаза не глядел, играл желваками. Соня замолчала, и в комнате повисла тишина.

— Ну что ж, — наконец очнулся главный редактор. — Давно следовало понять, что с преступницей милосердие бессмысленно.

— Она преступница?! — ужаснулась Соня.

— Да нет, — зловеще усмехнулся шеф. — Она ответственный маленький человечек, честно выполняющий свою работу. А вот вы — воровка. Вы деньги украли.

— Ка-какие деньги? — опешила Соня.

— Вы украли у Бориса тысячу рублей. Он сказал мне об этом и просил не поднимать шума в надежде, что подобное не повторится. Надо было немедленно вас уволить, но я пошел на поводу у этого великодушного человека и совершил непростительную ошибку. Ибо теперь вы вознамерились извести честного сотрудника и посеять рознь в коллективе, чтобы легче было ловить рыбку в мутной воде.

— Вы что, сбрендили?! — закричала Соня. — Это же он украл у меня деньги!..

— Ну хватит! — хлопнул ладонью по столу главный редактор. — Или вы сегодня же пишете заявление по собственному желанию, или завтра я вас увольняю по статье.

Вот так Соня, без вины виноватая, осталась без работы. Написала заявление, собрала вещички, а с порога сказала Боре, который деловито строчил в блокноте, не поднимая глаз:

— Береги яйца, пидор.

И увидела, что тот испугался. Пустячок, а приятно!