Девушка сбитого летчика

Инна Бачинская, 2014

В детстве Анну воспитывала гувернантка Амалия Биллер, и она с содроганием вспоминала свою суровую наставницу. Анну до сих пор мучили кошмары – Амалия являлась к ней в образе белой крысы. Тот факт, что гувернантки давно нет в живых, ничего не менял… Своей семьи у Амалии не было, лишь племянница Эвелина и ее сын Николенька. Тридцать лет назад они перебрались в Ригу, с тех пор о них никто ничего не слышал. И вот к пожилым тетушкам Анны, с которыми в свое время дружила Амалия, неожиданно явился красавец-летчик Николай Биллер. Он начал напропалую ухаживать за Анной… После веселой прогулки и последовавшей за ней вечеринки Аня и ее подруга Бася едва проснулись. Похоже, новоявленный ухажер угостил их вином со снотворным и утащил у Анны ключи от ее квартиры! Девушки поехали к Ане домой, надеясь получить объяснения. Биллер действительно оказался там, но уже никому ничего не мог объяснить…

Глава 7

Предчувствие радости

Мы просидели почти до четырех, допили вино, добавили наливки, обсудили со всех сторон Николеньку Биллера и жизнь вообще. Я ответила на сотню вопросов, на некоторые по десять раз. Баська заявила, что у нее профессиональный интерес и она уже видит сценарий о командире корабля и ничем не выдающейся личности, они случайно встретились… допустим, он окатил ее грязной водой…

— Чем? — изумилась я. — Грязной водой? Что значит — окатил? Выплеснул с балкона?

— При чем тут балкон! — завопила Баська. — У тебя неадекватное воображение! На машине, из лужи! Он проезжал мимо, а ты тормозила тачку, и он тебя окатил. Понятно?

— А потом он вернулся, а я стою и рыдаю? И с меня течет, да?

— Ну!

— И оказалось, что летчик, красавец, одинокий, с ребенком?

— Ну, примерно. Можно без ребенка. Роман со стюардессой. Она — шикарная и вся из себя, но хищница!

— А я не вся из себя, не хищница, а, наоборот, скромная мазилка, одинокая, мокрая, в старой кофте своей бабушки. Зато люблю животных, а у него собака, которую стюардесса терпеть не может.

— Ага. А что? По-моему, классно, и… правда жизни!

— Особенно правда жизни! Так и прет. И он нанимает меня присмотреть за собакой. Пока он в полетах. Потому что я безработная.

— Молодец! — радуется Баська. — Голова! Я бы не додумалась. Надо было затащить его сюда.

— Надо, — соглашаюсь я. — Я думала, ты давно спишь.

— Надеюсь, он позвонит утром?

Я пожимаю плечами. Я не знаю, хочу ли я, чтобы Николенька позвонил. Какой-то он… декоративный и, главное, одинокий. Вранье! Да на него тучами летят! А с другой стороны, я что, замуж за него собираюсь? Мы же, можно сказать, друзья детства, какая мне разница, врет или не врет?

— У тебя есть его фотка? — перебивает мои мысли Баська.

— Откуда? — изумляюсь я.

— В детстве! Ну, где вы еще детьми.

— А-а-а… кажется, есть где-то. Искать надо. Там все равно ничего не видно — мальчик вроде Вени, с бабочкой. И мама-красавица.

— Жива?

— Сказал, умерла семь лет назад.

— И детей нет?

— Я не спрашивала.

— Познакомишь? — Баська, прищурясь, смотрит на меня. — Слабо?

— Запросто, — говорю я, хотя прекрасно помню, как в пятом классе она отбила у меня Петю Максименко, который таскал мой портфель, когда принесла в школу радиоуправляемую красную машинку. Вся мужская половина класса буквально выпала в осадок.

Опытная Баська кивает:

— Вечно одни и те же байки.

— Тебе не все равно? Байки вечно одни те же. Все одно и то же.

— Однако действует с убойной силой.

— Еще как!

— Красивый?

— Потрясающий!

— Жаль, без формы. Представляешь?

— Угу.

Я вздыхаю. Николенька Биллер залетел в наше декабрьское болото, как метеор, болид, космический корабль пришельцев! И, неча врать, произвел на всех нас: на Лелечку, на меня, даже на строгую Аичку! — неизгладимое впечатление. И придираюсь я не по делу, а исключительно для понта… типа, зелен виноград. Мол, и не надо. Не очень-то и хотелось.

— Наверное, и без формы ничего… — задумчиво говорит Баська. Наткнувшись на мой взгляд, добавляет: — В смысле, в цивильном костюме.

Я пожимаю плечами.

— У тебя заниженная самооценка, — разоблачает мои мысли Баська. — Подумаешь, командир корабля! Мы тоже девушки хоть куда. Сам с усам. Давай за нас!

— Подожди! — восклицаю я. — Знаю!

Я срываюсь и бегу в кабинет отца — комнату, полную книг по медицине, семейных альбомов и постеров на медицинские темы — учебных пособий. Снимаю с полки синий плюшевый альбом с серебряными застежками, подарок тети Аички. У нее такой же, только бордовый. В отличие от меня, она держит его на виду, на журнальном столике, и на нем нет пыли. Пролистываю весь, в самом конце натыкаюсь на небольшую любительскую черно-белую фотографию: мои родители, величественная тетя Ая, Лелечка с выпученными глазами, строгая Амалия, незнакомая красивая молодая женщина с локонами, рядом с ней — мальчик. И я сбоку: скривилась, растрепанная, воротничок перекошен. Несу альбом Баське.

— Вот! В бабочке!

Она восклицает разочарованно:

— Но он же здесь совсем маленький!

Я фыркаю:

— Это было тридцать лет назад!

Она наклоняется над фотографией, кажется, даже нюхает.

— Похож на хомяка, посмотри, какие щеки. И бабочка! Представляешь, он уже тогда носил бабочку. Ябеда!

— Ябеда?

— Ну, морда как у ябеды-отличника. Я уверена, учителя его просто обожали!

— Он сказал, что терпеть ее не мог, но мама заставляла. Аичка так и сказала: хороший немецкий мальчик.

— Он что, немец?

— Биллер? А кто он, по-твоему?

— Ну… мало ли!

— У них немецкие корни. Амалия — его тетка.

— Амалия? Твоя Белая крыса? — поразилась Баська.

— Она тоже Биллер. Я тебе сто раз говорила!

— Ну… может, и говорила. А это что за чучело с краю?

Я молча отнимаю у нее альбом, захлопываю, сую под диванную подушку.

— Давай за любовь, — предлагает Баська. — Ты сейчас выглядишь намного лучше, честное слово!

Потом закончилась наливка, и мы пошли спать. Я — в спальню, Баська осталась на диване. Уснула я мгновенно, как провалилась. И мне приснился серебряный самолетик, который настырно звенел, танцуя в голубом сияющем небе.

Оказалось, звенел ни свет ни заря не самолетик, а телефон. Лелечка! Я услышала в трубке ее возбужденный шепот:

— Анечка! Это ты? Анечка, это такой мальчик! Такой мальчик! Чудо, а не мальчик! — Она даже застонала от восторга. — Он проводил тебя, вернулся и вымыл посуду и все время расспрашивал о тебе. Он не женат, представляешь? Был когда-то, но развелся, вернее, она его бросила, потому что он летал и его никогда не было дома. И с тех пор он один, бедняжка. А манеры! — Лелечка снова застонала. — Как он тебе? Даже Аичка… ты ведь знаешь, какая наша Аичка требовательная… даже она очарована! У нее такое настроение прямо с утра! Ходит, напевает. Он попросил твой телефончик, будет звонить. Он прекрасно помнит тебя, помнит, как ты разбила Аичкину любимую вазочку, хрустальную ладью, представляешь? Говорит, очень живая была девочка, Амалия много о ней рассказывала. (Я хмыкнула — представляю себе!) И вообще, он все время спрашивает о тебе, интересовался, замужем ты или нет, есть ли у тебя мальчик, и лицо у него при этом такое мечтательное и смущенное. Он говорит, что ты просто красавица, он даже не ожидал!

Я повернулась к большому зеркалу на стене прихожей. Оттуда на меня смотрела невыразительная сонная физиономия… Красавица? Шутите!

— И знаешь, Анечка, мне кажется, что он… что ты ему понравилась. Аичка говорит, тебе нужно… Ой! Аичка!

В трубке раздался начальственный голос Аички:

— Аня, доброе утро, надеюсь, ты уже встала. Николенька еще спит, и я взяла на себя смелость дать тебе пару советов. Ты меня слушаешь?

— Да, тетя Ая, слушаю, — смиренно произнесла я.

Тут в прихожей появилась Баська, босая, в короткой ночной сорочке. Бросила на меня вопросительный взгляд.

Я зажала рукой трубку и прошипела:

— Аичка!

— Ты, Аня, уже взрослый человек, и я понимаю, что не вправе давать тебе советы, но тем не менее… — торжественно начала Аичка, — тем не менее как мать хочу тебе сказать: спустись на землю! Не жди, пока на тебя свалится выигрыш в лотерее, действуй. Тебе нужна семья, дом, дети, наконец. Вы, молодые, думаете, что вы вечны, а время бежит, не успеешь оглянуться, как все в прошлом. — Она вздыхает. — Ты меня понимаешь, Аня?

— Понимаю, тетя Ая.

— Что? — прошипела Баська.

— Потом! — беззвучно ответила я, и Баська скорчила рожу и махнула рукой: кончай, мол! И удалилась в кухню.

— Я надеюсь, ты со мной согласна, Аня. Николенька замечательный мальчик, из хорошей семьи, ты обратила внимание, как он одет? Я бы на твоем месте пересмотрела свой гардероб, мне не нравится, как ты одета. Есть непреходящие ценности, не зависящие от моды, понимаешь? Он свободен, ты тоже. К счастью, твой глупый и недальновидный брак давно позади, вы знакомы с детства, он — Биллер, его тетка Амалия, твоя гувернантка, была достойнейшим человеком и вполне могла быть твоей матерью. И я думаю, что ты и Николенька… Надеюсь, ты меня понимаешь? Он расспрашивал о тебе, мальчик заинтересовался. Он не из тех, у кого, как это говорят, в каждом аэропорту невеста. Он серьезен, у него прекрасная речь, у него устои, наконец — это чувствуется. Вы встречаетесь сегодня, и ты должна постараться, Аня, чтобы он…

— Где кофе? — Баська дернула меня за рукав пижамы.

— На средней полке в среднем шкафчике! — прошипела я, зажимая трубку ладонью.

— Нету! Я смотрела!

— Я только позавчера купила. Посмотри еще раз!

— Аня, ты что-то сказала? — строго спросила Аичка.

— Ничего там нету! — повысила голос Баська.

— Отстань! — Я отпихнула ее локтем. — Нет, тетя Ая, ничего. Я все поняла, спасибо.

— Ты должна пообещать мне, Аня, что ты и Николенька подружитесь. Не вздумай отпугнуть его, подумай о своем возрасте…

— Сколько можно болтать! — возмутилась Баська. — Скажи, что хочешь писать!

— Чего им надо? — спросила Баська, когда мы уже сидели в кухне и пили кофе. Баська сделала бутерброды.

— Ну, ты же их знаешь… — пробормотала я с набитым ртом.

— Сватают?

— Ну.

— А ты?

— А что я?

— Как он тебе?

— Не знаю. Никак… Слушай, не начинай, а? Как с цепи сорвались, честное слово!

— Знаешь, Анюта, может, это твой шанс, — глубокомысленно сказала Баська. — Тот самый его величество случай… И семьи дружили, не с улицы чувак.

— Ага, случай, как в твоих сериалах. Скажи еще про биологические часы, которые тикают. И собака.

— Какая собака?

— Которую не любит стюардесса.

— А! К твоему сведению, в моих сценариях — правда жизни в концентрированном виде, это… одним словом, это алгоритм удачи. Или… или алгоритм Золушки! — выпалила она. — Недаром народ тащится!

— Алгоритм Золушки! — повторила я в восхищении. — Давай назовем так твой новый опус.

— Я тебя не понимаю, — высокомерно заявила Баська. — Ты что-то теряешь? У тебя что, есть любимый человек? Он тебе что, не нравится? Имеешь что-то против? Умри, но не давай? Не надоело — одна и одна? Когда тебе в последний раз дарили цветы? Тебе же тридцать четыре! Я бы на твоем месте пересмотрела взгляд на отношения с мужчинами. Какая-то ты… не знаю, как из позапрошлого века. Жить надо просто. Я понимаю, она тебя шпыняла, но когда это было? А ты до сих… перепуганная, как… деревенская лошадь. Перестань жевать сопли, переступи через свою Белую крысу и…

— Да отстаньте вы все! — завопила я. — Я видела его всего два раза в жизни! Причем в первый раз — тридцать лет назад! Я даже не помню, как он выглядит! Вы что, сговорились?

— Анюта, в чем дело? — спросила она строго. — Я же вижу!

— Откуда я знаю! Он… Николенька этот… ну, не верю, понимаешь? Не верю! Не бывает так в жизни.

— Еще как бывает! — авторитетно заявила Баська.

— Ага, в твоих дурацких сериалах.

— А если он позвонит, ты… что? Откажешься?

— Откажусь. Скажу, голова болит.

— Ну и дура!

— Сама такая.

— Нет, я просто отказываюсь тебя понимать! — Она в досаде шлепнула рукой по столу. — Такая пруха! Ты что, боишься?

— Еще чего! Ты забыла, что Амалия — его тетка, если он такой же…

— Какая Амалия? При чем тут Амалия? Что за глупые отмазки?

— Слушай, отстань, дай кофе допить!

— Ну, и сиди, как дурак с немытой шеей! — Она в сердцах оттолкнула свою чашку, чашка опрокинулась, и кофе разлился красивой лужей. — Такой шанс, и по нулям!

«…Амалия — святая», — сказала мама, а я подслушала. И намалевала ее с крыльями. На туалетной бумаге, сидя там. Странно, она себя сразу узнала. Посмотрела с интересом, сузила глаза. Держала в пальцах клочок и не знала, что с ним делать. Впервые в жизни. Тяжести на моей совести добавилось. До чего же вредное существо! Даром что в нежном возрасте.

Я думаю, она была девственницей. Я не представляю себе негодяя, который покусился бы! Посмел покуситься. Бы. Хотя ходили слухи, что она была замужем. Полгода, а потом он сбежал за пиццей. Сомневаюсь, если честно.

Ярлык-приговор, каинова печать, клеймо на моем узком лбу: неудачница. Инертная. Лузер. Обжалованию не подлежит. Пошла вон, пропусти достойных. Подвинься.

А также не позволять подолгу сидеть в туалете, психиатры говорят, вредно…

Не хочу! Ни Амалии, ни ее племянника!

Минут пять мы сидели в полной тишине — я допивала свой кофе, Баська елозила салфеткой по столу и наливала себе новую чашку. Потом она открыла рот, но сказать ничего не успела — зазвонил телефон. Баська вскрикнула и схватилась за сердце, и мы обе наперегонки рванули в прихожую.

Это был он! «Это он, это он, моего сердца чемпион!» — как пелось в каком-то старом фильме. Потрясающий мальчик с бабочкой, друг детства Николенька Биллер, племянник… Баська вырвала у меня трубку, приложила к уху и закатила глаза. Потом съехала по стене на пол и хлопнула ладошкой рядом с собой. Я, недолго думая, уселась рядом, прижалась ухом к трубке с другой стороны. Так мы слушали на пару мягкий журчащий голос неправдоподобного Николеньки Биллера.

— Анечка, доброе утро! Как ты? Я спал как убитый, и мне снилось, что мы снова дети… Мама жива, тетя Амалия, и все у нас впереди… Помнишь, ты обещала показать мне город? Погода сегодня летная, побродим по парку, посмотрим на реку… посидим где-нибудь. Согласна? Первую половину дня я с девочками, у них тут ряд работ по дому, а во второй… в тринадцать ноль-ноль я зайду за тобой. Успеешь? — Тут он рассмеялся, давая понять, что это шутка. — Сейчас одиннадцать пятнадцать. До встречи, Анечка!

И короткие сигналы отбоя. Мы переглянулись. Баська смотрела на меня сумасшедшими глазами.

— Какой мужик… — простонала она. — От одного голоса колпак рвет! А что ты наденешь?

За следующие полтора часа мы, пререкаясь, обшарили весь мой гардероб, потом я мерила одежки, а Баська, уютно усевшись на диване с очередной чашкой кофе, возмущалась, иронизировала, критиковала — словом, оттягивалась как могла.

— Ну, и куда ты в этом собралась? Ой, не могу! Прикид для богадельни! — Она демонически хохотала, закатывала глаза и делала вид, что падает в обморок. — А это что такое? Ты же художник! Где палитра? Не вижу палитры! Ты с ума сошла! Забудь! Вывеска на одном гвозде! Через мой труп! Позавчерашний день! Убери с моих глаз долой! Это — туда же! Ты не забывай, мать, что он европеец! Это тебе не местные приматы!

Наконец мне надоело, я плюнула и надела свою любимую юбку-клеш в черную и коричневую клетку и черный свитер — униформа, в которой я чувствую себя комфортно. Баська махнула рукой и сказала:

— Ну, тогда хоть шарф! Желтый! Макияж я тебе сделаю сама. И не забудь причесаться!

Ровно в тринадцать ноль-ноль тренькнул домофон…