Девушка сбитого летчика

Инна Бачинская, 2014

В детстве Анну воспитывала гувернантка Амалия Биллер, и она с содроганием вспоминала свою суровую наставницу. Анну до сих пор мучили кошмары – Амалия являлась к ней в образе белой крысы. Тот факт, что гувернантки давно нет в живых, ничего не менял… Своей семьи у Амалии не было, лишь племянница Эвелина и ее сын Николенька. Тридцать лет назад они перебрались в Ригу, с тех пор о них никто ничего не слышал. И вот к пожилым тетушкам Анны, с которыми в свое время дружила Амалия, неожиданно явился красавец-летчик Николай Биллер. Он начал напропалую ухаживать за Анной… После веселой прогулки и последовавшей за ней вечеринки Аня и ее подруга Бася едва проснулись. Похоже, новоявленный ухажер угостил их вином со снотворным и утащил у Анны ключи от ее квартиры! Девушки поехали к Ане домой, надеясь получить объяснения. Биллер действительно оказался там, но уже никому ничего не мог объяснить…

Глава 6

Семейный обед

Почему мои родители сдали меня Амалии? Нет ответа. Хотели как лучше, наверное…

Она ушла от нас, когда мне было десять. По слухам, после ссоры с мамой. Амалия сказала ей все, что думала обо мне, и мама попросила ее уйти. Насовсем. Это версия тети Аи. А Лелечка по секрету рассказала, потом уже, что она вроде как вышла замуж… А вообще, меня отдали Амалии потому, что папа думал, что этого хочет мама, а мама — наоборот. Она бывала у нас в доме, мама была с ней приветлива и всегда повторяла: какое счастье, когда у ребенка такой воспитатель. Папа и предложил Амалии переехать к нам. Мужчины часто все понимают неправильно. Лелечка однажды сказала мне по секрету, что мама была недовольна, она робела в присутствии Амалии… Такое недоразумение получилось. А в итоге — Белая крыса, пугающая меня по ночам.

Амалия умерла спустя десять лет, мы узнали об этом от Лелечки. Она же передала мне «сувенир» от Амалии, как она выразилась, — простенький медальончик в виде сердечка, серебряный, с крошечной блеклой стекляшкой, завернутый в кусочек замши. Моим первым побуждением было отдать его кому-нибудь, выбросить, но я постеснялась. Поэтому лишь убрала с глаз долой — сунула в какую-то шкатулку и забыла. И ни письма, ни записки. Ничего. Как расценить ее прощальный жест — я не знаю. То ли как просьбу о прощении? То ли как желание остаться в памяти? То ли больше некому было оставить? В конце концов, мы были ее единственной семьей. Не знаю. Я тогда заплакала, сама не знаю почему. Мне было жалко Амалию, которую никто не любил. Я повторяла себе, что она сама виновата, что она была высокомерна, нетерпима, агрессивна, как ее любить такую? Еж с колючками. Но ведь еж не виноват, что у него колючки!

Ладно! Пережито, забыто. Сколько можно?

Вырвал меня из сна телефонный звонок. Бросив взгляд на спящего Веника, я вскочила и помчалась в прихожую. Я представляла себе, кто звонит. Да что там представляла! Я знала. На домашний мне звонят считаные люди, и среди них только двое звонят в воскресенье. Я не ошиблась — это была Аичка.

— Аня, доброе утро. Надеюсь, я тебя не разбудила, — сказала Аичка официально.

Разбудила, разумеется, но я не признаюсь даже под страхом смертной казни.

— Нет, тетя Ая, я уже давно на ногах.

Интересно, который теперь час!

— Надеюсь, у тебя все в порядке. Я и Леля хотим пригласить тебя на обед. Сегодня. Извини, что не известили заранее, так получилось. Успеешь? В два. Ровно. Постарайся не опоздать.

— А… обед? Ага… — Меня бросает в жар — чей-нибудь день рождения? А я забыла? Нет, кажется. Сестры родились в… июне. — Ладно, — лепечу я. — А… что принести?

— Ничего, — отвечает Ая снисходительно. — Все есть. В два, поняла?

— И когда ты наконец научишься манерам? — слышится мне. — Цветы, разумеется!

— Приду! Спасибо. — И тут же лихорадочная мысль: куда девать Веню? Подозреваю, что Владик не вернется до вечера. Взять с собой? Из гостиной доносится храп — Баська! Как удачно!

Через пять минут новый звонок, на сей раз Лелечка.

— Анечка, привет! — шепчет она возбужденно. — Ты не представляешь себе, что случилось! Приехал Николенька Биллер! Я до сих пор не могу опомниться, просто голова кругом! Остановится у нас, мы уже пригласили. Помнишь Николеньку? Такой солидный маленький мальчик с бабочкой! Ну, ты не можешь не помнить! Придет на обед. Мы сейчас за продуктами. Анечка, принеси кофе! Ты же знаешь Аичку. Она не признает кофе. Сказала — купит, но я не уверена. Принесешь, ладно?

— Ладно, Лелечка. — Так получилось, что Ая для меня — тетя Аичка, а тетя Леля — просто Лелечка. — Принесу. Какой?

— Покрепче! Молотый! — Заполошное «Ой!», вслед: — Целую! Все! — И сигналы отбоя.

Я собиралась спросить, кто такой Николенька Биллер, но было уже поздно. Она сказала, я должна его знать… но я не знаю. Стоп! Амалия тоже Биллер! Ее родственник? С бабочкой? Смутное видение маленького мальчика, белобрысенького, с чистыми ручками, с галстуком-бабочкой… сто лет назад… Господи! Неужели тот самый? Блестящий пример для подражания! Уменьшенная копия Амалии и тоже Биллер. И кто же он сейчас? Учитель чистописания? Банкир? Мастер церемоний? Толстый рыхлый блондин с бабочкой? Позвонить, что ли, и отказаться? Черт побери! Не хватит смелости, и думать нечего. Аичке никто никогда не отказывает, она не позволит.

Баська никак не может продрать глаза. Она отпихивает мои руки, что-то бормочет, сбрасывает с себя плед.

— Который час?

— Уже двенадцать! Вставай! Останешься с Веником!

— Чего? — Она мигом просыпается. — С каких щей?

— Звонила Аичка, зовет на обед. Приехал Николенька Биллер…

— Какой, к черту, Николенька Биллер? — стонет Баська. — Господи, до чего же мне погано!

— Мой друг детства, родственник Амалии.

— На фиг он тебе?

— Аичка сказала, прибыть в два. Хочешь со мной?

— Упаси бог! Я ее боюсь. А что мы будем делать?

— Пойдете в парк играть на флейте.

Она переводит взгляд на окно — там сумрачный не то день, не то уже вечер…

…Мне открыла Лелечка, сияющая, в новом бордовом платье с кружевным воротничком, с седыми букольками, заколотыми рожками над ушами, и с восторгом прошептала:

— Он уже здесь!

Из гостиной слышался — о, чудо! — смех Аички и приятный мужской голос.

— Пошли, — тянет меня за руку Лелечка.

Высокий молодой человек, обаятельно улыбаясь, поднимается мне навстречу.

— Анечка? Неужели? — Он непринужденно целует меня в щеку. — Ты стала просто красавицей! Я прекрасно тебя помню!

Я впадаю в ступор! Кареглазый блондин, красавец, с широким разворотом плеч… куда там нашему олигарху! На учителя правописания он не похож, на банкира тоже. Скорее на альпиниста.

— Я тоже, — вру я довольно неубедительно. — У тебя еще была бабочка…

Он смеется. Смех у него заразительный.

— Я ее терпеть не мог! Все мама.

— За стол! — командует Аичка. — Аня, ты сюда. Николенька — рядом со мной!

Мы рассаживаемся. Причем Николенька дожидается, пока усядутся дамы, и только потом садится сам. Аичка выразительно смотрит на Лелечку, потом на меня.

— А вы кто? — спрашиваю я. Мне не терпится узнать, чем это чудо может заниматься.

— Я пилот.

Летчик-вертолетчик! Ха, кто бы сомневался! Жаль, без формы. Баська упадет!

— Командир корабля! — спешит Лелечка. — В «Эрбалтик»!

— Воздушный извозчик, — говорит Николенька шутовским тоном.

— А на чем вы летаете?

— Наша компания еще молодая, летаем в основном по Европе, на «Боингах-737».

— Жаль, Амалия не дожила, — сетует Аичка, покачивая головой. — Она бы гордилась тобой. — Взгляд в мою сторону, приподнятая выразительно бровь — правая.

— А ты, Анечка? — Он поворачивается ко мне.

— Я… иллюстратор, в «Арт нуво», это наше издательство.

— Рисуешь для книжек? Всегда завидовал художникам. Я пишу как курица лапой.

— Сейчас уже никто не пишет, все печатают, — вмешивается Аичка. — Ты, разумеется, выпьешь? Коньяк?

— Говорят, все летчики пьют, — ляпаю я.

— Еще как! Страшные алкоголики, — улыбается Николенька. — Помню, когда мы осваивали «Боинг» во Франкфурте — там был наша учебка, так сказать, — мы устроили конкурс, кто… извините, девушки, — он снова улыбается, — …кто свалится первым. В итоге на ногах остался один поляк. Допил бутылку и пошел к себе в номер. А наутро мы нашли под дверью его туфли. Помню, хохот стоял на весь центр!

— Весело живете, — говорю я, бледно улыбаясь. Мне почему-то некомфортно, моя жизнь кажется мне пресной и невыразительной по сравнению с жизнью этого… европейского альпиниста. Кроме того, он — Биллер! Племянничек Белой крысы… Одно это вгоняет меня в ступор. Эх, жаль, нет Баськи — вот уж кто оторвался бы от души!

— Без веселья в нашей профессии нельзя, — отвечает он.

— Конечно, постоянная опасность, — подсказывает Лелечка с горящими глазками. — Нужно снимать стресс. Я, например, страшно боюсь летать!

— Я как-нибудь возьму вас с собой в Европу, — смеется Николенька.

— Ой! — радостно пищит Лелечка и заливается краской.

— А твоя семья? — спрашивает Аичка.

— Нет семьи, — он разводит руками. — Все времени не было.

«Ври больше, — думаю я, скользнув по нему скорым взглядом. — С такими-то данными…»

Аичка бросает на меня выразительный взгляд и дергает правой бровью: мотай на ус!

— А мама? — спрашивает она.

— Мамы нет, уже семь лет.

— Как жаль, она была красавицей… Давайте за тех, кого нет с нами. За Эвочку! За Амалию!

Обед затянулся почти до семи. Николенька травил байки из быта летчиков, о коллегах и пассажирах, мы хохотали до слез. Я оттаяла, разжалась пружина внутри, я забыла о том, что он тоже Биллер. В нем не было ничего от Амалии. Лелечка смотрела на него влюбленными глазами. Его рука невзначай касалась моей…

«Знаем мы таких! — мысленно фыркала я, исключительно из духа противоречия, все еще сопротивляясь его обаянию. — Невеста в каждом порту!»

…Он пошел провожать меня. Я хотела вызвать такси, чтобы быстрее, но Николенька сказал, что нужно проветриться и он настаивает. Я старалась не думать о Баське и Венике, представляя, что она мне запоет! Тем более что мобильник я забыла дома. Честное слово, забыла! Совершенно случайно.

Вечер был отвратительный! С низких небес сеял мелкий дождь, пронзительный холод пробирал до костей, да еще и ветер с севера дул изо всей силы, толкая в спины одних и ослепляя других. Николенька рассекал, как ледокол, заслоняя меня от ветра. Говорить мы не могли — при такой погоде невозможно раскрыть рот. Он, правда, пытался что-то сказать, но я всякий раз кричала «что?», и он заткнулся наконец.

Мы попрощались у моего подъезда. Он сказал, что позвонит — ему хочется увидеть город, который так изменился за столь долгое его отсутствие. Завтра обещали хорошую погоду. Он снова поцеловал меня в щеку. От него приятно пахло.

Показать ему город — ах, начало прекрасных отношений! В нашем городе у него, видимо, еще никого не было. Знаем мы, проходили. Хотя откуда такой пессимизм? Героини Баськиных опусов, вылезшие из-под нашего коллективного пера, верят во все хорошее, идут по жизни с широко открытыми глазами, всем помогают и в конце концов получают по заслугам. Чем я хуже?

Баська распахнула дверь, не дожидаясь звонка — узнала меня по шагам. Глаза ее метали искры, ноздри раздувались. Руки она уперла в бока.

— Ну! — рявкнула она. — Где ты шлялась?

— Басенька, извини, — залебезила я. — Ты одна?

— Нет! У нас офигенная компашка. Недоделанный Владик, Веник с торбой и еще Ольгица приперлась! Я тут уже озверела! Весь вечер играем в подкидного дурака! И мне, как всегда, не везет!

— Баська, ты не поверишь! — воскликнула я с фальшивым энтузиазмом. — Этот Николенька Биллер — летчик, командир корабля, рост под два метра, красавец, чувство юмора, не женат!

— Ага, ври больше! Иди, принимай вахту. Пожрать хоть принесла?

В гостиной за журнальным столиком сидели Владик и Ольгица. Владик обрадованно привстал. Ольгица помахала ручкой. На столике лежали карты.

— Анечка, привет! А мы уже заждались, — сказала Ольгица. — Мой Волик в командировке, и я решила проветриться. А тебя все нет, не могла же я уйти.

Надеюсь, у меня на физиономии не изобразилось, что запросто могла.

— Чай? Кофе? — спросила я гостеприимно. — А где Веня?

— Смотрит про Лунтика, — сказал Владик. — В кухне. Мне кофе.

Короче, они просидели до полуночи. Я готовила чай, кофе, жарила омлет — словом, ублажала гостей, как могла, все время натыкаясь на радостную ухмылку Баськи. Ольгица, между прочим, подробно пересказала прочитанную накануне статью о новых взглядах на происхождение человека. Оказывается, человеки произошли не от обезьян, как считалось ранее, вернее, произошли не все, а примерно одна треть, просто так получилось, а от кого остальные — пока не известно.

Мы переглянулись, и Владик открыл рот, собираясь уточнить, видимо, про одну треть, но я пнула его ногой под столом и сделала страшные глаза. В отношениях с Ольгицей главное — не зацикливать ее на теме. Сказала себе и сказала, а ты молчи! А то не отвяжется до утра. Баська радостно хихикнула и закашлялась. Владик переводил удивленный взгляд с меня на Баську.

Потом Владик с заснувшим Веней ушли к себе, Ольгица вызвала такси и отбыла, а мы с Баськой остались одни. Баська вытащила из-за диванной подушки бутылку вина, расставила бокалы и скомандовала:

— Рассказывай!