Бывшие. По правилам и без

Инга Максимовская

Мой любимый когда-то огульно обвинил меня в предательстве и уехал, оставив в душе пепелище. Я вышла замуж, родила дочь и думала, что смогла забыть его. Но случайная встреча перевернула мой мир. И это начало конца. Муж — страшный человек, он не отдаст мне ребенка, и уничтожит всех, если узнает тайну, которую я скрывала все эти годы. — Ты совсем не изменилась,– горько улыбается мой грех, сузив разноцветные глаза. Они такие же, как у моей пятилетней дочери. — Все-таки добилась своего, жена олигарха? Содержит нецензурную брань

Глава 5

Дарья

— Мамочка, а что у тебя на щечке? Болит? — смотрит на меня разноцветными глазищами дочь. Трогает взглядом ссадину на лице, и мне больно от стыда и собственной лжи.

— Ты бы шла, дораскрасила зайца, — хмурится мама, остервенело рубя ножом капусту. — И деду бы развлекла немного. Он скоро в кресло свое врастет.

Отец молчит. Глаз не поднимает. Он и вправду сильно сдал. И я не помню когда в последний раз видела улыбку на его лице.

— А папа сказал, что в прошлый раз, когда у мамы на губке была болячка, она слишком много лимонада взрослого выпила и упала. А еще, папа говорит…

— Маришка, иди посмотри, что там с зайцем, — вымученно улыбаюсь я. Треплю малышку по золотистым непослушным кудряшкам.

— Вот ты всегда так. А я, между прочим, видела. Что ты не упала, что папа…

— Так, все, — перебивает мою дочь мама, — ты бы так как фантазировала. Примеры решала, которые я тебе дала. Иди в комнату и доделай задания.

Маришка убегает. Я смотрю вслед моей малышке, с трудом сдерживая бурлящий в душе гнев.

— Ты еще и пьешь, дочь? Миша замечательный муж. Тебе ему надо ноги мыть и воду пить, — седлает любимого конька мама. — Держись за него.

— Поэтому наша дочь ходит в синяках? — голос отца гремит. Странно. Он не онемел еще. Словно очнулся, стал опять прежним. — Лена, что ты несешь?

— Что? Что я несу? А ты где бы был сейчас, если бы не Миша? Где? Вместо того чтобы ездить на хорошей машине, отдыхать два раза в год за границей, жить в отремонтированной квартире? Где бы ты был? По делу, от которого тебя отмазал зять нет сроков давности. И хрен бы ты доказал, что тот мальчишка сам бросился тебе под колеса.

— Лена, замолчи. Ты знаешь прекрасно, что не я…

Я ежусь, скукоживаюсь до размеров молекулы. Я знаю, кто в самом деле виновен был в смерти ребенка. Знаю и знала, потому и предала все во что верила. Положила себя на алтарь. Но сейчас… Так больно.

— То, что муж воспитывает жену, вполне нормально, — шипит мама. Отец молчит. Просто утыкается взглядом снова в свою извечную газету. Не отвечает. Ему сказать нечего. — Молчишь?

— Что ответить? — глухо спрашивает папа. — Жаль, что я тебя не воспитывал. Слабак я. Может тогда все бы было правильно. И наша дочь была бы счастливой.

— Ах ты… Счастливой. Отец в тюрьме, мать батрачила бы до горба. А эта дура бы нищенствовала с тем сопляком, как его там звали? И все бы было правильно? Ты дурак, Леша. И слава богу, Даша от меня больше взяла ума. Сделала правильный выбор.

— Не нужно, — выдыхаю я устало. — Не ругайтесь. Маришке не нужны еще и ваши разборки. Мам, завтра поможешь мне с праздником. Я что-то устала.

— С чего бы это? — бурчит мать, но я вижу самодовольство на ее лице. Еще бы, ее бестолковая дочь не может справиться без нее. — Совсем обленилась. Дома сидишь королевой и устала. С чего бы? Отдыхать устала?

Отец слишком громко перелистывает страницу.

А мне будто чугунная болванка опускается на плечи, придавливает к земле. Черт, я не заслужила такого обращения. Я…

— Мам, я видела Игоря, — черт, зачем я делюсь с ней своей болью? Она ведь не поддержит, не оценит. Но мне не с кем больше. — Он здесь. Мам…

— Не вздумай, — теперь я слышу страх в ее голосе. Даже не страх — какой-то сверхъестественный ужас. — Мишенька же не знает, что…? Слушай меня внимательно, если сделаешь глупость, отца посадят. Ты ведь понимаешь? Господи, я думала он спился и сдох под забором, как его мать поганка. Черт, как тебя угораздило тогда с этим выродком спутаться? Детка, Дашенька, подумай о Маришке, об отце. Он инфаркт еще один не переживет.

— Я не нужна Игорю, — горько кривлюсь я. — Расслабься, мам. Он очень хорошо видел спектакль. Который был тобой срежиссирован. Так что… Мной он брезгует. И, кстати, он теперь богат и несвободен. И он презирает меня, мама.

— Я дораскрасила, — звонкий гордый голосок рушит стену из хрупкого льда между мной и мамой. — Ма, а мы домой поедем сегодня? Я хочу домой, мне тут скучно. Компьютера нет, и папа купил мне планшет. А тут одни цифры, и бабушка еще меня заставляет кушать капусту, бррр…

— Совсем забаловали девочку. Миша такой отличный отец. Да ведь, Леша?

Отец молчит. И эта тишина падает на пол тяжелым туманом. Я знаю, он себя ненавидит, за то что не смог защитить меня. Бедный папа, зря он себя мучает. Я сама виновата во всех своих бедах. И да, я сама продалась не раздумывая.

Мариш, сколько гостей у тебя будет завтра, ты посчитала? — улыбаюсь, глядя на носик моей малышки, вымазанный краской.

— Десять, ну и еще немножко, — морщит переносицу моя девочка. В свете ламп ее особенность кажется мне сейчас очень яркой. Разные глаза дочки блестят хитринкой.

— Это как. Ты не посчитала точно?

— Так пальцев то у меня десять всего, — хихикает хулиганка. — Ма, а клоуны будут? А пони мне папа подарит? Он сказал, что принцессы обязательно должны иметь пони. А еще, он сказал, что я красивая. Что я даже красивее тебя. Ма, он ведь придет на праздник завтра, не пойдет на работу? Ма…

— Собирайся, Мариш, — вдруг выпаливаю я. Мне тесно в родном доме где я выросла. Тесно и душно.

— Куда это вы собрались? Ночь на дворе. И Мише мы обещали…

— Домой. К компьютеру. Отсюда. Мам, не могу больше, — почти кричу я. Да, ей нечего бояться. Я Мишке принадлежу, я его вещь, он купил меня за свободу моего отца. Но сейчас мне так больно. И глаза моей дочери… Я гляжусь в них, как в зеркало, искажающее реальность. И представляю, как могло бы быть, если бы…

— Я приеду завтра к восьми. Надеюсь истерика уляжется, — хмурится мама. — Ты же просила помощи.

— Не нужно. Сама справлюсь. Лучше погуляйте с папой. А потом приезжайте к торжеству. Или прислать за вами водителя?

Отец откладывает газету. Смотрит на меня странно.

— Поезжай детка. Правильно поступай. Уж лучше тюрьма.

— Что ты несешь, старый? Не слушай его и не дури. И вот, пирожки возьми. Мишаня любит.

Смешно. Сейчас Мишаня любит совсем другие пирожки. И мне, как это не омерзительно, даже радостно, что он скидывает на шлюх свою энергию и ярость. Значит будет дня три покоя.

— Хорошо, мам, я передам, и знаешь… — целую ее в сухую щеку. Обнимаю отца. Натягиваю на подскакивающую на месте, уже почти одетую Маришку норковую шубку, которая ей не по возрасту совсем. — Не переживай. Все будет хорошо. Я вас люблю.

Все будет хорошо. Всем будет хорошо. Кроме меня, непрощенной и уничтоженной.

Слишком большая плата за чужой грех. Так чего жалеть о былом? Главное у меня есть моя девочка с глазами разного цвета.