Беби-бум для босса

Инга Максимовская, 2022

Моя племянница попала в беду. А я, спасая ее, не придумала ничего лучше, как заключить контракт на суррогатное материнство. Теперь я связана по рукам и ногам. Под сердцем бьется новая жизнь, клиент – суровый мужчина, а мне все меньше и меньше хочется расставаться с маленьким человечком, растущим во мне Что ж, остаётся только один выход – сделать так, чтобы мой мучитель и сам не захотел меня отпустить. План на будущее готов, осталось только претворить его в жизнь.

Глава 8

Настя

Вот такой вот коленкор, как говорит моя подружка Машка. Я верчусь на кровати, пытаясь устроиться поудобнее. И мне даже удается провалиться в липкое болото противной дремы. Нет, я хотела сначала бежать, но решила, что наломать дров всегда успею. Есть еще время. Процедура оплодотворения назначена через полторы недели. Так что, корабль тонет. Воды хватит всем, как говорится.

Я проснулась от грохота и звериного рыка, и сразу не поняла где нахожусь. Натянула одеяло до подбородка, наблюдая за хаосом творящимся вокруг. Откуда взялось столько цветов, которые сейчас топчет озверевший, рычащий «медведь». Дверь валяется на полу, а воздух вокруг противно пахнет алкоголем.

— Да вон она, спит. Точнее спала? — пищит маленькая девушка, одетая в белоснежный халатик, показывая на меня пальцем. Я забилась между подушек, надеясь, что этот разъяренный мерзавец меня не заметит.

— Так какого хрена мне сказали, что она ушла? — нависает над малышкой Глеб Золотов. Ну, конечно, собственной персоной: наглый, нахальный мерзавец, который чертовски красив сейчас в этой своей ярости. Глаза мерцают в полумраке больничной палаты, как два сапфира.

— Явно произошла ошибка, — блеет девчонка, — у нас Настя Арманова работает. Перепутали видимо.

— Ладно, идите на свое рабочее место, — царственно приказывает Глеб Егорович, медленной походкой, словно большой кот, направляясь ко мне. Девчонку словно ветром сдувает, оставляя меня на растерзание ненормальному, сжирающему меня глазами. В груди поселяется страх, а вот внизу живота предательский, тугой ком, и между ног становится влажно, и дышать тяжело до одури. Я только сейчас замечаю, что вся моя палата просто завалена невероятными розами. Такими нежно-розовыми, похожими на нарисованные. И он их безжалостно топчет, надвигаясь на меня своей громадой.

–Не надо, — пищу, когда мужские руки хватают край одеяла и тащат его на себя, — пожалуйста.

— Надо, Федя, надо, — ухмыляется этот наглец. — Я чуть не одурел, пока сюда домчался. И ты хочешь, чтобы я уехал разочарованным.

— Я ничего не хочу. Только домой, — трепыхаюсь я под его огненным взглядом, но в душе у меня кочегарят печь все демоны ада. — Я должна вам кое-что рассказать.

— Потом, — хрипит зверь, расстегивая брюки. Хватает меня за щиколотки и тянет на себя, сначала медленно, а потом рывком до упора, так что я сама того не желая, обхватываю своими бедрами его узкую упругую задницу. О черт, это же мука. Наглец не обращает никакого внимания на то. Что в комнате нет двери, и нас могут увидеть. Ему плевать. Он хозяин жизни, и берет все, что его душе желается.

— Пусти, — рвусь в его лапах, но Глеба только распаляет мое сопротивление, — ты пьян. Ты, ты, ты…

— Ты так пахнешь, я не знаю, что ты делаешь со мной, но это нечто.

Его шепот обжигает, заставляет замереть. Гипнотический — он действует на меня, как музыка Гамельнского дудочника на глупую крыску. Дурацкое тело, ноет от предательского возбуждения.

— Искры, — шепчу я, теряя всякий стыд вместе с остатками разума, когда мужские руки, рывком, избавляют меня от пижамных штанишек.

Душно пахнет розами и похотью, и мир съеживается до размеров микрона. Боже. Прости меня за мой безвольный грех. Я не могу сопротивляться.

Его руки везде. Выгибаюсь от сладкой истомы, когда Глеб обхватывает мой сосок губами, прямо через тонкий шелк пижамной рубашки. Искры наполняют комнату яркими всполохами. Мужские пальцы проникают под резинку трусиков.

Он вдруг резко отстраняется от меня, заставив меня застонать, и резко поворачивается в сторону зияющего дверного проема, при этом накинув на меня чертово одеяло. И я глохну от навалившегося на меня бессилия и разочарования. Стону, хотя хочется в голос рыдать.

— Какого хрена? — снова рычит разъяренный зверь.

Глеб

— Отпустите девушку, Глеб Егорович, — долетает до моего сознания голос юриста. Твою мать, чертов задрот. Сейчас я бы его растерзал, если бы не испуг в зеленющих глазах женщины, распятой мною на казенной койке. Ее аромат отрезвляет, но превращает в неконтролируемое животное. И это настолько приятно, что я готов вообще деградировать до амебы, лишь бы эта обратная эволюция продолжалась. И с дубиной наперевес я себя вполне представляю, потому что моя палка сейчас готова шарахнуть заклинанием взрыва, как у поганца Потного Гарика, мотающего своим волшебным олеандровым прутиком направо и налево. — И следуйте за мной.

— Ты ничего не попутал, пес? — начинаю заводиться. Этот полудурок даже не понимает что буквально сейчас шлындает по краю пропасти. И только мое невероятное самообладание спасает его от лютой, кровавой кончины.

— Отпустите меня, — лепечет рыжуха, слегка меня приводя в человеческий вид. — Пожалуйста.

Господи. За что? Эта мольба, зеленые искры в девственно — грешных глазах выбивают дух. Я понимаю, что это две вещи взаимно — исключающие — грешность и невинность. Они смешались в ней, совершенно вырубая все мои инстинкты самосохранения. Сейчас главенствует другое безумие — я хочу иметь эту девку до одурения. Хочу, чтобы рыжая молила меня о пощаде, искусанными от страсти в кровь, губами.

— Глеб Егорович. Не заставляйте меня вызывать охрану. И приберите мусор, которым завалили клинику. Это не цветочный рынок, — настаивает дурак, не понимая, что я уничтожу его карьеру щелчком пальцев. Хотя, нет, он точно знает, что я этого не сделаю, потому что сейчас спасает глупого богатея, от самого себя. И я чувствую себя полным имбецилом. И охапка цветов, которую я приволок в порыве шокового стресса, рассыпанная по всей комнате, кажется ужасно пошлой.

Иду по коридору, за семенящим впереди юристом. Как его там звали? Михаил, кажется. Блестящая лысина перед моим глазами жутко раздражает. Но главное бесит его правота.

— Вы понимаете, что нарушаете договор? Все мыслимые и немыслимые его пункты? — спрашивает гаденыш, едва мы переступаем порог его кабинета. — И на всякий роток не накинешь платок. Я не смогу противостоять сплетням, которые обязательно дойдут до Ольги Владимировны. Клинике не нужны скандалы.

Молча киваю, хотя, мне насрать на умные речи убогого. Пальцы, которыми я чешу, совершенно несвербящий нос, пахнут соками Насти. Кружат голову похлеще односолодового.

— Миша, да мне под сраку лет. Детей нет, невеста сука. Ты думаешь я чего-то боюсь?

— Все бояться чего-то, — устало улыбается этот поганец. — У вас на это меньше причин, вот и все. Я думаю вам нужен здоровый наследник. Не мешайте процессу.

Я его слушаю, киваю согласно, но уже не уверен, что хочу иметь ребенка. Мне нужна только она. И это наваждение пугает. Она моя, я чувствую. Только мне принадлежит.

— Я думаю, не стоит тянуть с процедурой. Перенесем ее на неделю раньше. Анализы у пациентки, хоть в космос запускай. Слегка гормоны шалят, но это бывает. Нервы, знаете ли. Противопоказаний нет.

Он говорит о моей Насте, как о неодушевленной машине производящей на свет исчадий ада. От нас с Ольгой только такой симбиоз получится, я почти уверен. Жаль, что мои живчики не работают как надо. Ленивые ублюдки, делающие меня недочеловеком. Я снова хочу убивать.

— Я могу навестить Анастасию Алексеевну. Хочу принести ей извинения? — в моем голосе усталость. Я и вправду дурак. Напугал девчонку, а ей и так достается. Она ведь решилась стать сурмамой не просто так, а я веду себя, как полный козел. Проплатил клинику для ее племянницы, врачишку забугорного оплатил. А не подумал, что девка связана договором. Который может лишить ее нормальной жизни. Я козел. Да. Да. Не меценат и спаситель, а обычный мудак. Даже не знал, когда ребенка спонсировал больного, что это она — моя зеленоглазая ведьма готова на все ради этой девочки. Просто поинтересовался бабой, которая мне ребенка родит и пожалел несчастную. Решил спасти хоть часть своей души. Не о малышке больной думал, а о себе.

— Это неуместно и совершенно не нужно, — морщится Михаил, не помню как его отчество. Да мне и абсолютно это не интересно, если быть откровенным. — Эта женщина, всего лишь купленный вами исполнитель. Обычная баба, готовая за деньги выносить вашего ребенка. Не стоит ее отождествлять с героиней матерью. Она просто инкубатор, при чем очень дорогостоящий. Да и девушке вы испортите жизнь, дав ей ложную надежду. Пустое это, Глеб Егорович. Понимаю, вам трудно психологически. Если желаете. Наш штатный психолог проведет с вами несколько сеансов.

— Иди в жопу, — выплевываю я, и твердо иду к выходу из кабинета юриста. Он прав. Я испорчу жизнь Насте. Уже начал. Напился как свинья, устроил цирк. И почему я такой мудила? Напугал женщину, которой нужен покой и внимание.

Кляня себя на все лады добежал до машины, обвалился на сиденье. Потом подумал и вызвал такси. В голове шумит от алкоголя, не выплеснувшегося возбуждения и ярости. Я злюсь на весь мир, хотя понимаю, что главный виновник моей ярости — я сам.