Лихая звезда

Далия Трускиновская

История про то, как город оккупировали банды вампиров, ведущие между собой кровавые, а как же иначе, разборки, и про то, как с бандами справился обычный шофер маршрутного такси. Хотя повесть Далии Трускиновской «Лихая звезда» населена всяческой нечистью, но ее герои вполне узнаваемы! А читать эту лихо закрученную историю очень увлекательно и забавно, хотя и жутко…

© Далия Трускиновская, 2017

ISBN 978-5-4485-1231-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Лихая Звезда

Последний задремавший пассажир был разбужен и выставлен уже на кольце. Там стояли четыре машины — все желтые и размалеванные рекламой. Шофера курили под фонарем — ждали, пока подъедет Арчи.

— Ты когда завтра на маршрут выходишь? — спросил Антон Серегу. — Если я в семь тридцать, а Сашка — в семь сорок три, то следующий — Рома, а ему с утра к врачу, кровь сдавать натощак. И получается, что в восемь ноль пять выходить некому, вот, смотри…

Он показал нарочно прихваченное расписание в целлофановом кармашке, где пометил свой собственный график зеленым фломастером, аккуратными кружочками.

Антон очень любил не просто порядок соблюсти, а красиво его соблюсти. У него и в машине все было по уму — коробка с походным инструментом опрятная, чехол на сидении и занавеска, отделяющая от салона, подобраны по цвету. Толковый был мужик, что и говорить, притом без занудства, умеющий любое недоразумение с графиком уладить так, что все довольны.

— Тогда я могу выйти в восемь десять и потом на кольце подождать, — предложил Сашка. — Он же к половине девятого уже вернется?

— Залезайте, — позвал Арчи. Он в очередь с Петровичем развозил товарищей по домам — во втором часу ночи транспорт не ходит, а на такси денег не напасешься.

Желтая маршрутка, уже без номера, понеслась по ночным улицам. Арчи остановил ее у нужного подъезда. Это было совсем не вовремя — у шоферов как раз завязалась очень полезная беседа о ремонте правой двери, которую сволочи-пассажиры чуть ли не с корнем вырывают.

— Ну, пока, — сказал Антон и выскочил на тротуар.

Маршрутка унеслась.

Спать оставалось — всего-ничего, но зато следующий рабочий день был последним, а потом — двое суток совершенно свободны. Они были назначены для рыбалки — хорошей, полноценной рыбалки.

Шоферить на маршрутке Антону нравилось — публика садилась приличная, не склочная, с иными и разговор затевался приятный. И можно было по-всякому химичить с графиком, меняться, выгадывать несколько выходных подряд. Ему пришлась по душе эта арифметика; комбинируя, он ощущал себя асом, ловил кайф от причудливых, изысканных и точных решений.

Он, проводив взглядом маршрутку, уже предвкушал поздний ужин — большой бутерброд с сервелатом, кружку горячего чая с вареньем. И — спать, спать, спать! Антон, к счастью, умел засыпать сразу, только ткнувшись носом в подушку. Чего не досыпал ночью — добирал на работе, когда выходили получасовые паузы.

Подъезд был с кодовым замком. Антон нажал первую кнопку и услышал топот. Какой-то дядька, выскочив из-за угла, несся к нему с хорошей спортивной скоростью.

Понимая, что дядька бежит по каким-то своим неотложным делам и обращать на него внимание не надо, Антон нажал две следующие кнопки и толкнул дверь. В этот самый миг дядька, поравнявшись с ним, толкнул его в дверной проем и сам прыгнул следом.

Дверь захлопнулась.

Антон был крепкого сложения и духом не слаб. В молодости немало дрался; убедился, что побеждать страх и терпеть боль может не хуже любого иного сильного мужика, и угомонился, тем более, что приспела пора жениться. Брак не заладился, жена заболела манией величия — бизнесмена ей подавай! И ушла-таки к бизнесмену — этот Асаф держал на соседнем базаре прилавки с зеленью и орехами. Антон остался один, но знал, что это — ненадолго, вокруг вертелись свои же, таксопарковские дамы.

Так что он повернулся к странному дядьке с намерением разобраться и заранее сжал кулаки.

— Тоха, — сказал запыхавшийся незнакомец. — Не узнал? Да я же это!..

В дверь забарабанили.

— Кто — ты?

— Да Миха же… узнал? Нет?

— Миха? Васильев?

— Ну?!.

— Миха! Ох ты… А я думал, ты в Грецию слинял, что-то такое говорили…

Антон распахнул бывшему однокласснику объятия, но тот отстранился.

— Потом, потом. Пошли к тебе.

— Кто это тебя гонял?

— Да так, одни… Я у тебя до рассвета посижу. Ты во сколько встаешь?

— Рано. За мной в без четверти семь заезжают. Так что извини — я сразу спать лягу.

— И хорошо. Я уходить буду — дверь захлопну.

— Уходить?

— Да, где-то в шесть.

Те, что барабанили, образумились и пропали.

— Идем, — сказал Антон.

Миха явно был сильно напуган — попросил свет на кухне не зажигать, чтобы с улицы не засекли окно. Чай пили наощупь. Антон рассказывал о работе, об однокласснице Танюхе, которую вез как-то через весь город, так что вдоволь с ней наговорился. Миха как-то больше отмалчивался. Сказал, что работал в охранной фирме, там случились непонятки, часть охранников попросили уйти; потом работал телохранителем у какого-то банковского клерка, страдавшего, наверно, манией преследования. Но от кого и почему удирал — не признавался. Потом же и вовсе выдал:

— Тох, у тебя спальня изнутри запирается?

— Нет, а че?

— Плохо. Ну, ты что-нибудь придумай. Стулья, что ли, перед дверью поставь… или вот! Тахту подтащи. Пусть тахта дверь держит.

— Это еще зачем?

— Надо.

— Думаешь, эти твои вломятся? Так нам тогда лучше вдвоем в спальне лечь. И забаррикадироваться.

— Нет, в спальне будешь ты один. Не спорь. Так умнее.

— Блин, ты в своем уме, Миха? Ночью тахту к дверям тащить, потом от дверей!

— Сделай, как я сказал. Так надо, понимаешь, надо! Так — надо! И вот что…

Миха снял с шеи шнурок, на шнурке висела черная флешка.

— Вот это возьми, спрячь. Если я… если, ну, ты понял… В общем, никому не отдавай. И сам туда не заглядывай. Уничтожь.

— Да ты в ЦРУ, что ли, завербовался?

— Хуже. Ну, иди, ложись. Только дверь завали чем-нибудь. А я — тут, на диване. В шесть, если все будет хорошо, уйду.

— И меня разбудишь?

— Ну, разбужу.

— И мне в шесть утра баррикаду разбирать?

Антон уже начал сердиться.

— Слушай, так надо, — Миха был неумолим. — Я в шесть уйду, и ты меня никогда больше не увидишь. Не могу я тебе ничего объяснить, понимаешь? И давай ложиться, а то ты вообще не уснешь. Оно тебе надо?

Словом, уговорил.

Антон подтащил тахту к двери, открывавшейся в спальню, загородил проем и уложил на ту тахту девяносто восемь кило веса. Будильник он поставил на без пяти шесть.

В это время в спальне еще было темней, чем у негра в желудке. Проснувшись от гнусного писка, Антон зажег свет и оттащил тахту. Потом он распахнул дверь.

Миха уже встал с дивана, зажег на кухне свет, чтобы вскипятить воду для кофе, и как раз стоял лицом к этой самой двери. Тут-то Антон и увидел наконец его лицо.

Оно раздалось вширь, поросло страшным черным волосом. И ноздри разъехались, и углы рта. Губы у Михи сделались лилово-красные, будто намазюканные помадой. Из-под верхней наползали на нижнюю два желтоватых клыка.

Антон не мог бы объяснить, как у него в руке оказалась табуретка. Вроде стояла у самого шкафа — и сама в руку прыгнула, что ли? Он замахнулся и застыл, готовый сию секунду треснуть Миху по голове.

— Ну вот, — сказал тот. — Теперь ты знаешь. Дурак я… надо было сразу уходить, а теперь…

— Эт-то что т-т-такое?.. — спросил Антон.

— Влип я, Тоха. Я, честное слово, не хотел, чтобы ты знал! И дверь тебе велел закрыть… ну, мы же за одной партой сидели…

— А если бы я не задвинул дверь тахтой?

— Ох, не спрашивай… Когда накатит — ничего не соображаешь, а я третий день в дороге… нельзя было, понимаешь, я держался. Если бы увидел тебя спящего — мог и не сдержаться. Ты прости.

— Уходи, Миха, — сказал Антон. — Уходи, Бога ради. А то и я не сдержусь.

— Да бей хоть кувалдой. У меня теперь череп в пять сантиметров толщиной, наверно. Только если разозлишь — плохо будет. Мы ведь действительно теряем соображение. Опомнишься — пасть в крови, у ног покойник… Спасибо тебе за все — и кинь мне флешку. И пойду я.

— Как же ты? — не решаясь опустить руку с табуреткой, спросил Антон. — Как ты живешь с этим?

— А знаешь, неплохо живу. Раньше у меня перспективы не было — ну, охранник и охранник, на старости лет в сторожа бы пошел. А теперь у меня перспектива, если не буду клювом щелкать. Я уже себя зарекомендовал. Справлюсь с заданием — пойду на повышение.

Это звучало сильно загадочно.

— Ты иди, Миха, а флешку я тебе в окно кину. На тебя смотреть страшно.

— Ты меня больше не увидишь. А что помог — погоди…

Миха полез в карман, достал какой-то кожаный мешочек, высыпал на стол монеты, отделил две, остальное припрятал.

— Это золото. У нас между собой расчеты только золотом. Мы в расчете?

— В расчете, — ответил Антон, не сводя глаз с Михиной физиономии. Насчет пяти сантиметров вампир, наверно, приврал, но все равно — поди разбери, что там под торчащей волосней.

— Ты не обижайся. Ну, удачи!

С тем Миха и вышел из квартиры.

Антон приоткрыл окно и бросил ему флешку. Флешка была ловко поймана в кулак, шнурок накинут на шею. Теперь можно было прилечь еще на час.

Заснуть Антону удалось без четверти семь. А без пяти, разбуженный звонком, он чувствовал себя снятым с виселицы висельником — ноги подгибаются, глаза не открываются, руки не слушаются, тело куда-то влачится помимо рассудка. Хорошенькое начало рабочего дня…

На автозаправке он влил в себя чуть ли не поллитра крепкого черного кофе. Тогда только малость пришел в чувство.

В половине второго ночи, оказавшись дома, он отключил телефон и завалился спать с намерением проснуться ближе к обеду. Ни о какой рыбалке речи уже не было — рыбалка требует умиротворенно-созерцательного настроения, чтобы побудка ни свет ни заря — и та была в радость. Антону же казалось, что обрадовать может лишь одно — двенадцать часов полноценного сна.

Поскольку он был мужик хозяйственный, то мог не выходить из дому в выходной — продуктов в холодильнике хватило бы на несколько дней. Так что в первый он просто спал, ел и смотрел боевики. На следующий день вздумал заняться хозяйством — накопилось всяких прорех. А вот к вечеру решил все же прогуляться до «Финетты». Это было занятное местечко с живым нефильтрованным пивом, куда заглядывали хорошие знакомые — дядя Леша из мебельного магазина, Толик из поликлиники, Тищенко из пиццерии. Там и женщины появлялись — любительницы пива, но не поодиночке, а с подружками. Кое с кем можно было договориться и продолжить общение в иной обстановке — с Верочкой, скажем, которая уже года три была Антону доброй приятельницей, или с Ксаной.

— Тох, не оборачивайся, — прошептал дядя Леша, когда они уже с четверть часа просидели у стойки. — Тебя пасут…

Антон аж подскочил на круглом высоком табурете.

— Кто?!

— Тихо. Две классные телочки. Я их тут еще не встречал. Прямо затылок тебе сверлят.

— Мне?!

— Ну, не мне же. На кой я телочкам сдался?

Дядя Леша напрашивался на комплимент: ну, ты еще о-го-го! В свои пятьдесят шесть он был крепким дядькой без малейших признаков лысины и даже почти без морщин — с годами лицо стало рельефнее, и только.

Антону было очень интересно — кто бы мог им заинтересоваться? Он встал и прошел в туалет — только для того, чтобы, возвращаясь, окинуть быстрым взглядом телочек.

Они впечатляли!

Одеты обе были почти одинаково, в облегающие черные костюмчики с коротенькими жакетами, в белые блузки с защипами на груди. Обе носили маленькие галстучки — этакое элегантное ретро. Прически у них тоже были стильные — у одной короткая стрижка с нарочно оставленной длинной прядью, выложенной надо лбом волной, а у другой каре совершенно геометрической формы, с острыми уголками, доходящими почти до рта. И губная помада у телочек — одинаковая, очень темная…

Таких — с безупречной кожей, с идеальным макияжем, с безукоризненным маникюром, — Антону доводилось видеть только на обложках толстых глянцевых журналов. Подружки, бегавшие в «Финетту», были куда как попроще. И он, как только что дядя Леша, задал себе разумный вопрос: «на кой я телочкам сдался?»

— Не звать же их к нам за стойку?.. — неуверенно спросил он дядю Лешу.

— Захотят — сами придут.

И точно — рядом с высоким табуретом Антона был один свободный, и телочка с длинной прядью вскоре на него взобралась. Антон ощутил головокружительный аромат — такой, что глаза сами закрываются, а губы, наоборот, приоткрываются.

В «Финетте» наливали главным образом пиво, хотя в витрине за спиной у бармена Кости стояла целая коллекция причудливых бутылок — виски, джин, бренди, коньяки всех стран и народов. Телочка изящным пальчиком указала на «Реми Мартен», потом отчеркнула коготком на фужере, сколько налить. Взяв фужер в нежную фарфоровую ручку, повернулась к Антону и посмотрела ему в глаза.

Что было дальше — он плохо помнил. Что-то буркнул дяде Леше, сполз с табурета, наугад достал из кошелька бумажки и, не считая, положил на стойку. Телочка пригубила коньяк — вот только губки у нее были сомкнуты, и хотя жидкости в фужере стало чуть меньше, было непонятно — всасывает она коньяк, что ли? Потом она, не размыкая губ, улыбнулась Антону, и он понял: все, пропал…

Такого с ним отродясь не бывало.

Когда он открывал дверь, чтобы пропустить телочку, она быстро к нему прижалась. Антона обожгло, он только не понял — жаром или холодом. Руки сами вцепились в телочкины плечи, и Антон чуть было не начал целовать свое подозрительное приобретение при всем честном народе. Да и красавица была не против, но рядом оказалась ее подруга, чьи черные сверкающие волосы облегали головку бесподобным каре. Подруга чуть ли не оттащила телочку и прошипела какое-то сердитое слово — но ее лицо осталось неподвижным.

На улице было уже темно. Антон, подхваченный с двух сторон красавицами, влекся домой, не чуя под собой ног. Его хмельная голова парила в ароматных облаках.

Он нажал на кнопки кодового замка, телочки проскользнули первыми. Потом он открыл дверь своей квартиры, и они мигом оказались внутри. Антон задумался — вроде бы ему нужна только одна, что же делать со второй? Но размышления оказались короткими и бесполезными.

Он обнаружил себя на тахте, приходящим в чувство после долгого поцелуя. Голова кружилась, нижняя челюсть отправилась в автономное плаванье. А гостьи шелестящим шепотком переговаривались:

— Под шкафффффом понюхххххай….

— Чшшшшш…

— За шшшшшторами?..

Над Антоном нависло бледненькое личико.

— Не трожжжжжь, ишшшшшииии… — донеслось из угла.

Но личико приблизилось и темные губки наконец приоткрылись.

Антон не назвал бы это настоящими клыками — зубки были заточены под кошачьи клыки-иголочки, тонкие и длинные, сверкающие острыми граням. Это были подлинные произведения искусства — как и все во внешности телочек. Если бы перед первым и роковым поцелуем Антон не закрыл глаза — то раньше увидел бы кошачьи клыки, испугался и хотя бы заорал. А сейчас у него не было даже сил пошевелиться.

— Сссссама выпьешшшшшь? — спросила клыкастая очаровательница незримую подругу.

И тут в окошко влетел камень.

Звон стекла несколько взбодрил Антона. Его даже хватило на то, чтобы скосить глаза туда, где вываливались из разбитого стекла острые осколки. И он почти не удивился, увидев в дыре голубоватую рожу.

— Кажись, не опоздал, — басом сказала широкая щекастая рожа. — А ну, кыш отсюда! Вот я вас! Ишь! Разлетелись!

Разборка с телочками была вне поля зрения Антона. Он только слышал визг и шлепки, надо полагать — оплеухи. Наконец телочки отступили и сбежали.

— Ф-фух! — сказал спаситель. — Дай-кось я к тебе присяду. Вот славно, что успел. Глядишь, и впрямь бы выпили.

Антон беззвучно произнес «спасибо», но был понят.

— Ты полежи и, главное, не бойся, — спокойно говорил гость. — Я сытый. Нарочно, выходя в дозор, поужинал. Я вот почему приперся-то. Мне флешечка нужна. Девки-мурки ее не нашли — и чудненько. А мне ты ее отдашь. Ты ведь парнишечка неглупенький. Молчи, не напрягайся, я сам все за тебя скажу. Майкл, когда просил тебя флешечку получше спрятать, не сказал, что там на ней записано. А он ведь — гонец, он ее по тайному дельцу нес. Только выследили дурачка. Так что отдай, будь ласков, потому что Майкл за ней уж не вернется. Выпили, сволочи, нашего Майкла… и съели… А флешечки при нем, видать, и не нашли… Но мы не лыком шиты, мы их гонца изловили, и он сказал, что Майкла до твоего дома гнали, а вот от тебя он утречком ушел уже без флешечки… Так-то… Спорить ведь не станешь?…

— Я… ему… ее… отдал… — еле выговорил Антон.

— Непонятно выходит, дружочек. Если ты ему ее отдал — то отчего же они, когда дурачка нашего завалили, при нем ее не нашли?.. — тут гость задумался. — Вот что, покормлю-ка я тебя. А то, вишь, совсем дохлый. Будешь знать вперед, как с мурочками целоваться. Мурочки — они хитрые и нашего брата ловят — квакнуть не успеешь, как ты уж и выпит…

Хозяйничал гость быстро, споро, толково. Разом поспели яичница, бутерброды с колбасой, горячий и крепкий чай. Подперев Антона подушками, гость выпоил ему с полкружки сладчайшего чая, и тогда только Антон обрел способность жевать.

Поскольку спаситель, в свете явно не нуждавшийся, ради Антона включил люстру, то можно было разглядеть его во всех заковыристых подробностях. Желтоватый свет, упав на голубоватую рожу, вовсе не сделал ее зеленой, напротив — она обрела те белизну и сочный румянец, какие свойственны добрым молодцам на картинках в детских книжках с русскими сказками. Голубизна, впрочем, кое-где осталась — на висках, под ушами. Нос был репкой, улыбка — от уха до уха. На правой щеке и подбородке — шрамы, как от когтей. В левом ухе — золотая серьга кольцом, сантиметров пяти в поперечнике. Волосы, расчесанные на прямой пробор, оказались соломенного цвета и вились на концах. Широченную грудь облегала цветастая косоворотка, подпоясанная не кушаком, а тонким тросом, намотанным в дюжину витков, а с концов свисали прочные крюки (тут Антон понял, как спаситель добрался до окна). Еще за трос были заткнуты узорные рукавицы. Руки у него были такие, что ладонь накрыла бы большую блинную сковородку. На среднем пальце левой сиял перстень, лазоревый камень в нем был — с перепелиное яйцо.

— Это — стиль, так велено, — объяснил спаситель, глядя, как Антон на него таращится. — За него большие деньги плачены. Мы и в баню с вениками ходим, и медовуху пьем. Все по уму. А теперь, соколик ты мой сизокрыленький, давай вспоминай, куда флешечка подевалась.

— Флешку Миха мне точно давал на сохранение… — и Антон рассказал ночные приключения. — А потом я бросил ее в окошко, он поймал и убежал. Мне-то она на кой?

— Одноклассник, говоришь?

— Одноклассник.

— А школа — которая?

— Сорок седьмая.

— Это где же?

— Напротив памятника Семецкому.

— А, понял. Такая дурацкая, с колоннами?

— Она самая.

— Ты тут всегда жил?

— Как из роддома привезли.

— Ага… — спаситель задумался. — И Майкл где-то поблизости жил?

— А он — в пятиэтажке возле трамвайной остановки. Там внизу аптека…

— Понял. Дай-ка ручку и бумагу.

В Антоновом хозяйстве, кроме туалетной, бумаги не водилось — на кой она? — а ручку отыскали в ящике кухонного стола. Гость на уголке газеты с кроссвордами набросал план местности. Миха и Антон в те блаженные времена жили в одном квартале, только на противоположных углах, и, бегая друг к другу дворами, пересекали этот квартал по диагонали. Это и требовалось гостю.

— Вот тут Майкла подняли, — он ткнул авторучкой в середину квадрата. — Флешечки при нем не было. Значит, коли ты не врешь, он от нее избавился где-то здесь…

Авторучка обозначила отрезок от въезда в детсадовский двор до старых гаражей.

— Выходит, так… — согласился Антон. — Но какого лешего ко мне эти две гадины прицепились? С чего они взяли, будто Миха флешку у меня оставил?

— Мурочки?

— Они же флешку у меня искали! Или нет?

— Так мурочки-то в этом дельце сбоку припека! — загадочно объяснил гость. — Это наши разборки с вампами. Договор два года готовили. У них там сэр Роджер — умнейшая голова! Его не надуришь… По Интернету-то присылать опасно — нямищи поганые могут отловить, а документ важнеющий! Вот гореловские вампы к нам проект договора с Майклом послали. Дружок твой у вампов на хорошем счету был, да… уже лет шесть, как завербовали… боец был, боец!.. Мы выходили его встречать, но он на нямов нарвался, удирал от них, заскочил к тебе. И нямы его караулили до самого утра. Кто ж знал, что они теперь света не боятся? И выпили, и съели… И вот теперь вопросец отменный: это нямы мурок подослали флешечку у тебя забрать, или мурки свою игру завели? А, соколик?

— Я откуда знаю?!

— Да, знать тебе неоткуда, — согласился гость. — Но я так гляжу, ты в этом дельце споспешествовать нам можешь. Предлагаю уговор — ты вот тут, на этих задворках, помогаешь отыскать флешечку, а мы тебе за это — золота три червонца и охранный талисман, чтобы никто из конгрегации тебя никогда и пальцем не тронул, а не то чтобы выпить. Работенка с тебя потребуется небольшая, и днем ты там, на задворках, можешь шастать безопасно, а три червонца на дороге не валяются. Найди флешечку! Ведь, коли мурки за ней прибежали, то, статочно, нямам она не досталась?

— Кто такие нямы? — наконец догадался спросить Антон.

— Мерзость и гадость, — сразу ответил гость. — Узнать их легко — они все время бормочут что-то вроде «ням-ням-ням». Вампы — племя древнее и почтенное, они пьют понемногу, все не выпивают, отпускают человека. А нямы — и кровищу всю высосут, и еще печенкой закусят. Вот те и «ням-ням-ням»! Думаешь, что они сделали с Майклом? Он — вамп, его кровь им не по вкусу, так удавили и печенку сожрали, сволочи!

— Ни фига себе нямы… — пробормотал изумленный Антон.

— Они хотят, чтобы их нямпирами называли. А сами — людоеды! Им не энергия нужна, а печенки кус! Энергия, соколик, она в крови… А им кровь — ну, как тебе пиво, — объяснил гость. — Они от нее балдеют, и ничего кроме. Ну, больше тебе про сволочей и знать незачем. Довольно того, что они дружка твоего… Ну?

— Что — ну?

— Соглашаешься на три золотых червонца и талисман?

— Соглашаюсь! — заорал Антон.

— Вот и славненько! Сегодня же пойдешь и поищешь все давние Майкловы захороночки. Если он, удирая по знакомой местности, понял, что — беда, то ведь мог в захороночку сунуть флешечку, а, соколик?

— Мог! Я что, спорю?! — Антон принялся не то что ходить, а носиться по квартире, стукаясь о косяки и тормозя о стенки. — Ты что, совсем сдурел?! Ясно же сказано — буду искать! Нет, ты просто идиот какой-то!

Схватив со стола чайную кружку, Антон шваркнул ее об пол, осколки взлетели чуть не к потолку.

— Тихо ты, тихо… — зашипел гость.

— Что ты на меня орешь?! — вызверился Антон.

— Ахти мне! Понял! — и гость рухнул на колени. — Прости дурака! Ох, прости! Вперед таков не буду! Говорили мне начальники: жри, Герваська, от пуза, чтоб из ушей полезло! А я, шпынь ненадобный, поклевал, как птичка! Вот и не выдержал — сам не заметил, как жрать пристроился! Прости дурня бестолкового!

— Какая птичка, что ты несешь? — в необъяснимой злобе заорал Антон.

Гость вскочил с колен и выметнулся из квартиры.

Антон еще немного пометался, матерясь и круша имущество. Потом плюхнулся на тахту, вновь ощутив неимоверную усталость. Глаза его сами закрылись — и наступил черный сон без единого проблеска видений.

Этот сон длился, как потом оказалось, минут сорок. Очнулся Антон от легкого похлопывания по щеке. Приоткрыл один глаз и увидел широкую рожу недавнего спасителя.

— Простил? — с надеждой спросил тот.

— За что?..

— За то самое… Ты меня вперед не бойся! Я, к тебе идучи, буду наедаться, чтоб за ушьми трещало! — пылко пообещал спаситель. — А посуду тебе новую куплю. И дверь на петли я уже посадил, и стул починил…

— А что со стулом?

— Ты его в стенку запустил.

— Я что, умом тронулся?

— Вроде того. Понимаешь, в каждом человеке есть спокойствие. Вот коли тебя комар укусит, ты его пришлепнешь и дальше живешь, так? Это оттого, что в тебе спокойствие. Это вроде вещества такого, его когда-нибудь научатся выдаивать и лекарство делать, вроде валерьянки, только куда как покрепче. Мы его попросту бромом иногда называем. А когда его в тебе нет — ты комара пришлепнешь, и заорешь, и всех поблизости гнилыми словами покроешь, и убежишь неведомо куда, и все свои беды за сорок лет припомнишь, и будешь этак чудесить, покамест в тебе новое спокойствие не вырастет. Понял? Так что прости дурака Герваську!

— А ты-то тут при чем?

— При том — мы же спокойствием питаемся. Мы оттого такие спокойные, что в нас его тройная, а то так и четверная доля.

— Кто — мы?

— Да бромпиры же… Бромпир я, Гервасий Архипович. Ты уж прости, что я ненароком из тебя спокойствие высосал. Посуду куплю, да… шкафчик на кухне уже повесил и дверную ручку заново приставил… все убытки покрою…

— Гервасий Архипович, — ошалело повторил Антон. — А почему я ничего не помню?

— Потому что не положено. Пока спокойствия нет, память сбоит или даже вовсе отключается. Управляться с ней — привычка нужна. Давай-ка я тебе постельку приготовлю. Ночного-то зрения у тебя нет, искать, значит, будешь с утра. А червонцы — вот они, на столе.

— С утра мне на смену.

Пришлось объяснять Гервасию сложный график маршруточных шоферов.

— Значит, поменяйся с кем-нибудь, нешто три червонца того не стоят. Купи дежурство, что ли, — посоветовал бромпир. — Ты еще поучись спокойствие в себе выращивать. Наука несложная, а пригодится. Я тебе преподам. Спокойному и врать сподручнее, никто про вранье не догадается.

— Нет, с утра я за руль сяду. Днем с ребятами побазарю, высвобожу себе послезавтрашний день.

— Уже завтрашний. Ладно, как знаешь. Тебе из-за наших дел с начальством ссориться ни к чему. А талисман я потом принесу, его еще заказывать надо. И не столь талисман, сколь коробку для него. Я-то голыми руками его брать не могу, и даже сквозь одеяло жжется. А теперь слушай, Антон Игоревич. За твоим домом наверняка следят. Мурочки хитрые, наладили дозор. Сделай так, чтобы за тобой с утра ну хоть такси прибежало, что ли. Один на улице лучше не оставайся. И сам в дом никого не пускай.

— А если они, пока меня нет, вломятся?

— Не вломятся. У тебя на кодовом замке знак Лихой Звезды. Если его не нажать — замок не откроется, а для мурок Лихая Звезда — хуже смерти.

— Точно… — Антон вспомнил четырехзначный код: три цифры и пунктирная звездочка.

— Да и нам, бромпирам, лучше за нее не хвататься.

— Но, выходит, все замки с кодом — того? Противовампирные?

— Выходит, так. Это, соколик, называется «роковая случайность» — какой-то дуралей, эту звездочку сочинивши, и не ведал, что она — талисманный знак. Ну, пойду я.

— А тебе не опасно одному ночью шастать?

— Опасно. Ну, одного-то няма я уделаю. Ну, двоих сокрушу. Вряд ли трое сюда прибегут, хотя… Мурки проклятые могла с перепугу целый корволант вызвать, если только они в этом деле с нямами заодно, а не свою игру затеяли.

— Что?

— Корволант. Летучий отряд. Хотя ты, соколик, прав…

Гервасий достал из кармана мобильник.

— Анфиска? — позвал он. — Я на Матвеевской, да… все так и есть… две мурки, будь они неладны… Кто в штабе? Ох… Хотя драмнюки — они хитрые… Скажи — пусть выйдут меня встречать. Нет, флешечки пока нет. Но мы ее, скорей всего, получим. Если не вмешаются трамы. Ну, сколько раз тебе повторять?! Трамы, я так понимаю, еще не решили, на чьей они стороне! А решат, когда поймут, кто одолевает! Что? Нет, я думаю, они за нами следят… Ну вот просто молчат и следят… С чего ты взяла, будто я их боюсь?! Прощевай, касатка!

Антон слушал и понимал, что близится конец света — город захвачен странными и страшными тварями, они выясняют отношения, жрут друг друга, и скоро даже днем опасно будет выйти на улицу.

Гервасий подошел к открытому окну.

— Вот так-то умнее будет, — проворчал он. — До трубы по карнизу — и преисправненько по ней сползу. Антон Игоревич, ты мне посвети, а потом окошко подушками заткни. И на подушках Лихую Звезду точками намалюй, ну хоть кетчупом, что ли. Тогда никто не просочится. Завтра я тебе позвоню.

— Ты знаешь мой номер? — ошарашенный событиями Антон уже во всякой мелочи видел чертовщину.

— Пока ты без памяти валялся, я с твоей мобилы на свою позвонил.

Выпроводив в окно Гервасия, Антон пошел за кетчупом и старательно изгваздал подушки. Потом заткнул разбитое окно и лег в постель. Сон долго не шел, а когда пришел — показал вампов с клыками, нямов с печенкой в зубах, мурок в сетчатых чулках и кружевных трусиках, бромпиров с балалайками, драмнюков в камуфле и трамов, сильно похожих на муравьедов.

Утром он вызвал такси и, выходя из дому, постарался внимательнее разглядеть звездочку. Оказалось, каждый луч из шести — всего четыре точки, пятая — острие, а не шесть, как он с перепугу изобразил кетчупом. Оставалось только предположить, что, как кашу маслом не испортишь, так и магию — избытком кетчупа.

На маршруте ему пришлось тяжко — в каждом плечистом детине, да еще с неприятной образиной, он подозревал няма. Наконец догадался — ведь если Гервасий звонил с его мобильника на свой, то номер бромпира должен был остаться в памяти. На кольце, отойдя от своей машины вроде как к мусорнику, сигаретную пачку выбросить, он позвонил ночному спасителю.

— Как до своих добрался? — из вежливости спросил он.

— Ох, и не спрашивай. Нямов было четверо, я оторвался, а драмнюки меня втроем встречали. Четверка на четверку — они поворчали, но в драку не полезли.

— Они до меня днем не доберутся?

— Нет, днем точно не доберутся. На рассвете еще могут кое-как, на закате, когда солнышко уже наполовину за окоемом, вылазят. Такой свет они терпят. Ты бди! И вот что — не все драмнюки тебя в лицо знают. Кто-то может прицепиться. Ты, соколик, продиктуй номер своей машины, я предупрежу, чтобы не связывались.

— Драмнюки днем тоже могут?!

— Так они только днем и промышляют. Ночью-то у них добычи мало. Я тебе отзвоню потом, сейчас главное — получить акцепт от Анкудина Прокопьевича и формально взять тебя под охрану.

— Так ты этого еще не сделал?! — возмутился Антон, но бромпир уже отключился.

Как Антон доработал смену — он и сам не мог понять. Каждый пассажир ввергал его в трепет. Он ждал явления ужасных чудищ и внутренне был готов к драке. Но самое страшное было — когда хорошенькая шестнадцатилетняя девочка, нежнейшая блондиночка, заспорившая с ним было о сдаче с сотенной бумажки, вдруг схватилась за верещащую мобилку и сказала в микрофон:

— Да, я, да, да… Точно? Герочка, я на номер не посмотрела, но если это он… — девочка пристально глянула на Антона и выцепила взглядом примету, отсутствие на правом мизинце крайней фаланги. — Он?! Ой, остановите вот тут, я сойду!

Тут только Антон понял, кто такие драмнюки.

Он несколько раз наблюдал в своей же машине отвратительные сцены: какой-нибудь дедок заведет с женщиной склоку из-за того, что ее мешок с продуктами ему больное колено задевает, раскочегарит бедолажку, доведет буквально до поросячьего визга и выскакивает довольный, а женщина еще шесть остановок воздух ртом ловит и за сердце держится.

И ведь не верил же, не верил Сереге, утверждавшему, что склочный дедок или бабка — сущие вампиры, выпивающие жизненную энергию! Думал, дурацких книжек Серега начитался! А оно — вон оно как…

Диспетчер Лара, видать, давно уже положила глаз на Антона. И чего ж не положить — видный и свободный, из семьи уводить не придется, пьет умеренно, в безобразиях не замечен. А Ларе тридцатник, крайний срок детей рожать. Она и не знала, что вылезла со своей инициативой очень кстати, — ей показалось, что у Антона достаточно расстроенный и бестолковый вид к концу смены, так что атака должна быть удачной.

Лара взялась за дело просто и незатейливо — напротив командного пункта маршрутных такси, где сидели начальство, бухгалтерия, диспетчеры, а во дворе хозяйничала ремонтная бригада, был супер-пупер-гипер-маркет, закрывавшийся в полночь, так она отправилась туда и купила пылесос. А пылесос в коробке — такая штука, что женщина одна и не втащит на пятый этаж старого дома, где лифт сломался еще при Хрущеве.

Антон и квакнуть не успел, как оказалось, что он должен помочь втащить наверх пылесос. Его работа в соответствии с графиком завершалась в десять вечера, а у Лары была машина. Очень удобно для женщины заводить машину, работая среди технически грамотных мужчин, да еще под окном — неплохая ремонтная мастерская.

Ну и дальше все шло по испытанному и вековечному женскому плану: как не угостить того, кто помог, чаем и домашними котлетками, да как не налить ему рюмочку-другую, да как не пристроить свое колено поближе к его широченной лапе…

От женского внимания Антон размяк и расслабился. Но у Лары была одна проблема — женщина жила со старой, высокоморальной и въедливой матушкой. Объяснить ей, что вот этот мужчина останется ночевать, было совершенно невозможно. Поэтому незадолго до полуночи Антон и Лара отправились пешком за три квартала в гости к Антону. Это было со всех сторон удобно — утром Лара убежала бы на работу, а Антон мог спокойно часика три поваляться, прежде чем идти искать по задворкам черную флешку.

У него уже были кое-какие подозрения, куда бедный Миха мог, спасаясь от сволочей, закинуть свое сокровище.

В глубине квартала довоенной застройки всякое можно обнаружить — чуть ли не деревенскую избу с курятником, например, или сараи без крыш, или даже склеп из бурого кирпича, без окон, но с низкой, взрослому мужику по пояс, заколоченной дверью. Вот как раз этот склеп, построенный неведомо когда и неведомо зачем, высотой примерно в полтора этажа, в свое время очень привлекал мальчишек, и они даже пытались прокопаться под дверь. При этом обнаружилось, что по крайней мере одно окно имелось, но, поскольку здание с годами основательно ушло в землю, да еще добрые люди завалили стенку мусором, то окно, явно подвальное, могли бы откопать разве что археологи. Ниша, в которой оно было, забранная сверху частой решеткой, наполовину забитой всякой дрянью, и была подходящим местом, чтобы на бегу, проскакивая впритирку к кирпичной стене, закинуть туда флешку. Только человек, знающий про эту дырку в земле, мог бы догадаться сунуться туда.

Хотя Антону и предстояла амурная ночь, но он никак не мог отделаться от соображений по поводу флешки. Лара что-то говорила, он что-то отвечал, но перед глазами был кирпичный склеп, и вот ведь диво — как тогда, в детстве, мальчишки не знали, на кой эта странная штука, если смотреть сверху — квадратная, с выложенными из половинок кирпичей немудреными узорами на стенках и подобием колонн с фальшивыми окнами меж ними, заложенными все тем же кирпичом, так и теперь взрослый дядька, много чего повидавший, не мог понять смысла этого сооружения.

— Вот и пришли, — сказала Лара. — Какой у тебя код?

Антон молча вдавил три кнопки, отворил дверь, и тут Лара взвизгнула:

— Ай!

Антон сперва втолкнул женщину в дом, потом ввалился сам и закрыл дверь. Только тогда он спросил:

— Ты что, Лар? Что ты там увидела?

— К нам двое бежали, — ответила она. — По-моему, с ножами… Ой, Тошенька, я боюсь!

С тем и кинулась Антону на шею.

— Сейчас разберемся, — буркнул Антон. — Поднимемся наверх и посмотрим из-за шторы, что это за двое с ножами.

— И вызовем полицию!

— Понадобится — вызовем, — согласился Антон, хотя и не хотел объяснять полицейским про нападение нямпиров, жрущих печенку.

Наверху Лара очень удивилась, увидев разбитое окно, заткнутое двумя подушками.

— А другого ничего не нашлось? — спросила она. — Можно же было пленкой затянуть, ну, клеенкой…

Ох, забыл Антон, забыл женские повадки. Даже самая отпетая бездельница и неряха, попав в дом к мужчине, на которого имеет виды, сразу норовит показать себя отменной хозяйкой. И без спросу принимается хозяйничать.

Он сам как раз был хорошим хозяином. Порядок поддерживал естественно, без авралов. И, впустив в квартиру женщину, решил заглянуть в ванную — взять баллон с освежителем, побрызгать в сомнительных местах, заодно повесить свежее полотенце — Лара наверняка захочет принять душ.

А делать этого не следовало.

Гостья вздумала показать будущему супругу, как на самом деле нужно обходиться с разбитым окном, пока не вызван стекольщик. На кухне она мигом нашла все необходимое. Антон был настолько практичен, что покупал клеенки вдвое больше, чем нужно на столик, и клал ее в два слоя, когда протрется — складывал пострадавшим местом вниз. Лара обнаружила это, обрадовалась и ножом отхватила столько, сколько требовалось для окна. В ящичке отыскалась коробку с кнопками. Пока Антон пшикал в ванной и туалете, Лара выдернула из окна изгвазданные кетчупом подушки. И напрасно…

Когда Антон, услышав крик, вбежал в комнату, подруги уже не было. На полу валялись подушки.

То, что он произнес, мало годилось для раута у английской королевы. Но других слов ситуация не заслуживала.

Немедленно заткнув окно подушками, Антон позвонил Гервасию Архиповичу.

Бромпир отозвался не сразу — возможно, ужинал.

— Ох ты ж зараза! — сказал он, узнав о беде. — Ну, значит, соколик мой, они ее тебе пообещают в обмен на флешечку. Что ж ты, дурень, потерпеть не мог, пока мы все от тебя отвяжемся? Вот прям вынь да положь?

— Да как-то оно само вышло…

— И верно дедушки сказали — один дурак бросит камень в воду, семерым умным вытаскивать… Значит, я доложу Анкудину Прокопьевичу. И будем решать… А ты, соколик наш сизокрылый, пока их, нямов окаянных, за нос води, все им обещай! Хоть флешку, хоть черта в ступе! И торгуйся! Они, нямы, тупые, но хитрые. Чтоб не вышло, что ты им флешку отдал, а они тебе — твою дуру в виде супового набора.

Антону чуть не поплохело.

— Сиди, жди, ничего не бойся, ты им пока что живой нужен, — продолжал бромпир. — Вот потом… да, потом… впрочем, может, и обойдется…

— Да что ж ты такое говоришь, сукин ты сын?! — вдруг заорал Антон. — Да я тебя по стенке размажу с твоим Анкудином вместе!

И треснул во всю дурь кулаком по столу.

Столешница развалилась надвое, все полетело на пол.

— Убью, убью, всех убью! — рычал Антон, озираясь, что бы еще покалечить.

— Стой, стой! — осознав ситуацию, завопил Гервасий Архипович. — Сядь, кому говорю! Сядь и буркалы затвори!

— А пошел ты!..

— Да что ж ты за болван такой! — рассвирепел бромпир. — Знаешь же — со мной разговариваешь! Так и не моги волноваться! Дырку для меня открытой не держи! Все! Отключаюсь!

Четверть часа Антона носило от стенки к стенке. Потом звонил телефон. Полагая, что это Гервасий Архипович, Антон выпалил все, что думает о бромпирах, единой фразой, злобной и заковыристой.

— Извини-и-ите?.. — пропел в телефоне малость гнусавый тенорок. — Вы не по де-е-елу…

— Вы кто? — сурово спросил Антон.

— Переговорщик Билли. Мне поручено произвести с вами переговоры касательно девушки.

— Так… — Антон с большим трудом взял себя в руки. — Она у вас?

— У нас. Мы предлагаем симметричное решение с адекватной компенсацией.

— Флешка нужна?

— Точнее, контент, хранящийся на носителе. Саму флешкарту можем вернуть.

— У меня ее сейчас нет.

— Это нам известно. Вы обещали конкурирующей фирме найти ее завтра…

— Обещал.

— Ровно через двадцать четыре часа ждите звонка.

Гнусавый тенорок исчез.

— Ну вот… — сам себе сказал Антон. — Где же с утра добыть лопату?

Он не хотел тратить деньги на покупку лопаты, которая никогда в жизни больше не пригодится, и никак не мог сообразить, у кого из знакомых можно взять на пару дней такое орудие. А лопата требовалась не дурацкая пластиковая, какие уже завезли в ближайший гипермаркет в ожидании снежной зимы, а прочная, надежная и острая. Иначе к флешке, лежащей под решеткой кирпичного склепа, не прокопаешься…

Опять зазвонил телефон.

— Гервасий? — буркнул Антон.

— Ты, это… баба у тебя аппетитная, — — ответил незнакомый малоприятный голос. — Понял, да? Мня-мня-мня… Ну, раз понял, то чего еще рассусоливать?..

— Она у вас? — ошалело спросил Антон.

— Мня-мня-мня… где ж еще… Ну, это… завтра позвоню…

Незримый нямпир отключился.

Антон уставился на развалины стола. Все было скверно и жутко.

Спокойствие, как он понял, имело вес. Когда голова и руки малость потяжелели — тут оно и пришло. Антон позвонил бромпиру.

— Ох… — только и сказал Гервасий Архипович, узнав новость. — Это нямы! Голову в заклад даю — нямы! Мурки — они говорить горазды, да все вот этак, свысока! А нямы выследили и до окошка добрались. Но погоди, погоди… Мы их… как это у вас говорится? Разведем мы их! Понял, соколик? Сиди, жди звонка!

— Погоди, не пропадай! — воскликнул Антон. — А если все-таки мурки?

— Мурки — они гламурчики, лапки пачкать не любят. А выкрасть бабу — это ж такая возня… Нямы, точно тебе говорю. Но ты не ложись, кукуй, пока не позвоню! Вот что — я к тебе Анфиску пошлю. Она баба в теле…

— Не надо ко мне никого слать!

Антон перепугался — ему только не хватало спутаться с вампирихой, или бромпирихой, или еще с какой нечистью.

— Да она тебя охранять будет.

— Не надо меня охранять! Сам себя охраню!

Тем разговор и кончился.

Естественно, сразу уснуть Антону не удалось. Беспокойство, стоило закрыть глаза, подсовывало страшные картинки: бедная Лара, окруженная злобными чудовищами, в разных позах и при разном освещении. Нямпиры представлялись Антону головастыми мужиками, в плечах — как трехдверный шкаф, с лягушачьими ртами и зубищами — как пуля калибра семь шестьдесят два. Выругавшись в шестой, не то седьмой раз, Антон встал с постели и взялся чинить стол. Затея была почти безнадежная, но у припасливого мужика нашлись куски фанеры, и к пяти утра что-то вроде получилось. Тут усталость его и сморила.

А в половине девятого начались звонки.

Нямпиры, глампиры и Гервасий Архипович желали знать, отчего Антон еще не бродит по задворкам в поисках флешки. Он бы охотно послал нечисть в известном пешеходном направлении, если бы не Лара. Пришлось, залив в себя три чашки чернейшего кофе, двигаться на поиски лопаты. Подходящая нашлась в садово-огородном ларьке на рынке. Антон, подивившись дороговизне, купил ее, прихватил дома фонарик и отправился исследовать склеп.

Бедный Миха теоретически мог пробегать мимо склепа и забросить флешку в дыру у стены. Но Антон давно не шастал в тех краях. Оказалось, что к кирпичной стене приросла здоровая куча мусора. Если на нее залезть, то можно было увидеть внизу что-то вроде решетки. Помянув подходящим словом всех участников этой истории, Антон взялся за лопату. Куча оказалась гадкой и вонючей, и на то, чтобы раскидать ее, ушел час. Наконец образовалось место, чтобы добраться до решетки, поддеть ее и выломать. Но тут возле склепа образовалась баба Рая.

Конец ознакомительного фрагмента.