Неизданное… Рассказы, повесть

Илья Пруслин

В эту книгу включены ранее неизданные рассказы автора, а также фантастическая повесть о странной любви «Авегро». Автор надеется, что книга доставит вам истинное удовольствие!

Ах, Одесса!…

В самом слове уже заложено некое фонетическое противоречие, которое, с моей точки зрения, прекрасно характеризует этот город… Од [e] сса?… Од [э] сса?… Кто-то утверждает, что истинные одесситы говорят только так, кто-то — что глупости все это, правильнее вот так… Даже ни разу не побывав в чУдном и чуднОм этом городе, подсознательно уже чувствуешь, что что-то тут не так, что-то не совсем все просто, что-то очень такое-эдакое, харизматичное, что ли?… Да, обычно харизмой наделяют человека… А тут ей наделен целый город. И для меня город этот — личность, со своим характером, внешним видом, запахом и даже голосом!… Причем, как ни странно, не смотря на то, что слово «Одесса» все-таки женского рода, для меня Одесса почему-то мужчина… Ну ладно, все это психо-лирические заморочки какие-то, никому, наверное, неинтересные… Перейдем лучше к сюжету. Вернее — сюжетам, из которых соткан для меня этот город, к сожалению, навсегда уже потерянный…

Как я впервые попал в Одессу?.. Честно говоря, не помню уже… Мне казалось, что в Одессе я бывал всегда… Когда маленьким был — благодаря родителям, конечно… Потом — сам не мог прожить практически ни одного лета без этого города…

С Одессой меня связывает в первую очередь одна потрясающая семья. Мой папа, будучи в некотором роде писателем-сатириком, очень дружил с другим писателем-сатириком, жившим в Одессе, которого звали Даниил Петрович Мильруд (печатался он чаще под псевдонимом Данил Рудый). Может быть кто-то помнит его просто великие афоризмы, например, «Сделал дело — доделай его!», «Человек все может вынести, если его вовремя не схватить за руку»?… Кому интересно, может полазить вот здесь… Был это замечательный (к сожалению, ныне уже давно покойный), веселый, огромный, настоящий такой одесский человек! У него был большущий живот и настоящая грива черных с сединой вьющихся волос, громкий раскатистый голос с небольшой фрикцией на букве «р», и какие-то непередаваемые просто, наполненные весельем и любовью глаза. Дядя Даня курил. Сказать просто курил — это ничего не сказать. Он прикуривал одну сигарету от другой, практически не пользуясь спичками. Приезжая к нам в Москву, он всегда первым делом шел в табачный ларек и покупал блоков 10 своего любимого «Пегаса». В Одессе, почему-то не продавали эти сигареты, и он таскал их с собой из Москвы всегда. Потом он заходил в магазин и за какие-то безумные по тем временам деньги, покупал огромный пакет кофе «Арабика» в зернах… Молол этот кофе, распространяя по дому неслыханный аромат, и заваривал себе огромную просто чашку… Кофе и сигареты — это, по-моему, все, чем он питался… Этот запах — кофе и сигарет — навсегда у меня будет ассоциироваться с дядиданиным приездом…

Он брал свою огромную чашку, закуривал очередную сигарету и шел на балкон, на котором на маленьком раскладном столике стояла его неизменная спутница — пишущая машинка. За ней дядя Даня проводил практически все свое время. Он отхлебывал громко кофе, затягивался сигаретой, щуря глаз от едкого дыма, стучал что-то свое по клавишам или просто молча сидел, глядя перед собой, и… был счастлив!…

С годами, как говорят — от такого образа жизни, у него развилась гангрена на ноге.. Он ходил уже с палочкой, тяжело передвигаясь с места на место, но до конца дней своих он так и не выпустил изо рта сигарету, так и не изменил своей любимой «Арабике», так и не перестал быть счастливым…

Мама говорила мне, когда заставала по молодости сопливых лет с сигаретой — «Вот, вот тебе живой пример, дядя Даня! Ты видишь, к чему приводит курение! Ты что — тоже хочешь так же кончить?!!»

А я… да, хоть я и не говорил этого вслух маме, я тоже всегда хотел так кончить… Вот честное слово — хотел умереть таким же счастливым!…

(Кстати, когда я выбирал имя своему сыну, честно скажу, я не долго колебался… Пусть будет счастлив и Даниил Ильич!…)

Все фортыли и тяготы писательской жизни (начиная от прокуренной квартиры и заканчивая постоянным безденежьем «от гонорара к гонорару») разделяла с дядей Даней настоящая писательская жена — тетя Катя. Это была просто добрейшей и светлейшей души, худенькая, скромная и по-еврейски мудрая женщина, для которой ее дом и ее семья — это было все!

Жили они (я, к сожалению, не знаю современных названий одесских улиц, т.к. много лет уже не бывал там, поэтому буду пользоваться теми, что помню) на Советской Армии угол Воровского. Именно так и говорят всегда в Одессе… И всегда очень легко находят друг друга по этому ориентиру… Я жутко удивлялся, потому что никогда не назывался номер дома, а на перекрестке улиц Советской Армии и Воровского, исходя из геометрии, должно быть как минимум 4 угла… Но, тем не менее… думаю, что одесситы и сейчас прекрасно поймут, где находился этот старинный огромный (этажа 4, наверное))) дом. Подниматься нужно было наверх по какой-то узенькой, почти винтовой к верхним этажам чугунной кованой лестнице. А забравшись, наконец, на нее, вы оказывались в большущей квартире, с потолками метра по четыре и просто здоровенными какими-то комнатами, соединенными между собой какими-то темными хольчиками, коридорчиками… Первый раз, по малолетству, я даже заблудился в этой квартире и сидел в какой-то комнате и плакал под звон трамвая под огромным окном, из которого на улицу рвалась белая тюлевая занавеска… Пока мама не пришла и не «нашла» меня…

Квартира была, конечно же, коммунальная. И в одной части ее жила семья из 4 человек — Милка с мужем и двумя детьми. А в другой части жили Мильруды. Хотя я всю жизнь был просто уверен, что Милка — это какая-то их родственница, потому что жили они всегда так дружно, так общё как-то, как никогда не жили в московских коммуналках… Так вот, в другой части — дядя Даня с тетей Катей, старенькая бабушка (она спала на каком-то раздвижном кресле-кровати в маленькой темной проходной комнатке и была ооочень старенькая), старшая дочка Аллка с мужем Гришей и двумя маленькими девочками — Диной и… а вот вторую я забыл уже, как зовут… (((Я потом обязательно позвоню в Америку, куда все они давно переехали (я звоню иногда…), и спрошу… Спрошу знаете у кого?…

У ДИМКИ! Димка — это младший сын, на год меня старше. Ближе и роднее друга, чем Димка, у меня в жизни никогда не было и уже, наверное, никогда не будет! Димка Мильруд был просто копией своего отца, только худым и молодым, конечно…))) Все наши детско-юношеские приключения и шалости проходили вместе, все наши первые курения-выпивания-любови были в одной веселой и дружной одесской компании. Все наши женитьбы-разводы происходили практически одновременно и параллельно, в разных городах, но обязательно с далеким телефонным участием друг друга… Господи! Сколько всего можно порассказать!… Сейчас вот сижу, вспоминаю… Описанию словами разве это поддастся?…

Можно разве рассказать о первой любви к девочке Ире из нашей большой компании, которая была на пару лет старше меня, и сказала сквозь слезы — нет, мы не сможем быть вместе!… Разница в возрасте, понимаешь, Илюш?.. (мне было лет 15, а ей лет 17 тогда…))) И мы мучились, любили друг друга, гуляли вместе на бульваре теплыми вечерами под оглушительный запах цветущих каштанов, виделись каждый день по 20 раз на дню, но понимали — разница в возрасте, ничего не попишешь!…))) И Димка вечерами на кухне философствовал со мной за последней сигаретой, и успокаивал — ничего, ничего… все еще у тебя будет и девчонки, и любовь… а тут, понимаешь, разница в возрасте…)))

Разве можно описать словами ту настоящую одесскую свадьбу, на которую был приглашен по-моему весь город?… Король пляжных фотографов Одессы выдавал свою дочку за сына Короля одесских «терок»… Знаете, что такое «терка»?…Это такие маленькие цеха, разбросанные в подвальчиках по всему городу, в которых специальными камушками-керамзитом в каком-то хлорном отбеливателе терли обычные советские джинсы, превращая их в «импортную варенку»… Димка тоже когда-то работал на такой «терке»… Помню, как приехал в очередной раз в Одессу и с ужасом увидел его руки — они были синего цвета от джинсовой краски, и краска эта ничем уже не отмывалась… А Димка каждый день вскакивал в 6 утра и мчался по-холодку в свой «горячий цех», а возвращался оттуда часов в 9 вечера с опухшими глазами и руками, потому что надо было работать, надо было кормить молодую семью, в которой родились нежданно-негаданно прекрасные двойняшки… Которых Димку, также как и меня, потом полностью лишили возможности даже видеть…

Разве можно рассказать, как мы закрутили с Димкой «финт ушами», и в начале диких 90-х, решили, что не с Малой Арнаутской нужно возить какие-то шмотки в Москву и продавать их местным лохам, а нашли в Москве через моих знакомых какой-то подпольный цех по пошиву прекрасных «канадских» пуховиков на синтепоне из какой-то жатой цветной материи снаружи. И отправлял я с проводниками туго утрамбованные тюки с десятком-другим этих курток в Одессу, Димка продавал их на вещевом рынке, и присылал мне обратно с теми же проводниками (инфляция была жуткая!) почти точно такие же утрамбованные пакеты с мелкими деньгами — трешками, пятерками, десятками… Когда я приезжал в Одессу зимой и мы с Димкой выходили гулять, то с гордостью считали, сколько процентов из девушек, попавшихся нам навстречу, были одеты в «наши» куртки…))) Но… разбогатеть нам так и не удалось…

О!… А как мы сидели с Димкой у него на кухне, курили, обложившись в клубах дыма какими-то словарями английского языка с экономическим уклоном, и пытались перевести на русский полученный по факсу (!) контракт на поставку сигарет «Мальбро» в Россию… Высчитывали причитающиеся нам посреднические прибыли в размере примерно 20 миллионов долларов, и решали, что будем делать с этими деньжищами?…)))

Я, помню, сорвался тогда в Одессу даже не на поезде, а на самолете, настолько выгодное было предложение! Это было в те времена, про которые ходил анекдот:

«Встречаются два бизнесмена. Подписывают крупный миллиардный контракт по бартеру — один поставляет железнодорожный состав консервов, а другой ему за это поставляет железнодорожный состав леса. Подписали, пожали друг другу руки, выпили по рюмке коньяку. Один пошел искать, где бы взять состав консервов, другой пошел искать, где бы взять состав леса.»

А тут представляете себе — предлагают мне в Москве знакомые иностранцы целый пароход с сигаретами «Мальбро» по цене в 2 раза ниже рыночной, да еще и с отсрочкой платежа! Только проблема, что в Москве пароходу причалить негде, нужен какой-то порт… Ну я, естественно, лечу к Димке в Одессу, на самый берег Черного моря… Димка говорит — нечего и заморачиваться даже эти сигареты в Москву везти — я их и тут впарю все, да еще и на 10 копеек за пачку дороже, чем в Москве!… Ну вот мы и сидим, факсы переводим с Кипра пришедшие, с калькулятором таким модным, маленьким, на солнечных батарейках… Так и сидели, пока не зашел в гости еще один наш друг общий Борька, и не описал нам в красках и со всем присущим ему чисто одесским красноречием, как нас убивать будут быстро и не больно, не успеет еще пароход к поселку Котовского подойти…

А разве можно описать словами то ощущение, когда я первый раз в жизни встречал в Одессе Новый год?…

Новый год же — это что для нас раньше было?… Это снег, мороз, елка и прочие прилагающиеся к этому зимние удовольствия… А тут — встречает меня Димка с самолета (мне лет 12 было тогда, то есть 12 Новых годов я точно уже встретил и знал, как они должны выглядеть), выходим мы из аэропорта, а вокруг… зеленая трава! И деревья почти все зеленые… И ветер, хоть и дует с моря, но разгоняя облака, и сквозь них такое теплое весеннее солнышко проглядывает!… А по дороге домой надо было елку купить обязательно, и мы с Димкой заскочили на Елочный базарчик около Привоза… А там вместо елок сосны продаются!… Ну разве ж это Новый год?… А Димка удивляется — чему это я удивляюсь?… Ну ничего, говорю, на следующий год ты к нам приедешь! Как же мы все ржали, когда Димку через год на коньки поставили и на лед в Сокольниках вывели, как циркового медведя!…)))

А в тот Новый год я рогом уперся и говорю — ну раз уж все вокруг «неправильно», то первого числа едем на Лермонтовский пляж (мы всегда обычно туда ходили, где камни) и я просто обязан в море искупнуться! Если уж парадоксы, то по полной программе чтоб! Они все долго у виска пальцами крутили, но разве ж меня переспоришь?… Раз решил — значит искупнулся. И не заболел даже!…

А они, кстати, на море даже летом практически никогда не ходили… Я этого не мог конечно понять мозгами… Для меня, человека, который с морем единое целое просто, пропустить целый день и не сходить (а вернее не съездить на знаменитом одесском трамвае) на пляж??? Ну да Бог им судья!…)))

А тот знаменитый случай, когда я закончил школу и решил, что стал уже взрослым совсем и нечего мне жить у тети Кати, а надо вести свободный образ жизни, как и полагается взрослому человеку!…

Мы тогда приехали в Одессу втроем — мама, сестра и я. Димка встретил нас на вокзале, где мы благополучно и разделились. Мама, сестра и Димка поехали к ним домой, а я (предварительно запасшись в Москве командировочным удостоверением из своей редакции) направился прямиком в лучшую тогда интуристовскую гостиницу «Юность», где и был принять администрацией с распростертыми объятиями, но с формулировкой — Извините, одноместных номеров у нас сейчас нет, к сожалению, и все что мы можем вам предложить — это двухместный… Но там один очень хороший человек проживает (по секрету — кгбшник из Кишинева). А завтра мы вас в одноместный обязательно переселим! (Все-таки «корреспондент из Москвы» приехал, не хухры-мухры, хоть и молодой!)

В номере и правда оказался нормальный дядька в тренировочных и майке. Познакомились. Он говорит: «Слушай, Илюха! Тут такое дело… Мне вот тут добрые люди одни презентовали очень хороший домашний коньячок! А ты понимаешь, я пить один ну никак не могу — не лезет в меня в одиночку и все тут!… Давай дернем с тобой за знакомство?…» Ну я поломался сначала, как и полагается, мол, не пью (я и правда тогда практически не пил еще), но я же взрослый и самостоятельный в этот раз в Одессу приехал, поэтому долго ему меня уговаривать не пришлось…

Достает дядечка откуда-то из-за тумбочки 10-литровую пластмассовую канистру с коричневой жидкостью внутри… Из рюмок в номере были только стаканы для чистки зубов… Вот по полстаканчика он наливает, и — поехали… Потом еще разок, потом еще… Дядьке хорошо стало, весело… Случаи из практики рассказывает (не секретные, конечно, а курьезные какие-то)… А я чувствую — уносит меня куда-то с такой скоростью, что врагу не пожелаешь!… Как же мне было плохо! Как же меня рвало на Родину, пугая белого друга-унитаз… Я думал, что вот, пришла моя смертушка, сейчас я здесь и кончусь, вывернет меня наизнанку, а этот кгбшник будет по сортиру кишки мои потом собирать…

Утром таксист привез меня полуживого на Советской Армии угол Воровского… С тех пор — многие из вас знают — я не пью вообще никакой коньяк, ни французский, ни армянский, ни тем паче молдавский… Даже нюхать его не могу… Хотя прошло уже больше 20 лет давно…

А как рассказать обычными словами о том, как мы ходили на «пикник» на море и варили там на костре только что выловленные мидии?… Варили в морской же воде в котелке, а потом ели их «с удовольствием» (я только один раз смог попробовать), считая себя настоящими французами!… Какое же было у меня удивление, когда я впервые после этого попробовал настоящие морепродукты в ресторане города Ницца! Я понял, как жестоко обманывали меня Димка с Борькой все детство!…)))

Я не знаю, как все это я смогу описать словами и удастся ли мне донести до вас то, что значит для меня Одесса?…

А уж совсем я не знаю, как описать 93-й год и сцену в аэропорту Шереметьево-2… Димка… со своей красавицей второй женой Иркой, ее бабушкой в инвалидной коляске, с овечкой-пуделем Бонни на длинном поводке, егозящим и прыгающим по всему залу и дрожащим всем телом, словно лучше всех понимающим, что это НАВСЕГДА… Страшное слово… Тогда люди уезжали НАВСЕГДА…

Я знал, что еще 2 часа и я больше никогда в жизни не увижу своего Димку!… Я знал, что еще час и он будет стоять уже по ту сторону суровой советской границы, где я, еще видя его глазами, уже никогда не смогу дотронуться до него рукой… Я знал, что еще полчаса и…

— Ты представляешь, какая жопа, Илюх?… Оказывается, что Бонни-то без клетки в самолет не пустят! Что делать-то??? Ирка с ума сойдет, если мы его тут оставим! На него и документы уже все оформлены, и гемморою я на этом оформлении нажил больше, чем на документах для людей… Что делать-то?…

И вот — у нас осталось всего полчаса, а я вместо того, чтобы сказать Димке что-то вроде «Тебе подложили мокрый порох!», ношусь по Шереметьево в поисках какой-то дурацкой клетки… Нахожу ветеринарный контроль, с трудом и долго договариваюсь, что продадут они нам эту чертову клетку… Несусь обратно, мы в последний раз с Димкой выворачиваем все наши карманы и скидываемся, как обычно, всею наличностью, которая у нас есть… Несусь обратно, сую деньги ветеринару, хватаю хренову эту клетку, несусь к таможне… Они.. Они уже проходят, очередь уже подталкивает сзади их траурную процессию из притихшей бабушки-старой коммунистки, визжащей Ирки, ничего не понимающей, куда ее пихают, собаки и Димки… захлопывающего дверцу клетки, и оказывающегося по ту сторону границы… Я даже не успел обнять его…

Больше я Димку никогда не видел…

С тех пор я больше ни разу в Одессе не был… И не поеду, даже не уговаривайте меня… И не потому, что теперь это другое государство (бывали и подальше), и не потому, что город, как говорят и показывают по телевизору, «расцвел и изменился в лучшую сторону с приходом в него капитализма»… Нет… Я не поеду больше туда потому, что мне просто не к кому туда ехать… Ах, Одесса… (((