Наследницы амазонок

Илья Лавров, 2010

В новом детективном романе автора главный герой, казалось бы, должен только радоваться: не каждый день получаешь наследство. Но старый бабушкин дом оказывается под прицелом подозрительных личностей, которые ищут там клад. Что делать – верить в деревенские слухи или продать дом и уехать быстрее? Но как объяснить смерть родственников? И самое главное, как справиться с собственной дочерью, которая играет в сыщика и хочет сама дознаться до правды? Автор особенно хочет подчеркнуть, что этот детективный роман не для детей, но о воспитании детей.

Последний погожий день

Я проснулся от холода. Был восьмой час, Маша еще спала. Я накрыл ее своим одеялом и побежал на улицу — понятно зачем. День обещал быть чудесным. Солнце, вырвавшись из объятий ночных облаков, поднималось над лесом и с утра уже припекало. А роса у меня под босыми ногами была ледяная. Сразу вспомнилось детство здесь у бабушки, как вот также, босиком, я бежал по утру в туалет.

Освободившись от давившего бремени, я не стал спешить в холодный дом и решил погреться лучше на солнышке. Рядом с туалетом был огород. Конечно, я представлял, какое там может быть запустение после смерти тети Людмилы, но то, что я увидел, представить было невозможно. Огород-кормилец был за отдельным забором из вертикально стоящих жердей, и поэтому, пока не подойдешь к его калитке, не увидишь, что там внутри. На том лелеемом бабушкой месте, где всегда красовались ровные высокие грядки с узенькими проходами меж них, теперь чернели три большие ямы в половину человеческого роста глубиной. Кругом кучи вырытой земли. И никакого урожая! Лишь у дальней стенки разросшийся укроп, да в другом углу куст смородины с засыхающими неубранными ягодами. Огород-кормилец, дяде Лене был не нужен.

Стоило привести сюда Машу, вот бы закипело расследование. Потому-то я, наоборот, решил ей пока ничего не говорить.

За огородом было картофельное поле, полого спускавшееся к речке Талке. Неужели и его таким же образом перерыли? Неужели мы остались даже без картошки? — мелькнуло у меня с тревогой. На огород я рассчитывал, на одних макаронах долго не протянешь, тем более с дочкой. Но нет, на картофельном поле была всего лишь одна небольшая ямка рядом с забором огорода. Картошку нам оставили, но в каком виде! Ни разу ее не пололи и даже, кажется, не окучивали. И все же из-под высоких сорняков выглядывали уже засыхающие стебли деревенской кормилицы.

Свистнув Кузю, я по тропинке спустился с ним на задки огорода и через заднюю калитку вышел к речке. Тут были раньше мостки, на которых бабушка полоскала белье. Сюда же мы ходили по утрам умываться. Ностальгия захватила меня, и была она приятна и тепла, как дымка утреннего тумана, лежавшая над речными берегами. На некоторое время вернулось спокойствие. Все эти ямы и другие странности, что так манили к себе Машу, мне лишь мешали.

Но отпускать меня они не собирались. Подойдя к дому, я внимательнее взглянул на бумажки во дворе, на которые вчера в сумерках лишь скользнул взглядом. Фотографии! Старые бабушкины и тети Людмилины фотографии! Они были разбросаны по всему двору, многие отсырели от росы, многие были порваны. Пролежали они тут, видно, немало. Собирая их, под старым кустом бузины я нашел и шкатулку, в которой всегда они хранились. Кто-то сидел во дворе в открытую, смотрел фотографии и тут же их раскиывал, а потом и шкатулку швырнул подальше. Я знал, что эту шкатулку делал еще дедушка, отчим бабушкиных детей. Красотищи необыкновенной! Украсила бы любой интерьер, а ее — под бузину.

Когда я со шкатулкой, в которую снова положил фотографии, вернулся в дом, Маша уже не спала, лежала под двумя одеялами и читала мою книжку о кладах.

— Представляешь, — сказала она, оправдываясь, — в этом доме ни одной книги нет. Не читать же мне"Известия".

— Читай, читай. Как раз для твоего возраста, только, чур, потом не говори, что тут клад искали, а то сейчас начитаешься…

Как и задумывал, я взял полотенце, зубные щетки и потащил Машу на речку умываться. В городе она как-нибудь отвертелась бы, но тут ей все было в диковинку. Побежала за мной, как миленькая, неловко, осторожно ступая босиком по утренней земле.

Все же, любопытная, сунула свой нос, проходя мимо огорода, посмотрела над калиткой внутрь, подпрыгнула, но роста не хватило, и спросила:

— А тут что?

— Тут огород, — постарался я сказать как можно более непринужденно, чтобы не привлечь Машиного внимания, и она тут же о нем забыла. Огороды не интересовали ее с малых лет, когда бабушка звала ее даже и не поработать немножко, а просто пойти, поесть ягод.

Спустились к речке. Талка хоть и неширока, не могла не вызвать Машиного восторга. Заразила Маша и Кузю, заставив его залезть в воду. Кузя не особый любитель купаться, но тут как раз была его любимая глубина — ему по пузо. Выскочил из воды и начал бегать по берегу, согреваясь, играя. Вода в Талке очень холодная, на то она и Талка.

В этот день нам предстояло расклеить объявления о продаже, еще нужно было приводить в порядок дом, чтобы хоть кто-нибудь на него позарился.

Объявления были напечатаны еще в Петербурге, клей привезен с собой. Оставив Кузю сторожить дом, мы с Машей пошли по улице Восьмое Марта и шлепали на столбы свои бумажки. Дошли до самого начала улицы, до школы и направились по улице Связи. Возле магазина, где мы тоже пристроили свое объявление, Маша увидела вывеску почты и предложила мне:

— Зайдем?

— Зачем?

— Спросим, кто тети Людмилино письмо отправил…

Реакция моя была мгновенна. Я напомнил дочери, что мы тут для другого, и я не позволю ей влезать в какие бы там ни было истории. Маша сникла.

— Тебе самому разве не интересно?

— Нет, — отрезал я. — И ты забудь.

Сам я забыл тут же, потому что погрузился в воспоминания, и рассказывал Маше о том, где мы проходим. А прошли мы не мало. Перешли реку Песь по пешеходному мосту возле больницы, и я показал, где я обычно купался и как прыгал с этого моста в воду. За Песью был Поселок и здесь тоже было о чем рассказать. Впечатления мои были радостные и в то же время тягостные. Хвойная изменилась неузнаваемо. Та же вот речка Песь обмелела, и с моста теперь уже, наверное, не прыгнешь. Вроде бы и жизнь в Хвойной стала лучше, а вроде бы и обветшало все. И немудрено: последний раз я был здесь пятнадцать лет назад. И не знаешь, что лучше: бывшие времена, когда за хлебом очереди каждое утро, или нынешние, когда ларьки на каждом углу. Повстречал двух знакомых, каждого по отдельности, но обоих с одинаковыми пропитыми рожами. Один предложил отпраздновать встречу, я отказался, кивнув на дочь. Тогда знакомый занял у меня в долг пятьдесят рублей — пошел праздновать один.

— Ну, у тебя и друзья! — тут же заметила Маша.

— Надеюсь, не все здесь еще спились, — только и смог я ей с грустью ответить.

Возвращались мы уже к обеду, который, кстати, надо было еще приготовить. Возле дома была еще одна встреча. Мимо проходил старичок, неказистый, обветшалый, но что-то в нем опять напомнило мне о детстве, пронзило все нутро.

Конец ознакомительного фрагмента.