Смертник

Илья Деревянко, 1999

«…– Ты знаешь его? Кто это такой? – Олег Парамонов. Погоняла Смертник. – Смертник, – нехотя пояснил Камбала, – в совершенстве владеет приемами рукопашного боя, холодным и огнестрельным оружием. Когда-то давно воевал в Афганистане. В спецназе. После перестройки работал в бригаде Клима. Год назад отошел…»

Пролог

— Ты, сука драная, не представляешь, с кем связался! — дыша густым водочным перегаром и брызгая слюнями, рычал Фока, двадцативосьмилетний чернявый амбал, с маслеными глазами навыкате, один из боевиков бригады Комара, контролирующей г. Павловск Н-ской области.

Фока крепко держал за воротник рубашки пожилого перепуганного мужичка-работягу, владельца старенького, замызганного москвичонка. Рядом, ухмыляясь, стояли Алмаз, Чапа и Камбала накачанные парни лет двадцати пяти с золотыми цепями на бычьих шеях. Все трое пребывали в различной (но не ниже средней) степени опьянения и радовались нежданному развлечению, сулящему, помимо прочего, вполне ощутимую прибыль. Несколько минут назад их Мерседес, обгоняя злополучный Москвич, по вине пять дней не просыхающего Фоки слегка помял себе крыло.

Как известно, у сильного всегда бессильный виноват, и теперь работягу грузили по полной программе.

— Ты, блин горелый, пожалеешь, что на свет родился! — продолжал бандит, периодически с силой встряхивая свою жертву.

Голова бедолаги моталась из стороны в сторону, словно у тряпичной куклы. На пепельно-сером лице проступали бисеринки пота.

— Будешь возмещать нам материальный и моральный ущерб. Чо-о?! Денег нету?! А меня не е…т! Квартиру продашь, если, конечно, жить хочешь!

— И если сучек своих жалеешь, — гнусненько захихикал Алмаз, выудивший из кармана мужика паспорт, где в графе дети значилось: Серегина Татьяна Михайловна 05.02.1970, Серегина Галина Михайловна 03.08.1978.

— Если не хочешь, чтобы мы каждой из них пару бутылок из-под шампанского в манду затолкали. Вот так-то, Серегин Михаил Владимирович! Гы-гы-гы!

— Сволочи! — прошептал Серегин. — Выродки! Как вас земля носит?!

— Ни х…я себе! — хором возмутились бандиты.

— Хайло разевает, козел!!!

Кулак Алмаза врезался Михаилу Владимировичу в ухо.

— Нужно хорошенько отметелить пидораса! — предложил Фока, с размаху пнув носком ботинка упавшее на дорогу тело. — Поучить уму-разуму, а потом…

Внезапно он подавился фразой, дернулся и рухнул ничком на асфальт, получив жесткий удар ребром ладони сзади по шее. Увлеченные процессом гружения лоха, боевики Комара не заметили, как к ним бесшумно приблизился высокий, мускулистый, хотя и заметно обрюзгший мужчина лет тридцати пяти в черных джинсах и черной рубахе навыпуск, минуту назад выпрыгнувший из синей девятки, резко затормозившей у обочины. Его массивная фигура странным образом не вязалась с мягкими, кошачьими движениями, а веселая улыбка на губах с мрачным, тяжелым взглядом. В коротко подстриженных темно-русых волосах то там то здесь виднелась ранняя седина.

— Блатуете, щенки, — ровным голосом констатировал он. — Ну-ну…

— Мамочки родные, — пробормотал Камбала, пятясь назад. — Да ведь это Парамонов! Принесла нелегкая!

— Какого хрена лезешь в чужие дела?! Давно п…лей не получал?! — взбеленился Алмаз, четыре года прозанимавшийся карате и потому чрезвычайно самоуверенный, особенно в подпитии. Тот, кого назвали Парамоновым, лишь насмешливо фыркнул в ответ, приведя хмельного супермена в неистовую ярость. Игнорируя предостерегающий окрик Камбалы, Алмаз выбросил вперед ногу, метя нахалу в печень, однако удар не достиг цели, а сам бандит, взвизгнув, скрючился на земле, держась обеими руками за мошонку^[1].

Чапа от изумления остолбенел, и в следующую секунду сильный удар основанием ладони снизу вверх в нос привел его в бесчувственное состояние. Камбала, успевший отбежать на приличное расстояние, экзекуции не подвергся…

— У-у-у-у! — плаксиво скулил Алмаз, съежившийся на заднем сиденье Мерседеса и страдающий от жестокой боли в паху. — Яйца отбил, га-а-ад! Из-под земли достану падлу! Замочу в натуре!

— Скорее он тебя, — не оборачиваясь, бросил сидевший за рулем Камбала. — Лучше не трепыхайся. Авось до пенсии доживешь!

— Почему? — глухо спросил Чапа, тщетно пытающийся унять хлещущую из переломанного носа кровь. — Ты знаешь его? Кто это такой?

— Олег Парамонов. Погоняла Смертник.

— Смертник, — нехотя пояснил Камбала, — в совершенстве владеет приемами рукопашного боя, холодным и огнестрельным оружием. Когда-то давно воевал в Афганистане. В спецназе. После перестройки работал в бригаде Клима. Год назад отошел…

— Чем занимается? — с трудом ворочая языком, выдавил Фока.

— Точно не знаю, — пожал плечами Камбала.

— Вроде художник, картины рисует…

–…Завалю! — взвыл Алмаз. — Яйца, твою мать, прям отваливаются! И-и-и!

— Остынь, не дергайся! — посоветовал Чапа. — Радуйся, что вообще жив остался! Я слыхал о Парамонове, только, к сожалению, в лицо не знал. И-эх! Нос в лепешку! Ну да ладно, заживет.

— Вы, наверное, пацаны, белены объелись? — возмутился мало-мальски очухавшийся Фока. — За нами мощная бригада! А этот ваш художник… Тьфу! Один в поле не воин! Наставим ствол, вывезем в лес… Быстренько штанишки обкакает! Уж тогда оторвемся, проучим как положено!

— Хорош базарить! — оборвал приятеля Камбала. — «Ствол наставим!» Ишь Рембо выискался! Думаешь, Смертник волыны^[2] испугается?! Держи карман шире! Парамонов — потенциальный самоубийца. Жить не хочет, но покончить с собой не может! Не из страха, а потому что православный. Церковь запрещает самоубийство. Вот он и сдерживается, не пускает себе пулю в лобешник, хотя очень хочет. Наставишь ты ствол, а он тебя мигом на запчасти разберет.

— Значит, надо сразу палить, издали, на поражение! — не сдавался Фока.

— Некоторые пытались, — вздохнул Камбала, — да ни черта у них не получилось. Будто заговоренный. Два раза Парамонова ранили, но не смертельно, а он в долгу не оставался. Стреляет, подлюка, не хуже, чем дерется!

— Погоди, я совсем запутался, — жалобно простонал Алмаз. — Если он желает умереть, то зачем не дает себя прикончить? Почему сопротивляется?

— Чужая душа потемки, — философски молвил Чапа. — Может, из принципа… Кстати, о Комаре. Не советую ему жаловаться. По мозгам схлопочешь. Шеф вряд ли рискнет связываться с Парамоновым. Смертник в случае чего такую нам резню учинит! Не к ночи будь сказано… Яйца же твои поболят да перестанут. Лед к ним приложи, стакан водки вмажь…

Алмаз задохнулся в приступе бессильной злобы…

Примечания

1

Парамонов применил, по всей вероятности, следующий прием: погасив удар подставкой локтя и небольшим поворотом туловища в сторону атаки, прижался к конечности Алмаза, дуговым движением снизу зафиксировал ее, одновременно проведя удар ногой в пах, не меняя ритма движения, сблизился с противником и сбил его с ног.

2

Огнестрельное оружие.