Посол человеческий

Илья Владимирович Ким

Одна просьба изменила размеренную провинциальную жизнь Нестора раз и навсегда. «Избавься от них», – сказал ему отец и протянул конверт. А в нём – валюта прошлого, ныне запрещённая. Рубли.Мир сильно поменялся, но вопросы остались прежними. Что такое добро и зло? Есть ли тот, кто способен на них ответить?

II

Город Кинешма относится к числу тех небольших городов, описать который в двух словах никак не удастся. Одно можно сказать точно: судя по обилию скамеек и урн на улицах, его жителям дай только волю — обязательно посидят и непременно намусорят. Расположенный на холмистых берегах Волги скромный и уютный город привлекает немало внимания, особенно со стороны москвичей. Жители столицы приезжают в Кинешму, чтобы отдохнуть, насладиться чистым воздухом и красотой волжского простора. И ничего не боялись. А самим кинешемцам всё уже привычно: и мосты, и бульвары, и набережные, и театр имени Островского и все эти парки да скверы. Такой вот тихий городок.

Поезд из Москвы в Кинешму прибыл чуть после восхода солнца, ранним утром в среду. Некоторые пассажиры заранее собрались в тамбуре, проталкивая перед собой большие сумки и набитые пакеты. Те из них, кто оказался терпеливее, ждали на своих местах. Нестор проснулся незадолго до остановки. Помятый и не умытый. Если ему что-то и снилось, то он сразу забыл и не смог вспомнить. Он помнил только, как в ночи поезд делал остановки, скрипя колёсными парами, и как одни пассажиры выходили, а другие входили в вагон.

За окном виднелись знакомые районы города, что не могло не радовать. Когда состав резко качнуло, началась суета. Нестор встал с кресла в числе последних пассажиров. Через пару неловких минут он вышел на перрон.

В холодном воздухе родной провинции Нестор ощутил куда больше свежести, нежели на улицах Москвы, даже если учесть, что сейчас он стоял возле остывающего состава, и при этом мешал приезжим уйти. Кто-то нарочито задел его, ясно дав понять, мол, иди уже. Нестор вернулся из пучины своих мыслей, но лишь на секунду, чтобы дать волю ногам, да снова погрузиться в размышления.

А мысли его, расплывчатые и нечёткие по утру после неважного сна, были только об одном — о деньгах и о том, как бы поскорее от них избавиться. Рубли — таким новым и странным звучало это слово в его голове. Таким незаконным, как попытка убийства. Из любопытства Нестор пошевелил языком, беззвучно произнося эти слоги. Его охватило вполне оправданное волнение; за хранение валюты могли назначить внушительный срок.

Однако внешне Нестору удавалось сохранять спокойствие. Ведь к счастью для него, здесь, в отличие от Москвы, уровень безопасности был на порядок ниже. Никто не следил за из каждого куста. Быть может, Архип рассчитывал именно на это. Скорее всего так. Какой же ты хитрец, папаня, подумал Нестор, да пошёл прочь с платформы.

Здание вокзала представляло собой невысокую — как и многие дома в Кинешме — постройку со строгими прямыми формами, серую, как безнадёжные пасмурные дни. Здесь же, на привокзальной площади, стояли разные небольшие киоски и цветочный магазин. Его-то и заприметил Нестор. Не купить цветы в такой день, как он посчитал — это ещё большее преступление, нежели носить с собой банкноты.

— Мне, пожалуйста, букет рыжих гербер, — сказал Нестор продавщице, изучив витрину с цветами. Ценник его мало интересовал. Денег на счету хватало, а это главное.

Девушка проявила все свои навыки и быстро оформила его заказ, завернув цветы сначала в красивую плёнку, а потом в газету, чтобы герберы не замёрзли на улице. Нестор взял хрустящий газетный кулёк и медленно, будто бы стесняясь, вдохнул аромат цветов. Волнение в груди исчезло, потому как цветы напомнили ему о матери, а она в свою очередь всегда внушала чувство спокойствия. Осталось только навестить её. Сесть на нужный автобус и добраться до левого берега Волги. Так Нестор и поступил.

Дядюшка Климент, уроженец одного маленького села на берегу Волги, за долгие годы рассказал множество историй. Он часто вспоминал времена, когда левый берег был другим городом, ещё меньшим по численности, чем Кинешма того времени. В его молодость — а дядя Клим уже совсем не молод — вообще многое было другим. Он сравнивал, что сейчас люди меньше говорят вслух, меньше смеются вслух и реже смотрят на мир своими глазами. За экранами телефонов и визоров стало происходить больше, чем в настоящей жизни. Нестор всегда отмахивался, слушая его.

А чего только стоил тот самый Интернет, старая международная сеть. Судьба его решилась, когда наряду с другими проблемами кто-то выпустил в Интернет вирус, захвативший большинство серверов по всему миру. Из-за этого вируса многие данные пропали без возможности восстановления, мир охватил кризис, а экономика едва не рухнула. Интернет пришлось закрыть от общего доступа, вместо него запустили новую сеть, которую просто так и назвали — Сеть.

— Жаль, — с грустью вспоминал Клим. — Только после отключения люди по-настоящему поняли, сколько всего потеряли. Жаль…

Сам же Нестор не помнит тех времён, он родился через пару лет после всего того, что случилось как в мире, так и в России. Поэтому ему очень нравилось проводить беззаботные детские годы в кампании интересного старика. Ему не хотелось слушать сказки, ему хотелось слышать настоящие истории. Даже теперь, когда Нестор уже совсем не ребёнок, ему приятны разговоры с дядей. Он сравнивает их с ранней осенью, которая несёт в себе остатки тёплых летних дней.

Автобус тряхнуло на краю мостовой, от чего Нестор слегка всполошился. Сидя у окна, он даже не заметил, с какой быстротой добрался по центральному мосту до левого берега.

Нестор вышел на первой же остановке — на улице Мира. И эта остановка, и вся эта улица, как ему кажется, навсегда отложились в его памяти. Он помнил, как она менялась, как росли деревья в парке, как зеленели пруды. Климент раньше любил — да и сейчас любит, — гулять возле прудов. Но сейчас, ранним мартовским утром, вряд ли он вышел на улицу.

Подходя к двенадцатиэтажной новостройке — так местные называют все дома возрастом меньше тридцати лет — Нестор гадал, чем же может заниматься его мать и дома ли она вообще. Вряд ли она спит, её юркий нрав никогда не позволял ей долго лежать в постели. Даже в тот короткий период её жизни, когда она любила, что называлось, «посидеть с подружками». Причиной своих посиделок она называла «козла, который променял семью на профессию». Этим же она оправдывалась, когда приходила домой поздними ночами, а восьмилетний Нестор помогал есть снять туфли.

— Сыночка, мама просто отдыхала. Мама устала, — говорила она заплетающимся языком. Дядя Клим с женой Розой вправили ей мозги на место. Этот период быстро прошёл и вспоминать его никто не хотел. Даже в качестве горького опыта. К тому же, прошло много лет. Столько же лет Таисия обходит винные отделы магазинов стороной. И она счастлива, у неё есть здоровый сын, нормальный круг общения и целый ботанический сад в квартире.

Поливает свои цветы, — подумал Нестор, взглянув на газетный свёрток. Он побоялся, что для его букета в домашнем саду Таисии не найдётся места.

— Ты чего такой кислый? — неподалёку прозвучал приятный, с небольшой хрипотой, мужской голос. На удивление Нестора, Климент всё же выбрался на свежий воздух, сидел, как часто бывает, на лавочке напротив третьего подъезда. В шерстяном коричневом пальто и федоре такого же цвета.

От неожиданности Нестор даже вздрогнул.

— Здрасьте, дядь Клим. Вы что так рано гуляете?

— Да а что бы и нет, — ответил Клим и поднялся. — Пусть и прохладно, зато небо ясное. Сейчас, вон, до пруда схожу.

— Смотрите, — Нестор дёрнул плечом как бы в знак одобрения. — Осторожнее на дороге, а то скользко местами.

— Ага, — Климент улыбнулся, однако, как показалось Нестору, не так искренне и широко, как оно обычно бывает. Но большого значения он такой улыбке не придал, шмыгнул носом, да отправился в подъезд.

Такое раннее появление сына Таисия совершенно не ожидала, полагая, что Нестор, по возвращении из Москвы, поедет домой отсыпаться. Живая и бодрая с самого утра, она не сразу заприметила сына в тёмной прихожей. Таисия металась между комнатами с очками на лице. Болтала с подругой. Нестор вроде бы и дверью хлопнул специально погромче, но ей всё ни к чему. А потом присмотрелась через визор, сразу обо всём забыла и бросилась обниматься.

— Ой, как ты рано, — говорила она, прижимаясь к Нестору и щекоча его подбородок огненными кудрями.

— Прямиком с поезда, — отвечает Нестор и вручает маме букет. — Мама, с праздником тебя. С восьмым марта.

Таисия сняла очки. Её глаза заблестели от радости, когда она вдохнула аромат любимых цветов. Она удалилась на кухню, оставив сына снимать верхнюю одежду. Таисия всегда говорила, что все эти любезности и приглашения пройти — лишнее. А Нестор знал, что спорить с ней на этот счёт — как, впрочем, и по любому другому поводу, — не стоит. Перед тем, как пройти на кухню, Нестор украдкой заглянул в спальню, в которой провёл большую часть своей жизни. Его окутала тоска по детству. По играм, по школьным предметам. А теперь здесь всё по-другому, воздух совсем не тот, да и нет того беспорядка, какой он любил учинять.

— Нестор, — звала Таисия из кухни, — давай, проходи. Рассказывай, как там Москва.

Нестор прошёл на кухню и ощутил исходящий от плиты жар. В большой кастрюле варился здоровый кусок мяса на кости, а в сковородке шипел мелко резаный лук. Подоконник между собой делили два горшка огурцов с добротными плодами, до неприличия объёмная толстянка и недавно составленная рассада зелени. А теперь ещё и букет в глиняном кувшине. В углу кухни, позади обеденного стола, в большом горшке разрослась диффенбахия. А на холодильнике стоял совсем одинокий кактус. В сравнении с кухней в квартире Нестора, здесь могла бы с лёгкостью разместиться бригада поваров. Правда, вряд ли Таисия впустила бы сюда хоть кого-то. В этом доме может быть только одна хозяйка.

Пока Таисия готовила возле плиты, Нестор сел за стол да принялся рассказывать о Москве и москвичах, а она в свою очередь слушала внимательно и честно, ведь в Москве она уж давно не бывала. Он и сам нечасто ездил, поэтому рассказывал с интересом: о том, как разрослась столица и ввысь и вширь, о повсеместных роботах, о беспилотных машинах, и, конечно же, о людях. Москвичи, как ему увиделось, совершенно перестали хоть чего-нибудь стесняться, научились прибегать к любым доступным способам самовыражения и умеют жить как на страницах книг. Но кое-о-чём Нестор умолчал: об аресте несчастной женщины и о деньгах, всученных отцом.

— Ой, ну ты и сказки, конечно, рассказываешь, — замечталась Таисия, пока резала картофель, — Ну точно другой мир. У меня, кстати, подружки в Москве есть, вот бы увидеться с ними. Слушай, а дай шлема этого своего, я хоть по виртуальной Москве погуляю.

— Ладно, мам, — отвечал Нестор, а сам в то время в рюкзаке рылся, остатки банкнот перепрятывал из конверта. А как перепрятал, так конверт достал и на стол положил.

— Мама, тут это, папа передал… — Нестор растерялся. Ему хорошо известно, какую злобу она держит на мужа за то, что тот бросил семью, за вечные отговорки. Она его уже давно не видела и видеть не хотела. И все разговоры о нём она всегда старается свести на нет.

Тем не менее, Нестор так решил, что раз уж он взял от отца кьюары, то грех не отдать их матери. Таисия молчала, краем глаза увидела конверт, но даже не дёрнулась, как резала овощи, так и продолжала.

— Мама, — позвал Нестор снова.

— Что? — Таисия отозвалась, но от готовки не отрывалась.

Таисия только цокнула языком и твёрдо отрезала:

— Не надо.

Нестор старался подобрать слова как можно мягче, правда выходило это с трудом:

— Я знаю, как ты относишься к отцу, но…

Таисия перебила сына, её губы дёргались:

— Лучше бы ты их выбросил. Или просто себе оставил, — она отвела глаза в сторону.

Нестор возмутился; как же так, деньги и выбросить. А Таисия, как женщина до жути упрямая, не желала вспоминать Архипа и принимать от него хоть что угодно.

Нестор принялся считать кьюары, разложил карточки по номиналу, указанному на их обратной стороне. А цифры, он заметил, на них сверкали не маленькие — от пятнадцати до пятидесяти тысяч. Его глаза открывались всё шире и шире. Сбившись со счёту, он в итоге просто разложил карточки в несколько стопок. И с помощью калькулятора подвёл итог:

— Два миллиона.

Два миллиона кьюаров — это сумма не маленькая, но и не особо большая. Архип мог без труда накопить их, откладывая с пенсии. Правда, за какие заслуги ему полагалась такая пенсия, Таисия знать не знала. За годы семейной жизни она выяснила, что о муже вообще не очень много знает, что воспринималось ею как самое большое предательство.

— Ну, и что? — крайне холодно спросила Таисия, мельком посмотрев на стопки вкладышей.

— Разделю пополам, — предложил Нестор и взял одну из стопок.

— Оставь себе, — всё тем же тоном сказала Таисия. Она встала из-за стола и подошла к кастрюле с бурлящей в ней водой.

Наступило неловкое и неприятное молчание. Нестор редко сталкивался с этим чувством — как если бы на шею повесили тяжёлый камень и снять его самому нельзя. Он не знал, что ему делать, как правильно выйти из ситуации. Продолжать делить кьюары или же сгрести их в рюкзак? Оставить себе или сжечь всё до последней карточки?

— Он ведь нас любит, — тихо произнёс Нестор, боясь, что мать услышит его. Услышала. Сглотнула накопившийся в горле ком, замерла возле плиты. Тяжело вздохнула.

— Только вот его нет здесь. Рядом с нами. Со мной, — она говорила так же тихо, с каждым словом всё тише и тише. — Всё на мне осталось, когда он ушёл на свои задания.

— Мама, просто давай исходить из того, что есть, — Нестор не выдержал тяжести, в спешке поделил все стопки примерно поровну, свою часть убрал во внутреннее отделение рюкзака и пошёл в прихожую.

Когда он уже надел куртку, из кухни вышла Таисия.

— Уже уходишь? — спросила она ласково, позабыв обо всех тревожащих и неприятных мыслях.

— Да, много дел сегодня, — сказал Нестор, наклоняясь, чтобы завязать шнурки на ботинках. На самом деле он просто хотел пойти домой и лечь спать, ведь ночная поездка — штука не самая приятная, особенно в сидячем вагоне. Таисия с радостью предложила бы сыну остаться и выспаться, но Нестору пришлось бы в таком случае отказать — он просто хотел уйти. Они обнялись ещё раз, теперь на прощание, и он ушёл.

Солнечный свет озарил Нестора, как только он вышел на крыльцо, отчего он скорчился так, будто бы съел огромную дольку лимона, или даже целый лимон. Из-за света он не увидел, что кто-то подходил к крыльцу.

— Привет, Нестор. Климента не видел? — спросил сиплый женский голос. Нестор приставил ладонь ко лбу, закрывая глаза от солнца, и увидел соседку Розу, жену дяди. Она держала трость в одной руке и пакет с продуктами в другой.

— Здрасьте, тёть Роза. Видел. Он к пруду ушёл.

— К пруду, — фыркнула старушка. — А ты не сходишь до него? Скажи, что я его домой гоню. Нечего на улице делать в такой холод.

Роза приподняла трость и сердито ударила в снег. Нестор согласился помочь ей, придержал для неё дверь подъезда — на это она не обратила никакого внимания, — и таким образом направился к пруду вслед за Климом.

Отыскать дядю в парке через дорогу от дома не составило труда; в столь ранний час людей на улице встречалось очень немного. А если и встречались, то они, скорее всего, шли либо на работу, либо по своим важным делам. И только один человек никуда не торопился, если не считать самого Нестора. В своём пальто и федоре он походил на тайного агента, только старого. Стоял у железной ограды и смотрел на местами покрытый тонким льдом пруд. Утки пока не плавали, да и другие птицы ещё не прилетели. Только холодный ветер изредка задувал.

— Клим, вас жена ищет, — Нестор подошёл ближе, чтобы не кричать громко и не нарушать здешнюю тишину. — Зовёт домой.

Теперь они оба стояли у ограды и смотрели на пруд. Оба молчали. Нестор при этом не чувствовал дискомфорта. Он, скорее, проникался моментом.

— Ты веришь в добро и зло? — спросил Климент, продолжая смотреть на ледяной покров.

Нестор поднял брови; он не ждал такого вопроса и дать ответ сразу точно не мог. Ему пришлось поразмыслить вслух.

— Добро и зло. Не думаю, что они имеют какое-то воплощение. В людях есть немного и того, и другого, — сказал он и пожал плечом.

— Иногда мне кажется, что мир только и делится на чёрное и белое. Что есть точное добро и точное зло.

— И что есть что, в таком случае?

— Этого я так и не выяснил. А жаль.

Климент загрустил, чего Нестор не видел очень давно. Парень чуть отклонился от старика и осмотрел его сверху вниз. Потом присмотрелся к лицу, заподозрив неладное, вдруг какая болезнь нахлынула на дядьку. Но тот выглядел если и странно, то никак не болезненно. Климент наконец оторвал взор от воды и их глаза встретились.

— У меня к тебе просьба, — сказал старик и рукой залез во внутренний карман пальто. Он достал небольшую книжечку в кожаном переплёте и протянул её Нестору. Парень взял её и осмотрел. Выглядела она старой, кожа местами потрескалась, а уголки замялись. Застёжка в виде кнопке держала книжку в закрытом состоянии.

— Её нужно куда-то отнести? — спросил Нестор.

— Ага, — ответил Клим и показал на пруд. — Вон туда. Закинь её как можно дальше, чтоб в самую глубь.

— А что это за книжонка? — Нестор перехватил книжку и покачал в руке.

— Просто выброси. Сделай доброе дело, — Климент тяжело выдохнул. Задул сильный ветер. Дядя прижал шляпу к голове, чтобы её не снесло, и пошёл в сторону дома. Напоследок он кивнул Нестору в знак благодарности.

Нестор ещё долго стоял на том же месте. Он хотел хорошенько поразмыслить о происходящими с ним событиями. Думал о деньгах, а теперь и о книжке. Он не спешил выбрасывать её в воду, его пробирало любопытство: а что же таится на этих старых страницах. А потом у него зазвонил телефон.

Послышался больной и поникший голос:

— Ты на левом берегу?

— Да. Марк, что с тобой? — испуганно спросил Нестор.

— Мне нужна мазь для ноги. Она есть только в той аптеке. Ты там? Можешь купить? Купи, пожалуйста.

— Так срочно надо? — уточнил Нестор.

— Да. Умираю от боли.

— Хорошо. Держись.

Нестор отбросил все посторонние мысли и переключился только на одну: выручить друга. Книжку он положил в карман куртки и быстрым шагом ушёл прочь из парка.

До аптеки Нестор дошёл на своих двоих. Благо, они всегда быстро несли его от точки А до точки Б. Во время редких, но долгих пеших прогулках в кампании друзей он всегда слышал: «Ты можешь идти медленнее?». И тогда он принуждал себя замедлить шаг. Это как контролировать свое дыхание и моргание — требуется волевое усилие.

Хмурая, аптекарша с обвисшим лицом долго копошилась в подсобке в поисках нужного лекарства. А когда она вышла, то сразила Нестора наповал одной фразой:

— Двадцать две тысячи стоит. — Может, она не верила, что Нестору необходима эта мазь и что он вообще может себе позволить купить её. Нестор сначала и сам засомневался, но потом полез в рюкзак. Он выбрал из внутреннего кармана несколько карточек на подходящую сумму и выложил их на стойку. Женщина немым взглядом посмотрела на Нестора, взяла карточки и пробила их через сканер, внеся в общий реестр. В обмен на них она отдала небольшую коробочку серебристого цвета.

Как только Нестор получил мазь, он вышел из аптеки, не сказав ни слова. Дальше оставалось только одно — навестить Марка. Вариант идти на своих двоих теперь отпадал; Марк, как и он сам, живёт в отдалённом районе на юге города.

— Нестор! Вот уж где бы встретиться, как ни здесь, — крикнул Гусман. Смуглый толстяк стоял на соседней парковке у своего седана, некогда напечатанного на 3D-принтере. Он носил очки лишь иногда, но простаком его назвать точно нельзя. Программист, изобретатель, человек технологий — вот, кто такой Гусман.

Возле его ног лежал огромный, высотой до колен, ящик из ударопрочного пластика, судя по всему, достаточно тяжёлый. Гусман вытащил из заднего кармана штанов платок и вытер им шею.

Нестор подошёл к парковке, вытянул руку. Гусман с радостью пожал её и выдохнул полную грудь.

— Что здесь у тебя? — спросил Нестор, кивнув на ящик.

— Всякая всячина для компьютера. Помоги загрузить.

Они вместе подняли пластиковый короб. Он и правда оказался довольно тяжёлым. Чтобы он вместился в багажник автомобиля, Гусману пришлось сложить задние сидения. Нестор подколол друга за то, что при всей изобретательности он не спроектировал машину с более вместительным багажником.

— Мне, знаешь ли, не каждый день приходится получать такие посылки, — оправдывался Гусман, тяжело дыша. — А ты чего здесь?

Нестор рассказал про Марка и его проблему с ногой. Гусман кивнул и ответил коротко:

— Поехали.

Марк живёт в двухэтажном коттедже, в районе, где все другие дома мало чем отличаются друг от друга. Ему порой чудилось, что зайди он к соседям, увидит такую же открытую гостиную, занимавшую большую часть первого этажа, такой же камин, книжный уголок, отделённую барной стойкой кухню и даже лестничные перила такой же формы. Район перестроили примерно за один год, поэтому из-за невысокой цены радостные владельцы не обременяли себя выбором дизайна и просто копировали других или выбирали готовые макеты.

Живёт он не один, с младшей сестрой. И всё же, такого жилища, как часто говорил Нестор, для двоих человек слишком много. Большую часть первого этажа занимала огромная гостиная с камином по центру и небольшой библиотекой в углу. Кухня тоже просторная, открытая, с видом на заднюю террасу. Никто не будет жаловаться, если ему такой дом оставят родители. Хорошие, к слову, люди, добрые, с престижной профессией: отец — военный, а мама — врач в больнице. Всё как подобает в современном мире. Сын весь пошёл в отца, не смотря на все трудности, с которыми он столкнулся. Травма ноги во время учений и последующая ампутация только закалила его характер.

«Защищать новые хрупкие границы — это почёт, — говорил Марк, — тем более если рядом с ними твой дом».

Может, он пока что не дослужится до высокого звания, но даже такому сержанту, как он, полагается отпуск трижды в году. Да и на такую зарплату можно без труда накопить на ещё один коттедж. Но ему строжайше запрещено болтать о службе. И на просьбы рассказать, как там дела, он чаще всего отвечает просто: всё нормально. Но по глазам его видно, что он то слегка привирает, то совсем лукавит. Видно по нему, что устаёт.

Гусман припарковался возле забора из декоративного кустарника с кирпичными столбами. Нестор обратил внимание на то, как сильно выделяется зелень среди заснеженной улицы. Ещё он вспомнил, как однажды им пришлось перелезать через забор, потому что Марк оставил ключи от калитки. В том месте изгороди осталась вмятина, обнажившая толстый железный прут.

Во дворе дома лаял пёс. Золотистый ретривер радостно гавкал.

— Джек, Джеки, — Гусман заглядывал между прутьями в верхней части калитки и раззадоривал собаку. В то же время он клацал по кнопке звонка.

— Прекрати дразнить собаку, — на крыльцо вышел Марк, одетый в футболку и домашние штаны. Он хромал на правую ногу, от неё исходил механический скрип. — Джек, пшёл на место!

Марк впустил друзей и поспешил вернуться в дом. Боль в ноге беспокоила его больше всего, ни о чём другом он не мог думать. Они устроились в гостиной на первом этаже. Джек по привычке улёгся возле холодного камина и стал мирно сопеть. Нестор и Гусман внимательно следили за действиями Марка.

— Каково это, когда болит твоя… нога? — спросил Гусман.

— Трудно описать. Думаю, как мигрень, — Марк кривился от боли, когда оголял правую ногу. Живая плоть заканчивалась на коленном суставе, а дальше — биотический протез. Под угловатым корпусом из прочного сплава двигались искусственные мышцы. Марк принялся устранять боль с помощью мази. Он расстегнул протез и с характерным щелчком отсоединил его от плоти. Из нижней части колена торчал специальный разъём латунного цвета.

— Врачи говорят, пусть боль и не такая сильная, долго терпеть её нельзя, — сняв протез, он с облегчением выдохнул и отдышался. — Иначе мышцы будут плохо слушаться сигналов.

Марк вытер бедро чистым полотенцем, нанёс серебряную мазь на бедренный разъём и на гнездо в гильзе протеза. Он приложил палец к крошечным латунным штырям и улыбнулся.

— Чувствую покалывания, — сказал он, — это мои нервные импульсы. Попробуете?

Он получил вежливый отказ, установил протез и надёжно застегнул. Нестор вспомнил, что видел похожие протезы у одного пассажира в поезде.

— Видимо, скоро это станет нормой, — подметил Гусман.

Через пару минут механическая нога зашевелилась ровно так же, как и настоящая. Теперь Марка не беспокоила изнуряющая боль. Он выдохнул с большим облегчением, ожил.

— Та диета, про которую ты говорил, — продолжал Гусман, — она на всю жизнь?

— Да. И особая диета, и специальные витамины. Но я привык, — Марк пожал плечами. — Мне стало неудобно без протеза, даже если я просто отдыхаю дома. Потерял где-то колпачок от разъёма и каждое случайное касание — как удар локтем об угол стола.

Марк напомнил, что сегодня вечером они соберутся у него дома вновь.

— Завтра уезжаю. Так что устроим небольшую вечеринку.

Нестор согласился и с чувством выполненного долга собрался домой. Всё, чего он хотел — это лечь и выспаться. Но как бы не так. Гусман попросил его помочь затащить ящик к нему в квартиру.

Они приехали на Красноветкинскую улицу. В многоэтажном доме Гусмана сломался лифт, поэтому им пришлось поднимать ящик по лестнице.

— Вот видишь, — сказал Гусман, жадно глотая затхлый квартирный воздух. — Без тебя я бы не справился никак. Давай-ка вскроем его.

Нестор ожидал увидеть внутри упаковки с красивыми рисунками и названиями товаров, как в магазине электроники. К его разочарованию, под крышкой оказались невзрачные картонные коробки с кодовыми обозначениями. Только Гусман понимал, что находится в каждой из них. Он испытал настоящий восторг, увидев содержимое посылки.

— Наконец-то. Я четыре месяца их ждал, — он вопил от радости.

Нестор помог выложить коробки и убрать их в рабочую комнату. До вечера он остался у Гусмана, пока тот перебирал оборудование и занимался чем-то очень важным за компьютером.

К вечеру за ними приехал Марк и они втроём отправились в театр на волжском бульваре. В буфете они дождались одну яркую и задорную девицу с приятной грушевидной фигурой. Спускаясь по лестнице, она перепрыгнула несколько ступенек. Её длинные синие волосы взмыли вверх и ударились о широкие бёдра. Строгий женский голос крикнул ей сверху, чтобы она не баловалась, но девушка никого не слушала. Она шла в буфет с улыбкой до ушей. Улыбались и её янтарные глаза.

— Привет, парни. Ну что, готовы оторваться?

— Привет, Зима. Готовы.

Конечно же, готовы.

Вечер удался на славу. Марк купил достаточно алкоголя и много еды — мяса, колбас, овощей для салата, сыров и даже замороженную пиццу. Все вдоволь наелись и напились. Потом они вышли на задний двор, стали кидаться остатками снега, слепили небольшого снеговика. Его, правда, очень скоро пометил Джек.

В небе засверкали звёзды. Марк вычистил золу из выложенного камнями очага, развёл большой костёр, вынес гитару. Все собрались у огня, уставший от беготни пёс прилёг рядом, на террасе. Они напелись песен до боли в горле. Как обычно, кто-то не попадал в ноту, да и что с того. К концу дня все размякли, устали.

Нестор сидел у костра на раскладном походном кресле с мягкими подлокотниками. Парой больших глотков он осушил очередную бутылку пива и почувствовал приятное головокружение. Марк подкинул несколько поленьев в яму и уселся на ступеньки.

Они сидели и слушали, как трещат дрова, смотрели на жгучие языки пламени. Зима мыла посуду на кухне, а Гусман прибирался в гостиной.

— Ты знаешь, что эти дрова сделаны не из дерева? Вот ведь как теперь стало, — поделился Марк.

Нестор поставил пустую бутылку у ножки кресла.

— А из чего тогда?

— Я думаю, что из пластика или какого-нибудь полимера. В общем, сплошная химия. Всё ради спасения ценных деревьев.

— Так их же вон сколько вокруг, — возразил Нестор и взмахом ладони указал куда-то за забор, в сторону леса.

— Ага, — протянул Марк с ухмылкой, — только тебе никто топора не даст. Пройди по лесу и ты там даже охапки веток не соберёшь.

Поленья снова треснули и выпустили в воздух крошечные искры. Нестор посмотрел наверх, сделал глубокий вздох.

— А пахнут, как настоящее дерево.

— Это всё химия. Даже паркет под моей задницей сделан из чего угодно, но не из дерева.

Зима открыла кухонное окно и позвала брата.

— Эй, киборг, иди вещи собирай.

— Иду, иду, — Марк поднялся и шатаясь пошёл в дом.

— И витамины не забудь свои, а то нога отвалится…

Нестор остался наедине с костром. Догорали фальшивые поленья. Ткань походного кресла обнимала его спину. Глядя на пламя, он вспомнил про деньги, встревожился. Пошёл искать свой рюкзак в доме. Нашёл в том же месте, где оставил днём — возле тумбочки у входной двери.

Костёр ещё горел ярким пламенем. Нестор наклонился над ним, слегка качаясь. Он достал остатки банкнот и положил их в огонь. Вскоре пламя начало пожирать бумагу, превращая красивые купюры в тлеющие чёрные угольки.

— Это ты уронил? — Марк подкрался незаметно, чем застал Нестора врасплох. Тот подскочил и обернулся. На его лбу проступил холодный пот.

— Ты о чём? — спросил осторожно Нестор.

— У тебя, похоже, из кармана выпала, — сказал Марк и отдал Нестору потрёпанную книжку. Нестор забрал её и выдохнул с облегчением. Он не хотел, чтобы кто-либо, даже близкие друзья, застали его за сжиганием рублей. Не желал, чтобы кто-то ещё ввязывался в эту короткую историю. Тем более, что здесь и сейчас ей уже пришёл конец.

Нестор убрал книжку в карман:

— Уже собрал вещи? — спросил он.

— Не совсем. Пришёл затушить костёр, а тут, гляжу, ты стоишь.

Они вместе смотрели, как медленно угасает пламя. Нестор спросил, куда в этот раз отправит его командование. Марк только пожал плечами.

— Каждый раз это сюрприз. Зима думает — очень надеется, — что на границу. А я ничего хорошего в этом не вижу. На границе всякое может произойти. Вроде бы, все мы свои, но и среди своих найдётся человек со взрывчаткой в кармане. Ровно как среди добра находится место злу, — Он посмотрел, как от костра вверх взмывают последние искры.

Нестор вспомнил Климента. Он понял, что мог сжечь книжку, но теперь уже было поздно, костёр почти угас.

— Как думаешь, — спросил Нестор, — откуда в людях берётся зло?

— Не знаю. Но если бы мы знали, это облегчило бы жизнь всем нам.

Когда от костра остались лишь тлеющие угольки, они оба ушли в дом.

Марк предложил гостям заночевать у них в доме. Гусман принял предложение, завалился на диван в гостиной и тут же захрапел. Нестор собрался домой.

— Мне же тут совсем рукой подать, — добавил он в оправдание.

Его, так и быть, отпустили. Крепко обняв Марка на прощание и погладив Джека, Нестор вышел за порог и пошёл к главной дороге. На перекрёстке он свернул направо, и пройдя небольшой мост, ещё раз направо. Он шёл не спеша и тихо радовался, что теперь его не обременяют никакие рубли. Он ещё не знал, что это лишь начало.