В петле из колец

Илья Бухарин (2025)

Америка. 1930-е годы. Сухой закон. Один из главных авторитетов города впервые теряет контроль над происходящим на его территории — у его босса выкрали важные документы. Кто же мог осмелиться на кражу, зная, что за такое грозит неминуемая мучительная смерть? Или это просто отвлекающий маневр? Но для чьей шеи тогда на самом деле готовится петля?

Маленький Олимп

Вплоть до окончания сухого закона Галвестон был настоящим «островом свободы», местом, куда не добрались ни великая депрессия, ни ФБР (в то время еще Бюро расследований).

На острове находилось всего двадцать тысяч коренных жителей, при этом «новая кровь» появлялась там так же часто, как проливалась. Официальная статистика убийств считалась минимальной. Галвестон занимал лишь двадцатое место по количеству нераскрытых убийств в штате Техас, но по количеству пропавших без вести — лидировал среди всех городов Америки.

Все от Аляски до Луизианы знали, что в Галвестон по воде завозят самое лучшее виски и доминиканский ром любого сорта. Все это успешно переправляется по другим городам Америки, накидывая стоимость кратно каждому пересеченному штату. Никакого самогона и кустарных производств — только элитное виски и ром, только идеально замаскированные схроны и щедро прикормленные копы. Это служило Меккой для контрабандистов. С одной поездки из Галвестона в Чикаго наваривались так, что потом можно было не работать год. При этом, наученные опытом и ежедневно пополняющимся списком пропавших «гонялы», как их все называли, никогда не жили в самом Галвестоне и даже не оставались на ночь. Соглашались уехать на последнем пароме и ночевали в собственных грузовиках.

Оставаться в Галвестоне с грузом больше двух часов было опасно для жизни, ведь в случае обычного грабежа с насильственной конфискацией груза отвечать приходилось и перед заказчиком, и перед поставщиком. Наказание виновного редко заканчивалось даже открытым гробом, в основном утопленным мешком, кормлением акул около одного из маленьких островков вблизи Галвестона и фразой: «Кто? Впервые слышу».

Кроме гонял, всегда была работа для «бегунков», которые развозили алкоголь на велосипедах, собственных автомобилях или просто спрятав бутылку за пазухой. Еще существовали «свистуны», которые оповещали о приближении нежданных гостей, а также «бойцы», которые защищали территорию и редко доживали до двадцати пяти.

Про Галвестон ходили разные слухи, призывающие «вливаться» в него любым доступным способом. От какого-нибудь бармена в захолустном городке в Мемфисе всегда можно было услышать, что Галвестон — это «остров возможностей и больших денег». Так его чаще всего называли те, кто там никогда не был. Сколько денег там крутилось, не знал никто, ведь кроме алкоголя существовали нелегальные казино, боксерские матчи и собачьи бои. Еще пару лет сухого закона и Лас-Вегас так и остался бы деревней в пустыне.

«Остров защищенных женщин» — такое легендарное название тоже было у Галвестона. Якобы раньше там собирались беглянки из американских тюрем и никто их там не искал, из-за чего никто не жаловался на агрессивных мужей, ведь женщин просто утилизировали.

«Остров старых копов» — действительно, попасть в полицию Галвестона можно было сразу после Полицейской академии, но остаться там больше чем на полгода не удавалось ни одному новичку с 1921 года. Вплоть до конца 1933 года ни один полицейский Галвестона не вышел на пенсию, потому что работать было выгоднее и безопаснее. Только синий мундир в Галвестоне давал возможность прожить до старости и сделать жизнь безбедной. Но, как и в любом закрытом денежном и, можно сказать, семейном деле, новичков там не принимали. Скорее ими лишь заменяли «ушедших» и подправляли статистику. Если вновь прибывшая партия не вливалась в «правильную» схему работы галвестонской полиции, пытаясь корчить из себя героев и заступников, то их скоропостижно «уводили». В большинстве случаев это делалось простым переводом или подозрением в превышении должностных полномочий, но иногда и более серьезными обвинениями, например, в хранении двадцати литров виски в шкафчике. Чтобы понять, что кашу можно заварить погуще, обвинения сдабривались щепоткой показаний десятка проституток об их «постоянном клиенте».

Были и более показательные случаи, когда полицейских находили с тремя пулями в груди и полными легкими соленой воды, но до такого защитники правопорядка опускались совсем редко. Бессменный предводитель полиции Галвестона, семидесятитрехлетний Чарли Полуттон Нокс, стремился к «балансу и сотрудничеству» вместо «черных мешков и ромовых сточных вод».

Среди сотен привлекательных или легендарных фраз всегда ходила одна правдивая, которой мало кто придавал значение. Она описывала Галвестон таким, каким он был на самом деле — «остров трех колец». Дело в том, что главный архитектор города Джонатан Феббс так вдохновился Олимпийскими играми в Париже, что с появлением в городе большого количества машин не сделал больше светофоров, а стал клепать кольцевое движение. Всего Олимпийский Джонни планировал построить пять кольцевых развязок и выкрасить асфальт в соответствующий цвет, чтобы Галвестон превратился в Олимпийский флаг с высоты птичьего полета. Но, как и все в Галвестоне, идея воплощалась в жизнь не по плану. После строительства колец стало понятно: круги не получаются ровными и все превращается в детский рисунок с кривыми кружками, нежели во что-то, даже издали напоминающее Олимпийский флаг.

Один плюс от этих колец все же был — по ним без проблем можно было делить территорию. Так и образовались три территории, отделенные друг от друга цветными кольцами. Такое разделение так быстро прижилось, что обитатели каждого района стали своеобразными кастами в Галвестоне со своими привилегиями и ограничениями. Район Зеленого кольца, поделенный внутри между бандами, считался бесправным и въезд на его территорию разрешался всем. Чтобы сообщить о наличии оружия в машине, но о мирных намерениях, представители других колец стелили на крышу машин белую простыню с черным крестом. Так следящие с крыш свистуны и бегунки могли предупредить своих боссов не открывать огонь. Если намерения были жесткими, на въезде к Зеленым из окна вытаскивали «Томми», предупреждая окружающих, что в ближайшее время здесь будет жарко от выстрелов. Если искали человека, то в район заезжали с вытянутой из окна рукой. Тогда было понятно, что едут к старику Дилэю.

У Дилэя, потратившего пятьдесят лет жизни в тюрьмах почти каждого штата, помимо серьезных связей в каждой тюрьме было около пяти многоквартирных домов с ночлежками, куда в первую очередь шли беглецы из других колец. Он был первым, к кому обращались, когда искали виновника, не местного или сильно разозлившего другие кольца. Дилэй служил отправной точкой при поиске должников. Если провинившиеся сбегали в Зеленое кольцо и ночевали в одной из квартир Дилэя, у них было двадцать четыре часа, прежде чем их найдут.

Еще к старику Дилэю обращались, чтобы передать послание тем, кто попал в тюрьму. В основном к нему шли матери с письмами и передачками. Приходили и более серьезные ребята с просьбой сделать пребывание человека в тюрьме адским или очень скоротечным. Сами Зеленые не могли заезжать ни на чью территорию, они могли только приглашать к себе через свистунов, гонял, таксистов или бегунков. Их легко было отличить по машинам и по виду водителей, поэтому никто из Зеленых не совался в Черное или Красное кольца.

Территория Зеленого кольца через несколько лет после запуска превратилась в настоящий отстойник Галвестона. Туда приезжали не местные сомнительного происхождения. Там скрывались и вскрывались десятки преступников, которых не принимала ни одна банда. Зеленое кольцо являлось последним пристанищем и зачастую конечной остановкой для большинства его обитателей.

Жизнь в Зеленом кольце расхолаживала и совращала довольно быстро как приезжих, так и местных. Ведь даже на пару баксов в Зеленом кольце можно было красиво жить почти месяц. Дешевое жилье, самый доступный в Галвестоне алкоголь и дешевые девочки делали существование в этой клоаке вполне сносным. Однако соотношение цена-качество соответствовало. От выпитого можно было лишиться как минимум одного из пяти чувств. После ночи с «зелеными» девочками — приобрести не только проблемы с их сутенером, но еще и преданных «друзей» ниже пояса.

Все изгои или должники, нашедшие врагов в Черном и Красном кольце, в первую очередь мчались к Зеленым, чтобы временно затеряться. В итоге все равно спивались дешевым самогоном из Теннесси или бывали зарезаны за пару вовремя не отданных центов местным бутлегерам.

Несмотря на наличие своего порта, контрабандой алкоголя Зеленые промышляли редко. За портом круглосуточно следила полиция, еженедельно отчитываясь об успешных рейдах, при которых удавалось захватить пару ящиков доминиканского рома.

Что касается жителей Черного кольца, то они контролировали все паромы и суда, приходившие в Галвестон с большой земли. Торговали оружием, драгоценными камнями и опиумом, в том числе и легально. С апреля 1933 года начали завозить медицинский кокаин и героин в больших объемах.

Черное кольцо было поделено между итальянцами, евреями и черными. Они имели огромное количество денег, связей и оружия, но в первое время никто не успевал насладиться деньгами, так как не умел пользоваться оружием. Тогда черные из этого кольца назвали свою территорию «Наемники» и стали за деньги охранять Черное кольцо.

В первое время из-за того, что никто из чернокожих наемников толком не умел стрелять, на Черное кольцо успешно нападали даже Зеленые, но после обучения у вернувшихся с войны дела у наемников пошли в гору. При этом самым трудным этапом было найти настоящих солдат, ведь каждый второй в Галвестоне говорил, что был на войне, чтобы как-то приподнять свой статус. Дать им в руки винтовку — был единственный способ это проверить. Таких «ветеранов», никогда не державших в руках оружие, в Галвестоне было большинство, поэтому наемников обучал полковник то ли с французской, то ли с немецкой фамилией. Получив обученных наемников, Черное кольцо стало второй силой в Галвестоне, перешедшей от пассивной защиты к активной обороне. Спустя время даже копы туда въезжали, только включив сирены. Чужаков в Черном кольце «приветствовали» уже при въезде, стреляя по колесам или под ноги. Без договоренности и без фамилии пройти дальше черного кругового движения считалось невозможным.

Даже бойцы из Красного кольца предпочитали назначать встречи с Черными на нейтральной территории во избежание случайных перестрелок. Тем не менее разрастись и подмять под себя новые территории Черным никогда не удавалось, потому что все деньги делились между итальянцами и евреями, но никогда не объединялись, при этом приходилось отстегивать наемникам огромные суммы за безопасность.

После нескольких попыток проверить, как защищена та или иная территория Красного кольца, наемникам присылали окровавленные мешки с предсказуемым содержанием. Сначала присылали головы с запиской во рту и со страхом в глазах. Потом — останки с условиями и суммами к оплате за такую наглость. Платить приходилось всегда. Сами Красные знали, что Черное кольцо можно уничтожить, забрав главное, что их объединяет — деньги.

В таком состоянии выжидающей войны сосуществовали Красное и Черное кольца. При этом они торговали и обменивались товарами или услугами без проблем, помня, что дефицит в Галвестоне сулил неприятности для всех. Это не касалось денег, но алкоголь, оружие и разрешение на чистую переправу спиртного продавались и покупались.

Красное кольцо уже несколько лет неофициально руководило Галвестоном и всей территорией за пределами Олимпийских колец. В отличие от Черных, въезд в Красное кольцо всегда был свободным, а вот выезд оттуда — это отдельный разговор. С непрошенными гостями он заканчивался обычно громко, но без слов. После этого по осколкам стекла к автомобилю нарушителей подходили бойцы с еще дымящимся после выстрелов оружием и вытаскивали тела для последующего «переваривания».

Красное кольцо проклинали, ненавидели, восхищались, но неизменно все туда ехали. У Красных не тратили деньги, там тратили последние деньги. На игорном столе чаще можно было увидеть закладные на дом, драгоценности с еле заметными пятнами крови, оружие или купчие на лодки.

Почему Красные так возвысились? В первую очередь из-за отсутствия проблем с полицией. Полицейский участок и штаб-квартира береговой охраны стояли на правом краю Красного кольца и все передвижения копов проходили по их территории. После пары неудачных задержаний, переросших в сгоревшие автомобили, недолгие переговоры еще в 1920 году привели к сотрудничеству и гарантиям безопасности со стороны полиции в обмен на сытую и долгую жизнь со стороны Красных. Пока во всей Америке полицейских называли копами, фараонами и легавыми, лишь в Красном кольце Галвестона их называли «мундирами», как отдельную уважаемую и неприкасаемую группировку.

Второй причиной кровавого господства Красных в Галвестоне были безжалостные и до смерти верные бойцы во главе с Мариусом, правой и единственной рукой их босса. Мариус преданно выполнял приказы, не задавая больше двух вопросов перед тем, как принять окончательное для чьей-то жизни решение. Он был на вершине пищевой цепочки Красного кольца.

В начале «карьеры» Мариуса его бойцы из-за недолгой, но яркой от света подпольных вечеринок и выстрелов «Томми» жизни получили прозвище «галлеи» — в честь кометы, которую кто-то когда-то давно увидел. А может, это очередная легенда, коих в Галвестоне был миллион, и их просто назвали галлеями в честь сокращенного названия Галвестона. Только Мариус помнил их всех — и сгоревших в переулках Черного кольца, и собственноручно убитых.

Галлеям было проще выжить, получив пулю в перестрелке, чем сбежав, или, что еще хуже для них самих, предав. Мариус не оставлял предателей в покое ни при жизни, ни даже после смерти. Он «переваривал» всех пропавших без вести с помощью простой схемы. Сначала тела разделялись пилой на части в специальной «разделочной комнате» и отправлялись в последнее плавание на десять километров в залив. Потом в Зеленое кольцо пускались бегунки, которые судорожно искали покоившегося на дне человека с пометкой: «Сотню тому, кто его найдет. Он столько должен Черным и Красным, что его все ищут». После чего галлеи наведывались к Зеленым в поисках этого человека. Конечно, они шли и к Дилэю. При этом за несколько дней до рейда пара чернокожих из Красного кольца на ранее угнанной машине Черных, якобы от лица наемников, также приезжала к Дилэю. В это время свистуны и бегунки уже успевали найти заранее оставленный в одном из переулков Зеленого кольца «Форд», который в Галвестоне из-за черного цвета и практически всегда одноразового применения называли катафалком. В нем имелось все необходимое как для людей Дилэя, так и для мундиров, если дело дойдет и до них.

Из Красного кольца уже были запущены слухи, что этот опустившийся на дно человек бросил жену с детьми, все потратил на девок и выпивку в Красном кольце, занял у Черных, чтобы поставить на бой у Красных, все проиграл и, скорее всего, сбежал из Галвестона. Девочки из Красного кольца синхронно кивали, если мундиры начинали их допрашивать. Они придумывали разные легенды про его «прибор», скромные чаевые и плохую манеру общения, демонстрируя свежие синяки и порезы. Таким образом, за пару дней желания искать этого подонка не оставалось ни у кого. Так человека «переваривали» без единого предположения, что он пропал не по своей воле. Теперь он покоился на дне залива и на дне полицейского архива, растворившись в отработанной до мелочей пищеварительной системе Красного кольца.

Да, были и такие должники или предатели, которым удавалось сбежать из Галвестона до начала «переваривания». Тогда Мариус подключал копов в других штатах и Дилэя. Чтобы понять, насколько опасной и отвратительной являлась эта связка, нужно было лишь услышать ходивший «совет», который давали всем, кто ведет дела с Красным кольцом: «Лучше сдохнуть от рук Мариуса здесь, чем от Дилэя за решеткой».

Обычно сбежавшие либо сами нарывались на полицию в другом штате, либо их по наводке Мариуса арестовывали. Достаточно было покинуть участок и попасть в любую тюрьму временного содержания в ожидании суда, как начинался обратный отсчет их жизни. Дилэй через свои старые каналы договаривался с охранниками, после чего к сбежавшим в камеру подселяли самых отборных тварей и садистов, которые за несколько дней безнаказанных изнасилований и пыток доводили их до полного отчаяния. Если жертва не сдавалась, то сокамерников, как будто в ответ на мольбы жертвы, меняли, но это было лишь частью плана.

Уходя, палачи обещали вернуться в ближайшее время и вновь насладиться совместным досугом и выполняли обещание. Под предлогом переполненности камер инквизиторов возвращали. Они продолжали вакханалию издевательств с кляпом во рту и простыней на решетке, не оставляя ни одно отверстие жертвы безнаказанным. Через пару таких возвращений даже самые стойкие лезли в заботливо приготовленную их палачами петлю, резали вены об край унитаза или просто разрывали их зубами, чтобы не дожидаться следующей «смены».

Мариус с хладнокровием платил более чем щедро и заказывал «полный фуршет» для предателей, часто доплачивая, чтобы на опознание тела привели всю семью, включая детей. Он называл это «бесплатным уроком», который они не получат в школе, но усвоят на всю жизнь. Мариус, едущий к Дилэю лично, был самим предзнаменованием долгой и мучительной смерти.

Что касается главной причины доминирования Красных, то это был их босс с Красным кольцом в руках от автомастерской на въезде до самых вод Мексики. Уже десять лет кроваво-красным балом под долларовым дождем правил Генри Джунипер, или просто Джун. Чтобы понять, что такое десять лет для Красного кольца, достаточно знать, что в среднем предшественники Джуна могли продержаться от силы полгода. Их убивала жадность, недальновидность, но чаще всего — будущий новый босс. Такой продолжительности правления Джун был обязан тем, что всегда являлся родоначальником того, что остальные только подхватывали. Ему никогда не приходилось конкурировать или делить зоны влияния — вместо этого он их создавал. Именно Джун еще за три месяца до объявления сухого закона организовал первые прямые поставки алкоголя в Галвестон, будучи одним из помощников своего впоследствии трагически почившего босса Гэдди.

Встав во главе Красного кольца, Джун начал договариваться с мундирами. Он переправлял ром и виски на большую землю через Черных и проводил первые подпольные боксерские матчи с большими ставками. Опасаясь оружия из Черного кольца, Джун с помощью связей с полицией смог договориться с армейскими подразделениями в Хьюстоне о поставках официально списанного оружия, которым потом распоряжались его галлеи. Это Джун подсадил мэра и весь городской совет на покер, девочек и ром, моментально вогнав их в такие долги и сделав такие фотографии, что на взятки и подписи тратиться почти не приходилось. Быть родоначальником — было его кредо. За свои пятьдесят два года Джун пятнадцать лет провел в тюрьме за изнасилование трех женщин, двое из которых родили от него.

Попробовав власть на вкус, Джун стал ненасытен и те десять лет во главе Красного кольца были лишь началом для него. Чем сильнее он закреплялся на своем троне, тем жестче и радикальнее становились его приказы. Он не боялся потерять власть или быть преданным — для этого у него был Мариус, перешедший по кровавому наследству от Гэдди. Джун не превратился в параноика, но у него стало меньше времени, поэтому он оставлял все больше решений на откуп Мариусу, зная, что тот все сделает. Джуну некогда было встречаться с Черными, он обедал с мэром и обсуждал будущее сотрудничество. Странно, но невиданная жестокость Красных обосновывалась банальным отсутствием времени у их босса. Он не имел ничего личного против людей, к которым посылал Мариуса, ему просто не было до них дела.

Реагируя на новости о появлении даже легкого намека на конкурентов десять лет назад, Джун сам шел на переговоры, чтобы начать сотрудничество. Сейчас же, контролируя весь алкоголь Галвестона, он больше не искал партнеров среди конкурентов, теперь он их покупал. А вот конкурентами отныне занимался Мариус, который никогда не ездил на переговоры — он ездил за капитуляцией, обещаниями никогда не возвращаться в Галвестон и «платой за наглость». Одного его появления хватало, чтобы понять, что переговоры закончены, что лучше уйти живым и без денег сейчас, чем в пяти мешках через пару дней.

На удивление такая жестокость играла на руку Красным. Бизнес рос, поставки на большую землю приносили огромный доход, даже несмотря на плату Черным. Галлеи умирали все реже, успевая обзавестись семьями, домами, лишними килограммами и даже налоговыми декларациями. При этом Мариус всегда был при деле и брал на себя все больше поручений Джуна, которые выполнял быстро и эффективно, в худшем случае бесследно.

Джун уже перестал бояться света и популярности. В качестве доказательства своей открытости и неуязвимости он снес половину старого района, где должно было появиться Синее кольцо, и построил огромный роскошный отель «Экстраваганца». Там он размещал друзей и подруг. Оттуда постепенно начал вести всю свою официальную деятельность и там впоследствии совершались настоящие гигантские сделки.

По слухам, Джун был среди спонсоров и основателей многочисленных чикагских газет, которые своей бурной деятельностью переключали внимание на Аль Капоне и его «мелкие» делишки, отвлекая общественность от «настоящих» дел на юге Штатов. Нельзя сказать, что Джун взлетел резко, ведь ему пришлось выживать, подниматься и пережить большинство своих друзей за эти двадцать лет в Галвестоне. Когда переживаешь даже своих боссов, инстинкт самосохранения начинает диктовать тебе, как поступать. Эта борьба идей со страхом смерти не дает человеку развить уверенность в себе, а вместо этого развивает наглость и самоуверенность.

Так было и с Джуном: он постепенно стал брать Галвестон наглостью. В апреле 1930 года он закончил строительство элитного прибрежного района на краю Красного кольца — там, где Мариус отправлял «переваренных» в последний путь. Для федералов это было сильнейшим ударом. Во-первых, Джун все дальше уходил в статус законопослушного бизнесмена и мецената. Во-вторых, очередной виток публичного успеха Джуна без единого доказательства его причастности к контрабанде рома в очередной раз бил по репутации самого Бюро.

Но самым страшным ударом по длящемуся уже несколько лет расследованию был приход в Галвестон новой силы со своим лобби и связями во всех высших кругах застройщиков. Они без каких-либо просьб или намеков, всего через три месяца и пару земельных уступок от Джуна смогли остановить финансирование федералов, работавших в Галвестоне. Из всей команды в городе оставили двух человек, просто чтобы наблюдать и сообщать. Поселили их в качестве издевки в начале Черного кольца к «приемным», между притоном и борделем-отелем «Утренняя звезда», откуда агенты каждый день были вынуждены выдвигаться в Красное кольцо под присмотром и Черных, и Красных. Конечно, это не остановило контрабанду алкоголя, она все еще служила основным источником дохода для Красного кольца, но это был тот самый ход на три шага вперед, ведь сухой закон не продлится вечно.

С каждым успехом Джуна неизменно подстегивал страх все потерять, поэтому никто так не ценил свои связи и людей, как он. Джун стал не только списывать долги, но и платить мэру и сенаторам из Остина. Он поднял оплату галлеям и мундирам настолько, что даже теоретический подкуп мог стоить конкурентам неоправданно дорого.

Джун не относился к Красному кольцу как к преступной группировке с прикормленными копами по соседству. В мыслях он возглавлял корпорацию, видел себя Рокфеллером, но не присосавшимся к земле и качающим одно и то же, а создающим что-то новое до того, как это придет в голову другим. Поэтому в Красном кольце не было никакой атрибутики банд, свойственной приемным или Зеленому кольцу. Не было символизма и традиций, присущих обычным преступникам. Не было никаких отличительных знаков, обрядов посвящения и даже кличек, потому что клички, по мнению Джуна, давали только псам. Исключением были тезки или галлеи с припиской «Младший» в конце, если на Джуна работали и отец, и сын.

В финансовую безопасность Джун тоже вложился полноценно, не пожалев ни денег, ни времени. Информацию о сделках и выплатах мундирам, мэру и сенаторам Джун распределял между многочисленными бухгалтерами, а информацию о ставках и должниках — между букмекерами. По задумке Джуна, каждый бухгалтер или букмекер владел только частью информации, за которую можно было разве что арестовать пару копов или закрыть пару подпольных баров. По отдельности каждый бухгалтер не представлял никакой ценности. И самое важное — никто из бухгалтеров не знал друг друга и никогда не встречался. Только Джун имел каталог, с помощью которого можно было ориентироваться по этим документам, собрав их вместе.

Джун вызывал каждого бухгалтера по отдельности. У каждого из них были дни, когда они могли посещать бары Джуна и, соответственно, получать и сдавать документы. Наказания за нарушение расписания были жестокими и часто одноразовыми. Всю схему удавалось держать в секрете не только из-за хорошей оплаты, но и из-за страха самих бухгалтеров, ведь зачастую эта «должность» назначалась не по собственному желанию. Отказаться от нее, как и попасться или продать документы кому-либо, имело высокую степень вероятности стать предвестником поездки в багажнике «Роллс-Ройса» Мариуса.

Конспирация была максимальная. Вызов к Джуну выглядел как обычное, не вызывающее подозрений посещение подпольного ночного бара обычным жителем Красного кольца. Они просто приходили вечером выпить, заходили в туалет, открывали специально сделанный для них тайник под раковиной, оставляли там свои документы и забирали новые. Все четко, без ошибок и личных встреч.

С букмекерами ситуация была проще. Их было порядка тридцати человек. Все они работали в заведениях Джуна и ни от кого не скрывались. Их знал каждый, кто хоть раз приходил на боксерские матчи Джуна. Пытать и выбить информацию из них было невозможно, потому что в их документах велась в основном зашифрованная статистика о талонах со ставками, датами, номерами, коэффициентами и суммами ставок, проигрышей или выигрышей. Разобраться в ней могли только сами букмекеры. Но даже если все расшифровать и расписать в деталях каждую ставку, то без бухгалтерских документов, в которых отражались покупатели талонов, информация от букмекеров не представляла никакого интереса ни для федералов, ни для Черных.

При всей этой идиллии с прекрасно работающим бизнесом в последний месяц всего пара событий смогла пошатнуть не только уверенность Джуна в своей схеме, но и его самоуверенность. Сначала, на фоне появления слухов об окончании сухого закона в конце 1933 года, он злился и не мог поверить, что Черные уже успели наладить поставки медицинского кокаина и готовились торговать им. На фоне того, что Черные управляли переправой, Джун понимал, что уже не успел, ведь стоимость будет несоизмеримой с той, что они сейчас платят за переправу алкоголя. В лучшем случае он просто окажется «одним из тех», кто толкает кокаин в Галвестоне. Этот страх конкурировать там, куда ты пришел не первым, просто выворачивал Джуна наизнанку. Только самолюбие держало его подальше от начала войны с Черными. Ведь то, как он, как его отели и его элитный район будут выглядеть на фоне возобновившихся перестрелок, волновало его не меньше, чем будущее всего его бизнеса. При этом он продолжал накручивать себя, не видя других источников дохода, ведь легальная часть бизнеса еще не приносила достаточно денег, чтобы платить взятки и держать Красное кольцо в безопасности от законников.

Но даже эта назревающая война и ее последствия не так тревожили Джуна на фоне другой проблемы, забравшей себе большую часть его времени и, казалось бы, неисчерпаемой самоуверенности.

Все началось два месяца назад, когда один из бухгалтеров Джуна умудрился выкрасть документы у других двадцати бухгалтеров и десяти букмекеров и начать шантажировать Джуна. Этим предателем, как назло, оказался не какой-то «расходный» человек, а Мэрси — единственный и, скорее всего, лучший друг Мариуса со времен их отсидки в тюрьме «Клифтон» в Огайо.

Джун понимал, что скоро слухи о прекращении сухого закона дойдут до всех и что даже сдача Мэрси бухгалтерских документов федералам не принесла бы ему особого вреда, ведь вряд ли они взялись бы за серьезные обвинения, учитывая, что закону оставалось жить совсем ничего, когда такие обвинения и суды тянутся годами. Да и серьезных оплат в собранных Мэрси документах не было. Просто сдали бы пару копов, шеф полиции Галвестона ушел бы в почетную отставку с жирной пенсией, ну и оправдали бы еще пару сенаторов на слушаниях. Тут все было по плану Джуна и даже двадцать бухгалтеров не могли нанести ему особого вреда.

Вот с букмекерскими документами, обычно не представлявшими особой ценности, в этот раз все оказалось не так просто. Дело в том, что Мэрси, прежде чем начать шантажировать Джуна, сделал копии украденных документов и отправил их по почте, чтобы Джун знал, за что ему придется платить. Мэрси сделал ставку на бухгалтерские отчеты, которые он бережно собрал и каталогизировал, а букмекерские выписки просто приложил вдогонку, чтобы показать, что у него есть кое-что еще. Копии букмекерских выписок Мэрси выкрал, когда понял, что назад пути нет и надо просто собрать всю возможную информацию, чтобы получить больше денег или чтобы было что предоставить федералам. Мэрси думал, что букмекерские бумаги нет смысла расшифровывать, потом соотносить с бухгалтерскими документами, ведь там обычно только статистика, а расшифровать ее могут только сами букмекеры. Но на этот раз в выписках Мэрси оказались зашифрованы огромные выплаты через списания букмекера шефу полиции, мэру, трем членам городского совета и сенатору штата Техас в один день во время боксерского поединка. Если соотнести все записи и сопоставить с бухгалтерскими отчетами Мэрси, то это была бы настоящая бомба замедленного действия.

Пойми Мэрси, что именно у него находилось в руках, он бы сразу запросил убежище и пожизненную пенсию у федералов, подставив Джуна под удар. Такой флеш-рояль из компромата в руках Мэрси мог привести в Галвестон не только всех федералов в округе, но и самое худшее для Джуна — не купленных репортеров, что вкупе с федералами по кирпичикам разобрали бы всю его империю через пару публикаций и поставили бы жирную точку на Красном кольце и всем, что он создал.

Неизвестность и неопределенность разрывали Джуна на куски. Мысли в его голове становились противоположными и все более радикальными — от мирного разрешения вопроса и оплаты Мэрси до начала кровавой бани в Галвестоне, в которой будут переварены все, кто как-то с ним связан. Джун мотался в мэрию каждый день, безуспешно звонил сенаторам, чтобы прощупать почву и узнать, смогут ли они его защитить. Он искал пути к отступлению или даже добровольной сдаче, но все время ловил себя на отвратной мысли, которая подпитывала его злость. Мэрси все еще находился где-то в Галвестоне с кучей смертоносных документов, а Мариус, который находил людей на Аляске за неделю, уже второй месяц не мог найти щуплого и мерзкого бухгалтера на небольшом острове.

За эти два месяца Джун мысленно успел смириться с худшим и перестал бояться плохих новостей от мундиров. Однако от них не было никаких известий ни о Мэрси, ни о федералах. По городу даже не ходило никаких слухов, кроме тех, что Мэрси ищут во всех кольцах.

Все бухгалтеры, чьи документы были украдены, крича сквозь боль от простреленных колен и раздробленных пальцев ног, сглатывая кровь и свежевыбитые зубы, клялись, что познакомились с Мэрси в ночных барах Джуна, что он сам к ним подсаживался, первым называл их имена, предлагал выпить и представлялся новым главным по бумагам Джуна. Он говорил, что тайники рассекретили федералы и по распоряжению Джуна пока все будет проходить только через него. Потом просил незаметно передать бумаги под столом. Конечно, передавали не все, многие даже хотели все рассказать Джуну, но связь была односторонней, только через тайник и только по инициативе босса, поэтому он узнал о произошедшем уже от самого Мэрси в письме, полном угроз, оскорблений и доказательств.

Это письмо Джун носил с собой всегда, чтобы лично скормить его Мэрси или сжечь вместе с ним. Однако среди бухгалтеров нашлось двадцать человек, которые, опасаясь поступить неправильно, все-таки купились на ложь Мэрси. Так и работает страх: кого-то он заставляет безоговорочно придерживаться правил, несмотря ни на что. Кого-то, наоборот, подталкивает на необдуманные поступки, заставляет подписывать себе смертный и мучительный приговор.

Закончив с бухгалтерами, Джун взялся за букмекеров. Он с такой яростью хотел допросить и наказать каждого из них, что даже лично появлялся на допросах в «кабинете» Мариуса, но в этом ржавом заброшенном ангаре ярость Джуна проходила мгновенно. При виде бетонного пола, постоянно залитого кровью, которую как будто специально не смывали, и взглянув на сидящего на стуле человека, точнее то, что от него осталось, Джун сразу уходил, бросив на пол приготовленный молоток, оставляя в воздухе еле слышную фразу: «Кончайте его». Мариус с помощниками в залитых кровью мясницких фартуках по старинке заканчивали «допрос».

С букмекеров нечего было спрашивать, ведь все они, как и постоянные клиенты, знали Мэрси. Он постоянно ставил, причем неудачно. Брал в долг, пил и снова ставил, пока по рекомендации Мариуса его не взяли в бухгалтеры и не запретили появляться во всех игорных домах Джуна. Но Мэрси все-таки умудрился просочиться на несколько крупных матчей и выкрасть стопку квитанций у нескольких букмекеров, пока они работали в зале. Мэрси даже не знал, что украл, потому что воровал в темноте и, схватив что попалось под руку, просто надеялся, что там деньги или хоть что-то ценное.

Сначала Джун еще пытался сохранить часть себя и отгонял мысли, что Мариус и Мэрси заодно или что Мариус специально не ищет Мэрси, что это сговор и мундиры тоже приложили к этому руку. Он думал, что все это большой план федералов и все его люди уже дали показания, что это подстава от Черных, чтобы отобрать его Красное кольцо, что вообще все объединились против него. При этом он знал, что рейды к Зеленым были каждый день, а в Черное кольцо Мариус приезжал уже по три раза в неделю. Круговорот безумных мыслей не проходит бесследно, особенно когда нет изменений, и, несмотря на все усилия Мариуса, голова и документы все еще были при Мэрси. Поэтому Джун выбрал более легкий путь — отдаться своим мыслям. С каждым днем он вносил все больше правок в собственные правила и постепенно отгораживался от своего ближайшего окружения. Он стал приводить новых галлеев без одобрения Мариуса. Начал обращаться к частным детективам для поиска Мэрси, игнорируя тот факт, что все они были бывшими копами, в том числе и не из Галвестона, и могли легко сдать не только Джуна, но и все Красное кольцо.

Джун ввалился в стадию пассивной тирании, когда агония затухающего правления и потеря контроля вкупе со страхом все потерять приводят к опасному бездействию. Буквально три месяца назад ему действительно не хватало времени и он «не успевал», потому что были постоянные встречи и налаживание связей. Поэтому некоторые свои дела он смело делегировал своим поверенным, адвокатам, бухгалтерам или Мариусу. Теперь с каждым днем ему все чаще было просто «некогда».

В этот момент происходил переход от делегирования к простому перекладыванию дел. Так, даже встречи с шефом мундиров и обсуждение ситуации с поисками Мэрси стали отнимать у Джуна слишком много времени и сил и он смело передал эту сакральную обязанность в руки Мариуса.

Благодаря немногословности Мариуса мундиры не знали, что находилось у Мэрси и зачем он нужен, просто знали, что его нужно было найти. К слову, не имея цели уничтожить и забыть, Мариус мгновенно превращался в достойного переговорщика, дающего ровно столько информации, чтобы была ясна цель. Он довольно быстро наладил связи с копами и они ему доверяли. Мариус расписывал для мундиров дневные планы и помечал места на карте Галвестона, которые они сверяли каждый вечер. Новая смена копов продолжала поиски с места, на котором закончила предыдущая, пока вся карта не была помечена крестами.

Если бы Джун узнал, как успешно Мариус сработался с копами, то непременно нарисовал бы в своей голове новую схему повсеместного предательства и обязательно позвал бы самого Мариуса на разговор, скорее всего, последний.

Истребив почти всех своих бухгалтеров и изъяв документы у тех, кто был ни при чем, Джуну требовалось разработать новую схему, искать новых людей или хотя бы спрятать все документы в надежное место. Но это было невозможно.

Когда творение, в которое ты вложил свою душу, порочат и разносят в пух и прах, создавать новое может заставить либо мощнейшее вдохновение, либо сильнейшая нужда. У Джуна не было ни того, ни другого. Ему стало проще подпаивать свою лень дозой рома, а чтобы сделать новый день лучше, на утро от головной боли всегда была заготовлена еще небольшая порция.

Для собственной безопасности или для поддержания промежуточного состояния и нового распорядка дня Джун даже перебрался на третий этаж своего бара «Небосвод» в самом центре Красного кольца. Искать новых бухгалтеров у Джуна не было ни стимула, ни необходимости, ни людей. Слухи о судьбе бухгалтеров сдержать было невозможно. Теперь уже никто, даже после просьбы Мариуса, не стал бы этим заниматься, зная, что держать в руках документы Джуна — билет в один конец. Да и сам Джун теперь мог доверять только тем, кто этого по-настоящему заслужил.

Так в Красном кольце появился новый человек — главный по документам Джуна по имени Эрни Кассавицки. Скромный, тридцати с небольшим лет, многие из которых, судя по огромным очкам и изрезанным пальцам, он провел под скудным светом над горой документов. Он всем своим видом давал понять, что бумага и цифры — его главное ремесло. Редеющие с каждым днем волосы, жестко прилизанные на бок, короткие руки с толстыми пальцами не особо подтверждали его умение печатать на машинке. Эрни давал понять, что личное время, молодая супруга и даже новорожденная дочка для него были ниже по значимости, чем работа, которую ему доверяли. Наплевав на сон, практически каждую ночь он печатал на своей маленькой кухне под одиноко болтающейся лампой в клубах дыма от сигареты. Как вдохновение поглощает творцов, так и важность того, чем он занимается, поглощала Эрни полностью, вплоть до самого момента, пока свет от лампы не становился бесполезным под рассветными лучами.

В первое время его называли Сальным Эрни не столько из-за прически, сколько из-за покрытых свежей грязью ботинок, которые даже при идеально отглаженном старом костюме и в любую погоду выдавали его место жительства — Саласи Роуд. В этой низине грязь после дождя или даже сильного тумана всегда оставалась неделями, превращая все дороги в болота.

В Саласи опасность исходила не от людей. В сухую погоду туда можно было легко заехать, страдали только колеса, покрывавшиеся миллионами слоев грязи и пыли. А вот если начинался дождь, то даже галлеи наведывались в Саласи только пешком и в крайнем случае, боясь оставить там свои до зеркального блеска лакированные авто, которые местные научились тоже по-своему переваривать. Они разбирали до основания любой «Кадиллак» за десяток часов и превращали его в двадцать мешков деталей с десятью большими листами металла. «Форды» в Саласи растворялись без остатка за пару часов.

Два старших брата Эрни стали галлеями в разгар дележки территории с Черными. Позже они, хоть и в шелковых костюмах, со всеми почестями, еще до первой седины, приземлились на кладбище Галвестона. Эрни вместе с младшим братом Салли после двух лет участия в тогда еще просто Мировой войне и трех лет обучения в Остине пошли работать в бухгалтерскую контору. Так на Эрни еще в 1928 году и вышел Мариус: фамилия не запятнана, работает как надо, семьи нет. Салли также был сносным бухгалтером, но к двадцати четырем годам у него уже было три ребенка и развод, что для Мариуса означало лишь повод воровать или пить, рычаг давления на случай допросов от федералов и, конечно же, слишком много хвостов на случай бесследного исчезновения.

Доверие и опеку Джуна Эрни заслужил моментально, в первую очередь тем, что помимо пяти лет безупречной работы именно он был одним из немногих бухгалтеров, которые хоть как-то отреагировали на встречу с Мэрси и попытались сообщить Джуну о случившемся. В отличие от остальных, Эрни тут же побежал к охране бара, чтобы передать Джуну, что кто-то пытается украсть его документы. Отправил сразу несколько писем, сказал всем, кого знал, про Мэрси и оставил в тайнике записку. Он даже осмелился попросить встречи с Мариусом, но, к его счастью или несчастью, Мариус был занят в тот день в «переговорной».

Если задуматься, Эрни на самом деле мог предотвратить всю эту катастрофу, если бы не был последним, с кем общался Мэрси, и если бы не идеально односторонняя схема связи с Джуном. Словно почуяв угрозу после довольно резкого отказа Эрни, Мэрси пулей вылетел из бара, собрал все, что у него было, бросил письмо с копиями документов для Джуна в почтовый ящик и растворился в утреннем тумане слегка пьяного Галвестона. Поэтому письма и записки от Эрни доставили Джуну день в день с письмом от Мэрси.

Защищая своего новоиспеченного приближенного, Джун, вопреки желанию Мариуса, пристегнул к Эрни ближайших помощников и в каком-то смысле даже друзей Мариуса: Монетку и Филли. Их отцы все еще работали на Джуна и перевозили ром и виски в Остин и Хьюстон. Поэтому Дэмиен Эймос Младший и Фил Хобсон Младший были известны как Монетка и Филли с самого первого дня в галлеях.

Параллельно в Галвестоне начали что-то вынюхивать порядка пятнадцати частных детективов, приглашенных и нанятых Джуном для поиска Мэрси. Напряжение возникало не столько из-за огромных денег, которые им платил Джун, и не столько из-за их болтливости после пары стаканов виски, и даже не столько из-за их прошлого, хотя многие раньше были копами. Пустить их в Галвестон и в Красное кольцо даже за огромные деньги было ничем по сравнению с худшим решением Джуна — дать им полную свободу действий в Красном кольце, свою защиту и неприкосновенность.

С таким фейерверком привилегий эта свора ищеек начала вести себя по-скотски. Все закрывали глаза на их нежелание платить за что бы то ни было в Галвестоне. Вместо денег новые гости щедро рассчитывались фразой: «За мой счет». Многие из частных детективов теряли ориентиры вседозволенности, успевая набрать долгов у букмекеров и задолжать девочкам, с которыми обращались не самым лучшим образом. Несмотря на то, что почти все частники были из разных штатов, жизнь их словно выстрогала по одному отвратительному лекалу. Каждого детектива узнавали издалека, по слишком уверенной размашистой походке, крутящейся в разные стороны голове, заплывшему лицу и смраду давно не стиранных рубашек. При этом в Красном кольце они считались почетными гостями, ведь у них было важное задание — найти Мэрси.

Именно из-за этих детективов, не закрывающих свои рты, вся история с Мэрси получила то, с чем Мариус, галлеи и мундиры всеми силами боролись — известность. Тщательно подготовленную Мариусом легенду, что Мэрси ищут из-за огромных долгов, частники уничтожили за один день своего пребывания в Красном кольце. При этом сами детективы не знали всех подробностей. Они просто знали, что у Мэрси есть какие-то документы. Но отсутствие подробностей в таком случае гораздо хуже, чем их избыток, ведь их можно щедро докинуть от себя. Так у Мэрси появилась переписка с Аль Капоне, тайное досье на президента и коды от всех сейфов в тайниках Джуна, раскиданных по всему Техасу.

Так на прахе легенды Мариуса начала расти новая городская легенда. Занятные детали появлялись каждый день во всех Кольцах. Теперь Мэрси могли видеть в трех местах одновременно. Он был везде и нигде, а любые зацепки потеряли всякую ценность и вели в далекое никуда. Из-за этого Мариусу при встрече с детективами приходилось сдерживать желание взять два катафалка и располовинить каждого из них прямо в центре Красного кольца. Он молча злился, стискивая зубы с таким скрипом, что они должны были перетереться в пыль. Продолжив череду решений, Джун взвалил на Мариуса невыносимую заботу и ответственность за «наших друзей». Теперь, помимо ежедневных рейдов в другие кольца и встреч с мундирами, Мариусу пришлось еще искать и наказывать виновных в случае плохого обращения с частниками. Сам Мариус был не прочь в таком случае поискать самого себя, нежели хоть как-то пересекаться с ними.

В этой череде ни к чему не ведущих перемен, призрачных надежд, что все будет как прежде, и растущей тревоги история десятилетнего расцвета Красного кольца стремительно близилась к своему закату.