Дни за Гранью

Ильяс Найманов, 2014

Группировка Монолит, самая сильная группировка в Зоне, пресекающая все попытки сталкеров добраться до Исполнителя. Так ли она сурова и безжалостна, как выглядят ее действия? Какие механизмы и рычаги подвластны этой таинственной организации? Что могут они противопоставить сталкеру, идущему к Исполнителю, и на что способен сталкер ради достижения своей цели? Мы будем бороться и за и против, будем мишенью и стрелком, будем совершенно случайным попавшим в настоящую Зону человеком, следя за каждым шагом противоборствующих сторон.Содержит нецензурную брань.

Глава 3. День 6. Старик

Раннее утро. Уже известный пост «Тропа». Трехсотметровая контрольная полоса покрыта низким молочным туманом не более метра высотой. Редкие черные верхушки низкорослых кустов протыкали молочную пелену контрольной полосы, создавая из клубящегося тумана иллюзию потока. Мертвый Лес словно омолодился этой пеленой, которая скрыла его спутанные космами жгучего пуха кустарники и выступающие из земли корни, подчеркнув стройность выживших несмотря ни на что деревьев.

Туман в Зоне встречался чаще, чем на Большой Земле, и был одним из ее жутких проявлений. Одних его видов было около десятка. Он мог быть низким и плотным, как сейчас, полностью скрывая ноги идущего человека, при этом его несмешивающиеся друг с другом клубы полностью скрывали мелкие аномалии, трещины и неглубокие овраги. Такой вид тумана называли Мышиным. В таком тумане мелкие хищники — тушканы становились невероятно опасными противниками. Практически теряя свою осторожность, они совместной небольшой стаей в два-три десятка особей практически наверняка убивали любого замешкавшегося сталкера. Крысы же, сливаясь в огромную стаю, мигрировали сплошным потоком в новые места, пожирая по дороге трупы, уничтожая оказавшиеся у них на пути сталкерские стоянки и не успевших убраться других мутантов. В такие туманы сталкеры нередко забираются на возвышенности, на верхние этажи или прогнившие крыши грузовиков, просиживая там необходимые часы до его исчезновения.

Другой вид тумана — Серый туман. Несущий злость и раздражение, он застигал сталкеров в лесах и на пересеченной местности. Такой туман отличался особым холодом, лез за шиворот, налипал мерзкой, холодной жидкостью на одежде, лице, руках, вызывая нервозность и раздражение. Такой туман легко подхватывал ядовитые пары химических аномалий и с охотой растворял их в себе, чтобы затем плеснуть в лицо сталкера слабым раствором кислоты и яда, замедленное действие которого оставляло уродливые шрамы и ожоги. Серый туман словно собирал и озвучивал злость сталкера, если тот был зол, усиливал усталость сталкера, если тот был уставшим, провоцировал его своей противной раздражающей щекоткой и холодной сыростью сорваться, психануть, заорать, выстрелить со злости и наделать других несвойственных осторожному человеку глупостей. Спутниками такого тумана были кровососы и изломы. Кровососы всегда любили сырость и близость химических аномалий, а появление Серого тумана практически всегда обещало и обнаружение рано или поздно потерявшего осторожность, дезориентированного и выдающего свое присутствие сталкера. Непрогнозируемый Серый туман, при помощи использующих его обитателей Зоны, нередко хоронил целые отряды сталкеров.

Следующий вид тумана — Солнечный туман. Явление достаточно редкое, обычно присутствующее на границах изломанного пространства. Туман отличался сухостью, своим собственным едва заметным свечением, и, как правило, мало чем грозил сталкеру, если только не получалось так, что один из трех сталкеров, вошедших в этот туман, исчезал навсегда, либо через час подавал свой сигнал из совершенно пустого места, либо из мест, абсолютно недоступных человеку. Сталкеры знают об этих историях, когда из ниоткуда начинают поступать сигналы о помощи от живых людей.

Другой вид — Верхний туман. Туман, занимающий, в отличие от Мышиного тумана, верхнее положение на высоте двух-трех метров. В целом такой туман ничем не грозил сталкеру, только лишь сбивал неопытного бродягу с ориентиров да устраивал страдающим клаустрофобией приступы паники, когда человеку казалось, что небо действительно падает и начинает давить. Непонятно, зачем Зоне нужен был такой туман, но в любой момент он мог переродиться во все остальные виды, кроме Солнечного. Поэтому благоразумные сталкеры старались не попадать под его своды.

И самый опасный вид тумана — Глухой или Мертвый туман. Это событие было равносильно смертельному приговору практически любому сталкеру, не успевшему укрыться в схроне, либо не покинувшему его пределы до того, как он съедет с катушек. Такой туман покрывал огромные территории и держался от двух до трех дней, полностью перекрывая связь, наглухо залеплял глаза и глушил звуки, дезориентируя сталкера, лишая его практически всех чувств. В таком тумане невозможно было развести костер, сложно было разглядеть даже собственную вытянутую руку. Буквально через несколько минут пребывания в таком тумане сталкер терял направление, еще через час, если он все еще не попадал в аномалии, ему сложно становилось понять, где верх, где низ, а через сутки, если его не находили мутанты или аномалии, он сходил с ума. Впрочем, есть несколько сталкеров, переживших его на открытой местности. Один из них, оглушенный «трамплином», счастливо провалялся без сознания, а когда пришел в себя, остался на месте и выдержал испытание. Другой сумел-таки развести костер, но с тех пор больше ни на что другое не способен, как дико хохотать и плакать при его виде. Третий как-то выжил и выбрался на базу Долга, но с тех пор не может покинуть ее ни под каким предлогом. Так и живет, бедолага, работая уборщиком и грузчиком за еду.

У Зоны есть еще несколько разновидностей тумана, но случаи их появления очень редки и возможны только в глубокой Зоне, точно о них ничего не известно, только названия; Синий, Красный, Секущий и Шепчущий. Названия этих явлений вбиты в ПДА сталкеров, но кроме того, что кто-то обнаружил его и дал название, проходя вдоль его границы, о них больше ничего не было известно. Даже ученые, видя недалеко в окрестностях Янтаря какой-либо из этих видов природного явления Зоны, находили кучу причин, чтобы не выходить из убежища и не приближаться к нему. Даже у самого безбашенного сталкера едва ли хватало сил донести кое-какую аппаратуру к его границам, простоять пару минут, делая поверхностные замеры, а затем, сдерживаясь, чтобы не побежать, отступить на безопасное расстояние.

Впрочем, яйцеголовым удалось кое-что выяснить. Большинство местных туманов являлось своеобразным источником и конденсатором электромагнитных волн, которые и определяли форму и вид явления. А вот какие именно механизмы удерживали и заставляли вновь генерироваться электромагнитные силы в туманах, выяснено не было. Но для вольного сталкера это была пустая информация: висящее особняком облако было верным признаком опасности, и никакие коврижки не могли подвигнуть сталкера на «посмотреть поближе». И вот сегодня Дым наблюдал классическую картину Мышиного тумана во всей красе. Тушканов и крыс здесь, пожалуй, не встретишь, а вот мелкие коварные аномалии, населяющие контрольную полосу, не говоря уже о горохе, совершенно скрыты из виду. По такому туману даже монолитовцы, наизусть знающие каждую ловушку, без крайней необходимости не станут пересекать залитую молочно-белым полосу.

Сегодня Дым, впрочем как и в большинстве случаев, был первым номером, второй номер сидел в одном из двух гнезд позади, полностью закрытый от возможного огня и прямой видимости со стороны Мертвого Леса. Тягучая, молчаливая тишина глубокой Зоны лениво помешивала и толкла волны тумана, не давая им подняться и все больше прижимая его к земле, заставляя выпасть росой. Блестящие бусинки росы, оставляемые спадающим туманом, оседали сначала на торчащих веточках низкорослого кустарника, на почти черной коре деревьев, на жгучем пухе, вызывая в нем едва заметные, словно тлеющая бумага, расходящиеся искорки. Но туман еще не рассеялся, удерживаясь тонким одеялом на траве и едва прикрывая торчащие из-под земли, словно колени старухи, корни деревьев.

Разгоняя эту тонкую пелену шагом истертых берцев, на границе Мертвого Леса и контрольной полосы появился сталкер. Дым сразу заметил его из своего укрытия за «трамплином». Не шелохнувшись, стоя изваянием, он продолжал спокойно разглядывать человека. На этот раз ходок был совсем другой. Пожилой человек — а по меркам Зоны, старик — скинул с головы серый изъеденный кислотами капюшон, обнажив седую голову. Он не прятался, идя к Исполнителю, напротив, он хотел, чтобы тот увидел его, уже здесь, практически в конце пути, и, не перепутав ни с кем, позволил дойти до него, его конечной цели. Дым тихо выдохнул, он видел таких и знал, кто это и что это. В видавшем виды калаше старика наверняка осталось всего пара патронов, тощий рюкзак, полупустая фляжка, плохонький для этих мест пистолет ПМ, который вряд ли можно считать оружием. На поясе болталась всего пара артефактов, один из них «ломоть мяса», второй — наверняка «золотая рыбка», чтобы облегчить тяжелое для старика снаряжение. Грязное и иссушенное лицо старика говорило о крайней степени утомления, словно кто-то или что-то гнало его, не давая времени ни на сон, ни на отдых. «Дойдет», — подумал монолитовец, втайне желая ему удачи.

В их правилах было невмешательство в путь отдельных сталкеров, их называли просителями. Таких сталкеров было видно сразу, они шли сквозь Зону напрямую к Исполнителю, не за себя, а за других. Они и не планировали возвращаться назад, на Большую Землю, но они выкладывались полностью, отдавая всю свою силу и веру, не рассчитывая на обратный путь. За кого мог идти этот старик? Скорее всего, за детей. Его вера в Исполнитель в его, пусть последнем, пути была настолько абсолютной, что становилась знанием, и это было главным ключом, чтобы открыть единственную дорогу к сердцу Зоны — Монолиту.

Откуда пришло это знание, невозможно было определить, но так бывает. Душа человека в потоках смятений и исканий исподволь, скрытно, не признаваясь разуму человека, ищет и нередко находит то самое, единственное, что обозначает всю ее жизнь. Старик сердцем знал и уже заранее был благодарен Монолиту за пока еще не состоявшееся выздоровление своего единственного новорожденного внука, которому не помогали многочисленные операции. И вот он, движимый непонятным чувством уверенности в правильности решения, не делясь ни с кем своей верой, скрытно собрал пожитки, какие были деньги для подкупа постов и начальную экипировку и пропал без вести. Он не позволил себе ни попрощаться с бабкой, с которой уже не за горами была золотая свадьба, ни взглянуть по-другому в глаза сыну, только чуть дольше задержался за стеклом аппарата поддержания жизни, за которым с таким трудом билось сердце его внука. И чем дольше он смотрел на лежащее за стеклом тельце, опутанное шнурами проводов и систем, тем крепче в нем селилась уверенность, что он может, а потому и должен сделать. Единственное, о чем жалел старик, так это о том, что его губы, столько лет не целовавшие детей, больше не смогут сделать этого вновь.

В душе старика была абсолютная вера, что его внук уже здоров, стоит только дойти до Исполнителя, чтобы узнать это. И он шел. Мутанты обходили его стороной, не в силах встретиться с его решимостью, аномалии сердито шипели, не желая пересекаться с духом старика, и не подпускали его к себе при приближении. Бандиты, перешептываясь между собой, почему-то решали не трогать слегка сгорбленную, хромающую фигуру в плохоньком комбинезоне, даже Выброс сдерживал свою мощь, дожидаясь, пока старик сойдет и на время уступит ему дорогу, а Зона поддерживала одиноко бредущего сталкера в трудную минуту, когда от усталости подкашивались ноги и руки с трудом помогали телу встать, давала укрытие, подбрасывала ему на пути аптечки, воду, всегда, пока в нем горел огонь веры в исцеление ребенка. И вот он дошел. Старик не смог сдержать скупую слезу, лишь слегка сверкнувшую и тут же исчезнувшую в уголках глаз. Остался самый простой и сложный путь, никто теперь не может вмешаться между ним и Зоной, но если сейчас в его душе мелькнет хоть червячок сомнения, хоть одна мысль, несущая злость, обиду или недоверие, она не пустит его.

«Делай же шаг, сталкер!» — услышал он тихий голос Монолита. Старик едва заметно вздрогнул от неожиданности и расхохотался. Да, он слышал то, что должен был услышать. Исполнитель увидел его. Вмиг с него слетела усталость, он распрямился, стал выше, моложе. «Не такой уж и старик», — наблюдая за ним, думал Дым. Он не мог знать, что именно происходит в голове у старика, но, судя по виду, ему осталось всего одно испытание, эти триста метров контрольной полосы, и уж если он прошел всю Зону, то последние триста метров не должны быть для него большим препятствием. Чуть ярче сверкнула на пути сталкера коварная «паутинка», старик замер и, склонив голову, определял ее границы, затем, определив направление, бросил болт и миновал. Еще несколько коварных аномалий, часть из которых не были распространены в Зоне и существовали пока только на контрольной полосе. Одна из них — «липучка», она же модифицированная «жадинка». Если «жадинка» была статичной, то «липучка», имея все ее свойства, могла передвигаться по метру в каждую сторону, выдавая себя лишь едва заметным склонением травинок. Следующая — «огонек», миниатюрная копия гигантских аномалий «пепельниц», блуждающая возле Припяти. Но если «пепельница» пожирала все — и органику, и неорганику, обращая ее в серый пепел, оставляя хорошо видимые следы своего существования, то «огонек» переваривал все то, что появлялось спустя несколько часов после того, как он сам занял это место. Чистый «огонек» не имел визуальных признаков в дневное время, но достаточно верно распознавался детектором. Пара «рогаток», пара мелких «электр». Сталкер обходил и их, постепенно приближаясь ко входу на территорию группировки. Молочный туман уже практический исчез, едва напоминая о себе светлыми пятнами в небольших ямках, откуда его уже начинал выдувать утренний ветерок. Полностью погруженный в процесс сталкер прикидывал и сопоставлял пробиваемую им тропинку с видимым проходом между двумя разрушенными двухэтажками. Под окнами одной из них пульсировал огромный «трамплин», а в проеме, вооруженный СВД, стоял недвижимым изваянием и следил за ним монолитовец в серо-синем комбинезоне.

Неожиданно что-то изменилось, словно поменялся и слегка запах чем-то неуловимым воздух. Дым, неотрывно следивший за стариком, перевел взгляд с него на Мертвый Лес. «Ходок!» — понял он. Хоть он и не видел сталкера с невероятным умением маскировки, который несколько дней назад был здесь, он точно знал, что это тот самый Ходок. Изменение пси-фона при появлении ходоков было уникальным, как и сами ходоки. И теперь этот ходок, которого видели и остановили в прошлый раз, наблюдал за стариком, испытывая чувства возмущения, досады и непонимания. Дым словно читал его мысли, что старику, которому просто везло по глупости, везет и теперь. Старик, совершенно неподготовленный, уже прошел большую половину контрольной полосы, а его, ходока, вычислили еще в начале! Наверняка наблюдающий за ним сталкер сейчас считывал каждый шаг старика, запоминая дорогу. А идущий старик, сам того не желая, послужил «отмычкой», давая огромное преимущество попытающемуся пройти вскоре за ним Ходоку.

«А вот это уже нехорошо», — думал Дым, давая сигнал и второму номеру. На изменение пси-фона от ходока реагировало все: мутанты, аномалии, люди — и кажущиеся покорными аномалии, сами того не желая, могут убить старика. Между тем волна скрытого гнева и возмущения, исходящая от Ходока, делала свое дело. Аномалии, оставшиеся за стариком, злобно вспыхивали разрядами, потрескивали силовыми полями, торопливо подбирая и отпуская травинки в поисках источника возмущения. Старик тем временем проделал большую часть пути до окончания тропы, где он очутился бы на чистой от аномалии территории Монолита, и теперь до нее оставалось менее пятидесяти метров. Сталкер на контрольной полосе, казалось, не замечал изменения окружающей среды, возможно, он слишком был занят продвижением вперед, чтобы лишний раз оглянуться или почувствовать сверлящий его спину взгляд.

Сталкеры, долго находящиеся в Зоне, практически всегда начинают очень хорошо чувствовать изменения пси-фона. Одни это называют чуйкой, другие — интуицией, но в целом и те и другие своим выживанием и благополучием обязаны именно этому обострившемуся чувству Зоны. Это чувство позволяет замереть в шаге от невидимой аномалии, избежать гиблого места, вовремя скрыться от начавшего охоту на человека мутанта. Чего уж говорить о самих мутантах и их чувстве Зоны. Но старик не имел такого чувства, он прошел еще десяток метров, все более приближаясь к последнему для себя препятствию — аномальному растению «горох», но тут на другом конце тропы, у Мертвого Леса, где в принципе должен был находиться Ходок, обозначилось движение. Молодой кровосос, воспринявший волны гнева и возмущения от Ходока, буквально материализовался из стелс-режима, в гневе шипя и шевеля щупальцами. Кровососы крайне редко отличаются умом, особенно если перед вами молодая особь, будьте уверены, она кинется на что угодно, не разбираясь, подобно жадному молодому окуню, кидающемуся на любую сверкающую блесну. Через секунду кровосос увидел одиноко бредущего старика, уже заканчивавшего свой путь. Грозно рыкнув и снова войдя в стелс-режим, он устремился за ним. Дым четко видел, как мутант, оставляя цепочку следов взрыхленной землей, устремился к старику. Чтобы преодолеть двести пятьдесят метров до сталкера, кровососу нужно около пятнадцати секунд, с учетом аномалии — еще пять-десять. Старик же по-прежнему еле полз оставшиеся десятки метров, тщательно вглядываясь в каждую травинку, в каждое движение и всполох на земле.

Монолитовец скомандовал второму номеру: «Готовность», заранее сокрушаясь о том, что сидящий в Мертвом Лесу сталкер вычислит местоположение обоих монолитовцев. Дым приник к оптике СВД, отслеживая цепочку следов атакующего кровососа. Старик уже счастливо миновал несколько рядов гороха, и теперь Дым хоть и мог стрелять вдоль двухэтажного строения, не задевая зону действия «трамплина», но, понимая сложность выстрела, полностью превратился в наводчика для второго номера, который мог бить в лоб кровососу. Тихо отсчитывая оставшиеся метры от мутанта до сталкера, Дым передавал картинку, предоставляя напарнику самому выбирать момент выстрела. Едва заметная цепочка следов, огибая небольшие аномалии, бесшумно несла быструю смерть старику. Негромко, даже в такой утренней тишине, визгнул выстрел из Гаусса, пространство за стариком, чавкнув плотью, внезапно превратилось в серо-бурую, с глухим грохотом кубарем летящую по земле массу. Старик вздрогнул и обернулся, только сейчас увидев, что происходит. Кровосос, из которого бешеной скоростью пули, вошедшей в грудину, было выбито наружу и вылетело сразу несколько позвонков, кувырком катился к ногам сталкера. Дед в растерянности сделал шаг в сторону, сдвигаясь с пути тела, но труп мутанта не докатился до него, бездыханно замерев в метре.

— Готов, — прокомментировал напарнику Дым.

— Разбегались тут, — с явными оттенками удовлетворения пришло от напарника.

И путь для старика теперь был свободен. До входа на безопасную территорию монолитовцев оставался десяток метров, но старик не двигался. Замерев и глядя себе под ноги, он озадаченно потирал подбородок. На правой его ноге, на ботинке, коварной зеленой нитью поблескивало несколько усиков гороха. Слегка потянув ногу, буквально качнувшись на ней, он спровоцировал растение перехватиться уже десятком усиков по щиколотку. Дело было плохо. Дым уже сделал то, что должен был сделать, в конце концов, появление кровососа — дело рук Ходока, замершего на той стороне контрольной полосы, а не старика. А вот дальше помогать сталкеру нет смысла, это его, сталкера, путь и влиять на то, как ему дойти, не в правилах Монолита. Старик растерянно оглянулся, осмотрев мертвого кровососа и, обнаружив безмолвно наблюдающего за ним буквально в нескольких метрах монолитовца, наконец определился с планом действий. Он достал плохонький нож и, что-то приговаривая, начал колдовать на схваченной растением ногой. Прислушавшись, Дым разобрал только некоторые слова, которые доносились до него с урывками:

— Ну раз сюды нельзя с чужим, оставим… хорошо, что… и тросточка пригодится… — негромко бормотал старик.

Через несколько минут старик, проведя ряд манипуляций над схваченной ногой, опираясь на винтовку и откуда ни возьмись появившуюся трость, поволокся дальше, но уже на одной ноге. Оторопев от неожиданности, Дым с ужасом увидел ногу, оставленную в горохе, но через секунду со смехом обратился к напарнику:

— Протез. Он на протезе шел, — широко улыбаясь, вслух сказал он. — Надо же, испугал как… Старик, старик.

***

Вечером того же дня в одном из городов, в реанимационном отделении детской больницы, произошло чудо. Шестимесячный ребенок с врожденным пороком сердца, за жизнь которого боролись врачи и у которого уже не хватало сил на самостоятельное дыхание, неожиданно громко и требовательно заорал. Перепуганный персонал обнаружил увеличение веса ребенка, стабилизацию всех жизненных показателей и не нашел ничего лучше, чем через полчаса отсоединить его от всех систем и передать его не находящей себе места матери. Розовый младенец жадно припал к груди и, громко всхлипывая от перевозбуждения и давясь молоком, впервые в жизни наелся досыта. Отрыгнув молочком, он, не отпуская халата матери из ставших вдруг крепкими ручонок, уснул глубоким, здоровым сном, оставляя врачей в недоумении, а мать — самой счастливой женщиной мира. Этот случай описан в одной из желтых газет и прошел незамеченным для общественности. Как водится, все, что не срастается с общепринятыми нормами, исчезает из памяти большинства, так и врачи, написав что-то в своих отчетах об успешных курсах лечения, о некоторых новых технологиях обследований, и в том числе о высокой эффективности старых препаратов, выписали младенца, записав победу себе. А в группировке Монолит появился новый боец, за номером сто семьдесят, по прозвищу Старик.