Цветы над адом

Илария Тути, 2018

Что-то прячется… Среди леса и нависающих стенами скал, внизу в овраге, ведущем к ручью… Следы крови говорят мне, опыт подсказывает мне: это случилось, но это может произойти снова. Это только начало. Что-то ужасное произошло в этих горах. Что-то, что требует всех моих навыков следователя. Я комиссар полиции, специализирующийся на профилировании, и я спускаюсь в ад каждый день. Не пистолет, не униформа: мой разум – настоящее оружие. Но он изменяет мне. Не тело, пораженное возрастом, не мое измученное сердце. Мой рассудок в опасности, а это значит, что расследование тоже. Меня зовут Тереза Батталья, у меня есть секрет, в котором я не смею признаться даже самой себе, и впервые в жизни я боюсь…

9

Роберто Валент — так звали убитого. Инженер по профессии, родом из здешних мест, Валент уехал на учебу в университет и вернулся с женой и ребенком совсем недавно, когда местные красоты, восхищавшие спортсменов и туристов, оживили туристический бизнес. Роберто отвечал за сооружение новой горнолыжной трассы.

Дом из темного дерева и известняка, где обосновались Валенты в Травени, напоминал горное шале. Размером с виллу, он расположился на покатой лужайке фасадом на юг — вероятно, в летние месяцы здесь все было залито солнцем. Вокруг не было ни забора, ни ограды — только опустошенные зимой клумбы обозначали границы владения.

Пожилая женщина со скорбным видом снимала с окон рождественские украшения, словно дому тоже полагалось облачиться в траур. Одетая в черное, она казалась сухопарой. Увидев, как к дому подъезжает полиция, женщина скрылась за ставнями.

«Скорее всего, мать убитого», — предположила Тереза. Ее догадка подтвердилась несколько минут спустя, когда они позвонили в дверь. Им открыла эта женщина с красными от слез глазами, смотревшими из-под набрякших век. Сказав, что невестка ждет в гостиной, она вызвалась их проводить. Женщина шла по паркету, натертому пчелиным воском, волоча ноги в войлочных тапках. На соболезнования Терезы она ответила лишь всхлипом. Седая голова, костлявые плечи — она казалась воплощением хрупкости. И все же внутри у нее имелся крепкий стержень, раз гибель сына ее не сломила.

— Присаживайтесь. Марта сейчас придет, — сказала она перед тем, как удалиться на кухню.

Тереза предпочла диван, Марини — кресло. Сегодня утром он явился на работу в джинсах и удобной обуви, не забыв, впрочем, про пиджак и стильное пальто. При виде инспектора Тереза не без удовольствия отметила изменения в лучшую сторону. Все утро они провели на месте преступления, все еще огороженном, но уже без аппаратуры криминалистов. Чтобы найти убийцу Роберто Валента, им предстояло выяснить динамику преступления — шаг за шагом, вплоть до последних секунд — и ответить на вопрос: почему он был убит?

Решение, возможно, подскажут те, кто был близок с жертвой, хотя Тереза особо на это не рассчитывала. Они приехали сюда, скорее чтобы соблюсти формальности, составить первое впечатление о деле и заверить родных, что полиция делает все возможное для поимки преступника.

Гостиная, как и весь дом, была обставлена в стиле шале. Дерево цвета меда скрипело под ногами, им были облицованы стены и потолочные балки. Через неравные промежутки его разбавляли натуральные ткани — бархат, шерсть и фетр. Вся обстановка была подобрана со вкусом: в шкатулках в форме сердец лежали пряники и засахаренные фрукты, старинные сосуды из олова и меди служили вазами для душистых трав и звездочек аниса, обволакивающих комнату приятным ароматом. Мягкие подушки были обшиты кружевом. У входа на журнальном столике стоял старинный вертеп. Однако изюминкой гостиной, притягивавшей взгляды, был встроенный камин, занимавший почти всю стену и исходивший приятным теплом. По обе стороны от камина стояли банкетки, обтянутые тканью. В былые времена вечерами именно здесь после тяжелой работы в лесу или на конюшне собиралась вся семья.

Но семья, обитавшая в этом доме, осиротела. Вечера, на смену которым придут нескончаемые отчаянные ночи, уже никогда не будут прежними. А в Травени — Тереза в том нисколько не сомневалась — ночи тихие. В таких местах улицы пустеют с первыми сумерками. А теперь местные жители и вовсе просыпаются с мыслью, что по темным улицам бродит убийца.

Вскоре к ним присоединилась вдова. Марта Валент была миловидной женщиной, и с первых же секунд ее появления гостиная наполнилась тревогой. Она вяло ответила на рукопожатия, будто хотела поскорее покончить с неприятной обязанностью, и выслушала подобающие случаю фразы, потупив взгляд. Затем присела на диван, на самый его краешек, в противоположный от Терезы угол. Тереза обратила внимание, что ее красота лишена индивидуальности — просто набор правильных черт и приглушенных красок. Глазу зацепиться не за что, хотя небольшой изъян или индивидуальная особенность могли бы придать ей шарма. Платье повторяло контуры тонкого, продолговатого, лишенного изгибов тела. Казалось, одежда давит на нее своим весом. Хотя с фотографии на книжной полке им улыбалась упитанная женщина и, судя по всему, снимок был свежий. «Должно быть, она больна», — решила Тереза.

Появление матери убитого со звенящим подносом прервало повисшее молчание. Гостиная наполнилась кофейным ароматом. Женщина протянула дымящиеся чашки Терезе и инспектору, а кофе невестки осталось стоять на подносе.

— Никто не желал Роберто зла. У него не было врагов, — вдруг произнесла молодая хозяйка.

Прежде чем ответить, Тереза допила кофе.

— Ну как минимум один враг у него все-таки был, — ответила она.

— Тот, кто… кто это сотворил с ним, не враг, а сумасшедший!

— Или два в одном.

Марта Валент ушла в себя как улитка в раковину. Такая явная реакция натолкнула Терезу на мысль, что в мирке Валентов не принято говорить без обиняков. Тереза решила впредь вести себя с ней потактичнее. Ее прямые выпады и колкости будто намекали, что Марте есть что скрывать. В действительности же (по крайней мере, на данный момент) перед ней сидела жертва, потерявшая спутника жизни и отца своего ребенка.

— Как вел себя ваш муж в то утро? — спросила она мягким тоном, перейдя к стандартным вопросам.

— Как обычно — никак.

Тереза опешила. Она заметила, что безымянный палец на левой руке женщины покраснел, как будто та без конца вертела обручальное кольцо.

— В смысле, никак?

— Простите, я хотела сказать, что у него голова была забита работой. Он всегда слишком много работал — мы все ему об этом говорили.

— Он каждый день отвозил ребенка в школу?

Женщина потупила взгляд и принялась оправлять дрожащими пальцами платье.

— Нет, обычно это делаю я, — ответила она. — Но в тот день мне было нехорошо. Жутко разболелась голова. Роберто забыл дома телефон, я думала, он скоро вернется, без телефона он прямо сам не свой.

— Это из-за работы?

Вдова метнула взгляд на Терезу. Что-то в ней всколыхнулось.

— Конечно, из-за работы, — подтвердила она. — Но он все не возвращался. Через пару часов я забеспокоилась и решила съездить к нему на работу. Он там не появлялся.

Тереза обратилась с вопросом к матери Валента:

— А вы, синьора, заметили что-нибудь необычное в поведении сына?

Глаза старой женщины были сухими и потухшими, как у сломанной куклы.

— Что-нибудь необычное? Да нет. Правда, он много работал, но это ведь временно. Месяц, максимум год — и проект бы закончился. Так меня успокаивал сын, когда я тревожилась.

Собрав на поднос пустые чашки, она скрылась на кухне. Это выглядело как поспешное бегство. Из кухни доносился звон посуды в раковине и неясное бормотание.

Тереза спросила себя, с кем могла разговаривать мать убитого.

— Там кто-то есть? — поинтересовалась она у вдовы.

— Да, мальчик.

«Мальчик», — мысленно повторила Тереза. Она говорит о сыне как о постороннем. Маленький чужак, который живет с ней под одной крышей. Марта Валент только что невольно призналась: уютное, с любовью свитое гнездышко — не что иное, как видимость, созданная в угоду окружающим. Терезе пришло в голову, что действительность не соответствует красивой картинке: рядом с ней сидела мать, эмоционально отстранившаяся от собственного ребенка.

— Я бы хотела с ним поговорить, — сказала она, и это не прозвучало как просьба.

Женщина нахмурилась.

— Это необходимо?

Ласково улыбнувшись, Тереза кивнула.

Диего Валент был послушным мальчиком. Он показался из кухни с красным от слез лицом и перепуганными глазами по первому материнскому зову, не заставив просить себя дважды.

«Бедное послушное дитя», — подумала Тереза.

Ребенок подошел к матери, и та опустила ему руку на плечо. Их тела не соприкасались.

— Здравствуй, Диего, — ласково поздоровалась Тереза. — Я — комиссар Батталья, но для тебя просто Тереза.

Мальчик молча смотрел на нее. В глазах, еще мокрых от слез, проснулось любопытство.

— Сколько тебе лет?

— Десять, — ответила вместо него мать, не оставив сыну времени на раздумья, стоит доверять незнакомому человеку или нет. — Диего заикается.

Эти слова выбили у мальчика почву из-под ног. Тереза заметила, как он весь съежился от унижения. Ей стало до боли жалко ребенка и стыдно за его бесчувственную мать. Такую черствость не оправдать никаким горем.

«Обними его, — с грустью подумала Тереза, — зацелуй до смерти, не отпускай ни на шаг, прижми к своей материнской груди — иначе какой с нее прок?»

Картина отношений, царивших в этой семье, понемногу прояснялась. Тереза отметила, что Диего даже одет как взрослый: на нем были классические темно-синие брюки, бежевый джемпер с треугольным вырезом и накрахмаленная голубая рубашка. На шее болтался маленький галстук. «Как удавка», — заключила Тереза.

Ей захотелось развязать этот узел, взъерошить волосы, повалить мальчика на диван и защекотать с головы до пят. Вместо этого она извлекла из кармана пачку лакричных леденцов и протянула ребенку.

Диего посмотрел на мать.

— Он не ест сладкого, — ответила та.

— Это особенные леденцы, — объяснила Тереза. — Они сладкие, но в них нет сахара.

— Заменители сахара не менее вредны, инспектор, — не унималась мать.

— Я комиссар, но ты зови меня Терезой, — обратилась Тереза к мальчику.

Дабы сгладить неловкость, вдова продолжила.

— Простите, — произнесла она, указав на коробки со сладостями, — мой муж всегда за этим строго следил. Диего в курсе, что ему нельзя их трогать.

Тереза спросила себя: к чему ведет подобная муштра? К бунтам у подростков и комплексам у взрослых.

Она опустила конфеты в карман. Увидев это, Диего поджал губы. Ему так хотелось положить в рот этот леденец, такой непритязательный по сравнению с изысканными лакомствами в коробках, но такой желанный.

Мальчик принялся теребить одежду совсем как его мать, и Тереза увидела у него грязь под ногтями. Маленькое пятнышко на безупречном фоне вселяло надежду: в нем еще осталось немного детской живости и непослушания. Заметив ее взгляд, мальчик убрал руки за спину. Тереза подмигнула ему в знак одобрения.

Потом она поднялась с дивана, и Марини последовал ее примеру. За все время визита он не проронил ни звука, мотая себе на ус и ничего не упуская из разыгравшейся перед ним сцены. Выражение его лица было красноречивее слов: он, как и Тереза, был на стороне ребенка.

На выходе полицейские обменялись с вдовой дежурными фразами.

— Мы будем держать вас в курсе, — проговорила Тереза. — Обращайтесь по любым вопросам. Если вдруг что-то вспомните, даже незначительные детали, которые смогут помочь следствию, сразу же звоните.

— Благодарю, — ответила вдова. — Я верю, что вы сделаете все возможное, чтобы найти виновного.

Осмелевший Диего вертелся около необычного комиссара и ловил каждое ее слово.

Перед тем как уйти, Тереза приласкала ребенка. Вероятно, она делала это дольше, чем следовало, и, заметив взгляд Марини, сразу же отдернула руку.

«Хватит ворошить прошлое», — сказала она себе.

Сев в машину, Тереза не могла отвести от дома глаз. Она следила за ним, пока тот окончательно не растаял за горизонтом. Остроконечная, матовая от солнечного света крыша и темные окна, за которыми скользили невидимые тени. Все застыло в ожидании событий, которые вернут жизнь обитателей в привычное русло.

Тереза думала о самом маленьком его жителе — стойком оловянном солдатике с грязными ногтями. Она не сомневалась, что мальчик тоже смотрит ей вслед. Диего — ребенок любознательный и шустрый. Огонек, который родители старались погасить нелепыми запретами и бессмысленной закалкой силы воли, взять хоть сладости, на которые можно было только смотреть.

«Желанные лакомства всегда у ребенка на виду, но трогать их ему не разрешают, — размышляла Тереза. — Может ли что-то быть хуже для неокрепшей детской психики?»

Может. Мать, холодная как лед.

Тереза спросила себя, относился ли так к сыну и отец? Со слов Марты Валент выходило, что да. Она говорила о муже как о строгом отце, даже обмолвилась о его равнодушии.

Насколько тот был равнодушным? До полного безразличия?

«Это тебя не касается, — упрекнула себя Тереза, но сразу же отыскала оправдание: — Когда речь заходит о детях — это касается каждого».

Опустив руку за пачкой конфет, она с удивлением обнаружила, что карман пуст.

После секундного замешательства Тереза рассмеялась.

Она недооценила юного Валента: он был парень не промах.