Смерть обывателям, или Топорная работа

Игорь Москвин, 2021

Начало ХХ века. Санкт-Петербург. В одном из тихих обывательских кварталов происходят убийства. Неизвестный душегуб принялся убивать топором целые семьи. Преступления страшные, но с первого взгляда незамысловатые и не сулящие долгого расследования. Тем более за дело берется начальник сыскной полиции Владимир Гаврилович Филиппов и его бригада опытных расследователей. Однако уже с первых шагов дознание обнаруживает некоторые странности в картине преступления. Кто этот безумный маньяк? Один ли это человек? Какие на самом деле у него мотивы убивать безобидных граждан особо жестоким образом? Странностей и сложностей в деле становится всё больше, расследование уводит сыщиков далеко за пределы Санкт-Петербурга, вплоть до самой Финляндии. Нити сплетаются в тугой клубок, распутать который под силу только начальнику сыскной полиции Филиппову и его подручным.

Глава 3

Утром, когда майское солнце только показалось на горизонте, Владимира Гавриловича разбудила жена, Вера.

— Владимир, к тебе там явились, — сказала она не совсем довольным голосом. В минуты раздражения жена называла его полным именем.

— А?.. Что?.. — произнёс со сна Филиппов, хотя всегда просыпался быстро, как солдат при побудке.

— Там дежурный чиновник говорит, что телефонировал какой-то Васильев.

— Дмитрий Дмитриевич?

— Не знаю, пристав, что ли? Тебе чаю согреть?

— Какой чай… — пробурчал начальник сыскной полиции.

Через полчаса Владимир Гаврилович входил в Охтинский участок. Его незамедлительно провели к статскому советнику Васильеву.

Когда начальник сыскной полиции появился на пороге кабинета, пристав поднялся из-за стола и, протягивая руки, пошёл навстречу.

— Владимир Гаврилович, — Дмитрий Дмитриевич тряс ладонь начальнику сыскной полиции и беспрестанно повторял: — Владимир Гаврилович, как я рад, что вы пришли, Владимир Гаврилович. Я, конечно, не рад причине вашего визита, но рад, что вы сразу откликнулись, Владимир Гаврилович!

— Я к вашим услугам, — ответил Филиппов. По его лицу невозможно было понять, что он чувствует в эту минуту.

— Да, да, об этом потом, — смутился Васильев, — а впрочем, — он махнул рукой. — Что скрывать? Я всё равно обязан доложить о случившемся.

— Что же всё-таки стряслось? И почему такая спешка?

— Да что там… — вначале отмахнулся пристав, потом тяжело задышал и снова махнул рукой. — Я же ничего не скрываю. Вот Андреевых в моей части убили. Вот и… впрочем, о чём я? Ах да! Вы представляете, в моей части новое убийство. Пусть бы перепились да друг друга порезали. Ан нет…

— Да что стряслось, Дмитрий Дмитриевич? Поконкретнее.

— Семью Анциферовых топором… и взрослых, и даже детей.

— Ещё одно убийство? — Казалось, начальник сыскной полиции не был удивлен.

— А я о чём толкую, любезный Владимир Гаврилович? Я ж об этом клятом убийстве, да не об одном, а сразу о пяти… — Пристав к концу речи задохнулся, словно из него выпустили весь воздух. Он взялся правой рукой за грудь, и хорошо, что позади него оказался стул, иначе пристав растянулся бы на полу. А так в бессилии опустился и замер, бормоча под нос: — Тридцать пять лет беспорочной службы, тридцать пять лет… Ни одного замечания, а тут такой подарок перед торжествами!.. Господи, за что мне это всё? Господи… — И покачал головой.

— Дмитрий Дмитриевич, да расскажите вы всё по порядку. — Филиппов положил руку на плечо приставу. Васильев продолжал что-то бормотать. — Дмитрий Дмитриевич, вы меня слышите?

Пристав всхлипнул и взял себя в руки. Несколько раз тяжело вздохнул, поднялся с места и расправил плечи.

— Вчера, как вы и просили, мои люди начали обход близлежащих от трактира Андреева домов. Как я и предполагал, никто ничего не видел. Видите ли, ночью люди спят, а не болтаются по улицам, простите… — Дмитрий Дмитриевич сказал последнее слово тише и исподлобья посмотрел на начальника сыскной полиции. — Так вот, никто ничего не видел и ничего подозрительного не слышал. Но один из домов оказался закрытым, и самое удивительное, что соседи не видели живших там обывателей то ли день, то ли два. Особого подозрения их отсутствие не вызвало. Околоточный решил зайти позже, вот и зашёл под самую ночь. Опять же из дома ни звука, мёртвая тишина. Я бы сказал, зловещая. — Пристав опять тяжело задышал. — Соседей об отъезде они не предупреждали, хотя ранее всегда ставили в известность. Мало ли что, за домом присмотреть или ещё что. Ведь гулящего люду у нас хватает. Так и норовят в пустой дом за поживой залезть. Уж лучше бы кто залез, — добавил он, негодуя то ли на вороватый люд, то ли на околоточного. — Так вот, кликнул околоточный городового и соседей, открыли дверь, а там пять трупов. Вот такие дела!

— Дмитрий Дмитриевич, почему раньше меня не позвали? — спросил Филиппов.

Пристав только отмахнулся и ничего в ответ не сказал.

— Хорошо. Разрешите с вашего аппарата телефонировать в сыскное отделение?

— Будьте любезны.

— Вы вызвали частного врача?

Пристав отрицательно покачал головой.

— Тогда я телефонирую господину Стеценко.

— Вызывайте.

После проведённых разговоров Филиппов провёл большим пальцем по усам.

— Дмитрий Дмитриевич, могу я услышать околоточного, обнаружившего тела?

— Сейчас вызову.

Околоточный, детина саженного роста, с прищуренными глазами и большим носом, вытянулся во фрунт, как только ступил в кабинет пристава.

— Ваше… — начал было он зычным голосом, но, увидев, что Дмитрий Дмитриевич поморщился, стушевался и умолк на полуслове.

— Как тебя зовут? — спросил Филиппов.

— Околоточный надзиратель Кутышкин…

— Твоё имя? — перебил полицейского начальник сыскной полиции.

— Василием родители назвали.

— Вот что, Василий, ты мне расскажи, как убиенных обнаружил.

Околоточный взглянул на пристава. Тот кивнул — мол, поведай без утайки.

Полицейский несколько раз кашлянул.

— Так, — начал он, но снова вытянулся во фрунт, — господин Васильев нам приказали обойти дома, находящиеся по соседству с трактиром Моисея Андреевича, — с уважением произнёс имя убитого околоточный. — Так я сразу же и занялся. Обошёл всех, но никто ничего подозрительного не видел. Хотя мы на отшибе находимся, и баловство всякое у нас бывает, но спокойствия больше…

— Ты о деле, — перебил подчинённого пристав и грозно нахмурился.

Полицейский вначале смутился, но потом продолжил:

— Решил я дома в конце улицы проверить. Не знаю, словно под руку кто толкнул, — околоточный осёкся и исподлобья посмотрел на Васильева, негодуя за свою словоохотливость. — Постучался к Анциферовым, а там тишина. Сперва я ничего не заподозрил. Мало ли куда могли семейством поехать. Ну, я дальше с проверкою пошёл по соседям. Вот они мне и сказали, что уже дня два-три никого в доме не видели. А Иона Фёдорович, так хозяина зовут, всегда загодя предупреждал, если куда отлучался. Да и кухарка при них жила, она точно дома должна была быть. Вот тут-то меня и осенило…

— Осенило его… — вполголоса пробурчал пристав.

— Где это они могут быть, думаю про себя, зайду позже. Всякое бывает. Вот под вечер и зашёл. Опять же, ни огонька в доме, тишина. Подозрительно мне стало. Я послал городового за понятыми. Понимаю, что не след вот так в дома врываться. Когда Иванов, это городовой, с двумя соседями пришёл, вот тогда я приказал дверь взломать. Первым вошёл я с проверкой, а как хозяев убитых увидел, то городовых поставил у парадных дверей и у чёрного входа, чтобы никто не смог на место убийства попасть, а сам бросился к господину приставу.

— Это всё?

— Так точно, ваше превосходительство, — отрапортовал околоточный.

— До превосходительства я ещё не дорос, — в задумчивости сказал Филиппов и потрогал пальцами пышный ус.

— Владимир Гаврилович, — окликнул начальника сыскной полиции Васильев.

— Простите, задумался. Мы можем пройти в дом убиенных или подождём Петра Назаровича?

— Давайте, Владимир Гаврилович, пройдёмся с вами.

— Я не против. Только предупредите помощника, пусть господину Стеценко передаст, что мы будем его ждать на месте преступления.

— Непременно. — Пристав снял фуражку с вешалки.

— Вы предпочитаете проехать на экипаже или пройтись пешком? — уже на улице поинтересовался Васильев.

— Лучше нам с вами пройтись, — сказал Филиппов и добавил: — Тем более вам есть, что мне рассказать. Не так ли, Дмитрий Дмитриевич?

Пристав поначалу смутился, прикусил нижнюю губу.

Несколько метров шли в молчании.

— Как бы вам сказать, Владимир Гаврилович…

— Говорите так, как есть, рассказ дальше вашего покорного слуги не пойдёт.

— Убийство четы Андреевых для меня стало громом среди ясного неба. Впереди торжества, юбилей, а в городе, простите, в приданной моему попечению части вот какие происходят происшествия. Признаюсь, я немного оробел. А вдруг преступники не будут пойманы, ведь это пятно на всю оставшуюся жизнь. Вот вчера с расстройства принял, как говорят военные, лишку на грудь. Когда прибыл ко мне околоточный, я…

— Можете не продолжать, — сказал Филиппов, — винить вам себя не в чем. Город у нас большой, жителей, почитай, почти полтора миллиона. И вы думаете, что все они ангелы белокрылые? Отнюдь. И не черти с хвостами и рогами, а вполне обычные люди. И встречаются между ними не только алчущие до чужого добра, но и убийцы, для которых копейка дороже жизни. Так что, Дмитрий Дмитриевич, преступления происходили, происходят и будут происходить независимо от нашего с вами желания. Но что пока в наших силах, так это всех воров и убийц переловить, а если не получится всех, то хотя бы большую часть.

— Я понимаю, но…

— Дмитрий Дмитриевич, запомните одну вещь: предотвратить преступления мы не в состоянии, а вот поймать и наказать злодеев в наших с вами силах.

— Но как? Как я понимаю, в трактире Андреева и следов-то не осталось? Как же мы душегуба найдём? Как?

— Дайте время, из-под земли отыщем.

До дома Анциферовых шли молча, каждый думал о своём. Филиппов — о скоропалительном обещании разыскать преступника, Васильев — о том, что напишет в докладе полицмейстеру об убийствах, и о возможных наказаниях, которые могут свалиться на его голову.

Поотстав от начальника сыскной полиции и пристава, чтобы не мешать их разговору, в молчании шли околоточный и два городовых, оставляя после себя взметённую дорожную пыль.

Солнце начало подниматься, озаряя редко бегущие по небу барашкового вида облачка. Духота ещё не опустилась на землю, но марево над городом начинало сгущаться, давая понять жителям, что их ждёт жаркий день.

— Я надеюсь, — начал Васильев и сразу умолк, заметив, что Филиппов погружён в свои мысли.

— Я вас слушаю, Дмитрий Дмитриевич. Если вы о сегодняшней ночи, то давайте условимся, что ваш околоточный при вчерашней проверке установил, что одна из семей, проживающих на этой улице, отсутствует, вот он и решил с самого утра проверить догадку. Явился к дому и там, при вскрытии дверей, обнаружил убиенных людей. Сразу же оповестил вас и вашего помощника. Вы же сразу связались со мною. — И с улыбкой добавил: — И наше колесо правосудия завертелось.

— Всё верно, так и было, — облегчённо сказал пристав.

Пётр Назарович Стеценко не заставил себя долго ждать. Прибыл в экипаже, степенно сошёл со ступеньки и неторопливым шагом приблизился к стоящим у дверей дома начальнику сыскной полиции и приставу. Поприветствовал обоих.

— Не прошло и дня, — подлил доктор масла в огонь, — как снова встречаемся прежним составом по столь же неприятному происшествию.

— Происшествие в самом деле неприятное, — лицо Васильева выражало крайнюю степень озабоченности. — Вчера чету Андреевых…

— Убили, — подсказал Стеценко.

— Да, простите, убили, а сегодня целую семью — родителей, кухарку и двоих детей пяти и восьми лет. Вот так-то, — пристав удручённо посмотрел на доктора.

— Конечно, неприятность… для нас, господа, а вот убиенные отмучались. Как ни цинично это звучит, — сказал Пётр Назарович. — Что ж мы стоим? Время-то идёт.

Дом возвышался хмурой громадой. Мрачности ему добавлял первый этаж, сложенный из камней и смотревший на улицу тёмными неприветливыми окнами. Второй этаж взгромоздился на каменный постамент крашенными в коричневый цвет одинакового размера брёвнами.

Около входа стоял полицейский. При приближении начальства он вытянулся во фрунт.

Васильев подозвал околоточного.

— Показывай, голубчик, что ты увидел в доме.

— Да я… — полицейский умолк. Затем нерешительным шагом подошёл к двери и потянул за ручку. Раздался пронзительный скрип, от которого у доктора заныло под ложечкой. Он перехватил саквояж левой рукой, а правой потёр грудь напротив сердца. Стало вдвойне неприятно, и Пётр Назарович поморщился.

Владимир Гаврилович отстранил тростью околоточного и первым вошёл в дом, по пути обернувшись:

— Господа, будьте любезны подождать меня на улице.

Пристав не вытерпел и пробормотал:

— Только дай некоторым покомандовать. — Прежний разговор с начальником сыскной полиции канул в Лету. Усмирившийся характер всегда найдёт точку выхода.