Причуды владыки Ардара

Игорь Карпенко, 2023

Кочевые арийские народы, создатели могучих и обширных государств в первой половине I тысячелетия до н.э. населяли просторы Евразии от хребтов внутренней Монголии до реки Дон.

Массагеты, савроматы (сарматы), сакасены (саки), тохары — это кочевые народы, создатели могучих и обширных государств, населявшие просторы Евразии от хребтов внутренней Монголии до реки Дон. Те, которых часть исследователей считает ариями, часть иранцами и туранцами, но все они относились к группе европейских народов, все они были индоевропейцами. Это потом, спустя сотни лет, на их земли пришли узкоглазые завоеватели с востока, принадлежащие к монголоидной расе. Завоеватели безжалостно перебили потомков этих народов (саскасенов, хорезмийцев, карлуков, кипчаков и других), заселили их земли, а сегодня набираются наглости присваивать себе великие достижения этих индоевропейских народов — владык степи.

О жизни сакасенов, массагетов, тохар в первой половине первого тысячелетия до н.э. в художественной форме рассказывает эта книга.

I

Владыка Ардар, повелитель многочисленного народа сакасенов, считался могущественным и богатым правителем. Его уважали соседи, опасались недруги, с ним считались даже вожди таких могущественных народов, как массагеты и тохары, чьи бесчисленные стада паслись к северу от многоводной и великой реки Яксарт¹.

Ардар, полновластный владыка среди своих подданных, был доволен жизнью и собой. И чего не быть довольным: богатство есть; уважение есть; власть есть. Дом полон дорогой утвари; в гареме красивейшие женщины; сыновья — наследники рода — многочисленны. Чего еще желать повелителю скотоводов. Здоровье у владыки — любой позавидует. Видный собой, широкоплечий, с сильными руками, способными сжать в лепешку золотой кубок, грозный воин, чье имя гремит в степи. Победитель многих врагов. Великолепный наездник. Любимец женщин. Э, да что говорить — куда ни кинь — все прекрасно!

А потому Ардар, развалившись на резном троне, покрытом золотыми пластинами, с серебряным ритоном в руке, который время от времени наполнял пьянящим напитком слуга, стоящий за спиной, с усмешкой смотрел на пирующих вождей племен, тысяцких войска, старейшин родов и знатных семей. Пируют. Пируют его ближайшие сподвижники и опора трона. Прославленные воины, мудрые старики, сыновья, братья, шурья, иные родичи.

Владыка жестом подозвал, стоящего неподалеку, начальника телохранителей, знаменитого воина Комала, и обратил его внимание на Худату, первенца и будущего наследника трона. Худата, тонкокостный, смазливый юноша, чье девятнадцатилетие недавно минуло, явно перебрал опьяняющего, и теперь его то и дело тянуло упасть лицом в миску с мясом, что стояла как раз напротив него. И если ему это не удавалось, то только благодаря Бузгару, старейшины рода Волка, кто удерживал воспитанника от позорящего мужчину поступка.

Комал был немногословен, но деятелен. Двое рослых воинов из охраны владыки подступили к Худате, подхватили под руки и вынесли из шатра.

Ардар кивнул Комалу в знак благодарности и перевел взгляд на своего второго сына, семнадцатилетнего Иргара, который выделялся среди пирующих грустным выражением лица.

Владыка знал причину этой грусти. Скука. Иргар не любил пиров, не пил опьяняющих напитков и страшно скучал на подобных сборищах. То ли дело военные игрища, в которых можно и себя показать и других посмотреть, или поле боя, где в жестокой сече сходились два войска. Там Иргар был в своей стихии. И не удивительно. Наследственность сказывалась. Иргар был сыном воинственного Ардара и легендарной Зенайи, женщины — воительницы, павшей в бою много лет назад. Прекрасная Зенайа (мать Иргара была не только храбрым воином, но и всеми признанной красавицей) так яростно, с таким бесстрашием сражалась в битве у Трех скал, что не только остановила со своим отрядом таких же воительниц натиск отборной гвардии владыки тохар, но и обратила в бегство самого владыку — прославленного Абадаха, тем самым, решив судьбу битвы и войны в пользу сакасенов. Ей не повезло тогда. Шальная стрела сразила Зенайю в самом конце битвы, когда воины Ардара уже торжествовали победу. Иргар с младенчества слышал рассказы о подвигах отца и матери, и стремился ни в чем не уступать старшим.

Ардар решил отвлечь сына от грустных мыслей, развеять его скуку.

— Иргар, сын мой, — обратился он к юноше.

— Да, отец.

— Я слышал, ты присмотрел себе девушку в жены. Привез бы невесту, представил нам.

— Вы дозволяете отец? — враз оживился юноша.

— Не только дозволяю, но прошу: представь нам ту, кто войдет в нашу семью. А еще лучше, если ты пригласишь к нам на праздник Нового года весь ее род. Может, наши юноши присмотрят еще кого из девушек, а их юноши присмотрят себе наших девушек.

— Спасибо, отец. Завтра же выезжаю.

— С нетерпением буду ждать твоего возвращения сынок. Тахмтан, сын мой, по-моему, тебе хватит. Комал, пусть воины проводят Тахмтана к себе.

Ардар вновь перевел взгляд на своего второго сына и усмехнулся. Иргар сиял. Его меланхолию и грусть, как рукой сняло.

Ардар улыбнулся и повернулся к Фарсаку, его другу детства из простонародья, назначенному владыкой на высокую должность управителя хозяйством повелителя сакасенов. Фарсак был умен, коварен, и не страдал сентиментальностью, если приходилось выполнять весьма щекотливые поручения повелителя.

Фарсака не было среди пирующих. Его появление в шатре владыки говорило о том, что произошло нечто важное.

— Чего тебе, Фарсак?

— Господин. Привезли дочь пастуха Сардака.

— Где она?

— Я поместил ее, пока, в шатре, что у пастбищ.

— Кто с ней?

— Как обычно. Лила и Гурек.

— Сильно брыкалась?

— Не то слово. Пришлось связать.

— А что отец?

— Дали с десяток коней — он и счастлив.

— Хорошо. Пусть ждут. Я скоро буду. Абда, брат мой, ты чего такой грустный? Смотрю, тебе даже чара не в радость. Поругался с супругой?

— Нет, с супругой все в порядке. Я поругался с мамой.

— Рисковый, ты, однако, парень. Ссориться с главой Совета старейшин, мудрейшей Калавати…

— Тебе смешно, старший брат, а мне совсем не до смеха.

— Зайди завтра ко мне, после пира. Я помирю тебя с матерью.

— Спасибо, старший брат, — вождь Абда, самый младший из братьев Ардара (ему едва минуло тридцать) с благодарностью посмотрел на владыку.

— Арташир, брат мой.

— Я весь во внимании, повелитель.

— Выручи. Мне надо уйти к девушке. Займи гостей на это время.

— Не сомневайся, старший брат! — второй по старшинству брат Ардара поклонился владыке.

Владыка еще раз обвел насмешливым взглядом пирующих и провозгласил тост за успех всех начинаний. Присутствующие на миг отвлеклись от своих разговоров, послушали своего повелителя, дружно выпили и вернулись к своим беседам. Все были так увлечены своими проблемами, что не заметили, как Ардар покинул зал через задние двери. Один Арташир, на которого возложили обязанности быть главой пира, проводил взглядом владыку и посмотрел на племянника.

Иргар жестом показал, что хочет уйти.

Дядя жестом ответил, что не возражает.

И второй сын владыки, стараясь не привлекать к своей персоне излишнего внимания, тихо смылся с коллективной попойки вождей и старейшин.

Когда Ардар подъехал к шатру, указанному Фарсаком, дорогу ему преградили двое воинов Комала, но, признав повелителя, тут же расступились.

Владыка зацепил поводья за коновязь, что стояла рядом, и решительно вошел в шатер.

В шатре были трое. Служанка Лила, сильная сорокалетняя женщина со шрамом через все лицо: в детстве ей перепало плетью от пьяной подруги. Шрам изуродовал девушку и оставил ее без мужа и семьи. Кому нужна изуродованная жена, когда кругом столько хорошеньких. Такое отношение юношей и мужчин так озлобило Лилу, что она возненавидела всех красивых женщин и девушек и делала им подлости при первой же возможности. Эту особенность Лилы подметил тогда еще юный наследник трона Ардар и взял ее к себе в услужение. Лиле понравилось служить Ардару и их, за столько лет, связывало уже не одно совместное преступление.

Вторым был Гурек. Сильный тридцатишестилетний мужчина. Изгнанный за проступок из племени, когда ему исполнилось всего тринадцать, Гурек, по неопытности, забрел в глубь пустыни и, наверняка бы, погиб там, если б не Ардар. Владыка возвращался с охоты на джейранов, когда наткнулся на погибающего мальчишку. Гурека подобрали и выходили. С тех пор он стал цепным псом Ардара и ради своего повелителя был готов разорвать любого.

Третьей была невысокая, хрупкая девушка, красивая и нежная, как полевой цветок. Она забилась в угол кровати, что стояла посреди шатра, и с ужасом смотрела на Лилу и Гурека. Когда Ардар вошел в шатер, испуганные и большие, как у лани, светло-карие глаза девушки переместились на владыку. Узнав в вошедшем в шатер повелителя сакасенов, девушка ловко спрыгнула с кровати и обняла ноги опешившего от подобного владыки.

— Господин, спаси, — обнимала она колени Ардара и снизу вверх жалобно смотрела на мужчину.

— Успокойся, дитя. Тебя никто не собирается здесь бить или убивать. Портить подобную красоту — это зло. Выйдете! — велел слугам владыка.

Лила и Гурек послушно покинули шатер.

Владыка поднял с пола дрожащую девушку.

— Успокойся, красавица. Тебе нечего бояться.

— Нечего бояться? Приехали неизвестные всадники. Схватили меня. Связали и привезли меня на потеху какому-то господину. И мне нечего бояться!?

— Тебя привезли не на потеху, моя девочка. Тебе оказана великая честь. Ты станешь возлюбленной самого владыки, то есть меня. — Ардар ласково погладил девушку по щеке.

А красавица вдруг расплакалась и бросилась на колени.

— Пощади меня, повелитель. Пощади. Я люблю Кесата, а он так любит меня. Мы собирались пожениться. Кесат покончит с собой, если узнает, что меня увезли.

— Чего!? — Ардара передернуло. — Вместо того чтобы отправиться на твои поиски, он покончит с собой!? Кто он, этот твой Кесат?

— Он ремесленник. Горшечник.

— Он сакасен?

— Да.

— Он воин?

— Нет. Он горшечник.

— Я спрашиваю, он умеет воевать?

— Нет, мой господин. Он никогда не держал в руках меча или лука.

— И много там таких, как твой Кесат?

— О, нет. Кесат только один.

Ардар поморщился.

— Ты не поняла меня. Я спрашиваю, много ли там мужчин, которые никогда не держали в руках ни меча, ни лука?

— Много.

— Они, что, рабы?

— Нет, мой господин. Они все свободные сакасены.

— Почему же они тогда ничего не умеют?

— Они умеют. Они лепят такую красивую посуду. Хорезмийские купцы увозят ее на юг караванами.

— Ах, вот оно что, — догадался владыка. — Им некогда учиться. Они все время работают. Кое-кто предпочел золото мечу. Где проживает твой Кесат?

— В Хускае, мой господин.

— Гурек!

— Господин? — в шатер вбежал телохранитель.

— Комал далеко?

— У шатра, господин.

— Пусть зайдет!.. Встань с колен и посиди на кровати!

— Вы пощадите меня?

— Сядь на кровать и не мешай! — Ардар произнес это таким властным тоном, что девушка не решилась перечить.

А в шатер вошел глава телохранителей.

— Комал, пошли людей в Хускаю. Пусть проверят, много ли в Хускае мужчин, не владеющих оружием. Если много — пусть повесят вождя племени и всех старейшин на подпорках их шатров.

— Слушаюсь, мой господин! — Комал поклонился и вышел.

Ардар все никак не мог успокоиться. Он метался по шатру.

— Жадные скоты! Я им покажу хорезмийские караваны. Комал!

— Я здесь, мой господин! — начальник телохранителей вновь вошел в шатер.

— Пусть твои люди найдут в Хускае гончара Кесата и передадут ему следующее. Пока он не научится владеть мечом и луком, как настоящий сакасен, не видать ему… Как твое имя, девочка?

— Кханда! — пролепетала потрясенная красавица.

— Не видать ему Кханды, дочери Сардака, как своих ушей. Пусть скажут еще. Жду Кесата через год в своей ставке. Приедет показывать мне лично, как он владеет оружием. Докажет, что он уже воин — получит Кханду в жены, не докажет: прикажу гнать плетью через всю степь, а Кханду выдам за настоящего сакасена. Не хватало еще плодить не способных постоять за себя хлюпиков! Ступай, Комал! Можешь не беспокоиться, девочка. В ближайший год ты Кесата не увидишь и он тебя тоже.

— Господин!? — Кханда смотрела на владыку ошеломленным взглядом.

— У такой красивой девочки, как ты, дети должны быть настоящими сакасенами: сильными и храбрыми воинами, способными с оружием в руках защитить свою семью и свою Родину. Если же они, к тому же, будут искусными ремесленниками, то честь им и хвала за это! Усвоила?

— Да, господин, — прошептала девушка.

— А теперь раздевайся. Пока твой Кесат будет изучать военное дело, я научу тебя искусству, которое должна знать каждая жена, если не хочет, чтобы ее муж бегал от нее по чужим женам и девкам.

— Да, господин. — Кханда принялась развязывать свой поясок дрожащими пальцами…

Полтора часа спустя Ардар вышел из шатра. Нашел Комала.

— Я беру Кханду в число своих официальных наложниц. Представишь Кханду госпоже Винате и выделишь ей отдельный шатер и двух рабынь.

— А что Кесат?

— Если он докажет, что он может не только лепить горшки, но еще и мужчина, я выдам Кханду за него с большим приданным, и поставлю его правителем всех ремесленников Хускаи.

— Вы, как всегда мудры, господин!

— Комал, оставь лесть лизоблюдам. Что б я больше не слышал от тебя подобного. Что на пиру?

— Идет!

— Иргар там?

— Нет.

— Сбежал сразу же, как только я вышел?

— Да.

— Я так и думал. Чем он занят сейчас?

— Поехал на охоту с Говиндой, сыном вождя Арианта, и Азом, сыном вождя Васумати.

— Ловкач. Идем, вернемся к пирующим.

— Послать за Иргаром?

— Зачем? Пусть развлекается, если охота ему нравиться больше, чем общение с отцом…

— Сын мой! — величественная женщина, одетая в черные и серые одежды вдовы, скорбящей по своему мужу, но из очень дорогих материй, строго посмотрела на владыку Ардара. Высокая, все еще стройная и красивая, несмотря на свои шестьдесят три года, мудрейшая (таков был ее титул, как главы Совета старейшин народа сакасенов) Калавати держалась с таким достоинством и величием, что ее сын, могущественный владыка сакасенов до сих пор частенько терялся в присутствии матери, особенно, когда они оставались вдвоем. Царственные движения матери, гордая посадка головы, надменное выражение лица, повелительность ее строгого взгляда сразу же напоминали Ардару времена его отца грозного владыки Артасара, перед очами которого бесстрашный в бою Ардар всегда испытывал безотчетный страх.

— Мне сообщили, ты обзавелся новой наложницей. Но, сын мой, когда же ты, наконец, поймешь, что ты владыка великого государства? Как-никак тебе уже сорок пять.

— Я не понимаю тебя, мама.

— Поразительно! Не понимать, в чем состоит честь и достоинство семьи владыки! Сделать официальной наложницей дочь простого пастуха! Не дочь вождя или старейшины, что укрепило бы твой трон, а дочь пастуха! Да только, если ты обратишь на нее свой взор, — для нее это уже великая честь! А если ты переспишь с ней, то она должна молиться на тебя до конца своей жизни! Знаешь сколько вождей и старейшин разгневаны на тебя, что ты предпочел эту пастушку их дочерям?

— Мама, Кханда очень мне помогла.

— Чем же? Раздвинула ноги шире, чем могут другие? Или у нее есть еще что-то такое между ног, чего нет у других? — с презрением спросила Калавати.

— Кханда открыла мне глаза на неполадки в государстве!

— Назвала имена заговорщиков?

— Хуже. Указала местность, где сакасенов перестали обучать военному делу. Где оружие поменяли на горшки с золотом.

— Ты имеешь в виду Хускаю, Капаиту и Хушку? Это я распорядилась, чтобы тамошних мастеров не отвлекали от дела. Их мастерство выше всяких похвал и мы получаем за их изделия много золота.

— Золота? — владыка пришел в ярость. — А если армия массагетов или шаха² Кавада завтра подойдет к Хускае? Тамошние жители чем будут отбиваться: горшками? Или может, вместо стрел будут метать золотые слитки?

— Сын мой, ты неразумен. Если армия Кавада или воины Кадфиза подойдут к Хускае, они не станут убивать их жителей, а заберут их с собой. Ни один здравомыслящий правитель не станет губить столь искусных умельцев.

— И при этом изнасилуют их всех жен и дочерей, перебьют стариков и младенцев. Мать, ты хоть сама понимаешь, что говоришь? Короче, мать, я распорядился казнить всех старейшин Хускаи. Сейчас же распоряжусь, чтобы казнили старейшин Капаити и Хушки. Я им покажу хорезмийское золото!

— Сын мой, вы немедленно отмените свое неразумное повеление. Я требую от вас не как мать, а как глава Совета старейшин страны!

— Извини, мать, но дела войны не в вашем ведении. Я верховный военный вождь страны и все способные носить оружие мужчины подчиняются только мне!

— Сын мой, ты отменишь свое повеление.

— Скажи, мать. Мой отец владыка Артасар допустил бы, чтобы кто-то из его подданных не умел владеть мечом или стрелять из лука?

— Никогда! — гордо ответила Калавати, свято чтившая память и дела покойного мужа.

— Тогда почему ты требуешь этого от меня? — ехидно спросил Ардар.

— Делай, как знаешь, сын. Я не буду вмешиваться в дела войны.

— Спасибо, мама. Скажи, что у тебя там вышло с Абдой? Он вчера на пиру сидел сам не свой.

Калавати улыбнулась.

— Ничего серьезного. Я уже простила его. Но ты ему об этом, пока, не говори. Пусть глубже почувствует свою вину. Я сама объявлю ему о своем прощении.

— И все-таки?

— Встретил на узкой дороге повозку старейшей Нахад. И вместо того, чтобы освободить путь, велел своим воинам столкнуть повозку старейшей на обочину, и сам проехал первым.

— Ничего себе пустяк! — возмутился Ардар. — Как раз с подобных пустяков и начинается развал государства. Ты сама смотри, мама, прощать его или нет, но от меня он за этот случай получит по полной.

Калавати с любовью смотрела на сына.

— Как ты мне напоминаешь в такие минуты отца, — вдруг сказала мудрейшая. — Он также как и ты, всегда нервничал и гневался из-за пустяков, а в делах серьезных сохранял ясный ум и спокойствие.

— Еще, мама. Мой сын Иргар присмотрел себе девушку. Я разрешил ему съездить за ней и ее родными, и представить их нашей семье.

— Я с удовольствием посмотрю на невесту моего внука.

— Каково твое мнение об Иргаре?

— Достойный юноша. Он все больше напоминает мне свою мать Зенайю. То же бесстрашие, та же гордость. Та же принципиальность. Я вижу, Ардар, тебя грызут сомнения. Отбрось их. Верь моей интуиции. Иргар достойный сын. Ты это хотел услышать?

— Спасибо, мама…

II

Заканчивались последние дни уходящей зимы. В этот год она была теплой и малоснежной, и знающие старики обещали засуху в южных районах степи. Однако, это было делом будущего, а, пока, все готовились к встрече весны — к новогоднему празднику и сопутствующим ему весенним праздникам цветов.

Тысячи и тысячи людей со всей страны сакасенов в эти дни подтягивались к Касу — главной ставке владыки Ардара. Одни — это были вожди и старейшины, приглашенные владыкой на праздник — ехали со своими семьями, с охраной; иногда брали с собой избранных юношей и девушек племени, чтобы те могли присмотреть себе суженных среди других племен. Другие — лучшие наездницы и воительницы страны — спешили, чтобы принять участие в многочисленных состязаниях, которые устраивались в главной ставке в праздничные дни. Для этого же прибывали безусые юноши, впервые вышедшие в свет, и бывалые воины, известные победители многих игрищ. Вели злых верблюдов-самцов, сильных баранов, везли воинственных петухов, чьи бойцовские качества позволяли выставлять этих животных на поединки друг с другом. Гнали десятки тысяч голов скота — надо было кормить всех тех, кто прибывал к владыке.

Шли и ехали люди со всей страны, те, кто хотел подать жалобу владыке на своих вождей и старейшин, добиться справедливости, а то и просто рассчитывал на мудрое решение верховного правителя в их запутанном вопросе. Все знали. Согласно обычаю, владыка будет сам лично принимать всех и выслушивать их проблемы в первый день весны. Самый последний бедняк, самый пропащий неудачник мог рассчитывать, что в этот день владыка лично примет его и удостоит беседы с глазу на глаз.

Везли повозки груженые мукой, сушеными фруктами и ягодами: виноградом, вишнями, абрикосами, сливами, дынями, персиками. Везли сушенную, вяленую и даже живую (в огромных бадьях) рыбу; туши убитых зверей и птиц.

Жрецы и их помощники еще раз тщательно проверяли животных, которых они должны были принести в жертву богам в праздничные дни. Быки, кони, верблюды, бараны — животные были самцами, самок в эти дни боги не принимали. Только тех, кто являлся производителем, и являлся залогом многочисленного и здорового потомства.

В домах вязали веники, чтобы убрать всю грязь и встретить новый год в чистоте. Лепили тесто для выпечки лепешек в виде загонов скота или изображений животных: быков, коров, коней, верблюдов, баранов, овец, коз, свиней, и так далее — тех, на чей приплод особенно рассчитывали хозяева в новом году. Выпечки полагалось приносить на алтарь предков и в храмы богов, есть самим и раздавать друзьям, соседям и просто детям.

Заранее просматривали опорные столбы и места на них, на которые женщины — хозяйки должны были нанести мукой рисунки животных и защитные знаки, чтобы новый год был удачным и полным изобилия.

В один из таких дней, когда в хозяйственную предпраздничную суматоху втянули самого владыку, в роскошном переносном дворце Ардара появился его второй сын Иргар.

В прихожей он столкнулся со старшей женой владыки тридцатипятилетней красавицей Винатой, матерью Худаты и Асу, двух из многочисленных братьев Иргара.

— Госпожа! — юноша вежливо поклонился.

Вината, что после гибели соперницы (она завидовала бесстрашию и воинскому умению Зенайи), относилась к Иргару, как к родному, ласково тронула юношу за плечо.

— Привез?

— Да, госпожа. Сакине и ее родные остановились за кочевьем, недалеко от храма Всех Богов.

— Сообщи отцу. Он в оружейной. — Вината хихикнула. — Разбирает с Худатой и Тахмтаном какие-то старые завалы.

Еще на подходе Иргар услышал грозные перекаты голоса владыки.

— А эту ржавую рухлядь кто впер в мой личный сундук? Худата, твоя работа?

— Что ты, отец, это не я! — старший сын перепугался не на шутку.

Иргар вошел в комнату, увидел в руках у отца ржавый меч, вспомнил и рассмеялся.

— Отец, это шутки Асу и Артасуры. Они хотели посмеяться.

— Ну, я этим пострелятам! — при упоминании шаловливых младших сыновей, гнев владыки, как рукой сняло.

— Что, сынок, как съездил? — Ардар с любопытством посмотрел на второго сына.

— Удачно, отец. Сакине, ее отец вождь Рустам и их родичи уже тут. Они остановились в своих шатрах недалеко от храма Всех Богов. Когда велишь представить их тебе?

— Давай-ка следовать обычаям страны, сын мой, — владыка потер шею и пояснил. — Продуло где-то. Мышцу тянет. Вождя Рустама я жду сегодня на ужин. Будет небольшое число гостей. В основном все свои. Там и познакомимся. Как-никак он станет членом нашей семьи. Прочие его родственники старшего возраста войдут в число приглашенных на пиры и празднования; молодежь отправим к молодежи; детвору — к детворе. Ты же представишь свою невесту мне, всей нашей семье и всем гостям, как положено, на второй день Нового года, во время большого пира. Устраивает?

— Да, отец.

— Ступай, порадуй Сакине, ее отца и их родных. И обязательно загляни к бабушке. Она хотела с тобой поговорить.

— Загляну, отец.

Иргар поспешил покинуть комнату, а Ардар обернулся к двум другим сыновьям. Взгляд его упал на выщербленный бронзовый боевой топор, который с растерянным видом держал Тахмтан.

— А это что за древность у тебя в руках?..

— Доченька, — говорил Сакине ее отец Рустам, вождь рода Тура племени арахотов, — я много жду от твоей встречи с повелителем. Сомнений нет, ты войдешь в семью владыки. Повелитель неоднократно давал мне это понять за дни нашего знакомства. Вопрос только в одном, кем ты войдешь в семью владыки Ардара.

— Я не понимаю тебя, папа! — удивленно посмотрела на отца дочь.

— Доченька, эти дни я внимательно наблюдал за нашим повелителем и его старшим сыном. Владыка Ардар красивый, представительный мужчина в расцвете сил. Худата, его старший сын, также очень хорош собой. И хотя у владыки есть четыре жены — красавицы, с тобой им не тягаться, а Худата, тот и вовсе еще не женат.

— Отец, о чем ты? — испуганно пролепетала Сакине.

— О твоем будущем, моя девочка. О твоем будущем. Иргар хороший парень, но он всего лишь второй сын и никогда ему не быть владыкой. А стать женой владыки. Такое счастье выпадает девушкам одной на сотни тысяч. Вот я и надеюсь. Завтра, когда тебя представят, может, сам владыка обратит на тебя внимание, или его старший сын Худата. Такую красавицу, как ты, трудно не заметить.

— Но, отец, Иргар любит меня. И мне он тоже очень нравится.

— Не дури. Запомни мои слова. Слова твоего отца. Если Худата или сам владыка обратят на тебя внимание, не вздумай упираться. К тому же, доченька, что здесь такого, что ты переспишь с владыкой. Для любой девушки нашей страны это большая честь. Зато, после этого ты всегда сможешь прибегнуть к его защите и покровительству, если у тебя вдруг пойдут нелады с мужем. Поверь, это очень удобно, иметь такого покровителя. Так что, смотри, если владыка или его старший сын, будущий владыка, возжелают тебя — не вздумай им отказать! А если ослушаешься меня — я тебе более не отец! Я публично отрекусь от тебя, и пусть с тобой поступают по закону, как с нарушительницей отцовской воли. И последнее. Я категорически запрещаю тебе говорить хоть слово об этом разговоре Иргару.

Пир был в самом разгаре. Огромный шатер владыки Ардара едва вместил всех приглашенных. Половину столов занимали пирующие мужчины, половину — женщины.

Владыка Ардар сидел в окружении братьев, сыновей, ближайших сподвижников. Среди прочих его гостей сидел и вождь Рустам, отец прекрасной Сакине. Все уже изрядно выпили и перекусили. Несмотря на это, в зале стояла необычная для подобного застолья тишина.

На стуле, что был поставлен посреди зала, сидел с большим струнным инструментом в руках певец по прозвищу Рави, что значило Солнце, и пел песнь, сложенную некогда про владыку Артасара, отца Ардара.

–…Имел Артасар сердце льва,

Кабана упорство, медведя ярость!

И был он зорче белохвостого орла,

Имел точность сокола, тигра храбрость…

— Господин! — главный распорядитель пира склонился над ухом владыки.

— Конечно, зови!

–…Словно лиса он применял уловки…

Ардар жестом остановил певца.

— Достойные! — внимание присутствующих переместилось к владыке. — Сейчас мой сын Иргар представит нам свою невесту Сакине, дочь присутствующего здесь вождя Рустама, а после мы дослушаем песню о подвигах моего отца.

Гости зашумели, зашевелились, и все, как один, повернули головы к входу в зал, в котором появились двое. Высокий, стройный, красивый юноша, одетый в богатый костюм скотовода с золотым диском на груди, вел за руку девушку в цветастом платье до колен и синих шароварах из тончайшей шерсти. Ее тонкий стан перетягивал пояс из шкурок соболя, а ноги были обуты в красные сапожки, расписанные волнистым черным орнаментом и отороченные лисьим мехом. На высокой груди девушки покоился большой рубин в золотой оправе. Золототканая накидка прикрывала ее плечи. Золотая диадема с рубинами покоилась на черных, как вороново крыло, густых волосах девушки, заплетенных в косу, что спускалась едва ли не до пят. Золотые сережки с рубинами подчеркивали красивые уши дочери вождя Рустама. Но не это восхитило присутствующих, заставило их смолкнуть, а необычная красота девушки. Смуглая, с чудной атласной кожей, румянцем на всю щеку, глубоким взглядом живых темных глаз, которые оттеняли длинные ресницы, она была чудо, как хороша. Ее алые губки были слегка приоткрыты, показывая кончики великолепных зубов. Узкая, красивая рука, за которую ее держал Иргар, слегка дрожала.

— Гм! — гмыкнул Ардар и, не отрывая от пары своего взгляда, негромко бросил брату Арташиру, кто сидел рядом с владыкой. — У Иргара отменный вкус. Я и не знал, что у меня в государстве есть подобные. И как только Иргар ее разыскал?

Худата облизал пересохшие губы и с отчаянием посмотрел на мать. Но той было не до сына. Старшая жена Ардара, вся подобралась, и насторожено изучала Сакине.

Тахмтан от зависти закусил кулак.

А пара остановилась напротив стола владыки.

— Господин, — обратился Иргар к отцу, — разреши мне представить тебе и всем присутствующим мою невесту Сакине, дочь вождя Рустама.

Несколько секунд Ардар смотрел на девушку, потом внезапно встал, обошел стол и подошел к удивленному сыну и его смутившейся невесте.

— Сакине! — владыка забрал руку девушки у сына. — Ты так прекрасна, что я предлагаю тебе выйти за меня замуж!

Зала ахнула. Вината в негодовании встала. Мудрейшая Калавати неодобрительно качнула головой, но вмешиваться не стала.

— Скажи, ты согласна быть моей женой?

Сакине робко взглянула на отца. Тот ответил ей грозным взглядом. Девушка перевела глаза на владыку и еле слышно выдохнула:

— Согласна!

Иргар резко развернулся и быстрым шагом направился к выходу. Его никто не задерживал. Многие хихикали, провожая его взглядом. Худата злорадно улыбался.

Ардар провел Сакине к своему столу.

Арташир тут же пересел на другое место. Владыка посадил девушку слева от себя и громко объявил.

— Завтра моя свадьба! Приглашаю вас всех быть на ней моими гостями!

— Да здравствует владыка!

— Да здравствует владыка Ардар и его супруга Сакине!

— Живите счастливо!

— Сыновей вам и побольше! — понеслось со всех сторон.

Пять человек, между тем, покинули пир. Увахштра, прославленный воин и старый друг Ардара, вышел по своим делам. Вината и три другие жены владыки ушли с пира, возмущенные поступком мужа.

Ардар, который не сводил глаз с прелестного личика Сакине, восхищаясь ее красотой, этого даже не заметил.

Пир продолжался.

Иргар выбежал из шатра. На миг остановился. Потом пошел. Куда? Он и сам не знал. Он шел, не разбирая дороги. Слезы застилали ему глаза.

Кругом веселились. Пели. Танцевали. Дарили друг другу подарки. Угощали соседей. Сражались крашеными яйцами и смотрели петушиные, перепелиные и бараньи бои. Девочки качались на качелях. Мальчики боролись под одобрительные возгласы стариков, которые с чашами, полными опьяняющего, подбадривали подростков и совсем юных, едва научившихся ходить, но уже схватившихся между собой, чтобы показать всем и особенно отцу и деду какие они сильные. Молодежь постарше играла в более раскованные и рискованные игры с поцелуями, с объятиями, с договорами: никто не хотел спать эту праздничную ночь в одиночестве. Старшие старательно делали вид, что не замечают этих нарушений приличий. В праздник Нового года и его ночи разрешалось все. Однако Иргару не было до всего этого дела. Он не замечал ничего. Он шел, куда ноги несут, лишь бы подальше от отца и Сакине. Подальше от тех, кто его так обидел. При виде его странной походки, веселящиеся сакасены удивленно смотрели на сына владыки, и торопливо уступали дорогу, а потом, с недоумением, провожали взглядом.

Сколько он так бродил, где побывал, Иргар потом так никогда и не вспомнил. Он пришел в себя, лишь уткнувшись в коновязь и услышав звонкое ржание своего любимого Каурого.

— Уеду! — решил сын владыки. — Подальше уеду!

Юноша подошел к коновязи и начал отвязывать поводья. Не успел он развязать узлы, как почувствовал на своем плече тяжелую руку.

Иргар обернулся. Рядом с ним стоял вождь Увахштра, прославленный воин, один из ближайших сподвижников отца.

— За что? Почему отец поступил так со мной? — вырвалось горестное у юноши.

— Сакине очень красива, а ты знаешь, как падок твой отец на красавиц. К тому же, у владыки бывают причуды. Боюсь, что это одна из его причуд и на этом она не закончится. Я вижу, ты собрался уехать. Только, Иргар, ты далеко не уедешь. Тебя догонят и вернут. А дальше может быть продолжение причуд. И мне очень не хочется, чтобы именно тебя затронули эти продолжения. С тебя хватит Сакине. А потому послушай доброго совета. Езжай в священную рощу к жрецам и проведи с ними весь праздник и свадьбу. Пока они не закончатся, не возвращайся. Из священной рощи сам владыка не сможет тебя вызвать. И не отчаивайся. Помни: достойный прославится, даже если все вихри объединились против него!

Иргар ничего не ответил, вскочил на коня и был таков.

Увахштра проводил юношу взглядом и, покачивая головой, вернулся в шатер владыки, где со своими гостями и невестой вовсю веселился владыка Ардар.

Утро следующего дня ушло на свадебный обряд, а когда день повернул на вторую половину, молодожены и многочисленные гости, потеплее одевшись, верхом на лошадях отправились в степь, где намеревались состязаться лучшие наездницы государства.

Сотни всадниц на скакунах, один великолепнее другого, съезжались со всех концов страны, чтобы блеснуть своим умением в сложных условиях зимне-весеннего периода. Это были не традиционные летние скачки, где гони, что есть духу и не оглядывайся. Здесь приходилось учитывать все: погоду, ветер, состояние почвы, наличие или отсутствие снега, лужицы, затянутые льдом или не имеющие такого и многое другое. Здесь на первое место выходили не столько качество лошади, сколько умение наездницы. Несмотря на сложности этих скачек и их опасность (всадницы нередко гибли под копытами коней соседей, когда их лошади неожиданно падали, поскользнувшись на не замеченной или не засохшей грязно-талой яме) — желающих принять в них участие было достаточно. Одних привлекал дух азарта, вторые надеялись понравиться юношам из воинов или окружения владыки, третьи рассчитывали попасть в отряд конных лучниц, который охранял мудрейшую Калавати во время ее поездок по стране и куда отбирали самых лучших, четвертые — получить награду от владыки (Ардар часто отмечал призами понравившихся ему девушек, даже, если те не занимали первое место). Были и такие, которых влекло на скачки не желание быть первой ради славы, а желание быть первой ради приза, который получала победительница. Та, кто выигрывала эти скачки, получала право на год иметь возлюбленным любого мужчину, кого возжелает, и никто не смел отказать такой наезднице. Муж не мог возражать, так как в скачках имели право принимать участие только девушки и незамужние женщины в возрасте до тридцати лет.

Когда владыка с юной женой и свитой прибыл, наездницы уже находились на старте, а вдоль трасы собрались толпы зрителей. В меховых шапках и теплых плащах из звериного меха всадницы представляли собой захватывающее зрелище. Большинство имели плащи, сшитые из заячьих, лисьих и волчьих шкур. Часть была одета в медвежьи, куньи и рысьи шкуры. А две-три наездницы были обладательницами дорогих и редких в степи плащей из соболиных шкурок. Что уж говорить про шапки: нутряные, бобровые, лисьи, волчьи и других обитателей степи, рек и леса. По ним можно было изучать мир животных, обладателей меха, которые обитали на просторах государства сакасенов.

К Ардару подъехал его конюший Сафана — один из лучших знатоков лошадей и наездников степи.

— Все готово, мой повелитель.

Владыка весело взглянул на Сафану.

— Скажи, ты знаешь, кто наиболее вероятный победитель скачек.

— Знаю, — самодовольно усмехнулся Сафана.

— Хорошенькие?

— Что вы, господин. Все страшненькие. Сочувствую тем парням, которых они выберут.

— Тогда вот что! — владыка подозвал Сафану к себе и прошептал ему на ухо несколько слов.

Конюший весело оскалил зубы.

— Сделаю, господин.

— Езжай и дай команду начинать, пока гости не замерзли.

Сафана чуть поклонился и развернул своего белогривого скакуна, одного из лучших в стране.

Ардар склонился к Сакине.

— Никогда не видела новогодних скачек?

— Не видела, господин.

— Интересное зрелище. Редко обходиться без происшествий, но стоит того, чтобы на него посмотреть.

А всадницы уже выстраивались в ровные линии, занимая места, которые им определил жребий.

Владыка видел, как Сафана подъехал к наездницам. Переговорил с одной девушкой, второй, третьей…

Наконец, хрипло реванул рог и сотни скакунов сорвались с места. Гиканье, свист, крики, хлопанье плетей — каждая подгоняла своего скакуна по-своему, стараясь опередить соперниц.

Гости и зрители из простого народа тоже не сидели в седлах равнодушными. Крики, вопли, свист — каждый подбадривал наездницу либо из своего рода, либо чем-то приглянувшуюся ему: то ли фигуркой девушки, то ли (что бывало чаще) статью скакуна.

Сакине сидела в седле молча, захваченная великолепием невиданного доселе зрелища. Ардар ехидно ухмылялся.

А всадницы уходили все дальше к горизонту, уходили, чтобы обскакать шест и вернуться туда, откуда начинали. Вот они превратились в совсем маленькие точки.

Зрители начали скучать. Заговорили о своем.

Ардар занимал Сакине рассказами об охоте на волков, к чему он был большой охотник.

— Возвращаются! — вдруг всколыхнул всех пятнадцатилетний Тавах, четвертый сын владыки, большой любитель подобных состязаний.

Присутствующие разом повернули головы в сторону наездниц, пытаясь определить, кто впереди.

Маленькие точки быстро превращались в пару: конь-всадница. Уже можно было различить некоторые детали одежды и снаряжения. Вскоре стало ясно, что борьбу за главный приз ведут пять наездниц. Остальные отстали. Но эти. Пригнувшись к шеям скакунов, мчались едва ли не голова к голове. Мчались так, что даже вождь Митрасар, один из лучших наездников страны, и тот восхищенно зацокал.

Ардар откинулся в седле и, обращаясь к вождю Виндашпе, чей конь гарцевал рядом, сказал:

— Всех пятерых награжу. Молодчины. Давно такого не видел.

Наездницы вихрем пронеслись мимо зрителей, направляясь к финишной черте, у которой уже стояли Сафана и его помощники, внимательно отмечая все, чтобы не ошибиться с победительницей.

Еще немного и… наездница на пятнистом жеребце смешанной породы тохарского скакуна с дикой лошадью степей победно вскинула вверх руки.

Ардар повернулся к своему вестовому.

— Курти, скачи к Сафану. Пусть приведет всех пятерых. Тахмтан, ты привез?

— Да, отец, вот сумка.

— Держись рядом. Будешь подавать предметы, которые я буду называть.

А мимо проносятся одна за другой прочие наездницы. Заляпанные грязью, разгоряченные они старались изо всех сил. Никто не хотел быть на финише последней.

Владыка обратился к управляющему его хозяйством.

— Фарсак, шатры для девушек готовы?

— Да, господин. Им есть где помыться, переодеться. Угощение на столах и пять сотен наших юных воинов для поддержания им компании.

Намеренно громко выделил последние слова Фарсак.

Гости заулыбались. Посыпались соленые и непристойные шутки.

Но вот появился Сафана и пять наездниц. С разгоряченными лицами, не отошедшие от скачек, они, одна за другой, не слезая с лошадей, поклонились владыке и его юной жене. Ардар каждой из них милостиво кивнул в ответ и обратился к Сафану.

— Кто был первой?

— Варданухи, мой повелитель, из рода Оленя племени сагартиев.

Девушка на пятнистом скакуне, худая, тонкая, как палка (худобу не мог скрыть даже ее серый, сшитый из волчьих шкур мехом наверх, плащ). С длинным, вытянутым, неприятным лицом, узким лбом (часть которого прикрывал волчий мех шапки), приветливо улыбнулась владыке, обнажив свои крупные зубы.

— Проси награду, наездница. Заслужила.

— Мой повелитель, — девушка смело посмотрела на Ардара, — я выбираю себе на год воина Хушенга из рода Орла племени пассиенов, а на эту ночь прошу разрешения спать с вашим сыном Иргаром!

Часть гостей ахнула. Худата злорадно засмеялся. Брат владыки Абда возмущенно фыркнул. Арташир и Аршама удивленно переглянулись. У Тахмтана вытянулось лицо. Сакине прикусила нижнюю губу. Увахштра тяжко вздохнул. Фарсак ехидно улыбнулся.

— Разрешаю! — весело ухмыляясь, ответил владыка. — Заслужила!

И обратился к начальнику охраны.

— Где шатается приз победительницы? Велю найти его и доставить в шатер Варданухи!

— Это невозможно, господин, — спокойно ответил Комал. — Ваш сын Иргар еще вчера уехал в священную рощу, где беседует с богами.

— И долго он намерен там беседовать? — помрачнел владыка.

— До конца праздников.

— Мда, Варданухи, не повезло нам. Придется тебе обойтись без Иргара! — выдохнул владыка, обращаясь к победительнице, и протянул руку к сыну Тахмтану. — Золотого коня.

— Вот, отец!

— Держи! — владыка протянул победительнице скачек искусно отлитого из золота скакуна. — Это тебе!

— Благодарю, мой повелитель! — девушка с благодарностью приняла золотую вещь.

— Кто был второй?..

Заканчивался третий день, как отошли в прошлое праздник Нового года и сопутствующие ему праздники встречи весны, когда в комнату, где в одиночестве находился владыка, вошел Иргар.

— Отец, я слышал, вождь Увахштра едет на границу с отрядом.

— Набеседовался с богами в роще?

— Да.

— Помогло?

— Да.

— Увахштра выезжает на рассвете.

— Отец, я поеду с Увахштрой?

— Езжай. У него есть чему поучиться.

— Спасибо, отец.

— До встречи, сын мой.

— До встречи, отец.

Иргар вышел. Ардар проводил его взглядом, покачал головой и крикнул слугу.

— Гурек!

— Слушаюсь, господин?

— Проследи, чтобы Иргар взял все необходимое для войны на границе. А то он сейчас в таком состоянии, что обязательно что-нибудь забудет.

— Прослежу, господин!..

III

— Сакине, — владыка обнял девушку, которая возлежала с ним на ложе, — мне жалко тебя. Я ведь вижу, тебя обижают мои прочие жены. Естественно, они завидуют твоей красоте. Я тут подумал, как защитить тебя от их злобы, и решил. Как ты посмотришь, если я предложу тебе развестись со мной и стать первой, а в будущем, старшей женой моего наследника, моего сына Худаты? Когда ты станешь старшей женой Худаты, ни одна из моих жен слова плохого тебе никогда не скажет. Кто скажите, на милость, себе такой враг, чтобы обижать ту, кто со временем будет главной женой повелителя государства. Худата будущий владыка. В тебя влюблен страстно. Он молит меня выдать тебя за него. Ради того, чтобы быть твоим мужем, он даже готов закрыть глаза на наши с тобой встречи.

— А…

— Ардар приложил палец к алым губкам Сакине.

— Ни слова про Иргара. Если он любил тебя, то почему за последний год не прислал хотя бы весточку, где он, что он. Ладно, на меня он в обиде, но при чем тут ты? Почему он не боролся за тебя? Почему не спорил, не отстаивал свое право на тебя, как любимую девушку? Уж на что робок мой сын Тахмтан и тот время от времени перечит мне, спорит со мной. С Худатой у нас даже раз дело дошло до драки: так он отстаивал право самому решать свою судьбу. А что Иргар? Повернулся и уехал на границу. Ни тебе прощай, ни мне слова упрека. Скажешь, он ни рыба, ни мясо, или, что он послушный сын, не поверю. Три месяца назад, когда я ездил на границу, Иргар, отстаивая право своих воинов на половину захваченной ими добычи, на меня едва не кинулся с мечом. Если б не вожди и тысяцкие, наша встреча закончилась бы гибелью одного из нас. А о тебе опять ни слова. Как ты считаешь, после этого, он тебя любит или нет? Хочет тебя или нет?

— Вы правы, повелитель, я не нужна Иргару. Я выйду за Худату!

— Красавица ты моя. Очаровательница ты моя! Чаровница ты моя! — Ардар начал покрывать горячими поцелуями лицо и тело Сакине.

IV

Владыка Ардар обвел скептическим взглядом стройную фигуру невысокого чернобрового юноши, которая носила на себе отпечаток хрупкости и нежности только что распустившегося цветка.

— Ты так уверен в своих силах, что приехал на испытания?

— Да, повелитель!

— И ты хочешь уверить меня, что простой горшечник за год стал воином, способным состязаться с моими телохранителями?

— Да, повелитель!

— И ты не боишься плети. Ты же помнишь условие. Не пройдешь испытание, тебя будут гнать плетьми через всю степь.

— Я готов, повелитель.

— Так любишь Кханду?

— Люблю!

— Кханду еще заслужить надо.

— Я готов.

— Что, достойные, посмотрим, чему мог научиться за год мастер по лепке горшков?

— Это интересно.

— Посмотрим.

— Зачем терять время? На что он годен? По нему видно. Хороший воин собьет его с коня первым же ударом!

— Чему за год можно научить того, кто с детства не держал в руках оружие?

— Все равно развлечение!

— Разве, что развлечение! — зашумели вожди, собранные в шатре Ардара на пир.

— Комал, приготовь мишени. Подбери с десяток лучших воинов. Подашь наших коней. Привези Кханду. Поедем развлекаться. Достойные, прошу за мной.

Владыка первым направился к выходу из шатра.

Час спустя владыка и его гости удобно расположились на густой траве невысокого холма, расположенного на краю ровного, как стол, ристалища, где обычно тренировались телохранители Ардара. Рядом с владыкой на красивом шерстяном коврике восседала, наряженная в лучшие одежды и драгоценности, красавица Кханда — приз, за который сражался ее жених Кесат. Девушка с волнением смотрела на любимого, который на отборном скакуне, выданным ему на время испытания из табунов Ардара, с луком в руке стоял в одном ряду с десятком, вооруженных таким же образом, телохранителей владыки.

— Господин! — подъехал к зрителям Комал. — Все готово!

— Начинайте! — махнул рукой Ардар.

Комал отъехал к соревнующимся, и дал команду. Один за другим всадники разгоняли коней и на полном скаку метали стрелы в мишени, расставленные по кругу. Одни мишени представляли собой деревянные щиты на крепких неподвижных столбах, другие — деревянные щиты на гибких, тонких стволах, легко раскачиваемых порывами ветра.

— У вас отличные воины, господин! — вождь Такуспадак угодливо поклонился владыке.

— Комал хороший воспитатель и не держит негодных! — ответил ему вместо Ардара вождь Виндашпа.

— Более двух сотен выстрелов и ни одной стрелы мимо цели, — шептал восхищенный вождь Абарванд своему соседу.

— Что скажешь, Комал? — лениво поинтересовался полулежащий на боку Ардар, обкусывая виноградную кисть, которую держал в правой руке, когда начальник телохранителей подъехал к повелителю.

— Кесат третий в стрельбе, господин. Только одна его стрела не угодила точно в центр мишени.

Кханда радостно пискнула. Ардар добродушно улыбнулся.

— Посмотрим, что он покажет в джигитовке. Распорядись, Комал.

Соревнования по джигитовке, то есть умение ездить на коне, управлять им, соскакивать и вскакивать на ходу в полном боевом вооружении, применять ловкие трюки и уходы, чтобы уйти от вражеского удара или нанести свой, и многое другое, подходили к концу.

— Молодец, Кесат!

— Никогда б не поверил, что за год можно научиться такому!

— Хорош парень!

— Вот тебе и горшечник! — переговаривались восхищенные вожди.

Владыка одобрительно кивал головой на каждый новый трюк Кесата, а глаза Кханды горели гордостью за любимого.

Громкое ржание слева от ристалища привлекло внимание всех.

На краю поля стояла группа всадников, которую возглавлял дородный, крупный мужчина в кожаной, украшенной защитной вышивкой, рубахе, кожаных штанах и кожаных сапогах тонкой работы. На груди его сверкал тяжелый золотой диск — знак вождя. Оскаленная морда леопарда, выгравированная на диске, говорила всем, что вождь является членом семьи владыки государства.

— Вождь Арташир!

— Вождь Аршама!

— Вождь Иргар!

— Вождь Увахштра! — зашептались вокруг владыки.

Ардар слегка приподнялся и махнул всадникам рукой, чтобы подъезжали.

Один за другим, согласно рангу, всадники подъезжали к холму, на котором возлежал владыка, спешивались и преклоняли колено.

— Старший брат!

— Старший брат!

— Отец!

— Господин!

— У нас состязания. Горшечник Кесат сражается за право стать мужем Кханды, — пояснил прибывшим Ардар. — Присоединяйтесь к нам. Развлечемся… Иргар.

— Слушаю, отец.

— Не желаешь принять участие в состязаниях?

— С удовольствием.

— Комал, с джигитовкой все ясно. Переходи к бою на мечах.

Иргар подъехал к юноше.

— Ты Кесат?

— Я.

— Я Иргар, сын владыки. Буду тебе помогать, — вождь развернул скакуна и встал рядом с горшечником.

К противнику Кесата, известному богатырю, повинуясь жесту Комала, пристроился второй воин, рослый детина мощного сложения.

— У горшечника никаких шансов! — разочаровано махнул рукой вождь Виндашпа.

— Кто ж устоит против Пахлавана! — пожал плечами вождь Абарванд.

— Комал поступил нечестно, выставив против юнца такого воина, как Пахлаван! — возмутился вождь Макирту.

Кханда прижала ладони к щекам и умоляюще посмотрела на владыку. Ардар сделал вид, что не заметил взгляда девушки.

— Кесат, — Иргар обратился к юноше, — зайди с левой стороны. С правой он собьет тебя вместе с конем. Уйди от удара и кольни в круп его скакуна. Я знаю этого жеребца. Его кличка Бешеный. Если успеешь кольнут его в круп, он сбросит всадника.

— Спасибо, вождь!

— Съезжайтесь! — крикнул Комал.

Пригнувшись к лукам седел, четверо состязающихся пустили вскачь своих лошадей. Иргар придерживал своего Каурого, чтобы идти вровень с гнедым Кесата. Тренированные кони телохранителей шли голова в голову без каких-либо усилий со стороны своих хозяев.

Расстояние, разделявшее всадников, кони преодолели за какие-то доли минуты.

В самый последний миг перед столкновением, Кесат умело послал гнедого в бок и, неожиданно для Пахлавана, оказался слева от него, со стороны щита. Богатырь и тут извернулся. Его меч несокрушимой молнией описал полукруг. Но… рассек лишь воздух. Кесат ловко нырнул вниз головой под живот своего коня и успел ткнуть кончиком меча Бешеного в круп. Жеребец дико взбрыкнулся и, не ждавший ничего подобного, Пахлаван вылетел из седла и гулко ухнул оземь, к вящему восторгу зрителей.

Иргар же обменялся с противником ударом такой силы, что менее качественный меч телохранителя разлетелся на куски.

— Молодец! — восхищенный Ардар вскочил на ноги. Все торопливо последовали его примеру.

— Комал, Кесата ко мне!

Начальник телохранителей поехал навстречу горшечнику, который разворачивал своего гнедого на конце ристалища.

Кханда от радости зашмурыгала носом.

— Отныне ты один из нас, Кесат! — торжественно объявил владыка подъехавшему юноше, — назначаю тебя правителем Хускаи и вождем тамошних родов. Кханда будет твоей женой. Комал, подготовь все к свадьбе. Я хочу сегодня же вручить руку прекрасной Кханды вождю Кесату. Кто учил тебя этот год, Кесат?

— Старый Чамана. Когда-то он был телохранителем вашего отца, владыки Артасара.

— Я подарю тебе табун боевых коней, Кесат. Назначь Чаману главным военным старейшиной Хускаи и пусть через год ваша конница станет лучшей на юге.

— Исполню, мой повелитель!

— Достойные, приглашаю всех на свадьбу Кесата и Кханды!..

— Иргар, — к сыну правителя сакасенов, кто с улыбкой наблюдал за кортежем из вождей, которые сопровождали к главной стоянке владыку, подъехал вождь Абда, младший брат Ардара. — Ты знаешь, что твой отец развелся с Сакине и выдает ее замуж за твоего брата Худату? Для этого он и вызвал Арташира, Аршаму и тебя с границы.

Иргар побледнел.

— Вижу, не знаешь. Я говорю с тобой по поручению мудрейшей Калавати. Твоя бабушка не хочет, что б ты завтра пролил кровь. Она предлагает тебе немедленно уехать в Харахвати. Если владыка вспомнит о тебе, она скажет, что ты отбыл по ее поручению в храм богини Ардвисуры.

— Спасибо вам, дядя.

— Не благодари. Перед тем, как уезжать, загляни к бабушке. Она сейчас у реки, у алтаря Духа Вод.

— Я понял, дядя. Еще раз спасибо.

Иргар развернул коня и погнал его к реке, туда, где его ждала мудрейшая Калавати.

V

— Иргар, внук мой. Подойди ко мне поближе. Сядь тут. Я так редко тебя стала видеть.

— Тревожно на границе, бабушка. Массагеты и тохары совсем обнаглели.

— Но вы их бьете.

— Пока бьем.

— Не скромничай. Тебе всего двадцать, а о твоих подвигах уже складывают легенды и поют песни. У тебя большое будущее, мальчик. Ты настоящий сын прекрасной Зенайи и достойный внук своего великого деда. Я счастлива, что хоть один из моих внуков достоин славы великого Артасара. Ты не представляешь, как мне обидно, что прочие твои братья не пошли в твоего деда и, даже, в отца. Разве что маленький Артасура, но он еще совсем мальчик. Иргар я горжусь тобой, и уверена, что также гордятся тобой твой дед Артасар, твоя мать Зенайа и прочие твои великие предки, которые взирают на наши дела с далеких небесных степей. Иргар, внук мой, твои братья плохие воины и не герои. Их дети, скорее всего, пойдут в них. Герои редко рождаются в семьях людей, перегруженных ежедневными хозяйственными проблемами, но они, как правило, рождаются в семьях героев. Иргар, отец тяжко тебя обидел, забрав себе Сакине, а потом отдав Худате. Но все в мире, со временем, проходит. Так и твоя обида. Пусть она останется там, за спиной твоей жизни. Не оглядывайся назад, не вспоминай ее, а смотри только вперед и вперед, и счастье найдет тебя. Нашла же тебя воинская слава, а она дама капризная. И при этом ты ее любимец. Так и в прочей жизни: поставь цель и добейся ее. Иргар, я присмотрю тебе девушку в жены?

— Бабушка, я думаю, ни вы, ни я, мы не те люди, которым надо заботиться о пополнении гарема отца. Пусть он решает эту проблему без нашей помощи.

— Ты не веришь отцу? Считаешь, что он опять отберет твою невесту?

— Если даже не отберет. Бабушка, я хочу иметь жену, которая будет только моей женой, а не женой сразу двоих: моей и отца.

— Не понимаю тебя, Иргар.

— Бабушка, дядя Аршама ответит вам на эти вопросы куда лучше. — Иргар поклонился брату своего отца, который только что вошел в шатер матери, и обратился к мудрейшей с просьбой. — Так я пойду?

— Когда вы уезжаете?

— Завтра утром.

— Зайди проститься.

— Обязательно, бабушка.

— Иргар, тебя искал дядя Абда.

— Иду к нему.

— Ты хотела меня видеть, мама?

— Да, сын мой. — Калавати строго посмотрела на своего третьего сына — коренастого мужчину со следами оспы (которой он болел в далеком детстве) на лице. — Расскажи мне, не как своей матери, а как главе Совета старейшин народа сакасенов, что это за сплетни ходят про владыку и жен его сыновей?

— Это не сплетни, мама. Сакине не единственная, кто спит сразу с двумя: своим мужем Худатой и моим братом Ардаром. А если честно, я не знаю ни одной жены его сыновей, у кого б в постели не побывал Ардар. В последнее время он совсем озверел. Такое впечатление, что он поставил своей целью переспать со всеми красивыми девушками и женщинами нашего государства.

— Понятно, почему Иргар не хотел говорить со мной об этом. Он достойный сын.

— Он то достойный сын. Вот только достоин ли отец такого сына.

— Я разберусь с Ардаром сама, Аршама. Скажи, что на границе?

— Плохо. Кадфиз совсем обнаглел. Мы еле успеваем громить его отряды. Да и Варка, то и дело, подкладывает нам гадости.

— Мда, тут не до свадьбы.

— О какой свадьбе ты ведешь речь, мама?

— Я хотела женить Иргара.

— Для чего, мама? Иргар, как воздух, нужен на границе. Он один из немногих наших военачальников, чье имя приводит в трепет массагетских и тохарских разбойников. Ты представляешь, как будет чувствовать себя Иргар на границе, оставив жену здесь, и зная про отца то, что он знает. Да и куда торопиться. Иргару всего двадцать. Еще года два-три можно смело повременить со свадьбой. Оставь идею со свадьбой Иргара. Лучше переговори с Ардаром. Он намерен как-то решать наши проблемы с Варкой и Кадфизом, или ждет, когда те развяжут большую войну?

— Все так плохо?

— Хуже некуда.

— Я соберу завтра Совет старейшин. Мы вызовем на него Ардара и потребуем у него отчет о наших взаимоотношениях с государствами массагетов и тохар.

— За это прими наше большое спасибо от меня и всех наших пограничников. Признаюсь честно — умотались. Так вымотались, что дальше некуда. Не все же такие двужильные, как Иргар и его друг Говинда. Этих мясом не корми — дай воевать и днем и ночью.

— Что думают воины про Иргара?

— Обожают его. Его похвала или порицание действует на них сильнее указов Ардара и любых наград и наказаний. Твой внук, действительно, великий воин. Я сожалею, что мои сыновья на него не похожи.

VI

— Как поступим с захваченным, Иргар? — Говинда, друг и соратник второго сына владыки с юных лет, сын Арианты, вождя племени сакаравли, правой рукой обвел группу верблюдов и ослов, груженных тюками тканей, кувшинчиками с благовониями, табакерками и сундуками с драгоценными камнями, украшениями, а также груды оружия, десятки невольниц и невольников, табуны лошадей.

Вокруг растревоженным ульем гудели воины и младшие командиры: десятские, пятидесятники и сотники. Никогда еще, ни один отряд сакасенов не захватывал столько добычи в одном набеге.

Иргар самодовольно улыбнулся. Голова кружилась от гордости. Взять столько и не потерять ни одного воина. В степи будут слагать легенды об этом походе. Не обманул хорезмиец. Жаль, утонул, когда переходили бурный поток. Останься он в живых, Иргар сдержал бы свое слово: передал бы ему двадцатую долю этих богатств.

Три дня назад на отряд Иргара, что выслеживал вдоль восточных границ разбойничьи шайки массагетов и тохар, которые то и дело забредали на земли сакасенов, неожиданно вышел усталый человек, в сильно потрепанной одежде. Но даже то, что было на нем, говорило о том, что незнакомец не из простых, бедных людей. Одни только его изрядно побитые в горах сапоги стоили целое состояние. Прочие лохмотья были из шерстяной ткани тончайшей выделки.

Измученного странника встретили дружелюбно. Накормили. Переодели в более дешевую, но более добротную одежду. Хорезмиец, пришелец оказался подданным шаха Кавада — владетеля Ховарезма³, богатого государства, чьи земли простирались к югу от великой реки Яксарт, рассказал, что он бежал из плена. Двухтысячный отряд массагетов, пользуясь тем, что шах Кавад, занятый войной с владетелем Самарканда⁴, оставил без должной защиты северные территории своего царства, внезапно перешел границы и, предавая все на своем пути мечу и огню, прошелся опустошительным рейдом по трем богатым районам Ховарезма. Среди прочих, кого схватили массагеты, оказался и беглый хорезмиец. Он рассказал, что массагеты, обремененные добычей, идут медленно и уже вступили во владения сакасенов, с целью сократить себе путь в родные степи.

Закон степи гласит: Кто без спроса вступил на твои земли — враг! А потому Иргар, не колебался ни минуты. Собрал свой отряд и двинулся на перехват массагетов. Узнав от разведчиков место расположения врага, Иргар так разместил своих воинов, что у массагетов не осталось на победу ни шанса. Они отдыхали на дне глубокого ущелья, когда их окружили со всех сторон воины Иргара и без особого риска расстреляли подданных владыки Кадфиза, точно беспомощных зайцев. Сверху вниз стрелять легко. Стрелы летят далеко и точно, а вот снизу вверх… Короче через час все было кончено. Последний воин массагет погиб, когда пытался перебраться через завал, устроенный сакасенами Иргара в конце ущелья.

И теперь победители восхищенно взирали на своего командира и захваченное. Иргар еще раз доказал, что не случайно его считают лучшим военачальником владыки Ардара.

— Добычу будем делить так! — громко начал сын владыки, привлекая к себе внимание рядовых и командиров. Воины любили Иргара не только за победы, но и за то, что он всегда большую часть захваченного распределял среди рядовых, а не верхушки. Этим второй сын повелителя государства резко отличался от большинства прочих вождей и тысяцких сакасенов.

— Моему отцу десятую часть! Мне и высшему командному составу…

— Я не согласен! — неожиданно перебил командира сотник Мердад, недавно присоединившийся к отряду сына владыки с сотней воинов. Мердад раньше служил телохранителем владыки, но в итоге оказался на границе.

— Не понял! — честно признался Иргар, с удивлением взирая на сотника.

— Закрой пасть!

— Ты кто такой, чтобы перебивать командующего!

— Не по чину лезешь! — зашумели воины и командиры, возмущенные выходкой пришлого сотника.

Мердад же сунул руку в кожаную сумку, что висела у него на боку, и вытащил из нее свиток, к которому была прикреплена серебряная печать. Сотник высоко, чтобы все видели, поднял свиток и объявил:

— Указ владыки!

У некоторых вытянулись лица. Некоторые были смущены. Некоторые замолчали. Некоторые же стали роптать еще громче.

— А ну тихо! — рявкнул вождь Говинда, правая рука Иргара в отряде, имевший чин тысяцкого.

— Читай указ! — предложил Говинда Мердаду, когда над ущельем установилась относительная тишина.

Мердад с важным видом развернул свиток и громко, с расстановкой, огласил:

— «Сим удостоверяю!

Сотнику Мердаду даруется право отменять любые приказы моего сына Иргара, как в походе, так и после него.

Владыка Ардар, повелитель сакасенов.»

Дата и печать владыки. Кто не верит. Может посмотреть.

— Дай сюда! — тысяцкий Даргатава, один из немногих, кто владел грамотой, взял свиток, внимательно его просмотрел, тщательно осмотрел печать и громко изрек. — Все верно!

— Я отменяю ваше решение, вождь Иргар, о выделении нашему повелителю всего десятой доли добычи… — громким голосом начал Мердад с важным видом, но Иргар не слушал его. Он прошел сквозь раздавшихся воинов к своему коню и одним движением оказался в седле.

— Куда вы, вождь Иргар? — обратился к командиру тысяцкий Даргатава.

— В армии может быть только один командир, приказы которого выполняются беспрекословно! — резко, громким голосом, ответил Иргар. — Если есть человек, который вправе отменять мои приказы, значит, меня сняли с командования. Посему мое присутствие здесь излишне. Прощайте!

— Вождь Иргар, остановитесь! — потребовал громким голосом Мердад. — Наш повелитель не давал вам право самовольно покидать армию!

— Что-о!? — лицо Иргара перекосила гримаса. — Ты мне будешь указывать? Для начала покажи мне указ владыки, в котором тебе дается право мне приказывать, а потом будешь лезть со своими указаниями, бездарная вонючка!

Иргар свистнул плетью и поскакал сквозь раздавшиеся ряды ошарашенных воинов к выходу из ущелья.

Пока все смотрели в спину уезжавшего командира, Говинда подошел к тысяцкому Даргатаве и шепнул:

— Не лезь. Я все сделаю сам. Рискну. Я все-таки сын могущественного вождя.

В знак согласия Даргатава кивнул головой.

— Так вот, вернемся к добыче… — начал с важным видом Мердад, когда Иргар скрылся за поворотом.

Но перед сотником выросла фигура надменного Говинды.

— Предъяви мне указ повелителя о назначении тебя командиром нашего отряда! — Говинда протянул руку к растерявшемуся посланцу владыки. — Я жду!

— У меня нет такого, но…

— Тогда предъяви мне указ о том, что ты имеешь право отменять приказы старшего по званию. Ну!.. Указ!?

У меня… у меня его нет! — пролепетал, запинаясь, Мердад. — Но владыка…

— Тогда закрой свою пасть и больше не вякай! Я не вождь Иргар, я вождь Говинда! И если у тебя нет специального указа на меня или мое имя, то слушай мою команду: садись на своего коня и вон из отряда! Как старший по званию отныне я командир данного отряда, а мне не нужны в отряде дураки с полномочиями.

— Но, господин, меня прислал сам владыка!

— Правильно, тебя прислал наш повелитель. Но куда он тебя прислал? В отряд вождя Иргара. Правильно? Правильно! А теперь это отряд вождя Говинды. Так что, твоя миссия закончена, и ты можешь смело ехать домой.

— Но, господин, добыча…

— Я вижу, ты редкий дурак, Мердад. Тебе все надо разжевывать и разъяснять, как ребенку. Ты что, не понимаешь, что в этом отряде тебе осталось жить до первой стычки или первого привала. Ты что, не понимаешь, что эти ребята, — Говинда указал на хмурых и злых воинов, которые с ненавистью смотрели на посланца владыки, — пустят стрелу тебе в спину в первом же бою. А то и вовсе перережут ночью глотку, во время отдыха. Или ты, мне, вождю Говинде, предлагаешь приставлять к тебе охрану на каждую ночь? Езжай, сотник, отсюда и скажи мне спасибо, что я даю тебе возможность благополучно унести ноги и живым вернуться в ставку повелителя.

Мердад, с которого слетела вся его напыщенность, торопливо бросился к своему коню.

— Слышь, сотник, — крикнул один из воинов, — может, наш владыка прислал тебя сюда, к нам, что бы мы тебя грохнули? Может, он, просто, не хотел марать о тебя руки?

Но Мердад не слышал всего этого. Забравшись на коня, он взял с места в карьер и помчался подальше от ставшего опасным места, но в сторону противоположную той, куда уехал Иргар.

— Нара, возьмешь сотню Мердада себе! — распорядился Говинда, обращаясь к пожилому пятидесятнику.

— Слушаюсь, вождь!

— Ребята, не смотрите на меня так! Наш вождь Иргар уже не вернется! Потому не будем ждать и приступим к насущным делам…

— Лихо вы выгнали Мердада! — подошел к Говинде час спустя Даргатава.

— А с шавками только так поступать и надо!..

— Так говоришь, Иргар тут же покинул отряд?

— Да, мой господин! — Мердад, на всякий случай, еще раз поклонился владыке.

— И где он сейчас?

— Не знаю, господин.

— А ты чего не остался в отряде?

— Меня выгнал командир отряда вождь Говинда. Он потребовал от меня указ, что мне можно находиться в отряде, а когда убедился, что у меня такого нет, выгнал. Даже мою долю добычи не отдал, а ведь я тоже участвовал в бою.

— Говинда, Говинда. Вспомнил. Сын вождя Арианта. Лихой парень. Выгнал, так выгнал.

— Что прикажете делать теперь, господин?

— Вернешься в телохранители. За потерянное не переживай. Я возмещу тебе, сторицей, то, чего лишил тебя Говинда.

— Благодарю, господин.

— Отправляйся к Комалу и доложи о своем возвращении в отряд! — владыка жестом выпроводил Мердада из комнаты.

— Скажи, сын мой, — мудрейшая Калавати внимательно посмотрела на Ардара. — Куда пропал мой внук Иргар? Вот уже год, как я его не вижу и о нем не слышу.

— Не знаю, мама. С тех пор, как он бросил свой отряд, его никто не видел.

— А ты пытался его искать?

— Что толку? Степь велика.

— Ох, Ардар. Опять ты мне что-то недоговариваешь. Опять начудил.

— Нет, мама, к пропаже Иргара я отношения не имею. Я всего лишь хотел немного его приструнить с разделом добычи. Слыханное ли дело, чтобы доля рядовых воинов была больше, чем доля владыки и вождей.

— Нелады у тебя, мой сын, с Иргаром, не лады. Сначала ты обидел его, отобрав его невесту. Теперь же перемудрил. Хотя в вопросе о разделе добычи я полностью на твоей стороне. Но с Иргаром все-таки надо было поступить как-то иначе. Не так прямолинейно. Он мальчик гордый и, естественно, обиделся, когда ты снял его с командования.

— Я не снимал его.

— Ардар, хоть мне не говори глупости. Когда простой сотник получает право отменять приказы сына владыки — это как называется?

— Глупость!

— Хорошо, хоть сейчас ты это понял. Ладно, отправь людей. Пусть найдут мальчика и пригласят его ко мне. Я вас помирю.

— Хорошо, мама.

Однако, несмотря на все усилия Комала, которому было велено найти сына владыки, его не нашли. Иргар, как в воду канул.

VII

Легкий порыв ветра пронесся над заводью, слегка зарябил воду, поколебал зеленую траву на холмах, окружавших водное зеркало, прошумел по густым зарослям высокого камыша, который отделял тихую заводь от обширных вод могучей реки, которая плавно несла свои воды в соленое Северное море. Ветер пронесся и угас. Рой мошкары, снесенный к воде, тотчас же поторопился вернуться в спасительные гущи трав и цветов, что пышным многообразием ярких сочных красок от белого до темно-фиолетового покрывали берега речной заводи и склоны близлежащих холмов. Заросли туранга, джиды и тамариска гордо вздымались над травами и цветами, среди которых порхали многочисленные бабочки, гудели шмели, изредка проносились шершни. Сотни ос и пчел, то и дело приземлялись на яркие лепестки, привлеченные тонкими ароматами представителей цветочного царства. Несколько ив, склонившиеся по берегам, едва не купали свои ветви в спокойных водах залива. Чуть выше, отступая от воды, гордо вздымали к солнцу свои ветви стройные каштаны и тополя. Откуда они взялись здесь, среди обширных степей царства сакасенов, ведали разве что боги, дарители жизни.

Пьянящие ароматы, тишина безлюдных мест. И красота. Первозданная красота нетронутой природы. О, нет, мы ошиблись, назвав эти места безлюдными. Легкая лодка, искусно смастеренная из ивового прутняка, коры деревьев и обмазанная асфальтом, скользнула из зарослей камыша в тихие воды залива. В ней двое. Еще крепкий, хотя и много чего повидавший, старик в простой полотняной рубахе и таких же штанах, который умелыми, бесшумными гребками весла направлял лодку, и красивый, рослый парень лет двадцати пяти с копьем в руках. Парень стоял на носу и внимательно всматривался в воду: не появится ли крупная рыба, а может и сам царь тихой заводи — огромный сом, способный одним ударом хвоста переломить пополам утлое суденышко, а горе рыбаков утащить за ногу или руку на речное дно. Но нет, пока тихо.

Ни рыбины, ни сома. Не считать же рыбой всякую мелюзгу, чьи тела в большом количестве серебрятся в спокойных и теплых водах.

В ожидании крупной рыбы, проходит минута, другая… и громкое звонкое ржание разрывает тишь чудного весеннего дня.

Старик и парень разом оборачиваются на звук. На вершину холма, чьи усеянные цветами склоны полого спускаются к водам залива, выезжает всадник на взмыленной лошади. Круги под глазами говорят о безмерной усталости наездника. Выщербленный вверху щит за его спиной, голая правая рука, на которой нет ни одежды, ни доспеха, пустой колчан при отличном луке. Воин сакасен, побывавший в серьезной переделке.

— Уходите! — кричит он рыбакам. — Спасайтесь! Предупредите, кого сможете! Массагеты разбили нашу армию при Оленьей горе и идут сюда! Они уже близко! Уходите!

Воин плеткой машет над крупом коня, и усталое животное пускается аллюром, увозя всадника и себя от заводи.

— Война! — шепчет старик.

— Возвращаемся! — предлагает парень. Его карие глаза сверкают, а в голосе появляются властные нотки.

Старик послушно берется за весло.

Полтора часа спустя из хижины рыбака выходит суровый воин. Его плечи, грудь, живот, спину покрывают доспехи, что блестящей чешуей маленьких пластин защищают тело. На груди к доспехам приварен стальной круг с изображением леопарда. С плеч, едва не до локтя свисают кожаные ленты, густо усеянные маленькими железными пластинами. Кисти рук, до самых локтей, охвачены наручами — длинными железными пластинами, нашитыми на кожаную подкладку. На руках кожаные перчатки, усеянные железными шипами. На наборном, из бронзовых пластин, каждая из которых изображает морду одного из многочисленных обитателей степи, поясе подвешены длинный, тяжелый, обоюдоострый меч, трехгранный кинжал милосердия и мешочек с кремнем, огнивом и трутом. Мягкие штаны из прочной кожи, толстые сапоги, усеянные металлическими бляшками, дополняют костюм воина. На голове его начищенный стальной конический шлем с султаном из перьев орла.

Старик держит под уздцы великолепного вороного, который нетерпеливо бьет ногой и косит глазами: скоро ли явится хозяин, и скоро ли они тронутся. Вороной явно застоялся: он рвется в степь. Он рвется в драку — ведь он не просто конь, а злой, сильный боец, специально обученный для убийств и сражений.

Воин забирает у старика поводья и садится в седло. К седлу приторочен колчан с тридцатью стрелами и большой лук, сделанный из рогов горного козла.

— Спасибо тебе за все, отец! — мягко, вежливо, говорит воин старику. — Собирай вещи, спускайся вниз по реке, собирай рыбаков. Постарайтесь организовать переправу у Камышовых болот. Я буду направлять беженцев туда.

— Непременно, мой господин. Да будут милостивы к тебе боги! — старик низко кланяется.

— Если позволят боги, еще свидимся, отец! — всадник пяткой толкает коня в бок и вороной, почуяв волю, легко и весело выносит воина на холм, откуда далеко обозреваются степные просторы.

Воин, который уже забыл про старика, реку, рыбалку, тихие годы, внимательным взглядом обводит степь. Он не ошибся. Несколько точек среди зелени севера. Они двигаются. Двигаются быстро. Воин ждет, не скрываясь. Ему пока не ясно, чьих всадников он видит: бегущих сакасенов или же вражеский разъезд. А всадники все ближе.

— Наши! — определяет воин по головным уборам отряда. Если вооружение и доспехи сакасенов и массагетов были схожи: луки, мечи, боевые топоры, реже, копья, кожаные или металлические панцири, то головные уборы резко отличались. Высокие войлочные шапки простых воинов и конические шлемы вождей сакасенов никак нельзя было спутать с головными повязками простых воинов и рогатыми шлемами вождей массагетов. Командир же приближающегося отряда имел конический шлем, а его воины войлочные шапки.

Воин направляется наперерез конникам.

Не проходит и полчаса, как воин окружен сакасенами.

— О, мой господин! — внезапно вскрикивает командир отряда и хочет спрыгнуть с коня, чтобы выразить свое почтение. Жест воина останавливает десятского.

— Обстановку! — коротко бросает воин.

— Наши главные силы разбиты при Оленьей горе. Ваш светлейший отец пропал. Никто не знает, жив он или погиб. Вождь Увахштра, который временно возглавил армию, разослал разъезды по всем кочевьям и стоянкам. Всем велено уходить на запад, как можно быстрее. Массагеты наступают широким фронтом. Их около трехсот тысяч.

— Их ведет сам владыка Кадфиз?

— Не только. С ним все его братья и сыновья.

— Интересно! — воин прищурил глаза в раздумье.

— Господин, конница! — внезапно прерывает размышления воина один из всадников отряда.

Воин посмотрел в указанном направлении.

Более двух сотен всадников в беспорядке мчались по степи.

— Наши! — опознал по шлемам, войлочным шапкам и щитам неизвестных воинов десятский.

— Твое имя? — воин в блестящем вооружении смотрит на десятского.

— Тивара.

— Поехали, Тивара, узнаем, куда так торопится этот отряд.

И воин тронул своего вороного.

За ним, повинуясь жесту Тивары, развернулся весь «десяток».

Спустя минуты «десяток» растянулся цепью прямо на пути бегущих. Вряд ли б это помогло, если б не доспехи воина. При виде их понеслись крики среди бегущих.

Конец ознакомительного фрагмента.