Дромедар. Новый деревенский детектив. Киноповесть

Игорь Захаров

После ранения капитан полиции Фёдор Анискин получает звание майора и назначается участковым трёх соседних деревень Забелжского района. К радости участкового, в одной из деревень поселяется вышедший на пенсию бывший следователь прокуратуры Василий Чихуа. Анискин, Чихуа и, приехавшая за новой историей, писатель Бонцова расследуют загадочные события происходящие в деревнях.«Ищите дромедара!» – советует сто трёхлетняя старожила деревень.

Глава 6. 21 августа — тоже памятный день! (Вечер 21.08.2019 г.)

Дождь лил с той же силой и уже почти стемнело, когда микроавтобус высадил двоих сыщиков и писательницу детективов около дома Василия.

— Стой! Велосипед! — крикнул Фёдор собиравшемуся уже уезжать водителю.

— А что же ты мотоцикл не засунул в автобус? — спросил водитель.

— Надо было засунуть! — проворчал Фёдор, вытаскивая велосипед.

— А что, Фёдор Иванович, сегодня никакого праздника нет? — спросила Агата, когда они насквозь мокрые вбежали в дом. — Можно я наверху переоденусь?

Не дожидаясь разрешения, Агата пошла наверх.

— Шутите? Сегодня 21 августа один из самых памятных дней в истории! — крикнул Фёдор, чтобы Агата слышала его наверху. — Во-первых — годовщина свадьбы! В 1652 году сын Богдана Хмельницкого, гетмана войска Запорожского, женился на дочери молдавского господаря Василия Лупу. Во-вторых, кажется в 1808 году, в этот день наполеоновский маршал Жан Бернадот избран наследником шведского престола. В-третьих…

— Федя, остановись! — прервал Василий. — Кто пойдёт к соседке? Мы все промокли до нитки — надо и согреться, и отметить «во-первых, во-вторых и в-третьих».

— В-третьих! Нет, послушайте! В-третьих, у меня сегодня именины! Спасибо Фёдору, Преподобному Феодору — игумену Оровскому.

— Ликующая физиономия отца Федора стала возмущать Ипполита Матвеевича. — Обедню, небось, уже не служите? — процитировал Василий.

— Фёдор Иванович, ответьте! — смеясь попросила Агата, спускаясь по лестнице.

— Да ну вас! — проворчал Анискин. — Дай мне переодеться во что-нибудь.

— Вон там в шкафу возьми, что подойдёт. — Василий показал на шкаф. — Не знают участковые классику.

Анискин подошёл к шкафу и, обернувшись, вдруг произнёс смешным голосом:

— Где там служить! Прихожане по городам разбежались — сокровища ищут.

Агата и Василий рассмеялись и с уважением посмотрели на «Отца Фёдора».

— Заметьте, свои сокровища! Свои! — закончил диалог Анискин. Потом перешёл на деловой тон:

— Кстати, в эту дурную семью Шаганянов меня сегодня не пустили, этого инопланетянина Алипия увидеть не удалось. Полчаса проторчал перед воротами. Потом приехали два жлоба на джипе из фирмы, которая Шагиняна охраняет, привезли три огромные сумки. Так у них ключ к воротам — спокойно зашли. А я, как дурак, остался с носом.

— Так у нас больше подозреваемых! — заметил Василий.

— В чём подозреваемых? В том, что Пупыркину на тележке до дома не доставили? Или что напоили какой-то гадостью. Нет. Эти вряд ли такой ерундой заниматься будут. А вообще наши все любят на самогонке всякие настойки делать. — Волновался Фёдор. — Наверное, Ариадна пошла в лес с этим анонимом, что записку оставил. Взяли с собой бутылочку, хряпнули, «крышу снесло» от этой «мухоморовки». У Пупыркиной сердечко отказало, собутыльник испугался и сбежал. А записка? Такой опус явно писал какой-то безграмотный дедок. В Средних Гадюкиных Задунайский и Пук — бывшие агроном и зоотехник колхоза — грамотные деды. Остаётся только Амбросий — сосед Ариадны. Его сегодня обязательно допросим.

— Можно мне посмотреть записку? — попросила Агата.

Анискин протянул записку Агате, и она с очень серьёзным видом несколько минут изучала её.

— Фальшивка! — сделала вывод Агата.

Василий и Фёдор смотрели на писательницу, ожидая продолжения.

— Ну не бывает сейчас даже у стариков такого слога и таких ошибок! Это кто-то специально под абсолютно безграмотного косит. — пояснила Агата. — Сосед Ариадны, дед Амбросий, он такой?

— Вот уж нет! — заявил Анискин. — Я у него видел тома Большой советской энциклопедии и даже издания работ то ли Ленина, то ли Маркса.

— Раз наш эксперт, — Василий кивнул на Агату. — говорит, что записка подделка под кого-то, то подозревать надо всех. Кстати, а в чём мы кого-то подозреваем? Убийства—то не было, если Ариадну специально не отравили. Фёдор, когда мы дело закроем?

У Анискина зазвонил телефон, он слушал несколько минут, потом сказал «спасибо, понял», вздохнул и доложил:

— Не закроем. В крови Пупыркиной обнаружен алкоголь и… — Фёдор сделал паузу и выдал:

— Барбитураты и бензодиазепины!

— Наркота! — воскликнула Агата.

— Вот именно! Так что это не простой был пикничок. И не удивительно, что одна вдруг решила до гола раздеться, потом ещё циркачи на моноциклах или на тележке гонять начали, потом…

— Так мы будем отмечать твои именины, Фёдор? — прервал участкового Василий. — Не согреться никак!

— Да подожди ты, серийный упийца! Я ведь про работу! — пытался возразить Фёдор. — Потом собутыльники испугались, что Ариадна отключилась и рванули к развалинам и… телепортировались, растворились в воздухе. Дурдом! Шапито! — подытожил участковый и спросил:

— Василий, а ты не знаешь, что там было раньше на месте нынешних развалин? Ты в детстве там не бывал?

— Я никак согреться не могу. Сходи к Аполлинарии — тогда скажу. — пообещал Василий.

— Да иду! Говори! — попросил Фёдор.

— Там раньше был… — Василий сделал паузу и поднял палец вверх. — Центр телепортации и перемещения во времени!

— Тьфу, дурила! Всё тебе шуточки!

— Не знаю я точно! Какие-то монахи жили. Что-то типа скита, кажется. Надо Кузьминичну спросить, она здесь с рождения живёт. Так ты идёшь к ней уже, Фёдор?

В дверь постучали и на пороге появилась Аполлинария Кузьминична собственной персоной с бутылкой самогона в руках.

Оглядев присутствующих, соседка вдруг заголосила:

— Оставлят меня горюшу горегорькую,

На веки-то меня да вековечные!

Некак ростить-то сиротных мне-ка детушек!

Будут по миру оны да ведь скитатися,

По подоконью оны да столыпатися…

— Кузьминична, ты что, с дуба рухнула? Чего орёшь? — пытался прервать Анискин.

— Так помер кто-то в Малых Гадюкиных! — пояснила Аполлинария. — Вот принесла вам помянуть.

Аполлинария подошла к столу, водрузила торжественно на него бутылку, отошла в сторону и снова заголосила:

— Не откиньте-тко вдову вы бесприютную

Со обидныма, сиротныма детушкам,

Да вы грубым словечком не обидьте-ткось,

Да вы больным ударом не ударьте-ткось!

— Да замолчи ты! — прикрикнул на неё Анискин. — Откуда знаешь-то? Сорока на хвосте принесла?

— Я что дура? Увидела машина полицейская стоит днём у твоего дома, побежала, допросила там паренька с собакой. Он и сознался, что в Малых Гадюкиных помер кто-то. — объяснила Аполлирия.

Потом показала пальцем на Агату, которая по-хозяйски накрывала на стол, наклонилась к уху Василия и шепнула, да так, что, наверное, слышно было в соседней деревне:

— Вася, а что это за баба тут у вас?

— Это корреспондент журналов «Работница» и «Крестьянка» приехала брать интервью у лучших людей деревни. — серьёзно сказал Василий.

Аполлинария подскочила на месте.

— Так… Как же так? — закричала она также, как её петух Эдуард. — Эти алкаши лучшие люди деревни?

— Так больше же никого нет в деревне! — скрывая смех, сказал Василий.

— Неееет? Конечно, жена мафиози Айнагуль с придурошным сынком не в счёт! Про меня забыли?

— Ладно, ладно! Успокойся, Кузьминична! Уступаем. Сейчас немного выпьем, закусим и корреспондент с тебя начнёт. — сказал Василий и подмигнул Агате.

— Конечно. — согласилась Агата. — С Вас и начнём.

Аполлинария уселась за стол и победно оглядела Василия и Фёдора.

— Вася, ну-ка налей нам по чарочке, чтобы память проснулась! — велела соседка приказным тоном.

Василий налил всем по рюмке. Аполлинария скривила лицо.

— Это что? — она брезгливо указала на рюмку и, взяв со стола стакан, подставила Василию. — Наливай. Немного. Половинку. Ой, полный наливай — надо выпить за упокой… А кто помер-то?

— Ариадна Пупыркина из Малых Гадюкиных. — сказал Фёдор.

— Ой, да на кого ж ты нас покинула! — заголосила Аполлинария.

— Кузьминична, прекращай орать! — прервал её Василий.

— Ну пусть ей земля будет пухом! — Аполлинария одним глотком осушила стакан и, повернувшись к Агате, затараторила:

— Родилась я тута. Бабка Анисия у всех тогда роды принимала. Никто в ваш Забелжск не ездил рожать. Там один фельдшер с сестричкой роды принимал, да всё по пьяному делу. А ещё он и одноногий с войны пришёл. Одна дура поехала, так рассказывала потом, как матюгами его крыла. Он, значит пьяный еле на одной ноге стоит, сестричка не роженице помогает, а его идиота держит. Он залез, значит, к роженице чуть не с головой прям в…

— Кузьминична! — крикнул Анискин. — Что ты ахинею несёшь?

Аполлинария одарила его пренебрежительным взглядом.

— Вот, Федя, будешь ты эту интервью рассказывать, тогда и командуй себе, что говорить! — Аполлинария замолчала на минуту, подумала и решила сменить тему. — Помню мне семь лет было и горе страшное пришло к нам — умер отец наш родной. Всё, думали, жизнь закончилась. Рыдали всей деревней от мала до велика.

— Любили все папу Вашего видно сильно? — сочувственно спросила Агата.

— Да Бог с тобой, милая! Папаша мой на охоте сгинул, когда мне двенадцать стукнуло. Видать пьяный уснул и замёрз в снегу. Монахи его нашли. — поправила Кузьминична.

— Это она Сталина отцом родным называет. — пояснил Анискин. — Кузьминична, расскажи-ка, что за монахи!

— Ну неймётся тебе, Фёдор! Так и лезешь в мою эту… интервью. — проворчала Аполлинария. — Ну какие монахи? Те, что с монашеского поселения из скита, что в лесу был раньше.

Анискин и Василий переглянулись. Агата поняла их заинтересованность и спросила:

— Это не тот ли скит, что недалеко в лесу от Малых Гадюкиных был?

— А он недалеко и от Малых, Средних и наших Гадюкиных был. — пояснила Аполлинария.

— Что-то ты, Кузьминична, опять ахинею несёшь! Как он мог быть недалеко сразу от трёх деревень? Он же в одном месте в лесу был, недалеко от Малых Гадюкиных. — Анискин удивлённо смотрел на Кузьминичну.

Аполлинария посмотрела на Анискина, как на недалёкого, подала знак Василию, чтобы налил теперь уже в рюмку. Выпила.

— Монахи эти колдуны были. Не любили их, боялись. Как скотина у кого падёт или неурожай в колхозе, всё на них валили. А мужики по пьяному делу поколачивали. Скит их правда был ближе к Малым Гадюкиным, но в дни какие этих монахов во всех наших деревнях видели одновременно, приходили за продуктами, когда разговеться можно было. — Аполлинария вопросительно посмотрела на Агату. — Что-то я не пойму ты про меня писать будешь или про колдунов—монахов?

— Про всех и про всё. — ответила Агата. — А что с монахами и скитом этим стало?

— Да толком никто не ведает. Так вот, в году пятьдесят восьмом батя мой пил уж очень крепко и зимой вдруг приспичило ему в лес пойти, зайцев пострелять. Как мамка не удерживала его, взял ружьё, бутылку самогона, закусь скромную и ранним утром ушёл в лес. К ночи не вернулся. Утром стучит кто-то в окно — темно ещё было. Мать выскочила, папка наш лежит, а рядом эти колдуны в чёрных одеждах. В общем замёрз он в лесу, а монахи, видно, нашли его и притащили к дому. Мать заголосила — батя уже не живой был.

— Так что монахи эти? — спросил Анискин.

— Да ничего. Растворились в темноте — колдуны ведь. О! В Средних Гадюкиных есть старуха Аэлита. Ей уж за сто лет — она всё про всех знает. Её поспрашивайте, если интересуетесь. Вася, налей-ка на посошок. Пойду я — устала от вашего интервью.

Аполлинария выпила, встала, окинула всех взглядом, снова села. Подняла указательный палец кверху — видимо хотела что-то сказать. Прикрыла глаза — сразу послышался храп.

— Наговорила сорок бочек арестантов. — пробурчал Анискин. — Вася, а ты от родителей или от кого ничего не слышал про этих монахов и скит?

— Так мои родители не из этих мест. — Василий достал из шкафа альбом и стал показывать Фёдору и Агате старые фото. — Папа с мамой познакомились в техникуме в Забелжске — отец учился на тракториста, а мама была одной из первых, кто начал учиться на доярок доильного зала. Ну тогда только начало появляться машинное доение. Закончили, поженились и их направили в наш колхоз, в котором работали все жители трёх Гадюкиных.

— Так ты что, ничего не слышал про монахов этих? — перебил Анискин. — Ты же жил здесь.

— От кого? Родители работали целыми днями и ночами. Мы в школу, потом в колхозе помогали. Зимой, то на коньках по речке, то просто в войнушку бегали по окрестностям. Потом в техникум рванул в Забелжск, потом армия, после армии в Москву, в институт на юридический. Вернулся уже в 1983 в Забелжск и стал в прокуратуре работать.

Рассказ Василия прервала проснувшаяся Аполлинария Кузьминична. Она оглядела стол и затянула:

— Ой, цветет калина в поле у ручья.

Парня молодого полюбила я.

Парня полюбила на свою беду:

Не могу открыться, слова не найду.

Василий проводил соседку до дома, а когда вернулся услышал, видимо окончание торжественного доклада Анискина с использованием народного фольклора:

— Кажется, что сражаемся с ветряными мельницами, а дело яиц съеденных не стоит. Но хорошо, что с вами каши сваришь и… — участковый прервал речь, увидев Василия. — Что-то меня никто с именинами не поздравляет! — Анискин оглядел присутствующих.

— Будь здрав, боярин! — Василий протянул рюмку, чтобы чокнуться с Фёдором.

— Ходите Гоголем, Фёдор Иванович! — Агата, видимо, страдала той же болезнью, когда выпьет, что и Анискин. — У Вас ума палата. Всё будет в ажуре, и Вы будете увенчаны лаврами.

— Ух ты! — воскликнули хором Василий и Фёдор, поражённые фольклорным красноречием Агаты.

— Что же вы не спросили у Аполлинарии про меня? Возьмёт она меня на временное жительство? — поинтересовалась Агата.

— А что тебе не нравиться наверху? — спросил Фёдор. — Нам с Василием внизу места хватает.

Василий даже крякнул и чуть не подавился. Анискин хлопнул его по спине.

— Всё нормально, живите сколько хотите! — еле выговорил Василий хриплым голосом. — Надо было ещё Кузьминичну здесь оставить и петуха её позвать.

Но Анискин и Агата не уловили иронии.

— Тогда я пойду фиал блаженств выпить, то есть спать. А то утром ваш петух-будильник рано разбудит. — Агата махнула рукой. — Спите спокойно, товарищи! Пусть земля вам… Ой! — Агата икнула. — Простите! Хотела сказать: Спокойной ночи!

Она поднялась наверх, достала из кармана джинсов диктофон. Включила. Из динамика раздался голос Василия: «Я вот что предлагаю. Я переночую на чердаке — там у меня шикарные апартаменты, а Вы, Агата…» Она немного перемотала. Из динамика послышался её собственный голос: «…так и не поняла, что здесь случилось. Может расскажете? Фёдор Иванович что-то странное сказал про…» Агата достала из сумки ноутбук, включила.

— Пора уже и работать. — Сказала она себе и напечатала: «Агата Бонцова. «Тайна старинного скита или смерть в лесу». Писательница прочитала вслух титульный лист и осталась довольна.