Я начинаю путь…

Игорь Аббакумов, 2019

В этом мире все было иначе, в нем не случилось известных нам войн и революций, история пошла совсем другим путем. Люди в нем живут сыто и даже богато. Вот только сам мир похож на унылое болото, с каждым годом все больше зарастающее тиной. Везде царят либеральные «ценности», отрицающие все человеческое. О чем речь, даже в Российской империи – рай для либералов, истово ненавидящих все чистое и светлое, мечтающих, чтобы люди окончательно превратились в разумных животных, озабоченных только собственным благополучием и не смеющих стремиться в небо. Но некие силы решили встряхнуть застоявшееся болото, и в нем появляется человек из нашего бушующего мира – женщина, оказавшаяся на некоторое время в теле местной девочки и научившая ее, что такое никогда не сдаваться. Именно ей предстоит взять за шкирку сытый мир и, невзирая ни на какое сопротивление, потащить его вверх, к звездам.

Глава 3

Враги внутренние

Любой разумный бюрократ в первую очередь озабочен личным карьерным успехом. Во вторую — блюдет интересы своего ведомства. В третью — государственный интерес. Ну и в самую последнюю — болеет душой за интересы общества. Правда, болеющих за общество всегда очень мало, и долго они не служат. Просто никакого здоровья на это не хватит. Тех же, кто этого не понимает, коллеги по службе считают чудаками. Кого-то безобидными, а кого-то опасными.

Большинство же чиновной братии озабочены первыми тремя пунктами. Это обычные честные служаки, на которых и держится любая держава. Вот только их слишком много, а потому высокие чины не про них.

Патриоты своего ведомства добиваются гораздо большего. Иногда их даже заносит на самый верх. Это тоже неплохие по сути своей люди, имеющие, тем не менее, существенный недостаток: неприятие успехов соседнего департамента.

Ну а первая категория — самая малочисленная и тоже недолго живущая. Просто потому, что крайний эгоизм, который они проявляют, большинству коллег не по нраву. Даже циники, закаленные в битвах за чины и награды, все-таки считаются с мнением той среды, где они вращаются.

Барон Берг Анатолий Николаевич был разумным бюрократом. Делая карьеру, он и про родное ведомство не забывал, а иногда учитывал и государственный интерес. Но последнее — только иногда. Сейчас он как никогда был озабочен именно ведомственным интересом. Ведомство это — Министерство государственной безопасности — сейчас переживало не самые лучшие времена. Министерство финансов все норовило урезать бюджет «опричному ведомству». Тем, кто был занят внешним сыском, волноваться не стоило. Необходимость их работы пока никто не подвергал сомнению. Зато занятым поиском внутреннего врага могло не поздоровиться. Нет этого врага, как ни ищи его! Не считать же ими наркоторговцев да казнокрадов! Теми как раз есть кому заняться и без рыцарей МТБ.

Ну а коль врага нет, то для собственного благополучия его все равно стоит найти. Правда, есть тут проблема. Даже тех, кто занят подрывом самих основ, не всегда можно безнаказанно «тащить и не пущать». Например, преследовать педофилов с содомитами не выйдет. Их права очень неплохо защищены. Инородцев трогать тоже не велено, разве что крайнее зверство учинят. По методу исключения выходило, что искать врагов Российской империи следует исключительно среди русских православного вероисповедания и гетеросексуальной ориентации.

Поняв эту истину, стоило если не найти врага, то хотя бы создать видимость его существования. Вот этим Анатолий Николаевич и занимался. Не он был в этом деле первым, и наверняка не он будет последним. Но чего только ни сделаешь для себя и родного ведомства! Все имеющиеся в империи организации русских шовинистов созданы были его коллегами. Правда, будучи искусственно созданными, они и выглядели бледно, а потому в глазах правительства и общества опасными не считались. И стоит ради таких клоунов содержать немалый аппарат тайной полиции?

Всю пагубность и несерьезность такого подхода барон прекрасно понимал. Поэтому он и решил идти совсем иным путем. За основу нужно брать сообщество, сложившееся естественным путем и не получающее преференции от государства. Несправедливым отношением к этим людям можно создать им неплохую рекламу. Общество любит сочувствовать гонимым, а значит, ряды внутренних врагов умножатся до заметной величины. Тут главное не переборщить. Нельзя доводить людей до того, что они действительно станут опасными для государства. Главное, чтобы их количество оправдывало затраты на содержание аппарата тайной полиции.

Анатолий Николаевич не только рассуждал на этот счет. У него уже был готов неплохой план действий. И все необходимое для такого сообщества имелось. Вот скажите на милость, чем плохи любители самодеятельного спорта? Очень даже хороши! Любому адвокату показывай — не найдет он в рядах этих голубчиков представителей сексуальных меньшинств. Следовательно, скрытые гомофобы! И вероисповедание у них правильное — православное. Значит, религиозная нетерпимость возможна. Ну а то, что среди них нет ни одного нерусского, — это вообще находка! Великорусский шовинизм в XXI веке никто одобрять не станет. Значит, работаем с ними! Скажите, что должен быть лидер? Есть такой! Вернее — такая:

Миронова Мария Ивановна, девица двенадцати лет от роду. Русская, православного вероисповедания. Дочь Миронова Ивана Кузьмича, мещанина города Санкт-Петербурга, и Мироновой (Купцовой) Василисы Егоровны, мещанки города Санкт-Петербурга.

Указанная девица четыре года назад начала самодеятельные занятия бегом на длинные дистанции и выдуманным ею паркуром. Последнее, по мнению чинов полиции, является крайне опасным для общества деянием, ибо по уверению сей девицы, «нет границ, есть лишь препятствия, и любое препятствие можно преодолеть». Помимо указанной самовольной деятельности, Мария Миронова регулярно занималась спортивными танцами с элементами балета на частных курсах супругов Максимовых.

Несмотря на свой юный возраст, она сумела соблазнить здоровым образом жизни многих детей, проживающих в районе Обухова. По сведениям, имеющимся у районного отделения Петербургского управления МГБ, в ряды секты так называемых «мироновцев» вступило порядка полутора сотен детей разного возраста.

В секте была принята строгая дисциплина сродни армейской. За любое ее нарушение следует сперва предупреждение, а затем изгнание из сообщества. В повседневной жизни сектанты следовали строгому моральному кодексу, автором которого и являлась руководящая всем этим экстремистка. Адептам секты категорически запрещалось потребление алкоголя и наркотических веществ. Приветствовалась всяческая помощь ближнему своему и действенная защита слабых и беспомощных. Всяческому презрению подвергались лица, проявившие любую трусость в опасном деле…

Сам лично Анатолий Николаевич никакой антипатии к столь замечательной личности не испытывал. Более того, он вполне сочувствовал и тому делу, что Миронова затеяла. Но, господа! Что будет с Россией, если этим людям дать слишком много воли? Вы хоть понимаете, как они отнесутся к тем, кто с ними не согласен? Многим ли из приличной публики найдется место в России, если «мироновцы» добьются преимуществ в деле воспитания общества? А они вовсе не травоядные:

Не удовлетворившись только лишь личным физическим совершенствованием, «мироновцы» начали активно вмешиваться в личную жизнь посторонних граждан. В частности, боевики секты, руководимые братом Марии Мироновой, Иваном Ивановичем Мироновым, шестнадцати лет от роду, провели самовольную силовую акцию «Безопасная улица». Используя навыки, полученные на занятиях русским боем, они изгнали из мест постоянного времяпрепровождения лиц, страдающих от алкогольной и наркотической зависимости, и прочий поднадзорный у городской полиции асоциальный элемент. Последствием этого явился недопустимый уровень концентрации сих элементов в других местах, которые не посещают сами «мироновцы». Это обстоятельство сильно осложнило нормальную работу городской полиции.

Считаете, что это прекрасно? Вообще-то барон так и считал. Вот только шутки с правами человека ничем хорошим не кончались, ибо опасны они. Для кого? А сами подумайте! Сегодня алкаши с наркоманами, завтра хулиганы с дебоширами, а послезавтра и до извращенцев дело дойдет. Как вы думаете, до чего докатятся эти любители здорового образа жизни? Кто поручится, что они не затеют еврейский погром?

«А ведь это мысль! Есть у меня на примете один жидяра — Леонид Гозман. Этот на правах кого попало всегда был помешан. И ведь не просто крикун, а работник уважаемой адвокатской конторы. Его подзудить как следует, а дальше и пришпоривать не надо. Сам будет рвать и метать, но засудить „мироновцев“ постарается. А мы ему как раз и подсунем свинью. Кем в глазах общества будет выглядеть Гозман, решивший засудить наивную девчонку, живущую чистой и праведной жизнью? Вот в этом и весь смак! Злодей против детей! Пожалуй, хороший слоган. Вот только кто саму Марию защитит на суде?»

Вообще-то такой человек на примете был. Тоже адвокат и тоже еврей. И квалификации к тому же хорошей. Если его удастся натравить на Гозмана, то все будет выглядеть чисто, никакой предвзятости. Еврей вступил в состязание с евреем. Но тут была одна проблема: Соломон Абрамович Ривкин себя высоко ценил и даром никогда не работал. Потянуть обычный его гонорар семья Мироновых не сможет. Разве что сочувствующие скинутся и помогут. Но это еще неизвестно, выйдет или нет. Значит, нужно самому позаботиться, чтобы Ривкин по собственному почину кинулся в бой. А ведь это вполне возможно! Во-первых, Ривкин и сам не переваривает Гозмана, а во-вторых, сын самого Ривкина был искалечен бандой наркоманов. Уже поэтому «мироновцы» должны вызывать у него симпатию.

А вот это как раз не факт. Ривкин может решить, что просто одна банда выгнала другую и никаких благородных мотивов тут нет. Значит, придется самому с ним беседовать на эту тему. А чтобы он проникся, нужно ему аудиозапись Машиных сказок прокрутить. Уж они должны ему о многом поведать.

Хорошенько подумав еще раз, Анатолий Николаевич решил отказаться от намерения лично побеседовать. Господин Ривкин может быть сколь угодно сентиментальным, но наивным он вряд ли будет. Адвокат, как и полицейский, видит в этой жизни столько грязи, что казенное увещевание на него нужного впечатления не произведет. Сразу поймет, что «опричникам» от него нужно совсем не то, о чем они просят вслух. А поняв, вряд ли проявит нужную старательность. Уж лучше его подвести к нужным выводам тихо и незаметно. Что у нас любит почитывать господин адвокат? «Невское время»? Вот и будем ему через газету на сознание воздействовать!..

Вечером, после службы, Анатолий Николаевич по обыкновению своему посетил Аглицкий клуб — заведение старинное и почтенное. Кого попало в такие места не пускают, поэтому новых лиц там редко встретишь. Как правило, все друг друга давно уже знали, и постоянные компании уже давно сложились. Поэтому представлять барона газетному королю Руднову нужды не было. Вот с ним он и побеседовал за карточным столом на темы второстепенные. Посетовал на оскудение литературных талантов и невнимание людей культурных к народному творчеству.

— Право, Анатолий Николаевич, вы и скажите. Какое творчество ныне у народа? Сплошь бездарные вариации на мотивы каторжных песен. На их фоне даже старинные матерные частушки выглядят образцом безупречного вкуса. А уж подражание нынешних певцов негритянской манере проговаривать под музыку текст…

— А тут вы, Олег Константинович, в корне неправы. Безвкусицы ныне действительно много, но все же живительный родник творчества народного еще не иссяк. Есть в наших Палестинах весьма способная сказительница, которая, несмотря на юный возраст, достойна внимания самой госпожи Алексеевой. Вот только скромность вперед таланта родится, и потому прекрасные творения неизвестны широкой публике. А зря!

— Алексеевых много. Вы не ту особу имеете в виду, что у меня в «Невском времени» литературный раздел ведет?

— Именно ее, голубушку, я и поминал сейчас.

— Ну, раз вы в курсе, кто и чем у меня занят, то почему бы по почте не скинуть ей образцы этого творчества?

— Если с вашей стороны возражений не будет.

— С моей? А скажите мне честно, Анатолий Николаевич, эти народные сказки действительно чудесны или вы просто взялись покровительствовать кому-то из ваших знакомых?

— А вы сами попробуйте их оценить. Правда, наше юное дарование не стремится к широкой известности и ничего не записывает, только рассказывает, но несколько ее вещиц у меня в звуке есть.

На следующий день, переслав по почте Руднову соответствующую аудиозапись, барон стал наблюдать за результатом. Тот не замедлил явиться. По докладу службы наружного наблюдения, уже к вечеру к Мироновым примчалась как нахлыстанная сама Татьяна Алексеева. Дела пошли в нужном Бергу направлении. Оценив сказки по достоинству, Алексеева самолично взялась за их литературную обработку и скорейшую публикацию в своем разделе. А спустя неделю Руднов лично позвонил ему и поблагодарил за наводку. Сказки о девочке, проводящей школьные каникулы в межзвездных путешествиях, стали мгновенно популярны среди читателей разных возрастов.

Первая часть дела сделана. Вряд ли Ривкин оставит эту сенсацию без внимания. Тем более что Татьяна Сергеевна не просто опубликовала сии произведения, но и сопроводила их восторженной статьей.

А теперь в эту бочку меда стоило добавить нужную порцию дегтя. В качестве ложки был выбран канал Городской криминальной хроники, который так любил смотреть господин Гозман. Ну а наполнить эту ложку дегтем или еще чем похуже корреспонденты канала должны были по своему разумению. И они оправдали возлагаемые на них надежды! Истеричные репортажи про обуховскую банду школьников, которые не дают спокойно жить местному населению, имели успех у зрителей. Репортеры и здесь не ударили в грязь лицом и все разложили по полочкам. В репортажах было все: и накачанные адреналином лица русской национальности, и убогие мозги православных мракобесов, и намеки на преступное благодушие общественности, и смелые предположения о скорых погромах.

Репортажи такого плана обычно ненадолго привлекают внимание зрителей. Наблюдая за реакцией общественности, Берг с некоторым разочарованием понял, что его расчеты на бурную реакцию правозащитников не оправдались. Им, оказывается, и дела не было до того, что кому-то там в подворотнях морды бьют. Вот если бы им лично перепало, тогда да. Тут они готовы на весь свет кричать о крушении основ правовой системы государства. Анатолий Николаевич уже грешным делом подумывал о том, чтобы подстроить нападение группы неизвестных хулиганов на светило российского правозащитного движения, но, хорошенько подумав, отказался от этой идеи. Все дело было в том, что такой случай без последствий не оставят. Расследовать его будут непременно, и на тормозах спустить это дело никому не позволят. А расследует бытовые преступления не тайная, а обычная полиция. Сыскари у фараонов всяко лучше и опытней, чем у опричников. Просто потому, что практики больше. Тот же знаменитый на весь Питер Зельдович, разгрызет этот орешек, не напрягая челюстей. Истина быстро всплывет, и разразится межведомственный скандал. МВД и МТБ и так живут как кошка с собакой, а тут такой повод макнуть конкурента мордой в собственное дерьмо! Большой шум вряд ли подымут. Министры между собой сумеют договориться. Но ему, подполковнику Бергу, начальство не простит промаха. В зависимости от величины скандала, последствия могут быть разными. Если удастся скрыть от общественности корни творимого безобразия, то все равно на дальнейшей карьере можно ставить крест. Ну а если сочтут, что скрывать личность виновного нецелесообразно — тогда придется подавать в отставку.

Ломая голову над тем, что тут еще хорошего можно придумать, барон упустил из виду один существенный момент, который как раз и мог сработать в пользу его плана. Впрочем, нашелся такой человек, который сумел вдохнуть в его план новую жизнь. Все началось со звонка собственного начальства.

— Анатолий Николаевич! — Проводивший утреннее селекторное совещание генерал-майор Голицын, в нарушение обычного порядка, начал это совещание сразу с разноса. — Похоже, что вы не видите того, что творится у вас под носом! Почему-то я об этом узнаю не из вашего доклада, а из письма городской прокуратуры.

Недоумевать барону пришлось долго, ибо начальственный разнос был многословным и не содержал никакой конкретики. Пришлось тупо обещать во всем разобраться и принять меры.

— Сейчас адъютант перешлет вам скан этого письма. Надеюсь, что в дальнейшем вы не станете подводить ни меня, ни нашу службу. — Этими словами Голицын закончил выражение своего неудовольствия и перешел к повседневным делам.

Спустя полчаса по почте пришло обещанное послание. Ознакомившись с ним, Берг облегченно вздохнул: затеянная им интрига получила развитие в нужном ему направлении. Гозман клюнул на провокацию и бросился в бой. Правда, барон к этой провокации не имел никакого отношения. Тут постарался совершенно посторонний доброхот. Но оно и к лучшему. Ничто не станет указывать на причастность их службы к этой затее. Но вообще-то, положив руку на сердце, стоит признать: упустил он из виду одно важное обстоятельство — наличие в России движений за народную трезвость. А ведь это еще те субчики-голубчики! Удачно вышло, что эти чудаки выползли на свет Божий и потянулись к «мироновцам». То, что эти чудаки далеко не безобидны, Анатолий Николаевич знал по долгу своей службы. Обыватели уже не помнили о том, как сто лет назад в России полыхала самая настоящая война, с орудийными залпами, погибшими и пленными, с победителями и побежденными, с судилищем над поверженными и празднованием одержавшими победу и получившими контрибуцию. Баталии той неизвестной войны разворачивались на территории двенадцати губерний Российской империи — от Ковенской на западе до Саратовской на востоке.

Эту войну еще именовали Бунтами трезвости, потому что крестьяне отказывались покупать вино и водку, давали зарок не пить всем селом. Почему они это делали? Потому что не хотели, чтобы за счет их здоровья наживались откупщики — те 146 человек, в чьи карманы стекались деньги от продажи спиртного со всей России. Водку откупщики буквально навязывали. Если кто не хотел пить, ему все равно приходилось платить за нее: такие тогда установились правила… В те годы существовала практика: каждый мужчина приписывался к определенному кабаку, а если он не выпивал своей нормы, и сумма от продажи спиртного оказывалась недостаточной, то недобранные деньги кабатчики взимали с дворов, приписанных к кабаку. Тех же, кто не желал или не мог платить, наказывали в административном порядке в назидание другим.

Русские люди отвернулись от кабака не столько из-за жадности, сколько из-за принципа: трудолюбивые, работящие хозяева видели, как их односельчане один за другим пополняют ряды горьких пьяниц, которым уже ничего, кроме выпивки, не мило. Страдали жены, дети, и, чтобы прекратить расползание пьянства среди сельчан, на сходах общины всем миром решали: «В нашем селе никто не пьет!» Что оставалось делать виноторговцам? Они сбавили цену. Рабочий люд не откликнулся на «доброту». Шинкари, чтобы сбить трезвеннические настроения, объявили о бесплатной раздаче водки. И на это люди не клюнули, ответив твердым: «Не пьем!»

К хлеборобам присоединились и горожане: рабочие, чиновники, дворяне. Поддержали трезвость и священники, благословлявшие прихожан на отказ от пьянства. Это уже не на шутку испугало виноделов и торговцев зельем, и они пожаловались правительству.

Тогда министры финансов, внутренних дел и государственных имуществ издали распоряжения по своим ведомствам. Суть тех указов сводилась к запрету… Трезвости! Местным властям предписывалось не допускать организации обществ трезвости, а уже существующие приговоры о воздержании от вина уничтожить и впредь не допускать.

Вот тогда-то, в ответ на запрет трезвости, по России и прокатилась волна погромов. Начавшись на западе страны, бунт дошел и до берегов Волги. Крестьяне громили питейные заведения в Балашовском, Аткарском, Хвалынском, Саратовском и во многих других уездах.

В Вольске трехтысячная толпа разбила винные выставки на ярмарке. Квартальные надзиратели, полицейские, нестроевые команды и солдаты артиллерийской бригады тщетно пытались утихомирить бунтующих. Восставшие разоружили полицию и солдат, выпустили из тюрьмы заключенных. Только через несколько дней прибывшие из Саратова войска навели порядок, арестовав 27 человек (а всего по Вольскому и Хвалынскому уездам в тюрьму бросили 132 человека).

Всех их следственная комиссия осудила по одному только показанию кабацких сидельцев, оговоривших подсудимых в расхищении вина: громя кабаки, бунтовщики не пили вино, а выливали его на землю. На деле же не было замечено ни одного случая воровства, деньги расхищали сами служащие питейных заведений, списывая пропажу на восставших.

Всего только по одному Вольскому уезду было разбито 37 питейных домов, и за каждый из них с крестьян взяли большие штрафы на восстановление кабаков. Принимавших участие в трезвенническом движении солдат по суду велено было «лишить всех прав состояния, а нижних чинов — медалей и нашивок за беспорочную службу, у кого таковые есть, и направить служить в арестантские роты».

Всего же по России в тюрьму и на каторгу отправили одиннадцать тысяч человек. Многие погибли от пуль: бунт усмиряли войска, получившие приказ стрелять на поражение. По всей стране шла расправа над теми, кто отважился протестовать против спаивания народа. Судьи свирепствовали: им велели не просто наказать бунтовщиков, а покарать примерно, чтобы другим неповадно было стремиться «к трезвости без официального на то разрешения».

Так что благодушествовать действительно не стоило. Сейчас пьянство имеет большие масштабы распространения. А ведь с той поры добавилась еще и наркомания. Вполне вероятно, что и реакция общества рано или поздно станет действенной. Гозман, конечно, тот еще идиот, но тут его чутье сработало в правильном направлении. Как бы нелепо и безобидно ни выглядели те старые филантропки, что умилились при виде юных любителей здорового образа жизни, но это только начало. Что дальше они станут делать, получив в свое распоряжение упорную и энергичную молодежь? Могут ведь и указать тем же «мироновцам», кто виноват и что нужно делать. А уж кого бить и что спасать, у нас и без подсказок могут сообразить.