Прометей: Неандерталец

Ивар Рави, 2021

Что делать, если ты уже шесть лет находишься в каменном веке параллельной Вселенной и достиг определённого успеха? Правильно! Двигаться дальше и закреплять достигнутое и развивать новые страницы в истории каменного века. Но всего этого можно лишиться в одночасье и стать пленником ужасного племени неандертальцев-людоедов. Твои верные соратники уплывают, уверенные в твоей гибели и ты снова предоставлен самому себе. Продолжение приключений российского космонавта Максима Серова, волей случая, оказавшегося в каменном веке Земли параллельной Вселенной. Содержит нецензурную брань.

Глава 3. Уд

Бытует мнение, что первобытные люди, как неандертальцы, так и кроманьонцы, только тем и занимались, что постоянно враждовали и убивали друг друга. За шесть лет, которые я провел на этой первобытной планете, мне крайне редко приходилось видеть, чтобы дикари враждовали и ссорились внутри племени. Между племенами была вражда, лютая ненависть, выражавшаяся даже в поедании людей. Многие дикари верят, что, съев смелого и сильного врага, они получат часть его силы и смелости. В большинстве своем каннибализм несет в себе ритуальный смысл и лишь во времена голода он становится необходимостью среди дикарей.

То что мне, как и любому цивилизованному человеку, казалось дикостью, являлось одним из законов природы: родители поедают своих детенышей, как в животном мире, так и среди первобытных людей во времена сильного голода. Здесь есть логика — если родители умрут от голода, детёныши в любом случае будут обречены. Если родители выживут, съев свое потомство, они смогут произвести его еще не один раз. Не будь таких жестоких законов природы, возможно, человечество просто не могло бы оправиться от серьезных климатических катастроф.

Все эти рассуждения, конечно, спорны, но что я мог знать о них? Да, я прослушал в свое время несколько лекций Дробышевского про первобытных людей. Знай, что попаду в каменный век, слушал бы внимательно, а сейчас приходилось напрягать извилины, чтобы вспоминать хоть какие-то фразы. Мне повезло, легко подчинив племя Гара, я без труда присоединил и племя Уна. Выдры практически пришли сами, а Нига меня упросила взять Миа. Мой авторитет, знания и огнестрельное оружие произвели на дикарей такое впечатление, что Русы дружно уживались между собой. Все помнили охотника, убившего свою жену, чей труп после казни выбросили в море.

Потом на помощь пришла и сама природа с землетрясением, грозами и солнечным затмением, после чего шаман Хер стал первым богословом в каменном веке. Его постоянные напоминания о силе и могуществе Бога, чьим посланником он меня провозглашал, тоже держали Русов в повиновении и дисциплине. Даже черные дикари, попавшие в плен и ставшие полноправными Русами, приняли уклад моего Правила Десяти. Все шло хорошо, пока я по неосторожности не попал в плен и теперь был не Великим Духом Макс Са, а обычным дикарем из племени неандертальцев, владевших односложными словами.

Оживление на поляне оторвало меня от размышлений. Видимо начинался Уд, потому что все уже были на ногах и усаживались на землю в ожидании зрелища. Оба вождя, к чему-то готовились: растирали себя руками, били по щекам, монотонно завывали. То, что произошло в дальнейшем, поначалу чуть не ввергло меня в ступор, а через секунду я уже еле удерживался от смеха, чтобы не привлекать к себе внимания.

Вождь охотников сорвал с себя кусок шкуры и продемонстрировал солидный детородный орган в состоянии эрекции. Однако вождь нашего племени не остался в долгу и таким же жестом показал всем, что ничем не уступает сопернику. Разочарованный гул прокатился по поляне. Видимо, это был первый раунд, который закончился ничьей.

Я и сам был немного разочарован — вместо боя соперники вышли и померялись пиписьками. Даже не помню, было ли такое соревнование или такой поединок в истории моей Земли. Куски шкур соперники вновь замотали вокруг бедер, и начался второй раунд, который я назвал бы пантомимой. Оба вождя по очереди делали страшные лица, гримасничали и издавали нечленораздельные звуки, имитируя рев животных. Судя по всему, тут тоже никому не удалось одержать вверх. Гул снова прокатился по поляне. Соперники оказались под стать, никто не желал отступать.

Это становилось интересным, и я почему-то подумал, что теперь неандертальцы выйдут и разобьют друг другу головы каменными топорами или дубинами. Вождь охотников, который нас так приветливо встретил и поделился добычей, взял в руки свой каменный топор. Эти действия сопровождались одобрительным гулом. Видимо, наступала развязка. К моему удивлению, наш вождь не вооружился и стоял в центре поляны, опустив руки и вперив тяжелый взгляд в противника.

«Претендент», так я про себя окрестил вождя охотников, добывших буйвола, с громким ревом полетел на соперника, подняв дубину над головой. «Хана людоеду», — промелькнула у меня мысль, когда дикарь со всего размаха стал опускать топор. Но в последний момент он увел его в сторону и при ударе о землю еле удержал этот топор в руках. Сцена с боковым замахом повторилась еще несколько раз, в том числе и с атакой со стороны спины. Но вождь-мишень даже не шевельнулся.

Претендент бросил свой топор и теперь уже сам встал неподвижно в центре поляны. Роли поменялись, и теперь он был мишенью, а его противник всячески изощрялся, стараясь его напугать. Но и здесь результат оказался ничейный, после чего противники разошлись. Пару минут стояла тишина, которую прервал претендент, снова громогласно выкрикнув:

— Уд!

Не знаю, может я ошибся, но сейчас это слово прозвучало зловеще. Однако дикари с обеих сторон встретили его радостным уханьем. Оба дикаря были примерно одинаково сложены, хотя претендент мне показался чуть более мускулистым. И он явно был моложе, на мой взгляд, ему было примерно лет двадцать. Вождь нашего племени был старше лет на десять, возможно это был не первый Уд в его жизни. Но с таким молодым и сильным противником он мог стать последним.

Оба вождя взялись за свои топоры и, слегка пригнувшись, сделали несколько шагов навстречу друг другу. Если наш вождь шел спокойно, держа топор обеими руками, то молодой претендент шел, явно порываясь ринуться в атаку. Топор он держал левой рукой, что меня сильно удивило, так как до сих пор мне встречались только правши. Когда между дикарями осталось около семи метров, молодой ринулся в атаку, целясь широким размашистым замахом в голову противника. Вождь увернулся от удара и в свою очередь нанес по противнику удар по горизонтали.

Несмотря на свои коренастые и неуклюжие фигуры, оба дикаря двигались превосходно. Мне впервые приходилось видеть бой неандертальцев со стороны и признаюсь, их скорость и ловкость меня неприятно поразили. В моем представлении это были увальни типа Кангов, с которыми мне дважды пришлось сражаться. То ли Канги были с заторможенной реакцией, то ли эти дикари были с другой лиги, но разница между ними была громадная. Я даже не мог навскидку определить, кто более ловок — мои кроманьонцы или эти неандертальцы. Пожалуй, только покойный вождь черных Сих заметно превосходил в ловкости и реакции этих двух дикарей, что схватились насмерть из-за говорящего человека.

Молодой снова ринулся в атаку, но, если пару минут назад я ставил на него, то теперь его торопливость позволяла предположить, что его можно легко подловить. Так и случилось, когда он, вложившись в удар со всей силой, промахнулся. Инерция удара была столь велика, что претендента повело вслед за топором и он, сделав два шага, подставил спину противнику. С противным глухим звуком, напоминавшим чавканье ног в грязи, каменный топор вонзился в заросшую волосами спину.

Глухой стон сорвался с губ претендента, мощные широченные ноги, усеянные буграми мускулов, подломились и он упал на колени. Вождь рывком выдернул свой топор из спины противника, который тут же завалился назад.

Бой был окончен. Поставив ногу на поверженного противника, победитель издал рычание и закончил его зловещим «Уд», произнесенным с ликованием в голосе. Никто не отозвался на вызов. Вождь обвел глазами всю поляну и снова повторил:

— Уд!

Убедившись, что больше никто не оспаривает его власть, и говорящая игрушка остается у него, он показал топором на четверых соплеменников убитого противника.

— Га!

На этот приказ встать и повиноваться все четверо отреагировали мгновенно. Подбежав к вождю, они присели у его ног, сгорбившись, словно побитая собака. Только хвостов, поджатых между ног, не хватало для полной аналогии.

Вождь пару секунд помедлил и затем произнес:

— Ха?

В этом возгласе мне почудился вопрос, и я вспомнил, что такая же интонация была, когда меня принимали в племя.

— Ха! — откликнулись все четверо.

В их голосах чувствовалась покорность. Инцидент был исчерпан, победитель потерял интерес к соплеменникам побежденного и снова засел за трапезу, к которой стали присоединяться и остальные мужчины-дикари.

Я подошел к побежденному, грудь которого еще вздымалась и глаза осмысленно смотрели на мир. Под взглядами дикарей я, поднатужившись, перевернул его на живот. На спине прямо по позвоночнику зияла страшная рана, из которой текла кровь. В ране был виден край раздробленных грудных позвонков. С такими ранениями пострадавший не выжил бы и в современном мире. Острие топора просто перебило несколько позвонков, раздробив их на мелкие кусочки, и оставило рану, в которую мог влезть мой кулак. Даже если бы человек выжил с такой раной, он на всю жизнь остался бы парализованным. Могучее тело хотело жить, но даже такой организм был бессилен. Претендент умер через минуту, обмочившись перед смертью и громко выпустив смердящие газы.

Кушать мне не хотелось, я даже не успел проголодаться, однако дикари ели так, словно неделю обходились без пищи. Под властное «Да», сказанное вождем, все мужчины, перевернули тушу буйвола, чтобы добраться до стороны, которая лежала на земле и была нетронута. Когда мужчины насытились, все повторилось снова — опять на остатки налетели женщины и дети. Отрезав рубилом кусок, они насаживали его на палку и жарили на костре. Не дожидаясь готовности, они вгрызались в него зубами, по их подбородкам текла кровь, смешанная со слюной.

Волосатые тушки дикарей снова устроились поудобнее, настраиваясь на отдых после еды. Солнце клонилось к горизонту, и сытые женщины вместе с детьми стали собирать хворост.

Я заметил одну особенность, пока был с дикарями: указаний насчет поиска растительной пищи или хвороста для костра женщины никогда не дожидались. Эти функции у них были отработаны до автоматизма: как только племя останавливалось на ночь или для еды, женщины и дети сразу разжигали костер и терпеливо ждали, пока наедятся мужчины. И снова мне вспомнились слова Дробышевского, когда он давал характеристику кроманьонцам и неандертальцам: «Кроманьонцы хаос и изобретательность, неандертальцы дисциплина и порядок». Или что-то в этом роде, дословно вспомнить уже было трудно.

Я отошел в кусты, чтобы справить нужду. Словно по своей надобности неподалеку присел дикарь. Мне по-прежнему не доверяли полностью. Я не видел, чтобы кто-то давал указания присматривать за мной, но с дисциплиной в племени был порядок. Сказанное один раз не приходилось повторять дважды. За десять дней, проведённых в племени, лица неандертальцев успели мне примелькаться. В первый день они казались все на одно лицо, безобразные с огромными надбровными дугами и густыми бровями. Покатый лоб скрывался в длинных грязных волосах, глаза смотрели цепко, словно просвечивали рентгеном.

У них был идеальный слух и просто невероятное зрение. Даже мои прежние соплеменники Русы, состоявшие из разных племен, не имели такого слуха и остроты зрения. Дети замечали ящериц в траве с тридцати-сорока метров — на таком расстоянии трава мне казалось просто зеленой стеной. Жучков, личинок, пауков, неандертальцы ловили очень ловко, практически не останавливаясь. Если бы меня спросили, что я больше всего запомнил за эти десять дней, находясь среди них, я ответил бы, не задумываясь: жующие челюсти. Жевали всё, кончики травы, которые срывали во время движения по саванне, листья с кустарников, даже пару раз видел, как обдирали кору с молодых деревьев. Даже сейчас, нажравшись мяса так, что животы стали похожи на мячи, половина племени жевала листики, срывая их с кустов.

Солнце скрылось за горизонтом, и ночь быстро накрыла нас теменью, принося с собой прохладу. Даже с моим несовершенным слухом ночь была полна звуков. Где-то далеко слышался рык льва, хохотали гиены и в траве шуршали мелкие зверюшки. Ночь вступила в свои права, открывая охоту на слабых и беззащитных. Люди потихоньку придвигались к костру, который горел в центре поляны, отбрасывая тени человеческих силуэтов.

Пока было тепло, я тоже спокойно лёг спать в некотором отдалении. У неандертальцев оказалось тьма вшей. И, хотя я старался ограничить контакты, эти крупные неандертальские вши особой породы перешли на меня. Из колючек я смастерил себе примитивный гребень и каждый раз, укладываясь спать, тщательно расчесывал пока еще короткие волосы. Неандертальцы боролись со вшами как обезьяны — осматривая друг друга и поедая найденных вшей. Этот вариант мне не подходил, и я мучительно пытался вспомнить методы борьбы с педикулезом с помощью народных средств. Но, кроме регулярного купания с мылом, в голову ничего не приходило.

Где—то в подсознании засело, что лук, чеснок или кислота может вытравить всю эту гадость, но ничего из перечисленного у меня не было. Оставалась надежда окончательно избавиться от вшей, избавившись от их рассадника — неандертальцев.

Понемногу все на поляне погрузились в сон, часовых дикари никогда не оставляли. В отличие от дневного отдыха, когда половина племени храпела, сейчас все спали без храпа. Малейший шум приводил к тому, что несколько голов поднимались и осматривались вокруг. Первое время это раздражало, но потом я привык и даже радовался тому, что спят они так чутко.

Утром я проснулся последним. Даже дети были на ногах и голодными взглядами косились на остатки туши буйвола, к которой уже подсаживались мужчины. Снова запахло жареным мясом, что вызвало у меня обильное слюноотделение. Воды, чтобы помыть руки, не было, поэтому, торопливо вытерев их о самого себя, скорее рефлекторно, чем надеясь на очищение, я тоже поспешил к тушке. Слабый запах начинающегося портиться мяса, чувствовался уже при подходе. Ближайший дикарь отрезал кусок мяса и протянул мне. Взяв его, я понюхал. Запах гниения практически не ощущался, скорее всего, испортились недоеденные куски требухи, которая валялась под ногами.

Я тщательно прожарил свой объемный кусок на огне, лучше пусть будет обуглившееся мясо, чем паразиты и бактерии в нем. Ел не торопясь, здесь не принято вырывать куски мяса друг у друга, это не жадные кроманьонцы. Даже дети не воровали и не забирали куски у более слабых, все было подчинено строгой иерархии и порядку, который никто не нарушал. Когда мужчины наелись, от туши буйвола уже оставалась только шкура и скелет с остатками мяса, которые не срезали каменные зубила.

Женщины и дети теперь более тщательно подбирали еду, которую оставили вчера. В ход пошла и требуха, пренебрежительно недоеденная вчера. Когда все насытились, вождь разрезал шкуру буйвола на четыре части и раздал воинам, которые вчера выразили покорность после смерти своего предводителя. Тот лежал с почерневшей раной, над которой вились насекомые и орудовали муравьи, становившиеся пищей для не наевшихся женщин и детей.

— Ха, — последовала команда, и племя быстро выстроилось по-походному.

Впереди и сзади стояли воины, женщины и дети были в середине колонны. Еще раз, скользнув глазами по поляне, и на секунду задержавшись на убитом, вождь двинулся к выходу их зарослей кустарников, которые так заботливо скрывали нас от посторонних глаз, давая ощущение защищённости. Теперь я занимал место не с женщинами и детьми, а гордо следовал рядом с вождем. Мой карьерный рост начался, пусть и черепашьими темпами. И, если нельзя сбежать от этих дикарей, то я просто возглавлю их, и они сами приведут меня туда, куда я захочу. Просто не надо торопиться, пока есть время надо присмотреться и все тщательно продумать. Вчерашний бой-поединок показал, что если ты выигрываешь, то все в твоих руках.

Совсем недавно я был Великим Духом Макс Са, который объединил четыре племени и создал относительно цивилизованное поселение. Сейчас я рядовой неандерталец, которому до конца не доверяют, но кто сказал, что стремиться к лучшему это плохо? Да и плох тот солдат, что не мечтает стать генералом.

* * *

Шел десятый день поисков Макса: след дикарей был давно потерян и как ни старались преследователи, не удавалось напасть на след. Неандертальцы передвигались босиком, даже после прохода племени следов оставалось мало. Зачастую, только клок шерсти на кустарнике или сломанная ветка могла быть свидетельством, что здесь прошли люди. С каждым новым днем, уныние охватывало Тиландера, который переживал за свое судно, оставленное в бухте в десяти днях пути.

Американец осмотрелся: впереди с левой стороны, на расстоянии около трех километров, чернели заросли кустарников. С правой стороны в северо-восточном направлении начинались холмы, переходящие в довольно высокую горную цепь. Минут пять Тиландер мучительно думал, в каком направлении продолжить поиски. У него были смутные представления о жизни первобытных людей, но одно он помнил еще с детских книг: дикари предпочитали селиться в пещерах. Горы были впереди по правой стороне. Гау и Бар тоже согласились с этим аргументом, и поисковый отряд, горящий местью, свернул направо и пошел вперед, отдаляясь от зарослей кустарников, где в этот момент отдыхали людоеды.

К подножью гор приблизились ближе к вечеру, Гау первым наткнулся на следы человеческих ног. На небольшом промежутке, где трава не росла, потому что был фрагмент песчаной почвы, четко были видны толстые следы человеческих ног. Бар даже вскрикнул, увидев изящный, по сравнению с другими следами, след правой ноги, оставшийся незатоптанным неандертальскими ногами.

— Это Макс Са, — от волнения парень почти задыхался. Тиландер, опустившись на корочки, внимательно осмотрел след и поставил свою ногу в отпечаток. Они с Максом были одного роста, след практически совпадал со ступней американца.

— Это он, Гау, когда оставлены эти следы?

— Вчера, — Гау еще раз потрогал края отпечатка и даже понюхал землю. — Вчера, уверенно заявил он повторно, поднимаясь с земли.

Подгонять никого не было необходимости: воодушевленные люди ринулись вперед к темневшей гряде скал. Через полчаса, огонек костра заметил один из Выдр: костер горел на небольшом уступе, прямо в скале. Американец хотел остановиться и провести небольшое совещание, чтобы выработать план атаки. Но он недооценил привязанность этих людей Максу: забыв о дисциплине и стратегии, Бар и Гау рванули к пещере, перед которой горел костер. Выдры бежали рядом, натягивая тетиву лука и вкладывая стрелы.

На площадке сидело несколько дикарей, которые подняли тревогу и еще пять мужчин высыпало наружу. Даже на бегу, Гау успел снять двоих, остальных утыкали стрелами как ежиков, бежавшие рядом Выдры. Неандертальцы на освещенной костром площадке, оказались отличными целями. Бар первым ворвался в пещеру, нанося без разбору удары своим топором всем, кто попадался на пути. Через пять минут племя неандертальцев было истреблено: восемь мужчин, шесть женщин и трое детей.

Макса в пещере не нашли, но Бар первым заметил человеческие кости, лежавшие у первого костра на площадке и несколько костей у второго костра в глубине пещеры, где ели женщины и дети. Кости были свежие, на них практически не осталось плоти, голодные людоеды съели все. Обугленный череп был расколот в двух местах ударами каменного топора, чтобы съесть мозги. Холодея от плохого предчувствия, Тиландер нашел бедренную кость. Она совпадала по длине с его бедром, американец медленно опустился на каменный загаженный пол пещеры.

Единственной его мыслью было желание умереть: не сверни он тогда погоню, не потеряй больше суток пока возвращался в бухту и обратно на поиски, Макс был бы жив. В том, что это его останки, не было сомнений: строение скелета неандертальцев сильно отличалось. Все убитые были широкоплечими и низкими, едва доставая до его подбородка.

Гау, Бар и остальные Русы были подавлены: их кумир, их великий Дух Макс СаСа, съеден словно добыча. Тиландеру казалось, что его прожигают ненавистью глаза всех присутствующих. Но его никто не винил, горе было такое, что некогда было искать виноватого. Как осиротевшие дети сидели они, собрав все кости скелета. Одна кисть так и не нашлась, несколько трубчатых костей было раздроблено на куски.

Могилу Максу копали все: получился практически котлован, где на небольшом выступе аккуратно выложили собранные кости. Трупы неандертальцев сложили ниже ног, чтобы у Макса не было нехватки тех, кто будет прислуживать ему на Полях Вечной Охоты. Тиландера корежило от такого языческого обряда, но перечить он не посмел. Русы убили бы его моментально, если бы посчитали, что американец проявил неуважение к их вождю. Над могилой вырос солидный курган, который был виден довольно долго, когда отряд отправился обратно на юг, по своим следам.

Выйди они в дорогу на пару часов раньше, они могли бы увидеть отряд дикарей, который покинув заросли кустарника, что они видели вчера, отправился на северо-запад. И этот отряд уводил на север Макса, который остался жив, но еще не пользовался свободой.