Рассказы деда Балюка. Избранное

Иван Попков

Рассказы уральского писателя Попкова Ивана Андреевича переносят читателя в неповторимый мир русской деревни, в которой есть место и поэзии прекрасной русской природы, и красоте повседневного быта людей труда, ну и, конечно же, тайнам и чудесным приключениям. Но перед нами не сказка, автор знакомит читателя с суровыми повседневными буднями героев, не утративших веру в чудо и именно поэтому встречающих то таинственное, что помогает им скрасить серость бытия.

© Иван Попков, 2017

ISBN 978-5-4485-7624-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Гликерия

После долгих странствий я возвращался в родные края. Когда вышел от станции на дорогу и увидел знакомые с детства места, сердце наполнилось радостной грустью. Вот мостик через небольшую безымянную речушку. Каким он был ветхим шесть лет назад, таким и остался — никто не додумался его починить. Стайка белоствольных березок сбежала с пригорка на берег озера, словно ватага девчонок, отталкивая друг друга, каждая норовит заглянуть в сверкающую гладь, будто в зеркальце.

Сабзаульский овраг. Дорога, петляя, медленно ползет в гору. По обеим сторонам — дремучий лес. То разбегается в стороны, образуя небольшие, усыпанные цветами полянки, то вновь сжимает дорогу, переплетаясь вершинами деревьев, создавая зеленые тоннели. В них сыро и сумрачно даже в самые жаркие дни. Когда входишь в эту темноту, по телу пробегает дрожь. Нет, не потому, что здесь холодно. Я много наслышан об этих местах. Совсем ещё недавно здесь разгуливал свирепый и хладнокровный разбойник Спирька по прозвищу Каин. Говорят, простолюдинов он не трогал, зато не щадил богатых, в основном, попов да купчишек. Сказывают, жил здесь купец Прохор Звонов. Он все бахвалился: «Не боюсь я вашего Спирьку — и весь сказ». Однако свел его дьявол с грозным разбойником. Одним взмахом кистеня раскроил Каин череп незадачливому купцу. Даже шубу соболью не снял с него. Отвязал мошну с деньгами и был таков. А купца оставил на дороге. Голодные волки дорешили его.

…Когда я вышел из оврага, передо мною во всю свою ширь раскинулись пастбищные луга помещика Гладышева. Легкий ветерок донёс с лугов терпкий дурманящий запах разнотравья. Солнце уже коснулось горизонта, когда я, миновав соловьиную рощу, подошел к спуску. Внизу — мост через речку Буенду, справа на косогоре — сельское кладбище. И тут заметил у моста темную фигуру. Подойдя ближе, узнал: это же бабка Гликерия со своею неизменной, до блеска отшлифованной клюкою. Она стояла от меня в полуоборот. Боже мой, как она изменилась! Время еще сильнее пригнуло её к земле. Лицо тёмное, землистое, испещренное глубокими морщинами. Казалось, Гликерия только что встала из гроба. Когда я поравнялся с нею, бабка, как-то странно вывернув голову, взглянула на меня снизу вверх:

— А зря ты, Гриня, от Маришки отвернулся. Вам была уготована счастливая судьба. Злые языки вас разлучили. Люди только вид подают, что добром к тебе. На самом деле они, завистливы. Я же тебе никогда худа не желала. Хочу дать тебе чудодейственное средство. Мне семнадцать было, когда начала собирать лечебные травы. Составила снадобье из сорока восьми трав. Испытала его на кошках, собаках и птицах. Убедилась: имеет свойство избавлять от любых болезней и ран, кроме сердечных. Сбор продлевает жизнь. Сегодня в полночь приходи ко мне и получишь этот подарок. Перейдя мост, я невольно оглянулся. Гликерии нигде не было. Исчезла, как и появилась.

Дома я никому не рассказал о встрече с бабкой Гликерией. К ночи, сославшись на духоту в хате, отправился спать на сеновал. Уснуть не мог. Гликерия не выходила из головы. Виделась Маришка. Вот она в голубом платье стоит на берегу Сима, ветер, обнимая её, вырисовывает прелестную фигуру.

К ночи погода испортилась. Подул южный ветер, по небу ползли мрачные тучи, стало заметно темнее. Я зажег спичку и посмотрел на карманные часы. Стрелки показывали без четверти двенадцать. Пора.

Пробравшись огородами, вышел в проулок. В глубине небольшой усадьбы темным пятном виднелся домик бабки Гликерии. Света в доме не было. Где-то совсем рядом залаяла собака и, скуля, перешла на вой. Дикий, протяжный вой…

Я стал вглядываться в темноту проулка. Под ольхой сидела огромная, черной масти собака. На душе сделалось муторно, и в голове мелькнула мысль: зачем мне все это? Не лучше ли вернуться на сеновал, зарыться в душистое сено и спокойно отоспаться, отдохнуть от долгой и утомительной дороги? Но любопытство взяло вверх. Ровно в двенадцать в хате вспыхнул огонек. Скрипнув калиткой, я прошел по заросшей бурьяном тропинке. С огромным трудом открыв дверь, нагнувшись, вошел в хату. На меня пахнуло сыростью и застоявшимся воздухом. В хате царил полумрак.

Гликерия никак не отреагировала на мое появление. Она во всем черном сидела неподвижно за маленьким столиком, не моргая, смотрела на слегка колеблющийся огонек свечи. Минуты три в хате стояла гробовая тишина. Наконец, бабка, слегка повернувшись ко мне, тихо произнесла:

— А, Гриня, пришел? Вон там, на подоконнике, снадобье, возьми его. Да сопутствуют твоей жизни покой и благополучие.

Я подошел к окну и, взяв мешочек, обернулся. Гликерия, опершись клюкою в пол, поднялась со стула. Лицо ее вдруг начало терять очертания, и сама она стала таять на моих глазах, будто восковая фигура при повышенной температуре, превращаясь в бесформенную массу. Погас и огонёк свечи. В хате стало темно, будто в могиле. Меня обуял страх. Сердце готово было выпрыгнуть из груди. Ноги отказались повиноваться. Почти не отрывая их от пола, шаркающей походкой я прошел к двери. Обо что-то сильно ударившись головой, я плечом выдавил дверь и очутился во дворе. Каким путем шел к дому, не помню.

Утром меня разбудили солнечные лучи, проникшие сквозь соломенную крышу сарая. Во всем теле чувствовалась страшная усталость.

— Что за чертовщина? Какой странный сон, — подумал я. Пошарив вокруг себя и обнаружив мешочек со снадобьем, убедился, что свидание с Гликерией было наяву. Появилось желание рассказать кому-нибудь о ночном происшествии. Витька-Вихрь. Ну, конечно, с ним я могу быть откровенным. Запрятав глубже в сено мешочек со снадобьем, я отправился к Могуриным.

Я рассказал о ночном происшествии. Витька с минуту молчал.

«Да, ты разве не знаешь, что Гликерия умерла ровно год назад?

Это известие меня потрясло. Мы с Витькой решили расследовать ночное происшествие по свежим следам и направились на усадьбу бабки Гликерии.

Витька, словно опытный сыщик, обследовал наружную дверь, все прощупал;

— Ну и силища у тебя. Дверь с гвоздей сорвал.

В хате — тишина. Возле печки — железная кровать, застеленная темным клетчатым одеялом. У окна — небольшой столик. На нем в блюдце, огарок восковой свечи. Рядом со стулом лежала знаменитая клюка бабки Гликерии.

Всё в хате было покрыто толстым слоем пыли. Я подошел к окну. На подоконнике, откуда я взял мешочек со снадобьем, четко вырисовывался его след…

Вышли мы из хаты ошеломленные. К нам подошел, прихрамывая двадцатилетний Колька Вдовин.

— Чего с ногой-то? — поинтересовался Витька. — Ещё зимой катались с пацанами с горки возле кладбища, и врезался на санках в каменный могильный памятник. До сих пор рана не заживает.

— А что если попробовать бабкино снадобье? — вдруг осенило меня. Мы затащили «больного» на сеновал.

Обработали рану, сделали перевязку. И уже через три дня Колька смело наступал на переставшую болеть ногу.