История села Мотовилово. Тетрадь 4

Иван Васильевич Шмелев, 1976

Дневник русского крестьянина Шмелева Ивана Васильевича, в котором он описал историю родного села Мотовилово Арзамасского района Нижегородской области. В четвертой тетради автор делится детскими воспоминаниями о жизни в русском селе в 20-е годы.

Торговля. Метрическая система

В Мотовилове в это время было три бакалейных лавки: Васюнина в Шегалеве, Лаптева, универсальная, у церкви и вновь открытая трестом лавка на перекрёстке улиц Мочалихи и Слободы. В Лаптевой торговала хозяйка Екатерина Ивановна, в Васюниной сам хозяин — старик Василий, а в трестовской — Васька Панюнин и Дунаев.

В лавках съестного товару было изобилие, так что от сочетания запахов колбасы, кренделей, калачей и селёдки в лавке создавался такой букет наиприятнейшего запаха, что из лавки так бы и не выходил.

— Бог за товаром! С прибылью торговать! — поприветствовал Василий Ефимович хозяина лавки.

— Спасибо! — ответил тот.

— У тебя, видно, Василий Михайлович, в лавке-то и мышей нет? — обратился к хозяину Василий Ефимович, пришедши купить к празднику рыбы — сазана.

— А что? — осведомился хозяин лавки.

— Уж больно гоже пахнет, дух в лавке приятный! — втягивая в себя воздух, улыбался Савельев.

— А вот он, ночной хозяин, мышам спуску не дает, он с ними быстро расправится, — указывая на дремлющего кота, отозвался хозяин лавки, кладя на чашку весов добротного сазана. — Три кило с лишним, — назвал вес рыбины лавочник.

— Эт сколько же в фунтах-то? — осведомился Савельев.

— Восемь фунтов, — пояснил Васюнин. — Нам, торговцам, от властей велено на килограммы переходить. Фунтами торговать запрещено. Да и гири у нас изъяли. Всем велят на метрическую систему переходить, — растолковывая, добавил он.

— Уж больно без привычки-то благо, — заметил Савельев.

— Ничего, народ и мы привыкнем, легче станет. Она, эта система-то, сама по себе проще старой-то, — заключил разговор о нововведении Васюнин.

— И на сколько он вытянул? — спросил Савельев.

— На шестьдесят четыре копейки.

— Это значит, полтинник с небольшим?

— Выходит так!

Расплатившись за рыбу, Савельев еще взял кило сладких кренделей к чаю, уплатив за них еще двенадцать копеек. Попрощавшись с Васюниным, Савельев вышел из лавки.

Проходя мимо лавки Лаптевых, Савельев зашёл и в неё. Сюда из Арзамаса только что привезли свежей колбасы. По всей лавке разнёсся разжигающий аппетит приятный колбасный запах.

Василий Ефимович осведомился у Екатерины Ивановны о цене.

— Пятьдесят пять копеек за кило, — весело ответила продавщица.

— А дешевле как? — по старой привычке в шутку переспросил Василий. Хозяйка молча показала на вывеску, висевшую на стене лавки. «Цены без запроса», — с расстановкой по слогам прочитал он. — Тогда взвесь мне полкило, для пробы, — попросил Савельев.

Екатерина Ивановна отвесила полкилограмма:

— Двадцать семь с половиной копеек! — объявила сумму хозяйка.

— А где я возьму полкопейки-то, — обеспокоенно сказал Савельев.

— А я сдам, у меня всякая мелочь имеется, — успокоительно отозвалась продавщица, — вот, посмотри, государство и полкопеечные монеты в обращение выпустило.

Находящиеся в лавке мужики с интересом кинулись рассматривать блестящую маленькую медную монетку достоинством в полкопейки.

Василий Савельев явился домой с охапкой покупок, а на другой день в праздник Крещенье за обедом, наряду с жирными щами из свинины ели вареного сазана и колбасу, а после пили чай с кренделями. Только с самоваром на этот раз у них произошла по недосмотру авария. Саньке было поручено поставить самовар. Не посмотрев, есть ли в нем вода, Санька, наложив углей, разжёг его. Угли в скорости буйно разгорелись, самовар не закипел, а как-то странно зазвенел. Услышав ненормальный звук, бабушка тороплива закричала:

— Скорей сымай трубу, а то самовар убежит!

Санька торопко снял трубу и в испуге убедился, что воды в нем нет. Угли он залил водой, а из перевернутого самовара на пол выпал слиток расплавленного олова. Санька, чтоб не попало за оплошность, поспешно принёс ведро воды, залил ее в самовар. Дело обошлось без особых утрат. Самовар расплавился частично, и вскоре он поспел, был готов к общему чаепитию. Семья уселась, как обычно, в верхней комнате, и принялись за распитие беленого топленым молоком чая, блаженно прикусывая душистые крендели.

— Чай да сахар! — поприветствовала сидящих за столом пришедшая к Савельевым соседка Анна Крестьянинова.

— Просим милости с нами чаевничать, — ответил ей Василий Ефимович.

— Спасибо, разве только чашечку, — задорясь на крендели, соблазнилась Анна.

Ей налили стакан чаю, забелили топленым молоком, подали крендель.

— Где это ты, Василий, кренделей-то купил? — спросила Анна.

— У Васюнина, — ответил Василий. — В лавке у них всего вдоволь. Я было уходить, а он вдобавок конфетку с мохром мне дал. Вон Володька ей забавляется.

— Да, красные купцы умеют торговать, — с похвалой о Васюнине отозвался Василий.

— А я вчерась в лавку к Лаптевым ходила, купила мужику на штаны две литры черного молестину да метру красину. Уж больно молестин-то черен, как у ворона крыло. Хотела еще миткалю купить, поглядела, а он больно уж редок, — доложила Анна о вчерашних покупках.

— Бают, в городе всего много, разного товару появилось и все больно дешёво, так что ни дар, ни купль. Мы с Федором собираемся, как-нибудь поедем. Да, бишь, я чего наслышалась: в какой-то Японии больно сильное землетрясение было, и много народу там погибло, — болезненно вздыхая, оповестила Савельевых любительница до разных новостей Анна.

— А в сибирской тайге, я читал, в 1908 году с неба упал какой-то большой тунгузский камень, много лесу повалило, — известил старших Санька.

— Да, какое-нибудь послание, а господь посылает на нас грешных, — высказала свое суждение о происшествиях бабушка Евлинья.

— А правда, еще болтают, как будто комета какая-то на небе появилась. Это быть опять к войне, — вспомнила от кого-то услышанное Анна.

— Дива нет! И войне не долго вспыхнуть, — высказал свое мнение Василий. — Только было утихомирилась матушка Россия, налаживать все стали, а вот на тебе, опять о войне слухи, — сокрушался он.

— А как в прошлую-то осень затмение-то луны было, помните? Месяц-то у всех на глазах так было и исчез весь, как бы тогда мы без месяца-то, а? — вступила в разговор Любовь Михайловна.

— Пропали бы все, да и только, — рассудила бабушка Евлинья, прихлёбывая чай из большого блюда.

В торговле у Лаптевых получился какой-то застой. Дела стали что-то не очень-то клеиться. Люди, покупатели, старались ходить в лавку к Васюнину, покупали товары большинство у него, считая Васюниных самыми большими богачами. Дедушка Васюнин сам торговал за прилавком: вежливо и услужливо обходился с покупателями. Сын его Иван Васильевич занимался коммерческими делами по закупу каталок, он связан с трестом. Старший сын Василия Алексей, живший на станции, считался еще большим богачом. Он имел свою лавку на станции и еще открыл чайную-пивную для обслуживания загулявших мужиков. Вообще он ворочал большим капиталом, вел себя барин-барином, жена его чувствовала себя совсем боярыней — хвалилась бабам золотом.

У Лаптевых же от застоя понизился спрос на товар. Если у Васюниных бочку рыбы-сазана разобрали за два дня, то у Лаптевых полбочки сазана испортилось. А когда хозяину лавки Василию Ивановичу Лаптеву кто-то предложил рыбу эту чем-то сдобрить, подсолить и, похваливая, продолжать продавать, он на это ответил:

— Я крест целовал, присягу перед Богом принимал, чтоб людей не обманывать!

Рыбу пришлось выбросить, а торговлю свернуть. Да к тому же этому была еще причина. К этому времени в селе было организовано потребительское общество пайщиков (пай 5 рублей), лавка (потребилка) и была открыта как раз в Лавке Лаптевых.

Во главе вновь организованного общества потребителей встал Сергей Никифорович Лабин, членами правления Васюнин Сергей, Лобанов Василий Федорович, а бухгалтером Лобанов Яков Иванович. Продавцом поставили Митрия Грунина, парня разгульного и сомнительного поведения.

Хотя власти и решили организовать потребительские общества с целью противостоять частным торговцам, но на первых порах частник разворотливостью и умением торговать имел превосходство над кооперацией. Частники, не имея никаких бюрократических правлений и канцелярий, все дело вели сами. Сами закупали товары, сами назначали цену (на каждый товар накидывали по копейке или две), сами снижали цены, где это необходимо было. Сами были бухгалтерами и не ограничивали часы торговли, сами торговали. Были случаи, в ночное время их будили покупатели и просили отпустить им или осьмушку табаку, или коробок спичек. И они безропотно удовлетворяли просьбу покупателя. В потребилке же в неурочные часы ничего не купишь: лавка закрыта, да к тому же продавцы (или как их стали называть «приказчиками»), не имея опыта в торговле, были грубы и неповоротливы.

В лавку, которая под конторой, продавцом взяли Жучкова Михаила, а в слободскую предложил свои услуги Николай Ершов. Повстречал он как-то однажды на улице идущего ему навстречу председателя потребительского общества Лабина Сергея Никифоровича, остановил его, спросил:

— Сергей Никифорович, постой-ка на минутку, я хочу у тебя спросить насчёт одного дела.

— Ну, спрашивай, я вас слушаю, — вежливо отозвался Сергей.

— Как бы мне к вам в потребилку приказчиком затесаться, я слышал, вы в слободскую лавку продавца подыскиваете, так вот я к вашим услугам, — деликатно изрёк Николай.

— Да ты не наторгуешь, а только проторгуешь! — слегка подковырнув его и высказав сомнение, заметил Сергей.

В это время к ним подошёл Николай Смирнов, вслушиваясь в разговор Лабина с Ершовым, он пока в их разговор не ввязывался, а только слушал.

— Да что, у меня смекалки в голове нет что ли? Или память слаба? Да я если кому и в долг дам, так без всякой записной книжки всё упомню! Любого продавца в торговом деле за поясок заткну, — расхваливая себя, петушился Ершов. — А что касается памяти, так я могу ей похвалиться! Я даже помню, как я в материной утробе находился.

— Ты что, выглядывал что ли оттуда? — с явной подковыркой спросил его Смирнов.

— Выглядывать-то, конечно, не выглядывал, а хорошо помню, что мне там тепленько было.

— Только разве! — с усмешкой заметил Смирнов.

— А что касается насчёт того, что проторгуюсь, так я своими деньгами соответствую, — продолжая начатый деловой разговор, хвалился Ершов.

— А откуда у тебя деньгам-то быть? — с язвительным укором обличал его Смирнов.

— Ты не знаешь, и в моем кармане деньги не считал, вот они позванивают! И видно не слыхивал звона моих монет! — Ершов в этот момент нарочито тряхнул карманом штанов, там и вправду что-то перезвякнуло.

— Вряд ли у тебя в кармане, когда кроме кресала, о кремень что позвякивало, — продолжал злословно подковыривать Ершова Смирнов. Лабин, слушая перебранку Смирнова с Ершовым, весело хохотал, удивлялся напористому самовосхвалению Ершова, он заметил, наконец:

— Николай Сергеич, собственно говоря, тут длительный разговор вести не о чем. Мы продавца в лавку уже подыскали, так что ты опоздал!

— А ково вы подыскали, если не секрет? — поинтересовался Ершов.

— Миньку Молодцова! — бессекретно ответил Лабин.

— Уж ково и нашли, — разочарованно протянул Ершов.

— Вот так друзья-товарищи, надейся на вас! Небось поддержите коммерцию, а ведь вместе на охоту-то ходили! Эх вы! Кооператоры! — упрекнул он Сергея и отошёл от них прочь.