Игру начинает покойник

Иван Аврамов

Эд Хомайко, украинский офицер-миротворец, возвратившись из Либерии, узнает, что его единственный родной человек – дядя Модест Радецкий, покончил жизнь самоубийством. Такова, по крайней мере, официальная версия следствия, в которую Эд, прекрасно зная характер своего опекуна, абсолютно не верит. Он предпринимает собственное расследование, в ходе которого разоблачает преступную банду дельцов, поднаторевших на торговле раритетами, – они, организовав беспрепятственный «коридор» на таможне, переправляют за границу редчайшие иконы. Но вскоре выясняется, что к смерти известного искусствоведа Радецкого они прямого отношения не имеют. Эд на полпути не останавливается. Дальнейший поиск сталкивает его с организаторами мерзкого притона, и не только – они профессионалы шантажа, которые не брезгуют ничем, даже убийствами, если понимают, что их «лавочка» может быть прикрыта. В мире людей искусства и от искусства кипят как возвышенные, так и низменные страсти. И нередко случается так, что на кону оказывается человеческая жизнь…

Глава II

Я проснулся раньше Алины. Она спала так крепко и безмятежно, что я побоялся даже скрипнуть кроватью. Внимательно рассмотрел ее на утреннем свету. Красивая девчонка, ничего не скажешь. Губы мои растянула усмешка — ишь, как вольно разметалась она на своей половине тахты! Если бы я был поэтом, точно написал бы: «На заре ты ее не буди, на заре она сладко так спит…» Но я не Афанасий Фет, а всего-навсего Эд Хомайко. Да и зарей на небе давно уже и не пахнет — на часах начало десятого.

Если честно, во мне зародилось желание, которому, однако, не суждено было окрепнуть; в памяти, как фрегат из тумана, выплыл вчерашний день с тремя неординарными событиями — загадочное, от которого и сейчас мурашки по коже, письмо дяди из небытия, «Пиры Лукулла» с вкусной едой, обильной выпивкой и интригующей официанткой Зоей, наконец, нежданный-негаданный подарок судьбы в лице приблудной Алины. Признаюсь честно: именно ребус, на который отважился Модест Павлович Радецкий, и омрачил мне настроение.

Я неслышно, как мотылек, переместился в кухню. Прислушался весьма придирчиво к себе — голова, как ни странно, ясна и совсем не болит. Но чашечка крепчайшего кофе окажется очень кстати. Я вылил из безотказного работяги «Брауна» мертвую воду. Мертвую — значит уже однажды кипяченую, а посему бесполезную или даже вредную для организма. Так, по крайней мере, я где-то прочитал. Когда красный водомерный шарик достиг отметки «minimum», убрал еле слышную, чтобы не разбудить Алину, струйку из крана. Хотелось бы, конечно, отличиться перед моей нечаянной зазнобой, подав ей в постель дымящийся кофе, но жалко будить. Опять-таки я весь уже сосредоточился на предстоящем дне. Не успокоюсь, пока не разберусь, что же на самом деле произошло с моим единственным родственником.

Конец ознакомительного фрагмента.