Сад сломленных душ

Жоржия Кальдера, 2019

В королевстве Пепельной Луны боги следят за мыслями людей, а их верный Палач Тень избавляется от всех, кто может представлять опасность. Богов нельзя оскорблять ни делом, ни мнением. Наказание за это – смерть. Но, видимо, приговоры выносятся не только провинившимся. И Дерево пыток уже не просыхает от крови. Семнадцатилетняя Сефиза живет только ради мести. С тех пор как ее лишили семьи, она мечтает лишь об одном – освободиться от тирании верховного бога Ориона. Утром Сефиза расклеивает крамольные плакаты, а по вечерам подыгрывает на скрипке тайному незнакомцу. Запрещенные иллюстрации не остаются незамеченными, и гнев бога обрушивается на столицу Империи. Теперь Сефизе предстоит оказать сопротивление и встретиться лицом к лицу с безжалостным Палачом, коллекционирующим людские души…

Глава 9

Верлен

Раздраженно вздохнув, я перевернул последнюю хрупкую страницу и закрыл книгу в ветхом кожаном переплете, которую только что прочел. Затем положил старинный томик на стол из красного мрамора рядом со стопой других книг — я рассчитывал изучить их до конца дня.

— Не унывай, Верлен, — тихо прошелестела мать, не поднимая глаз от вышивки. Она сидела в большом кресле напротив меня.

Справедливое замечание, и все же я не мог сдержать раздражение. Когда одиночество становилось совсем уж невыносимо, я неизменно вызывал мать. Это настолько вошло у меня в привычку, что порой я делал это машинально, даже не задумываясь…

— Эти реликты совершенно бессвязны, — пожаловался я, потер лоб ладонью и уперся локтем в мягкое, обтянутое бархатом сиденье кресла. — Заумные разглагольствования старых дураков. Как подобный мир вообще мог существовать? Где на протяжении всех этих столетий были боги — настоящие, а не те абстрактные химеры, имена которых так часто здесь упоминаются? Почему имена богов, входящих в Пантеон, появляются лишь в древних причудливых легендах? Полная бессмыслица…

— Здесь собраны все знания человечества… Я была бы так счастлива, если бы при жизни имела доступ ко всем этим сокровищам. Не стоит недооценивать пользу знаний, твой разум нуждается в этой пище.

В отличие от моих братьев и сестер — а также всех остальных богов Империи — я появился на свет, не обладая врожденным всеведением. Мне приходилось учиться без передышки, чтобы иметь возможность когда-нибудь хотя бы попытаться поме́риться интеллектом даже с самым тупым из богов. Оставалась всего одна проблема: лишь человеческие знания фиксировались в письменной форме, а получить божественную мудрость не так-то просто, ведь ею боги наделены от природы.

— Ну надо же! Мне мерещится, или мой сын действительно начал разговаривать с самим собой?

Я резко вскочил и обернулся: передо мной возвышался неслышно вошедший в библиотеку Орион.

— Отец… нет… я… — забормотал я, стыдясь того, что меня застали врасплох. Потом нехотя признал: — Возможно, так и есть.

Я бросил быстрый взгляд на мать и мысленно приказал ей исчезнуть. Она поджала губы, помедлила мгновение, раздосадованная тем, что я заставляю ее уйти. Потом, повинуясь моему безмолвному толчку, ее образ померк и полностью развеялся.

Отец проследил за моим взглядом, он несколько секунд вглядывался в пустое кресло, затем озадаченно сдвинул брови.

— Очевидно, тебе нужен отдых, — проговорил он своим низким глубоким голосом. — В последнее время ты слишком загоняешь себя, ты ведь это знаешь, не так ли? Ты изнуряешь себя, задаваясь неправильными вопросами, хотя все ответы, что ты ищешь, уже находятся в тебе, спрятаны в самой изначальной части твоего сознания. Когда же ты это поймешь?

Я не смог сдержаться, наверняка на моем лице проступила растерянность. Я чувствовал огорчение пополам со злостью, потому что так и не смог оправдать отцовские ожидания.

Отец по-прежнему полагал, будто я наделен теми же необыкновенными способностями, что и десять его старших детей, в то время как сам я болезненно осознавал свою ограниченность, обусловленную слабостью человеческой природы — как ни крути, она составляла половину моего существа.

Отец подошел и наклонился ко мне, нависнув надо мной всей своей внушительной фигурой; его длинные, отливающие серебром волосы струились по плечам, словно шелковые нити. Величественные крылья цвета перламутра были сложены у него за спиной, золотистые глаза пристально меня изучали. На миг золотые прожилки на его белом, словно высеченном из мрамора лице заискрились сильнее. Отец протянул ко мне руку, потом пошевелил большими пальцами, оканчивающимися золотыми когтями, плавно указал вверх и уже в который раз произнес:

— Если бы только ты немного опустил стены, которые воздвиг вокруг своего разума, я смог бы помочь тебе изгнать горечь и боль, постоянно грызущие твое сердце, и направил бы тебя, дал бы ключи к пониманию, приобрести которые ты так жаждешь. Эти пыльные книги — всего лишь старые музейные экспонаты, а приведенные в них истории искажены надуманным контекстом, зажаты в рамки неизбежно субъективной и ошибочной точки зрения. Эти лживые картинки совершенно не отражают ту эпоху. Боюсь, из этих книг ты не извлечешь ничего полезного, дитя мое.

Я отвернулся, не в силах сделать то, чего требовал от меня отец.

С самого раннего детства Орион упрекал меня за мысленные преграды, которые я возвел между нами, однако я вообще их не ощущал, а значит, совершенно не мог ими управлять…

Отцу это было прекрасно известно. Тем не менее он периодически пытался прорваться через этот барьер, мешавший ему читать мои мысли. Занятие столь же бесполезное, сколь и болезненное, и я уже давно скрепя сердце терпел его попытки проникнуть в мой разум.

Я отвел глаза, рассеянно окинул взглядом зал и шесть сходившихся в нем галерей.

— По крайней мере на земле остался еще хоть один человек, для которого Библиотека веков представляет хоть какой-то интерес…

Если не считать моих постоянных приходов и уходов, эти просторные залы, заставленные шкафами, в которых хранились сотни тысяч книг, бо́льшую часть времени оставались пустынными. Как печально. Зато в мире не было другого такого места. Очень немногие дворцы в Империи могли похвастаться тем, что собрали в своих стенах более тридцати книг — за прошедшие века эти вещи стали чрезвычайно редки. Лишь в Соборе Вечности имелась такая богатая коллекция, неслыханное изобилие написанных людьми текстов…

Император подошел к одному из огромных кресел, что стояли в разных частях библиотеки, и уселся в него, взмахом руки предложив мне устроиться в том, которое я занимал до его прихода. Я молча повиновался, спрашивая себя, не собирается ли отец предпринять очередную попытку ментального взлома моего разума.

— Я узнал о случившемся вчера ночью, — пояснил он наконец. — Я в курсе вашей с Гефестом вчерашней ссоры и ее удручающих последствий.

Я опустил голову, чувствуя, как в горле встает ком; мне вдруг стало не по себе.

— Простите меня, отец. Я не желал смерти трех этих людей…

— Ты уже освободил их души?

В моей памяти вновь встала вчерашняя сцена. Я тяжело сглотнул, потом пробормотал, против воли кривясь от отвращения:

— Сразу же, как только смог. Незадолго до рассвета.

— В этом происшествии виноват твой брат, а не ты. Не думай, что мне это неведомо. Ты тот, кто ты есть, Верлен, ты именно такой, как мне хотелось. Посему прекрати ненавидеть себя, прошу.

Я почувствовал, как часть моих сил покидает меня под воздействием высказанной напрямик правды. Я устал бороться с собой, устал преодолевать сомнения, но собрал волю в кулак и постарался справиться с нараставшими в душе тревогой и отвращением.

— Я не…

Слова умерли, не успев сорваться с моих губ. Бесполезно отрицать очевидное. Пусть Орион не может читать мои мысли, но оказалось, что я не способен ему лгать.

— Я ненавижу только свою человеческую сущность, — решился признаться я. — Ту, что делает меня слабым. Которая вызывает у меня тошноту, потому что мешает принять божественную суть, заложенную в моем организме, и которая искажает мои мысли, ослепляет меня этой примитивной ненавистью, свойственной людям, и мучает меня такими сомнениями и вопросами, что я теряю разум.

Орион слегка покачал головой, явно не до конца удовлетворенный моим признанием.

— Мне даже не нужно прибегать к своим божественным способностям, чтобы догадаться, какое омерзение у тебя вызывают собственные уникальные способности.

Только это божественное наследство и отличало меня от людей: священная сверхъестественная способность, проявляющаяся у каждого бога по-разному; в моем случае это стало своего рода проклятием…

Я провел рукой по лбу, все больше и больше смущаясь, загнанный в тупик собственной противоречивой натурой.

— Как я мог…

— Твой дар самый важный, Верлен! — сухо перебил меня отец, ударяя кулаком по подлокотнику кресла. Он направил на меня указательный палец и добавил: — Ты прав в одном: все твои мучения — это результат того, что в тебе еще остались человеческие черты. Ты должен любой ценой бороться с этой вредной половиной твоего существа и уничтожить ее раз и навсегда! Тебе не нужно рассуждать об этих способностях. Ты бог, мой сын, и придет время, когда ты осознаешь это всем сердцем. Мне нужны твои выдающиеся способности, чтобы успешно завершить божественный замысел. Тебе отведена высшая роль в великой Паутине времени. Вскоре я объявлю о твоем существовании всем людям, и ты займешь свое место в Пантеоне, как твои братья и сестры.

Я машинально кивнул, на деле не испытывая ни капли энтузиазма. Казалось бы, сама эта идея должна преисполнить меня радостью. Признание других богов всегда казалось мне совершенно недостижимым, а их явное, почти неприкрытое презрение очень часто глубоко меня ранило. Однако обещания славы, внимания и уважения оставили меня совершенно равнодушным.

Я не понимал, почему цель, которую я перед собой поставил много лет назад, больше не кажется мне столь важной. Возможно, дело было в том, что блеск награды мерк по мере того как я узнавал, какую цену мне придется заплатить, чтобы ее удостоиться…

— Кстати, Эвридика сейчас гуляет в Последнем саду, — продолжал отец более мирным тоном. — Она надеялась встретить там тебя.

Очевидно, Эвридика плохо меня знает, потому что — за исключением тех особенных моментов, когда обстоятельства вынуждали меня там находиться, — я старался избегать этой гигантской, зажатой в самом сердце Собора оранжереи, этого последнего островка навеки потерянной природы.

— Эвридика там одна, — уточнил отец, постукивая длинными золотыми когтями по обитому бархатом креслу. — На этот раз она позаботилась о том, чтобы свита ее не сопровождала. Было бы славно, если бы ты к ней присоединился. Если вы проведете немного времени вместе, это пойдет на пользу вам обоим, не находишь?

Я глубоко вздохнул и откинулся на спинку сиденья, меня охватило смущение иного рода. Я переплел пальцы, пытаясь скрыть замешательство, и осторожно заметил:

— Честно говоря, мне кажется, мы что-то упускаем. Возможно, следовало бы подождать еще год или два?

Орион подался вперед и внимательно поглядел мне в глаза, на его лице мало-помалу проступала досада.

— Ты же знаешь, как нам повезло получить такую возможность, не так ли? Как непросто было, учитывая твою особенность, убедить богиню, к тому же не последнюю по важности в королевстве, не много не мало, одну из твоих сестер. Верлен, до сих пор ты ни разу меня не разочаровал, так что не стоит начинать делать это сейчас.

Отец ожидал, что я женюсь на одной из богинь Пантеона, Эвридике — поскольку она единственная на это согласилась, — и надеялся, что от этого странного союза родятся новые боги.

Мне было всего восемнадцать, я с трудом видел себя частью грандиозного отцовского плана и едва ли мог осмыслить, что на мои хилые, шаткие плечи возложена ответственность за будущее целой расы…

Вот уже более тысячи лет ни один из старших богов — а остальные в любом случае были стерильны — не мог зачать. Больше тысячи лет Орион искал решение этой неразрешимой проблемы. В конце концов он настолько отчаялся, что перешел последнюю грань и прибегнул к самому кощунственному способу из всех возможных: межвидовому скрещиванию.

Я появился на свет в результате запретной богопротивной связи, полностью противоречащей природе. Меня породили в глубочайшей тайне и стыде специально для того, чтобы разрешить ужасный кризис, обрушившийся на сообщество богов — число его представителей равнялось девяноста семи, после того как на свет появился Сехмет, самый молодой из них.

Я знал, что Эвридика не питает ко мне теплых чувств. Всего несколько месяцев назад она обращалась со мной ничуть не лучше, чем прочие мои братья и сестры, а потом Орион открыл ей истинную цель моего зачатия. Просто-напросто у нее, очевидно, желание иметь детей оказалось сильнее, чем у всех остальных…

— Влечение, как и чувства, свойственны исключительно людям, Верлен, — пояснил отец. Он пожал плечами, как бы показывая, что мы имеем дело с неизбежным злом. — Не нужно стремиться ни к тому, ни к другому. Ты один из нас, и тебе нет никакой необходимости испытывать столь низменные инстинкты, чтобы консумировать^[4] союз, ради которого ты был рожден. Впрочем, если тебе захочется попробовать такого рода удовольствия, знай: я ни в коем случае не стану тебя упрекать. Возможно, прежде чем полностью искоренить в себе человеческие черты, тебе стоит получше изучить их наиболее архаичные аспекты? В конце концов, разве сами люди не писали, что нужно поддаваться своим неосознанным стремлениям, чтобы было проще от них избавляться? Я мог бы привести во дворец несколько наиболее привлекательных женских особей Пепельной Луны, чтобы ты…

Я поспешно вскочил, страстно желая закончить этот разговор.

— Благодарю вас, но в этом нет никакой нужды. К тому же это было бы против всех наших законов…

— Законы устанавливаю я, не забывай об этом, сын. И потом, ты лишь наполовину попадаешь под их действие. Тебе придется подчиняться общепринятым правилам лишь до тех пор, пока ты не войдешь в число богов Пантеона. А тем временем ничто не мешает тебе заводить любовниц и наслаждаться последними месяцами холостой жизни, пока дата свадьбы остается неизменной.

Я кашлянул: Орион связал мне руки. При мысли о том, что отец приписывает мне столь низменные устремления, меня охватил гнев пополам со стыдом. Я ответил гораздо более напряженным тоном, чем хотел:

— Я никогда не откажусь от устроенной вами помолвки. Ваши решения — это и мои решения, Ваше Величество. Вы ведь знаете, я стараюсь служить вам как можно лучше и во что бы то ни стало исполню любой ваш приказ.

— Да, знаю. Ты самый преданный из моих детей.

Слова отца прозвучали не как похвала, а как простая констатация факта. А ведь я приложил столько усилий, чтобы оправдать его ожидания…

— Я немедленно пойду в сад и встречусь с Эвридикой.

— Прекрасно, — проговорил отец, наблюдая, как я быстро иду через зал к лестнице.

Примечания

4

Консумация — одна из составляющих брачного союза, суть которой заключается в первом осуществлении плотских брачных отношений (вступление в интимную связь).