Сад сломленных душ

Жоржия Кальдера, 2019

В королевстве Пепельной Луны боги следят за мыслями людей, а их верный Палач Тень избавляется от всех, кто может представлять опасность. Богов нельзя оскорблять ни делом, ни мнением. Наказание за это – смерть. Но, видимо, приговоры выносятся не только провинившимся. И Дерево пыток уже не просыхает от крови. Семнадцатилетняя Сефиза живет только ради мести. С тех пор как ее лишили семьи, она мечтает лишь об одном – освободиться от тирании верховного бога Ориона. Утром Сефиза расклеивает крамольные плакаты, а по вечерам подыгрывает на скрипке тайному незнакомцу. Запрещенные иллюстрации не остаются незамеченными, и гнев бога обрушивается на столицу Империи. Теперь Сефизе предстоит оказать сопротивление и встретиться лицом к лицу с безжалостным Палачом, коллекционирующим людские души…

Глава 4

Прозерпина

На лбу Прозерпины собрались морщинки, глаза быстро задвигались под опущенными веками. Постоянно посещавшие ее видения нахлынули с новой силой, разгоняя легкую дымку сна, в который она была погружена.

В священном нутре Собора, прямо над склепом, где находилась Прозерпина, излилось зло, просочилось в нее, приняв форму мрачных теней, и собралось в ее черепной коробке.

Девушка протянула руки к единственному предмету, до которого могла дотянуться. Арфа висела рядом с ней на кабелях, почти идентичных тем, что удерживали на месте саму Прозерпину. Тонкими пальцами она коснулась струн, извлекая из инструмента кристально чистые ноты, пропитанные ее болью и тоской, предупреждая своего хозяина о приближающейся опасности.

Слишком поздно…

Она почувствовала, как смерть трижды опаляет ее плоть.

Тело девушки трижды содрогнулось от боли, словно ее били кнутом между лопаток.

Три струны лихорадочно вибрировали, и под высокими сводами мрачного сырого зала звучали нестройные ноты.

Только что погибли трое людей, и их души поглотил полубог. Пустые оболочки, в которые внезапно превратились их тела, уже выбросились с одного из дворцовых балконов и повисли у подножия здания, напоровшись на окружавшие его многочисленные металлические пики — последнее пристанище для несчастных.

Их имена не начертались пепельными буквами в сознании Прозерпины. Их не должно было быть в списке. Их безвременная смерть проделала три темные дыры в Паутине времени, и она медленно начала изменяться перед мысленным взором девушки. Одна нить тянула за собой другую.

По бледным щекам Прозерпины потекли слезы отчаяния, когда перед ней начала вырисовываться новая картина будущих событий и образы грядущих страданий. Ничто не освещало это мрачное, призрачное Полотно…

Измученная Прозерпина скрестила руки на груди; плач музыкального инструмента смолк, и под сводами ее зловещего узилища снова воцарилась тишина. Прошло так много времени с тех пор, как у нее отняли свободу воли, и ее жизнь потеряла всякий смысл. Так давно, что даже ее тело и способности больше ей не принадлежали. Столько жертв — и такая жалкая компенсация…

Почти два столетия она томилась здесь, в ужасных, унизительных, невыносимых условиях. Разве можно к такому привыкнуть?

Полностью обнаженная, Прозерпина висела на высоте двух метров над полом, проткнутая многочисленными трубками, которые одновременно поддерживали жизнь в ее теле и ограничивали ее силу. Кроме того, она не могла противиться видениям, не могла не слышать голоса, не могла прогнать картины, непрестанно возникающие у нее в голове. Она почти не могла двигаться…

Окружающая обстановка поражала величием и заунывностью. Готические арки поддерживали высокий, более пяти метров над полом, потолок; все округлые стены странного зала были расписаны фресками, изображавшими падение человечества и наступление эры богов. В склепе горело всего два факела, их слабый свет едва-едва разгонял темноту; основное пространство зала тонуло во мраке, так что обитель Прозерпины казалась зримым воплощением кошмара…

Механическая рука протянулась к девушке, и ей в бок вонзилась тонкая игла, так что пленница вздрогнула от неожиданности. На фарфорово-бледной коже образовалась блестящая капля крови и потекла вниз, рисуя на теле неровную алую дорожку. Тотчас же дар Прозерпины взыграл с новой силой, и образы, составляющие Паутину времени, четче проступили перед мысленным взором девушки.

На губах Прозерпины появилась легкая улыбка: она ощутила приближение своего любимого. Наконец-то ее озарит крохотный лучик счастья в бесконечном океане скорби, составлявшей ее привычную жизнь.

Еще через несколько секунд загремели сложные замки на дверях ее темницы, и двери, ведущие во внешний мир, распахнулись, повинуясь мысленному толчку бога. И вот появился Гефест; в полумраке склепа его светлые волосы казались почти белыми.

— Во имя небес, Проз, скажи, что с тобой все в порядке!

Повинуясь взмаху его руки, путы, сдерживающие пленницу, ослабли и медленно опустились. Ноги Прозерпины коснулись пола, а Гефест поспешно сжал девушку в объятиях и поддержал, заранее зная, что у нее не хватит сил стоять самостоятельно.

Он уже много месяцев не отсоединял от ее тела кабели. Все равно каждый раз, перед тем как уйти, он должен был вновь ставить их на место, и этот процесс был весьма мучительным — и для нее, и для него…

Прозерпина прошептала едва слышно и очень хрипло:

— Полубог находился далеко, яд сюда не проник, не волнуйся.

— Ты могла пострадать, и это была бы моя вина, — выдохнул Гефест. В его голосе все еще звучали панические нотки. — Я не подумал. Я повел себя так глупо! Прости меня… Не представляю, что со мной было бы, если бы тебя задело…

Прозерпина чувствовала исходящие от бога пронзительные эмоции: ненависть пополам с негодованием.

Наверняка Гефест опять повздорил с братом, только на сей раз их стычка закончилась кровопролитием. Девушка знала, что ее возлюбленного посылали в далекое королевство Ашерон, и ведала обо всем случившемся там: ни одна вызванная действиями Гефеста смерть не укрылась от внутреннего взора Прозерпины. Неудивительно, что, вернувшись с задания, бог до сих пор на взводе. Очевидно, одного неосторожного слова хватило, чтобы он вспыхнул, как политый маслом факел.

— Умоляю тебя, давай убежим отсюда, — прошептал Гефест ей на ухо. — Покинем это королевство, пересечем границу Империи и посмотрим, что находится за ней, уедем так далеко, как только можно, доберемся до края света… Я больше не могу выполнять требования отца, а главное, не могу видеть тебя в таком состоянии. Это невыносимо…

Возлюбленный обнял ее крепче, и по его щекам покатились странно блестящие, серебристые слезы. Пусть Гефест был сыном императора, божеством, обладающим невообразимой силой, и жил в роскошном дворце, он был так же несчастен, как сама Прозерпина.

Девушка задействовала те остатки энергии, что у нее еще остались, и внимательно присмотрелась к тому участку незримой Паутины, где отражалось их возможное будущее. И уже в который раз увидела страшную, удручающую картину: если они сейчас станут на путь бегства и изгнания, их судьба будет незавидной — поимка, жесточайшее наказание. А потом Гефеста казнят, ее снова заточат в этот жуткий склеп, только на сей раз ее сердце будет терзать стократ худшая боль, по сравнению с которой померкнут все ее нынешние муки.

Прошло почти четыре года с того дня, когда Гефест случайно обнаружил подземный ход, ведущий к ее тюрьме, и нашел Прозерпину. Почти четыре года запретных встреч украдкой. Благодаря усилиям Гефеста, лечившим ее атрофировавшиеся голосовые связки, Прозерпина снова смогла говорить и выражать себя не только через игру на арфе. И с самого первого дня он уговаривал ее убежать отсюда вместе с ним…

— Мне жаль, но это невозможно. Ты же знаешь, любимый.

— Моя милая Проз, моя любовь… — с болью в голосе прошептал Гефест. — Я отказываюсь терять надежду. В один прекрасный день мы сможем быть вместе и выйдем отсюда. Я никогда тебя не брошу, запомни.

Высказав эти красивые, но пустые обещания, Гефест наклонился и нежно поцеловал Прозерпину.

Если бы она могла, то непременно попросила бы Гефеста сжалиться и оборвать ее жалкую жизнь. Однако, раз за разом проверяя Паутину времени, она снова и снова убеждалась, что в таком случае его будущее станет таким же ужасным, как если бы они все-таки сбежали вместе.

Поэтому Прозерпина промолчала и не высказала вертевшуюся на языке мольбу, предпочитая нынешнее позорное рабство всем возможным мирам, в которых не будет ее возлюбленного…

— Ты должен вернуться в свои покои, — неохотно прошептала она, отрываясь от его губ. — После случившихся недавно трагедий твой отец вскоре явится сюда. Нельзя, чтобы он тебя здесь застал. Если он тебя обнаружит, последствия будут непоправимыми, поверь… В его присутствии всегда держи свой разум закрытым.

Жизненно важный совет, которым она никогда не пренебрегала.

Гефест осторожно погладил ее по щеке, потом опустил глаза, чтобы не видеть, как натягиваются кабели, вновь поднимая над полом хрупкое тело девушки, в которую он имел несчастье влюбиться…