Житие старца Серафима Саровской обители иеромонаха, пустынножителя и затворника. С приложением его наставлений и келейного молитвенного правила

Сборник, 1901

Кто себя любит, тот любить Бога не может. А кто не любит себя ради любви к Богу, тот любит Бога. Истинно любящий Бога считает себя странником и пришельцем на земле сей; ибо в своем стремлении к Богу душой и умом созерцает только Его одного. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

II. От вступления в пустынь до пострижения в монашество

Намерение, с которым Прохор оставил родину. Его путешествие в Киев. Возвращение на родину и последнее пребывание в ней. Приход в Саровскую пустынь. Жизнь Прохора в звании послушника до пострижения в монашество.

Куда же пошел молодой семнадцатилетний юноша Прохор, оставивши родной дом, мать, брата и имение? Было ли у него определенное намерение на счет того, где поселиться? Без всякого сомнения, он имел в виду посвятить себя Богу в звании монашеском. Но где именно? В каком монастыре? — эти вопросы, давно занимавшие его, озабочивали и теперь. Слава подвижнической жизни иноков Саровской пустыни, где подвизались уже многие из курских жителей, где и настоятелем в то время был курский уроженец Пахомий, склоняли его идти к сим подвижникам. Но предварительно ему хотелось быть в Киеве, чтобы в Киево-Печерской лавре, этом рассаднике русского иночества, посмотреть на труды киевопечерских иноков, получить советы, наставления, утверждение в своих мыслях и благословение от какого-нибудь подвижника, в духовной жизни твердого и опытного, и наконец помолиться и благословиться у св. мощей преп. Антония и Феодосия, первоначальников иночества и прочих угодников Божиих, в Киеве почивающих. И так Прохор отправился с благословением материнским на шее и с посохом в руках в Киев. Вместе с ним шло еще пять человек курских купцов: это были те самые, которые вместе с Прохором возымели намерение, оставив мир, удалиться в пустынь. Все они после и пошли в монастырь, кроме купца Алексея Семеновича Меленина, у которого, по непредвиденным обстоятельствам, остались после смерти родителей на попечении пять братьев и три сестры.

В Киеве Прохор с усердной молитвой и слезами припадал в св. мощам угодников Божиих, особенно преп. Антония и Феодосия, пламенно умоляя их благословить его намерение и наставить на путь спасительный. Обходя и отцов, там подвизавшихся, он прослышал, что недалеко от св. лавры Печерской, в Китаевской обители спасается затворник по имени Досифей, жизни истинно богоугодной и имеющий дар прозорливости. Пришедши к нему Прохор упал к ногам его, целовал их, раскрыл пред ним всю свою душу, просил наставлений и благословений. Прозорливый старец уразумев его намерения и провидя в нем доброго подвижника Христова, указал ему для вселения на Саровскую обитель и благословил его, сказавши в заключение: «Гряди, чадо Божие, и пребуди в Саровской обители; место сие будет тебе во спасение, с помощью Божией там окончишь ты и свое земное странствование. Святой Дух, сокровище всех благих, управит жизнь твою во святыне. В Сарове и настоятель Пахомий богоугодной жизни, последователь преподобных отцов наших Антония и Феодосия». Беседа блаженного старца Досифея окончательно утвердила юношу в добрых намерениях. Кажется теперь никакие препятствия, никакие обольщения не сильны отклонить его от решимости вступить в Саровский монастырь. Отговевши, исповедавшись и причастившись святых Таин, поклонившись еще раз святым угодникам Киево-печерским, он направил стопы свои на путь и, охраняемый покровом Божиим благополучно прибыл опять в Курс, в дом матери своей. Здесь он прожил еще несколько месяцев, даже ходил в лавку, но торговлей уже не занимался, а читал душеспасительные книги в назидание себе и другим, которые приходили поговорить с ним, расспросить о святых местах и послушать чтения. Это время было временем его прощания с родными и с родиной. Мать хотя и знала о решении Прохора вселиться в Саровской обители, даже соизволяла ему, но когда наступил последний час, когда Прохор стал прощаться с ней, она, благословляя его, говорила: «Ты бы меня прежде похоронил, а потом и шел бы в монастырь». Из договаривавшихся идти с ним вместе, двое отправились теперь же, а прочие прибыли раньше его.

Общежительная Саровская пустынь основана в 1706 г. иеросхимонахом Иоанном, арзамаским уроженцем из села Нового-Усада, известным своими монашескими подвигами и злополучной судьбой. Совершенствуясь постепенно, она при настоятеле старце Ефреме (1758–1777 г.) поставлена была на степень высокого внутреннего и внешнего благоустройства. Прохор прибыл сюда 1778 года 20 ноября накануне праздника Введения во Храм Пресвятой Богородицы. Стоя в церкви на всенощном бдении праздника, видя благочинное совершение службы Божией, слушая благолепное пение иноков, замечая, как все от настоятеля до последнего послушника рачительны к молитве, он восхищался духом, радуясь, что Господь указал ему здесь место для спасения души. Строитель в то время, как упомянуто, был старец Пахомий, постриженник Саровской обители, с юных лет посвятивший себя на служение Богу, инок кроткий, смиренномудренный, постник и молитвенник, образец иноков, коего народ называл святым человеком. Он происходил из курских купцов и в малолетстве знал родителей Прохора. С любовью принял Пахомий юношу, в котором видел истинное стремление к иночеству, определил его в число послушников и в научение отеческому пути отдал старцу иеромонаху Иосифу, исполнявшему в обители послушание казначея. Сперва Прохор находился в келейном послушании старца. Он с точностью исполнял все монастырские правила и уставы по его указанию, и в келии служил не только безропотно, но и всегда с усердием. Такое поведение обратило на него внимание всех и приобрело ему расположение старцев Иосифа и Пахомия. Тогда стали назначать ему, кроме келейного, по порядку общественные братские монастырские послушания. Так поначалу он был в хлебне, отсюда переведен в просфорню, потом столярню, далее сделан будильщиком. В столярне Прохор исполнял послушание довольно долго. Значительное время он состоял также, вместе с другим братом, будильщиком, и по этой должности, обходя до начала богослужения келии братий, извещал их скромным стуком в дверь, с произнесением молитвы Иисусовой о наступлении поры идти в церковь. После этих обязанностей он исполнял еще послушание пономарское. Бодрый силами, Прохор все монастырские послушания проходил, как свидетельствовали очевидцы, с великой ревностью.

Путь исполнения внешних послушаний, без сомнения, самый безопасный путь для молодых иноков: он избавляет от многих искушений, но не освобождает от внутренней борьбы, среди которой только и может укрепляться и возрастать в духовной жизни подвижник. Много искушений вытерпел и Прохор: дух печали, скуки, уныния действовали на него сильно, до изнеможения души его. «С духом печали, — говорил он в последствии, — неразлучно действует и скука». Вот как о. Серафим описывает это состояние, любя беседовать словами святых отцов: «Скука, по замечанию отцов, нападает на монаха около полудня и производит в нем такое страшное беспокойство, что несносны ему становятся и место жительства и живущие с ним братия, а при чтении возбуждается какое-то отвращение, и частая зевота, и сильная алчба. По насыщении чрева демон скуки внушает монаху помыслы выйти из келии и с кем-нибудь поговорить, представляя, что не иначе можно избавиться от скуки, как непрестанно беседуя с другими. И монах, одолеваемой скукой, подобен пустынному хворосту, который то немного остановится, то опять несется по ветру. Он, как безводное облако, гонится ветром.

«Сей демон, если не может извлечь монаха из келий, то начинает развлекать ум его во время молитвы и чтения. Это, — говорит ему помысел, — лежит не так, а это не тут: надобно принести в порядок, и это все делает для того, чтобы ум сделать праздным и бесплодным».

Чем же молодой подвижник врачевал эту болезнь духа? «Болезнь сия врачуется, — говорит он по собственному опыту, — молитвой, воздержанием от празднословия по сильным рукоделием, чтением слова Божия и терпением; потому что и рождается она от малодушия и праздности и празднословия (см. Ант. гл. 26. Ис. Сир. 212).

«Трудно, — говорил он, — трудно избежать сей болезни начинающему жизнь монашескую: ибо она первая нападает на него. Потому прежде всего и должно предупреждать ее посредством строгого и беспрекословного исполнения всех возлагаемых на послушника обязанностей. Когда занятия твои придут в настоящий порядок, тогда скука не найдет места в сердце твоем. Скучают только те, у кого дела не в порядке. И так послушание есть лучшее врачевство против сей опасной болезни.

Когда одолевает тебя скука, то говори себе, по наставлению преподобного Исаака Сирина: ты опять желаешь нечистоты и постыдной жизни. И если помысел скажет тебе: великий грех убивать себя, — ты скажи ему: убиваю себя потому, что не могу жить нечисто. Умру здесь, чтобы не увидеть истинной смерти души моей в отношении к Богу. Лучше мне умереть здесь за чистоту, нежели жить в мире жизнью злой. Я предпочел смерть сию грехам моим».

(Убью плотские мои страсти, потому что я согрешил Господу, и не буду более прогневлять Его). Что мне жить в удалении от Бога? Озлобления сии стерплю, чтобы не лишиться небесной надежды. Что Богу в моей жизни, если я буду жить худо и прогневлять Его. (Сл. 22)?

Далее он различает скуку от уныния, показывает, что самое уныние бывает двух родов: естественное и от злых духов, и учит, что должен делать человек, впадший, по несчастью, в то или другое состояние. «Иное скука, — говорит о. Серафим, — иное томление духа, называемое унынием. Бывает иногда человек в таком состоянии духа, что, кажется, легче бы ему было уничтожиться или быть без всякого чувства и сознания, нежели долее оставаться в этом безотчетно мучительном состоянии. Надобно спешить выйти из него. Блюдись от духа уныния, ибо от него рождается всякое зло. (Варс. отв. 13, 497).

«Есть уныние естественное, — учит св. Варсонофий, — от бессилия; и есть уныние от беса. Хочешь ли знать это? Испытай так: бесовское приходит прежде того времени, в которое должно дать себе отдохновение. Ибо когда кто предположит себе сделать что-нибудь, оно, прежде нежели исполнена будет треть или четверть дела, нудит его оставить дело и встать. Тогда не надобно слушать его, но надобно сотворить молитву и сидеть за делом с терпением. И враг, видя, что, он поэтому творит молитву, удаляется, потому что не хочет давать повода к молитве». (Варс. отв. 559, 563, 564, 565).

Наконец он описывает самое последнее в ряду сих душевных искушений — состояние малодушия, и дает надежнейшее врачевство против него. «Когда Богу угодно, — говорит Исаак Сирин, — повергнуть человека в большие скорби, попускает ему впасть в руки малодушия. Оно рождает в нем крепкую силу уныния, в котором он испытывает душевную тесноту, и это есть предвкушение геенны: вследствие же сего находит дух исступления, от которого происходят тысячи искушений: смущение, ярость, хула, жалоба на свою участь, развращенные помыслы, переселение из места в место, и тому подобное. Если спросишь: какая сему причина? то скажу: твое нерадение; потому что ты не позаботился поискать уврачевания их. Ибо врачевание для всего этого одно, при помощи которого человек скоро находит утешение в душе своей. И что ж это за врачество? — смиренномудрие сердца. Ничем, кроме его, человек не может разрушить оплот сих пороков, а напротив того, находит, что сии превозмогают над ним (Исаак. Сир. слово 79 лист 156 на обор.). Уныние у св. отцов иногда называется праздностью, леностью и разленением».

Мы видели выше как молодой послушник в жизни своей побеждал сии или подобные сим искушения терпением и послушанием. Посмотрим теперь как приводил он в действие другие против них средства.

Жизнь его в это время до пострижения в монашество ежедневно располагалась таким образом. В определенные часы он был в церкви на богослужении и правилах. Подражая старцу Пахомию, на церковные молитвы он являлся как можно ранее, выстаивал неподвижно все богослужение, как бы продолжительно оно ни было и никогда не выходил прежде совершенного окончания службы. В часы молитв всегда стоял на одном определенном месте. Для предохранения от развлечения и мечтательности, имея глаза опущенными долу, он с напряженной внимательностью и благоговением слушал пение и чтение, сопровождая их молитвой.

Вне церкви, исполнив обязанности послушания, Прохор, удаляясь суетного общения с другими, любил уединяться в своей кельи. Так кроме молитвы у него были занятия двух родов: чтение и труд телесный. Он читал книги и общехристианские и духовно-подвижнические. Предметами его чтения были: священная Библия, особенно Псалтирь, св. Евангелие и послания Апостольские, творения святых отцов, например, Шестоднев св. Василия Великого, беседы св. Макария Великого, Лествица преп. Иоанна, жития святых по Четьи-Минеи св. Димитрия Ростовского, Добротолюбие и другие. Псалмы он читал и сидя, говоря, что утружденному это позволительно, а св. Евангелие и послание Апостолов всегда стоя пред св. иконами, в положении молитвенном, и это называл бдением (бодрствованием). Не для препровождения времени, не ради удовлетворения возбужденного любознания совершаемо было это чтение. Новоначальный подвижник искал в нем решения вопросов жизни, прочитанное прилагал к своему быту и вообще к человеку. Отсюда у него, при свете слова Божия, под влиянием подвижничества, в смирении и преданности воле Божией, вырабатывался и впоследствии образовался здравый и светлый взгляд на жизнь христианина вообще и в частности на пути иночества.

В часы отдохновения от дел духовных Прохор предавался телесному труду. В это время занятием его была столярная работа: подобно другим инокам, он вырезал кресты из кипарисного дерева для благословения богомольцам. В столярном деле, особенно, когда проходил это послушание, Прохор отличался большим усердием, искусством и успехами, так что в расписании чередных смен для неусыпаемого пения он один из всех назван Прохором столяром. Но, совершая келейное послушание, он ходил и на общие для всей братии труды: сплавлять лес, приготовлять дрова и т п. Когда занимался рукоделием в своей кельи или трудился на общих послушаниях, беспрестанно содержал в памяти и сердце сию молитву Иисусову: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного. Упражнением в работе восполнялись монастырские подвиги; ибо монаху, сверх духовных занятий, заповедуется правилами физический труд.

Относительно поведения за трапезой, принятия пищи и ночного отдыха до нас сохранилось следующее собственное свидетельство о. Серафима: «Сидя за трапезой, не смотри и не осуждай, кто сколько ест, но внимай себе, питая душу молитвой. За обедом ешь довольно, за ужином повоздержись. В среду и пяток, аще можешь, вкушай по однажды. Каждый день непременно в нощи спи четыре часа: десятый, одиннадцатый, двенадцатый и час за полунощь. Аще изнеможешь, можно в добавок днем спать. Сие держи несомненно до кончины жизни: ибо оно нужно для успокоения головы твоей. И я с молодых лет держал таковый путь. Мы и Господа Бога всегда просим об упокоении себя в нощное время. Аще тако будешь хранить себя, то не будешь уныл, но здрав и весел». С течением времени от слишком напряженного стояния, от недостатка в ночном отдыхе о. Серафим, как сам неоднократно сказывал, получил сильную головную боль. Болезнь эта разрешилась сама собой, когда он начал несколькими часами более давать себе отдых во время ночи. После сего о. Серафим на основании собственного опыта советывал немощным шесть часов в сутки отдавать сну, а более сильным — телом и крепким душой — пять часов, повторяя при сем наставление отцов пустынников, что мы не тело, а страсти умерщвлять научаемся.

Подвиги послушания, молитвы, чтения и труда однако же, несовершенно удовлетворяли пустыннолюбивую душу молодого подвижника. Известно, что Саровская пустынь на расстоянии многих верст в окружности обнесена густым лесом или бором. У некоторых старцев отсюда родилась мысль, по примеру древних подвижников и первооснователей Саровской обители, удаляться из монастыря и там, втайне от людей, пред очами одного Бога, внимательнее предаваться благочестивым упражнениям. С благословения настоятеля Пахомия таким образом поселились в разных местах недалеко друг от друга каждый с своим учеником в глубине монастырского леса известные пустынники: игумен Назарий, иеромонах Дорофей, схимонах Марк. Видя такие примеры, Прохор стремился духом к большему уединению и подвижничеству. Душа его, подобно горлице, рвалась к уединению. Он получил от старца своего, отца Иосифа, благословение в свободные часы оставлять монастырь и уходить в лес. Там он нашел уединенное место, устроил сокровенную кущу и в ней совершенно один предавался богоразмышлению и молитве. «Ежели не всегда можно пребывать в уединении и молчании, живя в монастыре и занимаясь возложенными от настоятеля послушаниями, то хотя некоторое время, остающееся от послушания, должно посвящать на уединение и молчание: и за сие малое не оставит Господь Бог ниспослать на тебя богатую Свою милость». Вот такое правило, внушаемое впоследствии другим инокам, теперь исполнял сам Прохор, удаляясь в пустынную кущу. Созерцание дивной природы возвышало его к Богу, а совершенное одиночество теснее соединяло с Ним в чувстве Божественного вездеприсутствия молитвой. По сказанию человека, бывшего впоследствии близким к старцу Серафиму, он совершал здесь правило, еже даде Ангел Господень великому Пахомию, учредителю иноческого общежития. Это правило совершается в следующем порядке: Трисвятое, и по Отче наш: Господи помилуй 12. Слава и ныне: приидите поклонимся трижды. Псалом 50: Помилуй мя Боже. Верую во единаго Бога… Сто молитв: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго и по сем: Достойно есть и отпуст. Все сие составляло одно моление. Но таких молитв надлежало совершить по числу суточных часов, двенадцать днем и двенадцать ночью. Это правило, принятое в обители, составленное по уставу преподобного Пахомия. Прохор исполнял по наставлению старца Иосифа с самого поступления в монастырь. Но в куще среди природы, так сказать, наедине с Богом, он сосредоточеннее и с большим умилением предавался молитвенному подвигу. С молитвой он соединял воздержание и пост: в среду и пятницу не вкушал никакой пищи, а в другие дни недели принимал ее только один раз. Кому не радостно было видеть такое подвижничество в послушнике, еще юном не только душой, но и возрастом? Видимо стало, что Прохор ставит себя твердо на пути иноческого жития. Все питали уважение и любовь к необыкновенному подвижнику. Не единственным, впрочем, подвижником между новоначальными во всем Сарове был в то время Прохор: были и другие молодые люди, явившие в себе высокие примеры ревности о благочестии. Таков, например, был двадцатилетний послушник Василий, вступивший в пустынь 1787 г. из мещан гор. Темникова. На первом шагу он оказал знаки полной преданности воле отца настоятеля Пахомия с отвержением воли собственной: что ни было с ним приобретенного в мире, он, вступая в монастырь, все положил к ногам строителя, усердно отдавая с тем вместе и себя в совершенное послушание ему. Это удивило старца Пахомия и он всегда имел этого послушника в особенном внимании. В последние годы жизни о. Серафима этот послушник был под именем Нифонта строителем Саровской пустыни. Были и другие рабы Божии, но жизнь иноческая, как и вообще житие истинно-христианское, по слову Писания, сокрываются со Христом в Боге. Посему они тщательно укрывали свои благочестивые действия, втайне боролись со страстьми своими, боясь и бегая славы человеческой. Но Прохор стоял на виду старших братий монастыря и подвиги его были так постоянны и разительны, что трудно было укрыть их. Посему, представляя его, предпочтительнее пред прочими, в пример не столько рачительным в иноческих делах, старцы Иосиф и Пахомий сверх любви к нему, как бы к своему чаду, являли и доверие. «Блаженной памяти, отцы наши, строитель Пахомий и казначей Иосиф, мужи святые, любили меня (говорил впоследствии о. Серафим), как свои души, и ничего ими от меня не потаено, и о том, что им было для своей души и для меня полезно, пеклися».

Видение о. Серафиму Христа Спасителя во храме

Явление Божией Матери о. Серафиму во время болезни

И как пеклися! В 1780 году послушник Прохор тяжко разболелся. Он слег на жесткое ложе: тело его распухло; больной лежал неподвижно. Неизвестно какая была у него болезнь; врача при нем не было: некому было определить вида болезни. По внешнему признаку думали, что Прохор страдал водяной болезнью. Но никакому сомнению не подлежит то, что был недуг упорный и продолжительный, длившийся в течение трех лет, половину коих страдалец провел в постели. Больной всецело предал свое тело и душу Богу, молился, омывал слезами ложе свое; слово ропота никогда не сходило с уст его. Тут-то открылось как все и прежде других начальствующие в монастыре, уважали, любили и жалели Прохора. Во время болезни Прохору служил, как послушник, старец о. Иосиф, его наставник и руководитель в приготовительных иноческих трудах. Строитель Пахомий, старец о. Исаия, также много пеклись о нем. Спустя много лет после сего (25 мая 1832 г.) в беседе с одной особой о. Серафим с чувством глубокой благодарности вспоминал об этой заботливости старца Пахомия. «У меня, — говорил он, — в тот раз был друг здесь в обители иеромонах Пахомий. Когда я был болен, полтора года лежал в постели, он ходил за мной, почти неотлучно находился при мне». После мы увидим как о. Серафим на деле выразил благодарные чувства к старцу Пахомию. В настоящий же раз не забудем, что Пахомий был настоятелем обители, а Прохор — послушник… и к нему-то ради недугов относились с таким усердием и заботой и строитель, и следующие после него старцы. Это обстоятельство обнаруживало в старших братиях обители высокую степень внимательности и попечения о младших, — как и должно быть во всяком благоустроенном, особенно церковном обществе. В последнем развитии недуга стали опасаться за жизнь больного. Тогда о. строитель с решительностью предлагал ему пригласить врача или по крайней мере открыть кровь. Весьма замечателен аскетический ответ больного: «я предал себя, отче святый, истинному врачу душ и телес, Господу нашему Иисусу Христу и Пречистой Его Матери; если же любовь ваша рассудит, снабдите меня убогого, Господа ради, небесным врачевством (те. причастием св. Таин)». Старец Иосиф по просьбе его и собственному усердию особо отслужил о здравии больного всенощное бдение и литургию. К богослужению собрались братия из усердия помолиться о страждущем; Прохор был исповедан и причастился св. Христовых Таин, которые были принесены в его келью, к одру его. Незадолго до кончины свой о. Серафим, всегда говоривший истину и ненавидевший ложь, многим особам рассказывал, что в этот раз по причащении святых Таин ему явилась в несказанном свете Пресвятая Дева Мария с апостолами Иоанном Богословом и Петром, и обратясь к Богослову лицом, перстом же указывая на Прохора, сказала: этот нашего рода^[4]

Потом Она возложила правую руку свою на голову страдальца: тогда материя, которая наполняла тело больного, начала выходить отверстием, образовавшимся в правом боку. В скором времени тело совершенно освободилось от недуга. Признаки раны, бывшей истоком болезни, всегда оставались на теле о. Серафима. Современники его удивлялись скорости выздоровления, последовавшего после общей молитвы о нем и по принятии им св. Таин. Но они ничего не знали о чудесном посещении, которым только и можно объяснить быстрый исход столь продолжительного и упорного недуга. Много душевной пользы принесла Прохору эта болезнь: дух его окреп в вере, любви и надежде на Бога. Между прочим заботливость о нем монастырских чинов новым чувством благодарности привязала к ним его сердце. Прохор очень нередко и всегда с любовью поминал о хождении за ним о. Иосифа и прочих старцев, и как увидим после смерти их оказывал к ним особенное благоговение.

В период послушничества Прохора при настоятеле Пахомии предприняты были в Саровской пустыни многие настоятельно нужные постройки. В числе их на месте кельи, в которой болел Прохор, строилась больница для лечения недужных и упокоения престарелых, и при больнице церковь о двух этажах с престолами, в нижнем — во имя св. Зосимы и Савватия, чудотворцев Соловецких, в верхнем — во славу Преображения Спасителя. На сооружение церкви молодой послушник послан был из Сарова за сбором денег в разные места. Послушания ради в благодарность за свое исцеление и по сочувствию к недугам, для облегчения которых строилось здание, он с охотой понес трудный подвиг сборщика. Странствуя по ближайшим к Сарову городам, Прохор был и в Курске, на месте своей родины. Он не застал в живых благочестивую мать свою, и, посещая могилу ее, с усердием и горькими слезами молился об упокоении души ее. Но у него был здесь родной брат, оставшийся после матери полным хозяином родительского достояния. Этот брат с своей стороны оказал Прохору нескудное пособие для строения церкви. Совершивши таким образом послушание сборщика, Прохор показал новое усердие к устроению церкви при больнице. Долговременное и усердное упражнение к столярной работе приучило его к производству изделий, более прочных и сложных, чем делание крестов. Он построил собственными руками для нижней больничной церкви в честь преподобных Зосимы и Савватия из кипарисного дерева престол, который и доныне стоит на своем месте. С того времени как престол 17-го августа 1786 года был освещен, о. Серафим до конца жизни своей причащался св. Таин в сем по преимуществу храме — для памятования всегда о явленном ему на сем месте великом благодеянии Божием, о чем весьма часто и весьма многим сам говаривал.

Примечания

4

Слова сии при подобном же случае сказаны были и другому недавно умершему подвижнику нашей Церкви. Это был архимандрит Паисий, старец 80 лет, известный благочестивым людям своей строго иноческой жизнью. Во время пребывания своего на покое в Троицко-Сергиевской лавре он сделался тяжко болен. Божия Матерь, явившись ему с Предтечею Христовым Иоанном, исцелила его от недуга и также сказала: этот нашего рода. Рассказ сей передан нам тем самым лицом, кому поведал его тайно о. Паисий. Выражение: нашего рода, очевидно указывает на то, что о. Серафим и архимандрит Паисий были особенно усердными молитвенниками Божией Матери, и потому сами стояли под особенным Ее покровом и заступлением. Внимательный читатель может усмотреть это из настоящей биографии о. Серафима.