Дети Зари. Книга первая. Смех единорога

Живиль Богун (2022)

Минуло пятьсот лет с тех пор, как Мастер Дугальд спрятал в Заповедном Лесу последних на планете единорогов. Двойняшки Лия и Эмма даже не подозревают, что одна из них является Носительницей Ключа — той, что должна открыть вход в убежище единорогов. На пути юной героини встретится и колдун, и прекрасный принц, но благодаря необычным способностям, открывшимся в ней, девушка начнёт понимать, что выбор, предлагаемый ей, отнюдь не однозначен…

Глава 1. Двойняшки

Бытует мнение, что близнецы, в особенности идентичные, схожи во всем — от физиологии до выбора профессии и спутника жизни. И будто бы понимают они друг друга с полуслова…

Ох, как озадачились бы исследователи феномена близнецов, познакомившись с парочкой совершенно не похожих друг на друга двойняшек! Попробуй-ка угадай за ярко-зелеными контактными линзами Лии безмятежные серые глаза Эммы, за рыжими кудряшками и ярким макияжем первой — светло-русую косу и бледноватый лик второй. Лишь очень внимательный наблюдатель — художник, психолог или шпион — подметил бы схожие черты: скулы, какие принято называть славянскими, тонкий прямой нос, нежный овал лица. И, возможно, догадался бы, что перед ним родные сестры Ристич. Хотя по большей части родство их выдавала не внешность, а некая общность манер, свойственная детям, выросшим в одной семье.

А что касается понимания с полуслова, это да! По крайней мере, Эмма всегда понимала попытки Лии втянуть ее в очередное дерзкое предприятие, как бы тонко сестра ни манипулировала чувствами, попеременно давя то на жалость, то на совесть.

В данный момент она давила на пресловутый сестринский долг.

— Ну пожалуйста, сестричка! Всего на пару часиков, ну что тебе стоит! — умоляла Лия, понизив голос до шепота, дабы не привлекать внимания окружающих. Зря старалась: посетители кафе, официанты и просто прохожие, спешившие мимо столиков на террасе, неизменно косились на точеные ножки в красных туфлях и оголенные плечи в воланах шелкового платья.

Впрочем, Лия в любом одеянии была хороша. Чувство стиля, балетная осанка и уверенность в своей красоте делали ее неотразимой. Хотя подруги-одноклассницы, а затем и однокурсницы, подражая ей, не добивались и половины подобного результата. Потому что Лия была эффектна сама по себе, от природы.

— Эмма, только ты можешь меня спасти! — страстно шептала она, наклонившись через столик.

— Прямо-таки спасти?

— Да! Если хочешь, это вопрос жизни и смерти!

— Серьезно? — Эмма пригубила стакан с соком, чтобы скрыть улыбку.

— Не веришь? Я жить без него не могу! Пусть это звучит пафосно, но именно о таком мужчине я мечтала всю свою жизнь…

— Не пафосно — банально. На моей памяти, это уже пятый или шестой мужчина, о котором ты мечтала всю свою жизнь.

— Да, я не раз ошибалась! И что из этого следует? Что я не достойна счастья? — с вызовом бросила Лия. А буквально через мгновенье ее глаза наполнились слезами, губы задрожали, плечи скорбно поникли. — Пойми же, я люблю его! Эта поездка — мой единственный шанс…

Внезапная метаморфоза не произвела на Эмму должного впечатления.

— Артистка! Прибереги свой талант для более благодарных зрителей. Меня, сама знаешь, страстными монологами не проймешь.

— Знаю, — усмехнулась Лия. — Ты благоразумна и целомудренна за нас двоих. О всяких там принцах не мечтаешь… Или мечтаешь? — она вдруг подозрительно сощурилась.

— Речь не обо мне, — попыталась отмахнуться Эмма.

Но Лия уже вышла из образа Джульетты и заговорила четко, деловито, насмешливо:

— Почему же? Ты зришь меня насквозь, дай же и мне заглянуть внутрь тебя и рассказать, что я там вижу. А вижу я обыкновенную спящую царевну: лежит она в хрустальном гробу, лежит и ждет смельчака, который однажды проберется в заколдованный лес и отважится ее, такую распрекрасную, разбудить!

Эмма со вздохом откинулась на спинку стула.

— Господь с тобой, Лия! К чему эти штампы?

— К чему? — взвилась та. — Да к тому, что сон — это не жизнь! Пока ты дремлешь, часики тикают! Прости за откровенность, но в вопросах любви ты старомодная дурочка. Будешь ждать своего суженого, пока не состаришься. В итоге выйдешь замуж за человека достойного, пусть и немного побитого молью, и будете вы вместе до конца дней своих посещать выставки-театры да рецензировать статьи друг друга…

Эмма поморщилась: лучше бы Лия играла в театре — съемки в сериалах оригинальности не добавляют. А сестра вдруг наклонилась и схватила ее за руку, этим детским порывом выдав свое настоящее состояние: растерянность, волнение, тревогу.

— Но я так не хочу! Я хочу жить сейчас и любить сейчас! А Оскар — он такой… такой настоящий, понимаешь? И я с ним настоящая. Пусть люди думают, что хотят, но нас связывает куда больше, чем работа. Да, он предложил мне главную роль в своем новом проекте…

— Прямо-таки рыцарь киноиндустрии! — не удержалась от колкости Эмма. — Ради дамы сердца готов на финансовый риск и медийный подвиг…

— Не в этом дело! Главное, что с Оскаром я могу быть сама собой. Но если я сейчас сторможу, Оскар решит, что я не верю в него как в режиссера и не доверяю ему как мужчине. И укатит в свою Европу один, искать другую музу!

Лия резко умолкла, отстранилась и уронила голову на руки, не отдавая себе отчета в том, насколько театральна ее поза. Актриса душой и телом, она не умела по-другому. Она всегда была настроена на зрителя, даже если им был только Господь Бог. Как великий Гауди разукрасил купол собора, видимый лишь с неба, так и Лия Ристич играла, в основном, ради самой игры. И только чурбан мог не поддаться ее напористому обаянью.

— Ох, Ли! — вздохнула Эмма. — Когда-нибудь ты точно получишь своего Оскара. Не этого, так другого… с позолотой и мечом.

— С этим Оскаром я обязательно добьюсь и того, золоченого! — засмеялась Лия, почувствовав смену настроения сестры. — Помоги, а? Вспомни, сколько раз мы так делали в садике, в школе, в гостях, и никто не замечал обмана…

— Тебе не кажется, Ли, что время детских проделок давно миновало?

— В последний раз, Эм! Скажем, в знак прощания с детством. Это будет абсолютно безобидная шалость, клянусь, никому от нее хуже не станет. Ну да, папа чуток пометает молнии, но тебе-то что? Завтра ты уже будешь далеко! Тебе даже делать ничего не нужно, кроме как сходить в оперу с приятным молодым человеком… Ладно, не очень молодым, но довольно приятным — все же сотрудник посольства, достойная партия и так далее.

— Чудненько! — сочувственно заключила Эмма. — Опять папа подсуетился?

— Кто же еще? Вбил себе в голову, что только узы брака могут меня… как это… обуздать! Я же не такая благоразумная, как ты, хоть и старше на двенадцать минут.

— Допустим, я схожу в оперу вместо тебя, — перебила сестру Эмма, порядком устав от ее непрозрачных намеков. — А что будешь делать ты?

— Улечу с Оскаром, разумеется! Рейс в 21.15 из Шереметьево. Но если я не явлюсь на свидание с герром Кристофом, он непременно позвонит папе, а тот подключит связи — и меня снимут с трапа под белы рученьки! — тут Лия развела руки грациозным балетным жестом.

Обе умолкли. Одна вертела стакан с остатками сока, потупив глазки, якобы смиренно ожидая решения сестры. Вторая отвлеченно размышляла о том, что их пара опровергает еще один излюбленный стереотип: дескать, сильная социальная связь между близнецами заставляет их критичнее относиться к своим поступкам и учит нести ответственность за других людей. Увы, в их случае это утверждение было применимо только к одной стороне…

Однако в данный конкретный момент судьба одной сестры действительно зависела от решения второй. Не в смысле маскарада и побега, нет. Просто до сих пор они жили, постоянно чувствуя плечо друг друга, и не метафорически, а вполне физически. Может, наконец пришло время расстаться и каждой самостоятельно идти своим путем?

— И когда будем меняться? — внезапно прервала молчание Эмма.

Лия подскочила и обняла ее, опрокинув стакан из-под сока, благо, уже пустой.

— Я верила, я знала, что ты меня поймешь! Ты единственная всегда меня…

— Давай без сцен. Когда?

— Прямо сейчас, — Лия мгновенно отпрянула. — Видишь бутик рядом с кафе? Переоденемся в примерочной. Затем я пойду в гостиницу к Оскару, а ты поедешь домой на моей «фисташке». Проблем не будет, обещаю: родители сегодня ночуют на даче. Вечернее платье и туфли я положила тебе на кровать…

— А волосы?

Но Лия славилась своей предусмотрительностью.

— Я стащила из студии классный рыженький паричок для тебя! А сама поглубже натяну шляпу. Вот увидишь, все пройдет…

— Замечательно! — обреченно подытожила Эмма.

Заговорщицы поднялись из-за столика и минуту спустя скрылись за дверьми магазина с манящей вывеской на итальянском.

***

Впрочем, мужчине, который наблюдал за сестрами из белого кроссовера марки «Форд», припаркованного на другой стороне улицы, долго ждать не пришлось. Минут через десять девушки вышли из бутика, правда, без покупок, чуть постояли рядышком, обнялись на прощанье и разошлись. Рыжеволосая в коротком зеленом сарафане и красных туфлях на шпильках села в игрушечный фисташковый «ситроен», неуклюже вырулила на проспект и уехала.

Девушка в длинном льняном платье, в широкополой шляпке и легких сандалиях бодрым шагом свернула за угол и направилась к небольшому, но весьма фешенебельному отелю. У входа ее поджидал молодой человек артистической наружности. Они страстно поцеловались, не обращая внимания на застывшего у дверей швейцара, и лишь затем в обнимку прошли вовнутрь.

Белый «форд» уверенно следовал именно за этой девушкой. Как оказалось, зря. Чертыхнувшись от досады, водитель минуту-две сидел в раздумье, затем достал смартфон и погрузился в дебри интернета. Через четверть часа, явно удовлетворенный результатами поиска, он снова завел машину. Кроссовер рванул с места и помчался, ловко прорываясь сквозь пробки — его почему-то все пропускали.

***

Эмма скептически оглядела себя в зеркале. Синее бархатное платье, выбранное Лией для сегодняшнего выхода в свет, действительно казалось самым скромным в ее гардеробе: длинное, не слишком обтягивающее фигуру, грудь и плечи закрыты. И в чем тогда изюминка, вернее, подвох? А в том, что скромным платье было только спереди — спина открывалась до поясницы и даже ниже… И это наряд для свидания с мужчиной, которого предполагалось оставить с носом! Тогда зачем, спрашивается, его соблазнять? Для остроты ощущений?

«Ну уж нет! При всей моей любви к тебе, сестричка, на подобные розыгрыши я не подписывалась…»

Эмма стянула с головы кудрявый рыжий парик и выскользнула из манкого бархата. До назначенного часа, когда герр Кристоф должен был за ней заехать, оставалось двадцать минут. Слишком мало, чтобы придумать другой образ, однако вполне достаточно, чтобы остаться самой собой…

Она метнулась в свою комнату, достала из шкафа любимое «оперное» платье — тоже синее, минималистичное, но без подвохов — и быстро надела. Волосы собрала в узел на затылке, выпустила несколько прядей у висков. Туфли, сумочка, духи… вроде все. Когда раздался звонок домофона, Эмма спрятала волосы под шелковый шарф и ответила с полной готовностью:

— Добрый вечер, герр Кристоф. Выхожу!

Если бы потенциальный жених хоть немного знал Лию, он бы моментально заподозрил неладное: та никогда не выходила из дома вовремя.

Только в ожидании лифта Эмма задумалась о том, как же она будет оправдываться перед господином дипломатом. Ведь этот человек был совершенно не виноват в разногласиях Лии с папой и точно не заслуживал быть оставленным в дураках…

Поэтому, едва сев в автомобиль с посольскими номерами и услышав в свой адрес: «Вы как всегда очаровательны, дорогая Лия!», она набрала в легкие побольше воздуха и честно выпалила:

— Боюсь, вы будете разочарованы, герр Кристоф, но я не Лия!

Немец, представительный мужчина лет сорока, не зря назывался дипломатом.

— А кто же вы, прелестная фройляйн? — спросил он с вежливой улыбкой, лишь стальные глаза за стеклами очков без оправы слегка сощурились.

— Я Эмма, сестра Лии.

— А где же сама Лия, позвольте полюбопытствовать? — все так же мягко продолжал герр Кристоф.

Эмма лихорадочно перебирала в голове разные варианты: может, сказать, что Лия заболела или подвернула ногу? Или срочно уехала на съемки к черту на кулички, где нет сотовой связи? Но не придумала ничего лучшего, чем сказать чистую правду:

— Она в аэропорту, ждет вылета… Только пожалуйста, не сообщайте об этом нашему отцу!

Наверное, ее мольба прозвучало настолько нелепо, что импозантный немец, весь такой гладкий и дорого пахнущий, прыснул в кулак, не сдержавшись.

— А с какой стати я должен жаловаться вашему отцу? — весело спросил он. — За кого вы меня принимаете, милая фройляйн? Вы и ваша сестрица? За директора школы, который будет ругать вас за прогул и обязательно позвонит грозному фатеру?

Эмма мучительно покраснела. Ну вот, снова поверила легкомысленной сестре — и выставила себя полной дурой в глазах разумного и порядочного человека…

— Однако вы в чудесном вечернем наряде. Поедете со мной в театр вместо сестры? — неожиданно предложил герр Кристоф.

— Да, — только и смогла сказать вконец обескураженная Эмма.

— Тогда поехали, — он завел машину. — А по дороге вы мне все расскажете — или хотя бы то, что сочтете нужным.

Все-таки он был настоящим дипломатом!

И Эмма поведала ему про Лию и Оскара, а также про желание отца поскорее выдать замуж вертихвостку дочь и боязнь той открыто перечить отцу. Они уже подъезжали к Большому, когда герр Кристоф с улыбкой заявил:

— Я обязательно запомню эту историю! Знаете зачем? Когда ваша сестра станет звездой и весь мир будет добиваться ее благосклонности, у меня, как говорится, окажется туз в рукаве!

Он умел расположить к себе, этот немолодой, но еще привлекательный мужчина. В ожидании начала спектакля, почти преодолев робость, Эмма дала себя втянуть в непринужденную беседу о новых постановках в московских и мировых театрах, об искусстве в моде и моде в искусстве. Правда, саму оперу она почти не слушала. Пока Тристан с Изольдой неслись навстречу року, она плыла по течению собственных мыслей: завтра она уезжает в другую страну, где придется жить и работать совершенно одной — а она, оказывается, так плохо знает людей, так привязана к дому, к родителям и сестре! Особенно к сестре — вот ведь в какую глупую ситуацию из-за нее попала…

Едва дождавшись окончания первого действия, она включила телефон и увидела сообщение от Лии: «Все ОК, летим!». Облегчение, наверняка проступившее на ее лице, не осталось незамеченным.

— Сдается мне, вы не испытываете особого восторга от музыки Вагнера, — тактично предположил многоопытный спутник. — Так вы и не обязаны… А вот нам, немцам, приходится ее любить. Поэтому давайте сделаем так: я останусь слушать причитания обманутых судьбой влюбленных, а для вас вызову такси.

Эмма не стала отказываться: у нее действительно больше не было сил на соблюдение светских приличий.

Посадив ее в такси, герр Кристоф сказал напоследок:

— Пожалуйста, передайте своей сестре мои наилучшие пожелания! — и с достоинством удалился.

А Эмма поехала домой собирать чемодан.