Сквозняки закулисья

Елена Юрьевна Кузнецова, 2002

Герои романа вынуждены приспосабливаться к меняющимся обстоятельствам жизни, в которых перемешиваются быт, мистика, политика и реальность. Провинциальной актрисе снится сон, действие которого происходит в ее спальне. Тот же самый сон снится и телевизионному режиссеру. Со временем сон трансформируется и начинает менять жизнь персонажей. Постепенно ночные видения из разряда "действительность" переходят в разряд "судьба". И желание отыскать ночного партнера становится для героев единственной реальностью в зыбком мире меняющейся страны.

5 глава. Не подарок

Машина Павла скрылась в плотном потоке, Ирина проводила ее глазами и долго еще сидела на бульваре, смотря на звезды. Она не чувствовала холода то ли от сытного ужина, то ли от воспоминаний о давней прогулке в такой же вечер несколько лет назад.

Той осенью ей попадались старухи с ведрами, полными цветов. Она медленно выбирала букет для себя и без грусти (рубль в кошельке деньгами было назвать нельзя) пыталась представить пахучую красоту в пустой вазе на пианино. Большие чайные бутоны с капельками воды боролись в ее воображении с гордыми ало-горячими георгинами и творчески растрепанными хризантемами разных оттенков. Вволю наторговавшись с крикливыми торговками, она повернула к дому. Шла по ухабистому тротуару, радуясь тому, что не носит каблуки, и пыталась понять, любит ли она цветы? Такой простой с виду вопрос оказался сложным. И имел свою историю.

Отец никогда не дарил матери цветов. Сначала не было денег, потом привычки, а там — и желания. Мама никогда не показывала своего к этому отношения, но после прогулок с маленькой Иришкой они всегда возвращались домой с маленьким букетиком придорожных цветов — ромашек, васильков, незабудок или простых одуванчиков. Любовь Степановна не знала, что такое поклонники, и как они могут осыпать любимую женщину цветущей душистой радостью. Доходы в их семье всегда были минимальные, да и само хозяйство копеечное, и вместо букета обычно приобреталось что-то нужное в дом. Так жили все знакомые, перебиваясь от зарплаты до зарплаты. Больших заработков да соседской зависти боялись пуще голодного желудка. Хотя цветы замечали и любовались ими на клумбах, но серьезного отношения к подарочным букетам у полунищего населения не было, разве что — для учителей.

Роскошная — теплая и ласковая осень — настраивала Ирину на грустный мемуарный лад. Вспомнилось, что когда-то прямо за домом начинались заросли жасмина. А в соседнем дворе кто-то по ночам обламывал ветки сирени. Внутри что-то потянуло, и навернулись беспричинные слезы.

Захотелось цветов для себя.

Нежданных.

Сюрпризом.

Подарком.

Засосало под ложечкой точно так же, как в тот давний вечер, когда она чувствовала себя золушкой-замарашкой и мечтала о том, что хорошо быть красивой женщиной, ведь победительная красота сопровождалась благоуханным разноцветием. Она усмехнулась, конечно, наивно было так думать, но тогда она была уверена, что кто-то обязательно обладает этой нечаянной радостью.

Ирина долго смотрела на небо, словно ждала именно от него чего-то необычного и волшебного. Оно было таким огромным и бездонным, что казалось всесильным. Сколько глаз яростно и бессильно искало в его высоте помощь и справедливость. Сколько губ посылало ему проклятия и молило о пощаде. Дождь, снег, ветер в разные времена из погодных проявлений становились символическим знамениями. Как смириться с простой арифметикой смены времен года? Иногда в бессонную и тоскливую ночь, когда капли дождя кого-то оплакивают, а тучи всхлипывают громовыми раскатами, кажется, что небеса рыдают, провожая молодость человечества.

Уже понятно, что детские игры закончились, и агрессией юности с ее безумием и безжалостностью земля сыта по горло. Но надежда на мудрость еще слишком слаба.

Мудрость беспомощна. Лишена тела. Силы.

А молодые тела горячи, и их владельцы сходят с ума в поисках удовольствий. Закайфовать, забалдеть, забыться, — и подальше от безумия эпохи смуты и перемен. Заработать, а лучше — наворовать, отнять, изъять, вложить в недвижимость, ввинтиться в чужую реальную жизнь. И забыть о себе. Культ зеленых портретов, настоящих бриллиантов и бесстыдной ночной жизни становится единственной целью. Мечты и надежды надежно изгнаны. Перед бронированной дверью сытого сегодня слишком сиротливо и неуютно сумеречному вчера.

Бедное-бедное время. Тебя, говорят физики, не существует. И все-таки, бедное-бедное время. Вчерашние лозунговые идеалы затоптаны ураганной поступью сегодняшнего лощеного хама с гарвардскими замашками одесских космополитов, вседозволенностью кавказских «князей» из кизяковых аулов и пофигизмом российских стадных граждан.

Алчное, клыкастое и хорошо вооруженное «сегодня» лихо затаптывало «вчера». Но вечером, за каждым окном зажигался свет. Может быть, хрупкое «завтра» не совсем растворилось в нестойком тумане надежд? Может быть, ее радость притаилась где-то там — за соседним углом?

Фонари не горели, и она несколько раз тогда оступалась. Старухи с ведрами тоже не попадались — какая торговля в потемках? В овощном магазине на углу было совсем мало покупателей. Лук на вид показался сухим, и она купила сеточку — вот и все цветы для ее кухни. Состояние было какое-то непонятное, взвешенное. Ее словно обманули, поманили и ничего не подарили. Дома быстро приготовила ужин, убралась в прихожей, а внутри, разгораясь, росло ожидание чего-то необычного, почти сказочного. Коленьку из садика надо было забирать только в пятницу…

Она вспомнила! Сегодня был праздник — пятилетие у них с Павлом! Так вот что ее мучило! Она посмотрела на часы — почти восемь. В это время муж обычно возвращался после вечерних новостей. До его прихода оставалось несколько минут. Тогда Ирина загадала, если он принесет цветы, — начнется новая жизнь! Он уйдет с телевидения и вернется в кино, ей в театре дадут новую роль, появятся лишние деньги, и они наймут Коленьке няньку, чтобы, наконец, забрать его из ненавистного садика. Будет счастье!

Просто счастье.

Вообще — счастье.

Откуда родилась уверенность такого многообещающего вечера? Ни сейчас, ни тем более, тогда Ирина не знала. Павел пришел чуть раньше. Без цветов.

И это было правильно.

Это было естественно.

Это было так, как всегда и бывает.

Он быстро переоделся и уткнулся в телевизор. Ужинать отказался наотрез, иначе его команда могла проиграть. Ирина вспомнила, как она едва сдерживала слезы от упреков, что забыла об особых приметах спортивных болельщиков. Про праздник нечего было и напоминать. Она тихо вышла на кухню. На столе остались хлебные крошки. Вначале она сгребла их вместе, потом скатала шарик. Пальцы сами лепили — квадрат, пирамидка…

Ничего не случилось.

Обычный день.

Будничный вечер.

Никаких событий.

Так часто бывает. Все остается на своих местах, завтрашний день повторяет вчерашний, происходящее не выходит за рамки обыкновенных эпизодов. Никаких новых историй, казусов, фактов. Неизменный постоянный быт. Но случается один миг, в котором соединяется странное напряжение и ожидание. В нем переплетается все лучшее, может быть, забытое, романтичное. Душа замирает в предвкушении перемен. Самое горькое, если ничего после этого не происходит. Такой момент рождает неврастеников и самоубийц. Это та самая капля, которая без видимой причины переполняет чашу душевных горестей и делает муху — слоном, занозу — нестерпимой болью, неудачу — трагедией. Внутри стало пусто и зябко. Обидно? Да нет, к тому, что поселилось внутри, слова не подбирались. Из комнаты доносились радостные крики: «Так им, козлам!» Окрыленные «поддержкой», «козлы», судя по доносящимся стонам, ринулись в бой.

— Для кого растут цветы? — тупо спросила пустоту Ирина и сама себе ответила. — Для торговок и актрис, других актрис, — пришлось уточнить с кривой усмешкой. В большой серой сумке кошелек нашелся не сразу. Рядом с хлебными скульптурками сиротливо легла вытряхнутая мелочь. — Куплю завтра сама.

Но слезы уже притаились в уголках глаз.

Это не сюрприз.

Не подарок.

Она, собственно, так и осталась девочкой-неудачницей. Было много всего: и хорошего, и плохого — обид, предательств, бед. Давно стало понятно, что слез на все это не хватит. Жизнь проходит в тайной надежде, на радость. Проходит мимо. Но сегодня обязательно должны были случиться цветы. Именно случиться. Без них не получалось завтра. Ирина почувствовала прежде, чем поняла, что радость нужна не только ей. Растет сын. И она должна получить свою порцию, иначе и он никогда не увидит счастья.

Она не очень соображала, зачем надевает туфли и плащ, и куда пойдет на ночь глядя? Лифт застрял где-то наверху, и пришлось спускаться по темной лестнице, — то ли электричество экономили, то ли хулиганье тренировалось из рогаток по лампочкам. Она снова порадовалась, что не носит каблуки. У метро молодой и нахальный «цветочница» безразлично ткнул пальцем в ценник.

— Они у вас увядшие. — Ирина попробовала разжалобить продавца.

Но он даже не удостоил ее взгляда. Было поздно, и пришлось вернуться, безрезультатно обойдя несколько неосвещенных переулков. Из ведра выглядывали три вялых бутона в мятом целлофане. Внутри было явно что-то не так, — веревка слишком туго обматывала букет.

— Мне одну, пожалуйста. — Она не узнала свой голос. Так, наверное, разговаривают с судьей перед объявлением приговора.

— Только букетом.

Потом Ирина долго и унизительно упрашивала нахала, уходила, снова возвращалась. Он, в конце концов, отдал букет за всю наличность кошелька. Она уже не знала, довольна ли? И как нести цветы? Вспомнила, что их носят головками вниз, и опустила.

На корявый асфальт упали три вялых бутона. «Цветочница» знал свое дело. Она собрала беспомощные головки, медленно пошла к дому и почему огорчалась, что у нее нет новой бельевой веревки. Поднимаясь по темной лестнице, она решила, что обязательно покончит с невезением. Девочка-неудачница должна умереть. Надо сменить профессию… Лучше всего на что-нибудь совсем неромантичное, например, фармацевтику.

И придется развестись с Павлом, — мама была права. Два неудачника на семью — перебор!