Случайные встречи. Роман

Елена Фёдорова

По скверу шла женщина, дама, леди… Леди Гамильтон – промелькнуло у него в мыслях. Он только что прочитал рассказ Моэма «Жена полковника», нарисовал себе образ этой леди, и вот она собственной персоной проходит мимо. В голове забил шаманский бубен: знакомы мы, ты точно знаешь, что часом позже с нами будет…

Леди Гамильтон

Лана стояла у окна и смотрела на облака, подкрашенные яркими красками восхода. Она никогда прежде не видела такой радужной палитры, таких причудливых форм. Картинки менялись на её глазах, словно кто-то вращал гигантский калейдоскоп. Она улыбалась, вспоминала себя маленькой. Они с двоюродным братом Стёпкой дрались за возможность обладать этой волшебной вещицей. Стёпка не желал уступать. Она убегала в слезах, дулась на Стёпку, делала вид, что ей калейдоскоп не нужен. Наконец, она поняла, что Стёпка просто хочет насолить ей, поэтому отнимает калейдоскоп. Она перестала выказывать интерес к чему бы то ни было. Пожимала плечами. Ну и что? Подумаешь…

— Ты — бесчувственная эгоистка, — выпалил как-то Стёпка. — Не буду с тобой дружить.

— И что?

— Узнаешь тогда почём фунт лиха, — огрызнулся он.

С этого дня Стёпка перестал дразнить сестру. Поумнел. Калейдоскоп переместился к Светлане в копилку чудес. Так она называла большую красную коробку, где хранила свои детские драгоценности. Он там до сих пор лежит. А вот гигантский небесный калейдоскоп, на который она сейчас смотрит, спрятать туда не удастся. Интересно, видит ли это чудо Стёпка? Они давно разъехались, живут на разных континентах. Каждый выбрал свой путь. Стёпка богатый и знаменитый, а я… Лана улыбнулась.

— Я стала настоящей леди, леди Гамильтон. Только это мой большой секрет. Скажи я Джорджио о своих фантазиях, высмеет. Я же — талисман, известного итальянского модельера Джорджио Боттичелли, лицо модного дома — GEORLANA BOTTICHELLY.

Как мне наскучило всё это. Хочу снова стать девочкой Светой, нарядиться в драные джинсы, завязать высокий хвост на затылке и пуститься в кругосветное путешествие на кораблике любви. Любовь… ах, как давно я не испытывала этого чувства. Джорджио увлечён не мной. Это нормально. Со мной ему всё понятно. Он считает, что изучил меня досконально, но… В глазах загорелся огонь азарта. Эврика!

В гостиную вошёл Джорджио.

— Ты нынче пробудилась слишком рано, детка, целую твои ножки, — пропел он, наливая воды из серебряного кувшина.

Всё в их доме было дорогим, коллекционным. Он и Лану называл главной ценностью своей коллекции. Так и представляли её гостям:

— А теперь, господа, самый ценный, самый дорогой экспонат моей коллекции — золотая Лана Боттичелли! Если бы был жив мой далёкий предок Сандро Боттичелли, создавший такие шедевры, как «Рождение Венеры», «Весна», «Поклонение Волхвов», «Венера и Марс» и другие шедевры, он одобрил бы мой выбор и сделал бы Лану главной своей моделью. Руками экспонат прошу не трогать. Он не продаётся…

Во время этой пафосной речи Лане нужно было улыбаться, держать спину и высоко нести имя бренда GEORLANA BOTTICHELLY. Порой ей хотелось выплеснуть шампанское в лицо супругу, но природная тактичность не позволяла дать волю чувствам в присутствии дорогих, именитых гостей для которых шились эксклюзивные наряды.

Рождение Венеры 1486г. Сандро Боттичелли

Один раз она все же сорвалась. После того, как гости разошлись, она расколотила несколько ваз. Джорджио плакал долго, безутешно навзрыд, как ребёнок. Она его утешала, словно заботливая матушка. Дала слово, что подобное не повторится больше никогда. Сама собрала осколки и заказала копии разбитых экспонатов. Он всё оплатил. Мир в их доме восстановился. Но червячок обиды нет-нет да и напоминал о себе. Джорджио хмурил брови, надувал губы, говорил противно-слащавым голосом:

— Матушка, не забыла ли ты о своей провинности? Ай, яй, яй…

Она уходила в сад и выплёскивала своё негодование там, с остервенением вырывая сорняки. Садовник сделал для неё специальную зону с сорняками. На удивление, среди них выросли розы. Маленькие алые розочки с большими острыми шипами. Лана их сразу полюбила. Поблагодарила Бога за урок и подсказку. Поняла, что красота должна защищаться…

— Ты не слушаешь меня, дорогая, — в голосе Джорджио послышался металл.

— Слушаю, — она прильнула к нему. — Как спалось?

— Скверно. Опять снились конкуренты. Они создали какой-то новый костюм и держали его в секрете. А я злился… Что мне делать, душа моя?

— Забыть про этот сон. Думай о чём-нибудь приятном. О небе, например. Кстати, сегодня был восхитительный рассвет. Вот, полюбуйся, я сфотографировала.

— Лана, я тебя обожаю. Это — новый рисунок ткани. Да, да, да… Воздушный шифон и… Прости, я должен тебя оставить. Мне нужно зарисовать всё, что я сейчас увидел. Целую…

Джорджио ушёл, а Лана загрустила:

— Как мало нужно ему для счастья. Почему я не могу довольствоваться малым? Мне постоянно требуется встряска, землетрясение или извержение. Но, как разбудить уснувший вулкан? — взяла чашечку кофе, вышла на веранду.

— Доброе утро! — сказал садовник, поставив на стол вазу с цветами.

— Красивые какие. Спасибо, Павел. Очень мило, что ты радуешь меня букетами, но мне всегда жалко цветы, когда ты их срезаешь.

— Я делаю это только тогда, когда время цветения подходит к концу и корневой системе нужно отдохнуть, — сказал Павел.

— Да, нам всем время от времени требуется перезагрузка. Скажи, что нового за пределами нашего королевства?

— Особых изменений нет, но… — он замялся. — Не знаю, будет ли вам интересна история молодых людей живущих обычной жизнью?

— Мне интересно всё, Павел. Я ведь ничего не знаю про ту, поту-стороннюю жизнь, которая протекает за нашим высоченным забором.

— Буду краток. На прошлой неделе я гулял с подружкой в Нескучном саду и услышал, как парень поёт о любви. Поёт недурно. Мы спросили его, кто автор слов и музыки. Он поклонился, ответил: Я — Иван Николаев.

— Иван Николаев… знакомое имя.

— Вам он вряд ли может быть знаком. Ему лет двадцать пять. Обычный. Не из высшего круга. Хотя одет с претензией на…

— Высшее общество, — подсказала Лана.

— Да, типа того. Моя подруга спросила: В чём прикол? Зачем он так нарядился? Он ответил ей, что текст поэтической истории обязывает его носить именно этот костюм.

— Что за историю он разыгрывает? — спросила Лана.

— Он поёт о любви. Мы решили, что он рассказывает свою историю о том, как он познакомился с дамой, которая старше него. Она ответила ему взаимностью. У них завязался роман, но… Дама не решилась бросить мужа, и юноша от горя умер… Узнав о его смерти, дама долго страдала, а потом успокоилась. Она ведь… ой, простите, забыл её имя…

— Леди Гамильтон, — подсказала Лана.

— Да! Точно! Откуда вы знаете?

— Сказала первое, что пришло на ум. Спасибо, Павел. Хорошего вам дня.

— И вам.

Лана пошла к себе. Любопытство подгоняло её. Ей захотелось поехать в Нескучный сад, посмотреть на новоявленного артиста, послушать, что он насочинял. Она вспомнила этого мальчика, рассмеялась.

— «Ох уж эти мальчики с гитарами, где без них увидите перрон. Трудно их представить старыми, медленно входящими в вагон»… Надо успеть, пока он не постарел.

Лана заглянула к супругу в мастерскую, спросила:

— Джорджио, ты не против, если я немного развлекусь?

— Я буду счастлив, детка. Не мешай мне, прошу, — пропел он, даже не повернув головы.

— Благо-дарю… — пропела она в ответ.

Пошла в душ, смыла с лица всю косметику, сделала высокий хвост на затылке, достала из гардероба джинсы и рюкзачок, который Джорджио приказал выкинуть. Нашла самую скромную футболку, повязала на шею платочек, но тут же сорвала его. Сняла золотые украшения. Осталась довольна собой. Вызвала шофера, села на заднее сидение, приказал довезти её до ближайшей станции метро. Он был явно ошеломлён, увидев хозяйку такой преобразившейся, но вопросов задавать не стал. Её, по всей видимости, этот новый образ совершенно не смущал. Глаза у неё так сияли, как не сияли никогда прежде. Он даже решил, что мог бы запросто приударить за такой девчонкой. Этот образ ей подходил больше, чем образ любимой игрушки извращенца Джорджио Боттичелли.

— Когда вас забрать и где?

— Не знаю пока. Я позвоню, — Лана хлопнула дверцей и побежала к метро.

— «Ах, какая женщина, мне б такую…», — сказал он, облизнувшись.

Лана зашла в магазин «Смешные цены», улыбнулась. Знал бы Джорджио, где я покупаю фирменные вещи, упал бы в обморок. Но он занят, поэтому я могу делать все, что захочу. Сана сняла с вешалки клетчатую рубашку, надела, завязала узлом концы, пошла к выходу. Охранник грубо схватил её за руку.

— Кто платить будет?

— Платить? — Лана опешила. Она забыла, что это не выставочный зал мужа, а ма-га-зин с кричащим названием «смешные цены», и здесь за всё нужно платить.

— Ой, простите, — она заговорила по-итальянски. Достала кредитку. Рубашка обошлась ей в пятьсот рублей. Рублей!!! Живут же люди… Очки, купленные за сто рублей в том же магазине, дополнили образ своей девчонки.

Опросом местного населения Лана нашла дорогу к Нескучному саду. Увидела людей, толпящихся вокруг парня с гитарой, ускорила шаг. Протиснуться к исполнителю она не смогла. Встала рядом с татуированными парнями, хотела спросить, зачем им такая боевая раскраска туземцев, не успела, Иван запел. Лана приподнялась на цыпочки, чтобы его получше рассмотреть. Одет элегантно со вкусом. Голос сильный и слова интересные, запоминающиеся.

Принцесса живёт в коммуналке,

Ей нравится этот район.

Она наблюдает за миром,

Через оконный проём.

Она надевает корону

И платье из белого льна.

Принцесса грустит вечерами.

Принцесса моя влюблена.

Она мне твердит: коммуналка

Похожа на царский дворец.

И верит, что скоро примчится

С посланьем к ней быстрый гонец.

Я ей не перечу, как можно.

Знаю, пройдёт эта блажь.

Принцесса поймёт, как прекрасен

Услужливый юный паж.

Наденет одежду пастушки,

Станет обычной, земной

И будет гулять по планете

Под руку вместе со мной.

После аплодисментов Иван рассказал, что эта песня появилась после того, как он услышал песню Олега Митяева «принцесса живёт в коммуналке над самым Садовым Кольцом» и решил создать свой шедевр. Толпа дружно закричала: «Ты круче, Ванька!»

— Да, я круче, — без тени смущения заявил он. — И вот почему…

Все притихли. Иван посмотрел на собравшихся, выдержал театральную паузу.

— Сегодня мой сотый спектакль «Леди Гамильтон». Я загадал желание… Какое? Не скажу, чтобы не огорчить провидение. Я уверен, что провидению угодно, чтобы мы встретились.

— Ты и леди? — выкрикнул парень, стоявший рядом с Ланой.

— Да.

— Зачем она тебе? Смотри сколько классных девчонок вокруг. Вот, — он ткнул Лану в бок. Чувиха, что надо. А духи — закачаешься.

Лана почувствовала, как краска залила лицо. Про парфюм она не подумала и выдала себя. Хотя, какое дело этим деткам, кто она и почему так сногсшибателен аромат её духов. Выдохнула, успокоилась. Отошла от татуированной компании подальше. Парни этого не заметили. Они превратились в слух.

— Пока ты качаешься возле прекрасной барышни, я начну вот с таких стихов. Это — экспромт:

Она идёт, любуется собой,

Как королева, не иначе.

Какой красивый торс,

Наряд какой…

Реснички, губы,

Бюст в придачу…

Глаз невозможно отвести.

Ну, хоть сейчас на полотно

Ван Гога,

Чтоб любоваться ею все смогли,

Чтоб поняли, она — не недотрога.

Нормальная, красивая она,

Любимая, желанная, земная.

Пока не королева, но зато —

Она себе прекрасно цену знает…

Толпа закричала, заулюлюкала. Ваня громко ударил по струнам, закрыл глаза, запел: «Она проходила мимо. Обычная с виду, простая…»

Почувствовал толчок в солнечное сплетение. На лбу выступила испарина. Сердце бешено забилось. Чёткая мысль застучала в висках: «Она здесь, здесь, здесь!» Голос зазвучал по особому, для неё…

Другая проходит мимо.

Обычная с виду, простая,

Но он заметил,

Стрекозы над ней хороводом летают.

И тает зачем-то сердце

И голос срываться стал.

Обычная с виду, простая,

А в мыслях — девятый вал.

Готов он бежать за нею,

Бросив свою любовь.

Мимо проходит девчонка

И закипает кровь.

А ей он не нужен вовсе.

Смеётся, отстань, пацан.

Я — леди, а ты,

Ты просто бродяга и хулиган.

Пой песни свои в переходе,

Рубли и копейки сшибай.

Остынь, успокойся, мальчик.

Пока, чао-чао, гудбай.

Толпа загудела припев вместе с Ваней:

Остынь, пацан, уймись, уймись.

Она всё поймёт потом.

Остынь, пацан. Остынь. Остынь.

Оставь печаль за бортом.

Лана улыбнулась, порадовалась за Ивана. Играет хорошо, поёт неплохо, голос сильный. Улица многому учит. Публика его любит. Люди подходят и подходят. Она уже в кольце его почитателей. Нужно как-то выбираться из этого кольца. Она не любит толпу. Она — особенная.

Молодёжь с радостью выпустила её и заняла освободившееся место. А она прижалась к дереву, почувствовала себя под защитой. Здесь тоже хорошо слышно. Видно хуже, но это не главное. Зачем ей смотреть на этого парня? Пусть девочки на него смотрят.

Возле Ланы остановилась компания. Заговорили достаточно громко.

— Николаев сегодня в ударе. Голосит так, что от метро слышно.

— Маха, это он ради тебя так старается. Не теряйся, бери быка за рога.

— Не-е-е-е, — скривилась та, которую назвали Махой. — Он вовсе не бык, а телёнок, молокосос, мямля, нытик… И вааще, он — пройденный этап. Как представлю, что с ним в постель нужно ложиться, тошнит… бе-е-е-е…

— Ты на него злишься, и это написано у тебя на лбу, дурёха… — = сказал один из парней.

Маха машинально вытерла лоб. Парни, а их было больше, рассмеялись. Девчонки надулись.

— Эта Маха себе на уме, Она ему не пара… не пара совсем… — подумала Лана, слушая, как Ваня вдохновенно поёт о любви.

Жемчужная нитка бус.

Тонкий красивый стан.

Играют твои каблучки

Румбу далёких стран.

В сердце моём — пожар.

В мыслях моих кураж.

Я забываю про всё,

Делаю ловкий вираж.

Казалось бы, что за блажь

Следом идти за тобой

И видеть янтарный пляж,

Лазурный морской прибой.

Здесь, в городе всё не так.

Мир полон иных услад.

Но каблучки твои

О лете и счастье твердят…

— Маха, это же ваша с Николаевым песня! Помнишь, как он за тобой бегал, у метро часами ждал? — подруга дёрнула её за руку. — Помирись с ним.

— Нет. Не уговаривай. Николаев — пройденный этап. Закрытая страница в моём дневнике.

— Ты ведёшь дневник? — один из парней привлёк её к себе. — Покажешь?

— Ни за что, Серый, — Маха показала ему язык. — Упражняйся на… — показала на Лану, хихикнула. — Так поливаются парфюмом только… — беззвучно произнесла нецензурное слово. — А порядочные барышни предпочитают «Miss Dior». Понятно?

— Конечно, детка. Я тебя с одной ноты угадываю. Сейчас пойдём или…

— Сейчас. Николаев мне надоел со своими завываниями. Скучно мне, Серый…

— Кто с нами, друзья? — спросил Серый.

— Мы!!! — дружный хор голосов заглушил слова, которые Иван сказал после песни. Лана на компанию рассердилась. Хотела вступить в перебранку, но одернула себя.

— Этот детский лепет к тебе не имеет никакого отношения. Ты из другого теста, с другой планеты…

Две разные планеты — ты и я.

Две разные космические силы.

Два урагана, мчащие к земле.

Природа наших чувств необъяснима.

Два разных человека — ты и я.

Два разные созданья неземные.

Всё с новой точки, с чистого листа,

Таинственно, восторженно, впервые.

Хочу узнать твою планету, космос твой.

И усмирить на время силу ветра,

Чтоб, наконец, понять тебя, понять,

Стать спутником твоим, твоей кометой…

Ваня запел новую песню, и Лана забыла обо всех. А они о ней не забыли, шли и обсуждали её.

— Видели это чучело у дерева? Чует моё сердце, что она новая подружка Николаева, — сказала Маха.

— Да ну… Она не в его вкусе.

— Ты за него не заступайся. Ты, Серый, за себя говори. Она тебе понравилась?

— Обычная баба, уймись, Маха, — Сергей поцеловал её в щёку.

— Мы так не договаривались, — Маша грубо оттолкнула его. — Поцелуи в общественном месте за дополнительную плату, чувак.

— Какая же ты зараза, Машка. Николаев правильно сделал, что тебя бросил, — огрызнулся Сергей.

— Ещё одно слово и ты полетишь вверх «кармашками», умник.

— Уже лечу, — Сергей развернулся и побежал в обратную сторону, изображая самолёт.

— Зябликов, вернись. Вернись немедленно, или… — он побежал быстрее.

— Тааак. Кто ещё хочет улететь? Свободны все, — выкрикнула Маша.

— Зря ты так. Так одной остаться недолго, — предупредил её один из парней.

— Отваливайте все… Ва-ли-те…

Ребята ушли. Машка осталась одна. Фыркнув: «Подумаешь», зашла в магазин и разревелась. Оплакивала свою горькую судьбину. Свой несносный характер, от которого сама страдает больше всех. После Ваниного ухода что-то в ней надломилось. Но что именно, она понять не могла, как ни старалась. Каждую ночь ей снился Ваня. Они были безмерно счастливыми и беззаботными. Но утро приносило разочарование. Все её попытки к примирению разбивались о глухую стену его нежелания восстанавливать разрушенное. Он растоптал их любовь. Хотя, если быть честным. Он ничего для этого не сделал. Это она так решила. Её больное самолюбие и самомнение стали главными причинами разрыва. Маша не желала мириться с тем, что её бросили. Вспоминала строки Ахматовой: «Брошена, придуманное слово, разве я цветок или письмо? А глаза глядят уже сурово в потемневшее трюмо»… Николаев меня не бросил, а потерял. По-те-рял…

Машка вытерла слёзы, купила мороженое, пошла по набережной с твёрдым намерением закадрить какого-нибудь бизнесмена и стать королевой острова Маврикий! Да будет так! Так и будет!!!

Друзья догнали Сергея и вернулись в Нескучный сад. Иван своё выступление закончил. Народ расходился лениво. Поклонники требовали ещё песен. Ваня упрямился. Сергей бросил ему в чехол тысячу рублей.

— Это от Машки. Выпей за её здоровье.

— Забери себе, — сказал Ваня.

— О, да у вас серьёзная конфронтация. Ты её насовсем бросил или решил наказать?

— Мы расстались насовсем по обоюдному согласию. Запомни это, и перестань подкалывать меня, иначе…

— Ты вызовешь меня на боксёрский ринг? — Сергей встал в позу. — Я напишу на тебя оперу.

— Вижу, Серёга, она и тебя уморила. Сочувствую искренне, — Ваня улыбнулся, протянул ему руку. — Приветствую друга по несчастью.

— Ты свободен? Пойдем посидим у Петровича, — Сергей помог ему зачехлить гитару.

— Идея хорошая, пойдём, — Ваня посмотрел по сторонам. Поклонников и поклонниц почти не осталось. Сердце перестало выстукивать сигналы SOS. Почудилось, подумал он. Я просто очень хочу увидеть свою леди Гамильтон, поэтому пытаюсь наделить её чертами каждую встречную.

— Пойдём с нами, Ванька, — в хоре голосов прозвучала надежда. Он сдался.

Дружной командой они пошли не туда, куда обычно уходил Ваня, а в другую сторону. Несколько настырных поклонниц последовали за ними, изображая праздно гуляющих по скверу. Ваня слушал сбивчивые рассказы парней и благодарил судьбу за такое неожиданное завершение своего концерта. Денег он заработал много. Настроение с каждым шагом поднималось всё выше и выше. Из трёх Машкиных подружек Верочка нравилась ему больше всех. Словно почувствовав его расположение, она подошла ближе. Задала пару банальных вопросов: не устал ли он, не давит ли на плечи слава?

— Нет. Она идёт справа и давить на плечи не собирается, — отшутился он.

— Люблю тебя за тонкий юмор, — румянец её выдал. Влюбилась, дурёха. Ваня понял стоит ему сказать слово, и она побежит за ним на край света, покорит ради него Эверест.

— Любишь только за юмор, или…

Она не успела ответить. Ваня резко остановился. Водопадом пролилась на него радость. На лавочке он увидел ту самую девчонку, для которой он сегодня пел, вообразив, что она и есть его леди Гамильтон, преобразившаяся до неузнаваемости.

— Николаев, что случилось? — Верочка побледнела. Она тоже увидела девчонку, которая стояла под деревом, когда Ваня пел. Подумала, что Машка не ошиблась, сказав, что они знакомы.

— Я догоню вас, друзья, — крикнул Ваня и уселся рядом с незнакомкой.

Вера пошла за ребятами, но любопытство вернуло её обратно. Как юный следопыт она подкралась сзади, устроилась так, чтобы слышать их разговор.

— Привет! Я тебя где-то видел? Не подскажешь, где? — Ваня сел полубоком, положил руку на спинку так, чтобы коснуться её спины. Она сидела прямо, игнорируя его.

— Не расслышал, мы знакомы или нет.

— Нет.

— Тебе понравилось, как я пел?

— Да.

— А что особенно понравилось стихи, музыка, манеры, энергетика, харизма? Что? — не унимался он, поглаживая её по спине.

— Всё.

— Ты не очень-то разговорчивая барышня. Как тебя зовут?

— Вета, — ответила, отвернувшись в сторону.

— Вера, Вета, интересные совпадения имён. А я Ваня, Иван.

— Знаю.

— Хочешь, спою для тебя прямо здесь?

Она пожала плечами. Это могло означать всё, что угодно. Но его мысли устроили такой фейерверк, что разобраться в них не представлялось никакой возможности. Сердце настойчиво кричало:

— Это она, она, она!!!

Ум противился, возражал:

— Очки слишком тёмные, чтобы разглядеть глаза. Кепарик скрывает волосы. Голос забылся. Руки красивые очень.

Ваня сжал её ладонь. Боже, спаси и помилуй! Такого электрического разряда он не испытывал никогда прежде. Да, да, да! Тысячу раз да! Её нельзя отпускать. Если она уйдёт, он погибнет.

— Пойдём со мной, — он так резко потянул её за собой, что она не успела опомниться, побежала за ним. Куда? Потом, потом, молчи, подчиняйся.

Они зашли в подъезд старого дома, пропахшего сырыми досками и старым тряпьём. Поднялись по скрипучей лестнице на второй этаж. Он открыл дверь в квартиру, втянул её внутрь полутемного пространства, прижал к стене и впился губами в губы.

Лана ошеломлённая, оглушённая случившимся, потеряла равновесие. Она парила в безвоздушном пространстве маленькой комнаты, понимая, что происходит нечто незапланированное, недозволенное. Но остановить это безумие невозможно.

Они с Иваном словно вросли друг в друга, превратились в единое существо с громадным сердцем, грохочущим, как Царь-Колокол.

— Молчи, не нужно лишних слов. Потом, потом всё объяснится. И мы с тобою будем жить в объятьях огненной жар-птицы.

— Мы сгорим от страсти, — шепнула она.

— Мы уже сгорели, любовь моя.

— Ты даже не знаешь, кто я.

— Знаю. Ты — леди Гамильтон… — пропел он. — Я люблю тебя с самой первой минуты. Аромат твоих духов, твоего тела, твоих рук я чувствовал всё это время… Я знал, что провидению угодно соединить нас снова. Но я не смел мечтать о том, что всё случится так стремительно. Боже, благодарю Тебя! Я не выпущу тебя из своих объятий. Ты моя пленница. Ты — ангел мой, с которым я не желаю расставаться. Я никому тебя не отдам. Скажи, с тобой происходило нечто похожее? В твоей жизни было такое землетрясение?

— Нет… Благодарю тебя за это чудо, случившееся с нами. Я не знала себя такой. Я даже не представляла, что способна на подобную авантюру, что во мне столько страсти, огня и беспутства… Хорошо, что темно. Хорошо, что ты не видишь моих глаз. Они сияют от стыда и смущения…

— Прекрати ругать себя. Нам умопомрачительно хорошо с тобой. Насладись этим мгновеньем. Забудь обо всём. Отбрось предрассудки. Живи в моменте. Открой новую сторону в своей многомерности. Мы многогранные, Вета. Я буду звать тебя так. Ланой пусть зовёт тебя другой. Я знаю, что ты не свободна, что ты порядочная женщина, мать, хозяйка… А я увидел тебя другой…

— Какой? — она почувствовала сильнейший импульс страсти и лишь потом осознала, что причиной страсти был Иван. Энергия молодости разливалась, выплёскивалась из берегов, захватывала всё на своём пути и уносила в морскую пучину страсти. Сопротивляться стихии было бессмысленно…

— Который час? — спросила она.

— Рассвет стучится в наши окна. Спи…

— Ванечка, я должна…

— Молчи. Не разрушай иллюзию покоя, — он прижал её крепче. — Не отпущу…

Она затихла, задремала. Кто-то тронул её за плечо. Пора. Он спит. Уходи. Она поднялась, оделась и ушла, тихонько закрыв дверь. На улице было зябко. Дворник сметал с тротуара листву.

— Уже осень? — удивилась Лана. — Неужели, я провела в замке принца всё лето?

— Послушайте, любезный, — обратилась она к дворнику. — Подскажите, пожалуйста, ваш адрес.

— Мой? — он отшатнулся. — Такой красывай, а с утра напылася. Нэ харашё, дэвачка.

— Я вообще никогда не пью, — заявила она возмущённо. — Мне нужно узнать адрес, чтобы вызвать такси.

Дворник показал метлой на вывеску, улыбнулся.

— Харашё ночь правёл?

— Прекрасно.

— Вижю. Рубах его надэл, — дворник рассмеялся.

Лана посмотрела на свой наряд, ужаснулась. В темноте она схватила Ванину рубаху. Но возвращаться обратно нельзя. Ваня переживёт утрату. Её рубашка, купленная в магазине «Смешные цены» ничуть не хуже этой. Пусть носит. Вызвала такси. Своему шофёру решила не звонить, чтобы никто не знал, где она провела ночь…

Она вошла в дом через служебный вход. Долго лежала в ванной, наполненной арома-маслами и пеной. Вспоминала каждый миг своего нежданного счастья. В голове созрел гениальный план. Она познакомит Ивана с мужем Джорджио. Они создадут театр ДжорЛана Боттичелли, где она будет ведущей актрисой. Она ведь с раннего детства бредила сценой. Она даже прошла три отборочных тура в Щукинское театральное училище. Со слезами на глазах читала Пушкинское письмо Татьяны к Онегину

«Я к вам пишу — чего же боле?

Что я могу ещё сказать?

Теперь, я знаю, в вашей воле

Меня презреньем наказать

Но вы, к моей несчастной доле

Хоть каплю жалости храня

Вы не оставите меня…»

А потом спокойно с достоинством и превосходством отповедь ему:

«К моим младенческим мечтам

Тогда имели вы хоть жалость,

Хоть уважение к летам…

А нынче! — что к моим ногам

Вас привело? какая малость!

Как с вашим сердцем и умом

Быть чувства мелкого рабом?»

Тогда ей было восемнадцать. Сейчас ей намного больше. Жизнь с Джо многому её научила, закалила сильнее, чем сталь. Она стала другой и забыла о том, как прекрасно быть собой. Быть бабочкой, парящей над цветами…

«Онегин, я тогда моложе,

Я лучше, кажется, была,

Я полюбила вас; и что же?

Что в сердце вашем я нашла?

Какой ответ? одну суровость.

Не правда ль? Вам была не новость

Смиренной девочки любовь?

И нынче — Боже! — стынет кровь,

Как только вспомню взгляд холодный

И эту проповедь…

Но вас я не виню:

В тот страшный час

Вы поступили благородно,

Вы были правы предо мной.

Я благодарна всей душой…»

— Ах, дорогой мой Александр Сергеевич Пушкин, как вы всё удивительно прочувствовали и написали для нас, дурочек, на все времена. Мы упрямимся, не желаем сбросить наряд гусеницы и обрести свою индивидуальность, свои крылья счастья…

«А счастье было так возможно,

Так близко!.. Но судьба моя

Уж решена. Неосторожно,

Быть может, поступила я:

Меня с слезами заклинаний

Молила мать; для бедной Тани

Все были жребии равны…

Я вышла замуж. Вы должны,..

Я вас прошу, меня оставить;

Я знаю: в вашем сердце есть

И гордость, и прямая честь.

Я вас люблю (к чему лукавить?),

Но я другому отдана;

Я буду век ему верна.»

Ваня проснулся позже обычного, открыл глаза. Леди Гамильтон исчезла. Неужели ему всё это приснилось? Нет, нет, нет. Он был в здравом уме. Он ведёт здоровый образ жизни: не пьёт, не курит, занимается спортом. Встал. На полу — её рубашка. Поднял, уткнулся в неё лицом. Да, всё было наяву.

— Хорошо, что она ушла. Я бы не смог от неё оторваться. Я бы не позволил ей вышагнуть из моей берлоги. Хорошо, что было темно, и она не видела мой беспорядок. Но… Господи, как я найду её? Где я должен её искать? В каком направлении улетела моя стрекоза? Нет. Она — не стрекоза, а я — не муравей. Я — волшебник, а она… бабочка… ночная, — усмехнулся. — Нет, она — фея счастья. Она — Вета, веточка розмарина… Она не оставила мне никакой весточки, никакого письмеца… Она спешила. Она убегала от меня, не думая ни о чём… Значит…

Он взял лист бумаги и написал крупными буквами: ВСЕЛЕННАЯ ЗНАЕТ, КАК СОЕДИНИТЬ НАС!!!