Последний стикер. Городская новелла

Елена Тихонова

Время делать ошибки и время исправлять их. Шагнуть назад, чтобы вернуться на развилку. Перезагрузка это всегда непросто. Но наша героиня не робкого десятка. Она обнуляет свой счет в социуме и дерзает отправиться в неведомое. Цель – поиск истинного Я.Оказавшись в чужом городе, девушка находит работу и крышу над головой. А главное – листочек за листочком – начинает путь познания. Каждый раз это новая история. Простая и неожиданная. Двадцать четыре события – двадцать четыре восходящих ступени.

* * *

Шаги на лестнице выводят из задумчивости. Хозяин с утренней кружкой горячего шоколада деликатно стучит в открытую дверь. Почему-то дверь хочется всегда держать открытой. Может это страх потерять связь с внешним миром? Страховочный трос для путешествующих в неизвестность? Который день сижу над этими листочками дневника. Сижу в комнате, где ничего не происходит. Ровным счетом — ничего. Ничегошеньки. И все же что-то неуловимо меняется. Сегодня даже хозяин обеспокоился моим отсутствием. Вот, принес мой шоколад в комнату.

— Мисс будет завтракать?

— Спасибо, что-то не хочется.

— Сегодня шоколад особенно удался. Как никогда. Могу я чем-нибудь помочь, мисс?

— Хотелось бы. Только не знаю, чем. Может, вы знаете кто писал на этих стикерах?

— Знаю. Даже могу показать записку, оставленную этим человеком.

— Ох, вы — просто чудо!

— Но сначала — завтрак. Путешествовать надо сытым. Тем более, путешествовать в других измерениях.

— В других измерениях? О чем вы?

— Каждый из нас живет в своем мире. Время от времени миры встречаются. Пересекаются. Иногда получается так, что человек закрывается в своем мире. Тогда кто-то должен прийти ему на помощь. Покинуть свое измерение и открыть дверь в другое.

— Как интересно и непонятно. Есть вы, есть я, есть эта комната и это кафе. О каких измерениях может идти речь?

— Мисс до сих пор не помнит, кто она. Откуда пришла. Значит, мисс покинула свое измерение. Покинула, чтобы прийти кому-то на помощь. Кому-то очень нуждающемуся. И очень близкому.

* * *

«Хозяин, простите. Я снова убегаю в никуда. Наверное, свинство — мое нормальное поведение».

Пора. Записка с условно внятными объяснениями готова. Стикеры из конверта образовали причудливый узор. Доска с ними выглядит как произведение искусства. Или как карта. Карта страны сокровищ.

* * *

— Эту записку написал мой хороший друг. Надеюсь, она вам поможет, мисс.

— Вы будете меня ждать? Из этих.. самых… неведомых измерений…

— Непременно, мисс. Уверен, что у вас все получится.

— Хотелось бы мне тоже быть такой же уверенной…

* * *

«Дорогой Хозяин!

Если вы читаете эту записку, значит я все же решился на поиск своего Я. Жизнь уныла и бессмысленна, если ты не понимаешь своего предназначения. Спасибо за понимание и поддержку.

До встречи. Ваш глупый Ан»

* * *

«Глупый Ан», так называл себя мужчина моей жизни, когда оказывался на перепутье. Глупый Ан и мудрая Юна. Юна-а-а. Конечно же я — Юна! Юна — хранительница. И Юна — предательница. Нет, теперь я Юна — спасительница. Во что бы то ни стало. И пусть мой мир подождет.

Стикер первый

Стикер второй

Солнечные пятна резвятся на листах дневника. Им весело гоняться друг за другом. Интересно, сколько дней я бессмысленно таращусь на эти вопросы: «Кто Я?», «Где Я?». Можно придумать еще целый десяток подобных загадок: какой Я? зачем Я? и что такое это Я… Наверное, тысячи и тысячи мудрецов искали ответ на этот вопрос. Может, ученые мужи скоро откажутся его рассматривать, как перестали обсуждать проекты вечного двигателя. Зачем нам это Я? Живем же как-то…

Вот именно, как-то. От завтрака к ужину. От нового года — к новому году. От первой любви к… Куда же мы идем от первой любви? Ко второй? К третьей? И сколько их, этих любовей умещается в одну жизнь.

Моей первой любовью была нянюшка. Моя Алексеевна. Ласковая, заботливая хлопотунья. За ней можно было прятаться от всего мира. Такого страшного, громкого, давящего и ничего не понимающего мира. Мы были самые-самые близкие люди. Понимали друг друга с полуслова. Даже без слов понимали. Когда же это было… сто, тысячу, миллион лет назад. Или вчера. Не важно. Что делали, о чем говорили — не помню. Да нам и не было нужды говорить, когда мы были друг у друга. Вечером приходили мама и папа, и нянюшка уходила в свой дом. Но мы знали, что всегда рядом. Даже если не видим друг друга. Даже когда перестанем видеться. Совсем перестанем.

Кажется, мама ревновала. Всегда говорила подчеркнуто приветливым голосом. Заставляла называть нянюшку Марией Алексеевной. Моя красивая, всеми обожаемая мама ревновала к этому взгляду необыкновенной доброты. К нашему единству. И даже к седине. На всю жизнь седина волос стала для меня образцом красоты. Как шерсть белоснежного единорога.

До сих пор уверена, что моя Алексеевна никогда не уходила. Просто в тот дом возвращалась другая женщина. Которая помогала дочери, растила внука, делала домашние дела. У кого-то в детстве был воображаемый друг. Добрый или злой советчик. У меня была Алексеевна. Добрая, теплая и веселая, когда мы были вдвоем. Невидимая, когда появлялись рядом другие люди. Эту невидимую Алексеевну боялось все зло на земле.

Алексеевна была Любовь. Та самая, могучая невидимая Любовь. Просто иногда она одевала наряд нянюшки, чтобы ее могли видеть другие люди. Странные другие люди не видели Любви. Они замечали порванное платье, ссадину на коленке, подгоревший блинчик — замечали все, кроме главного. Почему в ее сердце я была главной? Не знаю. Ведь сейчас взрослым умом можно понять, что на первом месте была дочь. Или внук. И все же, ее сердце билось для меня.

Кажется, это было в три года. Я болела. Что-то мучительно-температурное. Настолько мучительное, что хотелось уйти. Наверное, даже попыталась уйти. Вернее, сбежать. Но пришлось вернуться. Очнулась ночью. Свет лампы. Суета взрослых. У меня в ладонях по золотому сияющему шару. Сейчас они — самое главное. Удивительные как шаровая молния. Ручная шаровая молния. Домашняя. Для личного пользования. Мои шары были веселыми и добрыми. И еще, они были подарком. Напоминанием, чтобы не было в этом мире так одиноко и грустно. Теперь у меня была Алексеевна и шары-молнии.

На тумбочке флакон духов в виде светильника с абажуром. Пузатый флакончик с красной в белый горох крышкой-абажуром. Было не страшно. Терпимо грустно. Потому, что эти взрослые у кровати ничего не понимали. Их мысли оставались за прозрачной завесой. По ту сторону. В том мире, куда не хочется возвращаться. Только Алексеевна могла понять мою грусть, радость от флакончика-лампы. Только она могла понять драгоценность золотых шаров.

В пять лет, когда с Алексеевной пришлось расстаться, я долго была уверена, что воспитываюсь приемными родителями. Они меня любят, балуют, заботятся и гордятся. Но понять может только Алексеевна. Приемные так приемные. Придется потерпеть. Рядом с любовью Алексеевны все можно перетерпеть. Просто так надо.

Потом были встречи, знакомства с другими детьми. Детский сад. Школа. К пятому классу привыкла, что никто не может видеть золотых шаров. Просто это мир слепых. Пришлось тоже притворяться незрячей. Как-то окаменела. Стала злее и насмешливее. Научилась быть высокомерной и обидчивой. Маленькая девочка со взрослым взглядом. И тут, на самой грани рассвета, бегу на веранду. Ранняя осень, предутренняя свежесть. За окном Алексеевна. Почему-то печальная и встревоженная. Но почему она молчит? Почему не заходит в дом? Наверное, не хочет будить взрослых. Ты так давно не приходила. Неужели у моей сребровласой Марии нет для меня ни словечка. Но я знаю, ты меня не бросила. Просто так надо. Она вглядывается в меня бесконечно любящим взглядом. И вдруг как всхлип. Отчаянно. Не мысли, не слова — прямо из сердца: «Ну как же я оставлю мою девочку!». Эта горечь моментально смыла все презрение к людям, всю окалину на сердце. Ее девочка! Ее девочка забыла, как это — видеть Любовь, нежиться в ее целительных игристых водах.

Утром мама сказала, что Алексеевна умерла.

На похороны детей не берут. Поэтому меня там не было. Но зачем прощаться с куклой, лежащей в ящике. Эти испуганные, растерянные люди никогда не видели настоящую Алексеевну. Только куклу в наряде няни. Разговаривали с куклой. Обижались на куклу. Или сами ее обижали. Этот странный мир вечно живущих, которые считают себя куклами. И страшно боятся, что с них сойдет краска. Или оторвется рука. И что когда-нибудь их тоже положат в коробку и будут плакать. А потом вернутся домой и станут решать свои, кукольные проблемы. Оставаясь несчастными, обиженными, растерянными и ничего не понимающими в этом кукольном мире.