Путешествие из пункта А в пункт А

Елена Счастливцева (2024)

«Путешествие из пункта А в пункт А» — юмористический приключенческий роман. Текст смешон и необычен по форме: его главные герои в значительной степени не являются таковыми, а лихо закрученная сюжетная линия необходима для связки, как лирических отступлений и экскурсов в прошлое, так и самостоятельных рассказов.События текста происходят до 202 года . Они разворачиваются в пятницу вечером и заканчиваются в воскресенье.Главные герои — уволенная продавщица Люська, охранник Коля и безработный ученый Рома, впавший в зависимость от своей сумасшедшей идеи. Ученый задумал совершить цепь рукотворных катастроф, из которых каждая последующая является следствием предыдущей. Главные герои отправляются в путь, чтобы предотвратить бедствия. По их следам идут террористы и силовики. Все они попадают в нелепые и комичные ситуации.Герои пересекаются с многочисленными второстепенными персонажами. Именно к последним приковано внимание автора. Текст был напечатан, журнал «Гостиный дворъ», №2, 2022г.

Глава 6. По просторам

Ночь на субботу

Коля с Люськой въехали в лес, деревья слились чёрными кронами в глухую стену, обрывающуюся неровными очертаниями в вышине. И что за этой стеной — бесконечность? Как и за серо-коричневыми облаками, застилающими небо? Есть ли ещё кто-нибудь во Вселенной, не считая разбойников, затаившихся в чаще, медлящих со свистом и гиканьем высыпать на дорогу? Возможно, у разбойников нашлись дела поважнее, и они не выскакивали ни после этого поворота, ни после следующего, и не рубили дерево, с треском и грохотом преграждая дорогу. «Странно, — думала Люська, — если выкинуть их из машины, а потом загнать её на запчасти, сколько можно выручить? Выгодно получается. Тьфу, какая глупость лезет в голову!»

Тихо, только работает мотор и сопит Рома, не ведая, в какую историю он втянул и себя, и Люську с Колей, ему сладко, ему хорошо. Люська вела машину предельно осторожно, опасаясь налететь на камень или попасть в перетекающие одна в другую, третью и дальше до постоянно отдаляющейся зоны обзора ямы с зеркально-чёрной водой, скользя по которой, жёлтый свет фар не проникает до дна.

Коля настойчиво гнал мысль о том, что делать, если пробьёт картер или хотя бы колесо. Согласно навигации, до ближайшей деревни километров семь, а там наверняка сидит какой-нибудь партизан или партизанка с нестареющей душой. Коля выключил телефон, сделалось темно и тревожно. Дед обещал, что довольно скоро будет другая дорога, но эта, проложенная сквозь пустоту, нескончаемо растягиваемая движущимся светом фар, оказалась бесконечной. Согревала надежда, что потом будет лучше. Но «потом» стало только хуже.

Машина полоснула светом пригорок, ощетинившийся соснами, елями и крестами, повалившимися или ещё крепкими, атеистическими колонками со звёздочками, с неувядающими пластиковыми венками и цветами. Люська ещё сильнее вжалась в сиденье, а реальный мир сузился до размеров её «копейки». Заглядывать в мистический триллер, ожидая появления упырей, зомби, выходцев с того света, сидя дома в кресле, значительно приятнее, чем путешествовать по родным просторам с ещё не остывшими следами ушедшей жизни.

Рогатый филин, не замеченный никем, прерывисто крутил головой над частоколами крестов, уставившись круглыми глазами в черноту, и вдруг, взмахнув широкими крыльями, исчезал, пролетая тенью между мохнатыми чёрными елями, над исторгающими струи тумана болотами, где редкие берёзы и сосны с каждым сантиметром роста извечным стремлением вверх приближают свою гибель, простирая корни глубоко вниз, в непрозрачно-бурые воды болота. Немигающим хищным взглядом, крючковатым клювом филин нацеливается на незадачливую крыску или мышку, чтобы вцепиться ей в тельце когтистыми лапами и насытиться кроваво-тёплой плотью.

Кладбище обещало в скором деревню, и она появилась, точнее, то, что от неё осталось. Все, кто в своё время из неё не уехал, легли рядом с ней в могилы, кладбище плавно перетекало в пологие сопки, чащу и поляны, тёмные, а потому враждебные, следящие мириадами ушей, глаз, вспыхивающих и гаснущих в темноте.

Всходящая луна отразилась холодным синим блеском в тёмных окнах пустых изб, раздвинула вкруг себя облака, образовав пустынную сизо-дымчатую поляну, расцвеченную по краям бледным радужным свечением. Машина проехала сквозь деревню, сквозь строй почерневших от времени домов, и никто не посмотрел им из окошка вслед и не окликнул. Только у самой земли всплыли из черноты сверкнувшие изумрудным фосфоресцирующим блеском два глаза, хотя, возможно, то был одичавший кот, нашедший прибежище в отдушине под домом.

«Копейку» провожала луна, низкая, круглая, без малейшего изъяна, гигантская, как в знойной африканской саванне. Застыв над дорогой, с чёрных небес смотрела она им в лицо бледно-жёлтым отражённым солнечным светом, а дорога, к которой они так стремились, вела к её лику. Иногда при повороте дороги луна пряталась от глаз за кроны деревьев, но обязательно являлась вновь, указывая путь к спасению строго по оси чёрного каньона, в котором они двигались.

Дорога представляла собой параллельно уложенные, для правых и левых колёс, бетонные плиты, где-то достаточно далеко серьёзно рубили лес, аккуратно обходя ивняк, ольху и осину, разгоняя зверьё и птиц, лишая и вырывая их с обитаемых мест.

И тут Коля закричал:

— Тормози, тормози!

Люська затормозила. Коля выбежал из машины, присел, включил фонарик на телефоне.

— Что там? — Люська высунулась, опустив стекло.

— Арматура, блин. Торчит из бетонных плит. Как они тут лес возят?

Люська выскочила из машины. Фонарик освещал почти под самым колесом острый железный шип, который она не заметила.

«Лёха нас отсюда точно не вытащит: сети нет, — мрачно размышлял Коля. — Связь не установить, даже если влезть на самое высокое дерево, а имеется ли она ещё и на шоссе, до которого километров пятнадцать-двадцать? Если что, придётся ждать до утра лесовозов. Это в субботу-то…»

— А как насчёт волков с медведями? — Люська озвучила и развила его невесёлые думы, только усугубив положение.

— Пусть приходят, мы им академика скормим.

Рома ни о чём не ведал, продолжая спать на заднем сиденье.

— Удачно остановилась. А сколько ещё таких хреновин? — Коля, кряхтя, выпрямился, сел за руль. С резвостью большей, чем когда выскакивала, Люська плюхнулась на сидение рядом с водительским, прильнув к лобовому стеклу. Коля бросил в её сторону беглый взгляд: на тёмном фоне чётко обрисовывался профиль со вздёрнутым к загнутым ресницам носиком… Но почти мгновенно переключился на дорогу: теперь всё зависело только от него, и одной осторожности здесь было явно недостаточно. Он завёл машину, откатил назад, а при движении вперёд свернул на обочину, песчаную, покато спускающуюся к кювету.

— Блин! — закричал он. Не слушаясь, машина юзом медленно сползала в кювет. Резко вывернув руль, Коля нажал на газ, но колёса прокручивались в сухом песке, и машина продолжала скользить боком. На повторном крике «Блин!» она всё-таки выехала на дорогу. Коля остановился.

— Иди посмотри, проехали мы по арматуре или нет.

Люська выскочила из тёплой машины в темноту, осветила фонариком глубокий след на обочине.

— Нет! Мимо прошли!

Люсь, — спросил её Коля, когда она вернулась в машину, — ты не помнишь, когда у нас индикатор бензина загорелся?

— Нет…

«Зачем свернули с шоссе? — винил себя Коля. — Куда, дурак, попёрся?»

Единственное, что его утешало, — это предположение, что красный индикатор бензина загорелся недавно и в кромешной тьме его трудно было не заметить.

Хотя шипы арматуры вылезали и нечасто, определять их, даже на невысокой скорости, было достаточно нелегко, тем более ночью, а попадались ещё и камни, и трещины в плитах, и ветки с тенями. Объезжая мнимую или настоящую арматуру по обочине, Коля не раз ещё замирал от мысли: «Всё. Хана. Свалимся. И Лёха не вытащит!»

— Как там академик? — поинтересовался Коля, чтобы отвлечься от мрачных дум.

— А его нет.

— В смысле?

— Так нет.

— Улизнул, когда мы выходили на дорогу? Блин! — Коля сорвался на фальцет.

Нет, не пронеслась мысленно перед Колей вся его жизнь, но он живо представил, как в тысячу приёмов, по миллиметру, разворачивается, рискуя сползти в правый или левый кювет, как медленно движется в кромешной тьме, вглядываясь с надеждой в каждый пень, оказавшийся не математиком, как возвращается с победой обратно, опять еле-еле развернувшись. А может, ну его на хрен, академика-то?

Перегнувшись назад, Люська вслепую шарила за сидениями.

— Тут он, как же он забился, одни ноги у окна торчат.

И так, от ветки к ветке, от одного шипа до другого, от правой обочины к левой, они выбрались на шоссе и дотянули до заправки, одинаково мокрые: один от напряжения, вторая от переживаний.