Стриптизерша

Елена Ровинская, 2011

Если бы Жадность знала, если б Любовь могла… Красавица-стриптизерша Ира переживает не лучшие времена. Ей почти тридцать и рассвет позади. Единственный выход из положения – выход замуж. Выбор, казалось бы, очевиден: из двух мужчин стоит выбрать того, кто готов жениться… Вот только все не так просто: на ее жениха имеет виды работница ЗАГСа… История о любви до смерти и смерти из-за любви. Содержит нецензурную брань.

Глава 3.

Пиво было теплым.

Ира допила, морщась, остатки. С силой вдавила банку в песок и тут же потянулась за новой. Пляж, бассейн и пиво, вот и все развлечения…

Солнце стояло в зените, однако здесь на берегу это ощущалось не так сильно, как у бассейна возле их дома. Там солнце просто вдавливало тебя в шезлонг, размазывало по нему раскаленной ладонью. Здесь, охлажденное свежим бризом с моря, его прикосновение становилось почти что нежными.

Солоноватый запах моря смешивался с дымом от жарящихся на жаровнях креветок и кальмаров. На лотке у «Севен-Элевен» через дорогу, жарили на гриле куриные окорочка и нанизанные на деревянные палочки, куриные сердечки.

Справа и слева слышались выкрикиваемые на корявом английском предложения торговцев едой и фруктами с лотка.

— Food, Madame? Food?

Побережье Паттайи жило своей дневной суетливой жизнью.

Торговцы сувенирами спешно навязывали загорающим кошельки из кожи «крокодила», покрывала с вышитыми слонами, и дурацкие шапки, — полосатые, с вытянутым вверх хвостиком, вроде той, что носил Буратино.

Народные «целители» — чудодейственные таблетки, которые гарантировали женщинам то потерю веса, то рост груди. А мастера татуировки хной, разрисовывали ничего не понимающих туристов, требуя взамен четыреста батт.

Побережье суетилось, спеша до заката успеть выручить как можно больше наличных. А солнце между тем уже окрашивало море в цвета расплавленной бронзы.

— Странно все это, — задумчиво пробормотала Ники, вдавливая в песок окурок. — Все так же, как было раньше, ничего не изменилось! И никто даже не заметит, что одним человечком на свете стало меньше. Только Машка попросила ее перевести в другую комнату.

— Ага, к Рульке! — Ира коротко усмехнулась. — Может, мне тоже попроситься к Стьяго? Я боюсь спать на том же самом этаже, где все произошло!

Ники не улыбнулась, продолжая чертить пальцем какие-то линии на песке.

— Меня другое поражает, — сказала Ира, вновь становясь серьезной. — Как можно так поступить с родителями? Ты представляешь, что они сейчас чувствуют?

— Тебе кажется, будто все родители такие, какими были твои. А есть и другие, как у Флори: отец — алкаш, который пьет и лупит их смертным боем и мать-мученица, которая заделалась иеговисткой.

— И все равно! Из-за Ивана Сергеича вешаться…

— Тебе ведь все равно, Ир. Тебе же плевать…

— Плевать или нет, но я не понимаю. Я бы так ни за что не поступила!

— А представь, если бы Стьяго был женат и с детьми!

— При чем тут Стьяго?

— При том, что ты с ним уже три года расстаешься, потом снова напиваешься и возвращаешься. Когда-нибудь, он не выдержит и даст тебе пинка под зад. И вот тогда, Ирочка, ты запоешь по-другому.

— Если бы… Ты же знаешь, как тяжело работать, когда на тебя твой парень смотрит. Работал бы он в ресторане, как Машкин Рулька, это еще куда не шло. Но когда он у нас ди-джеем работает… Ты же знаешь, какой он бешеный — хуже Ивана Сергеича. Мне и без того тошно, как подумаю про свой возраст, да про то, что идти некуда, хоть вешайся. А денег, с тех пор, как Стьяго крутит нам диски, у меня едва хватает на уколы от целлюлита.

— Деньги в жизни не главное.

— Да-да, знаю. Главное, это — любоф-фь. До гроба. Как у Ромео и Джульетты.

Ира поджала губы, слегка дернув при этом головой. Сделав большой глоток пива и поднялась.

— И что ты собираешься делать?

— Пойду, куплю еще пива…

— Да нет, со Стьяго.

— А что я могу с ним сделать? — спросила Ира, игнорируя последний вопрос. — Жениться на мне он не может, а просто так жить с ним в Германии я не могу. Вот и сказке конец.

— Но почему он не может на тебе жениться?..

— Потому что его папочка — итальянец, а я трясу голыми сиськами и танцую приваты. И что скажут-скажут! — она раздраженно вскинула указательный палец, — что его девушка — проститутка. Такой не место в семье благочестивых католиков…

Ники поморщилась. Грань между показом своего тела и его продажей была слишком тонкой. Она и сама стеснялась своей профессии, а потому слова Стьяго, пусть даже и не им лично сказанные, причинили ей боль.

— Мы — не проститутки! — свирепо начала было Ники, но тут же умолкла: прямо к ним, торопливо перебирая пухленькими ножками, бежала Джессика и ее грудь тряслась в чашечках лифчика, как желе.

— Девочки, мне та-ак стыдно! — вопила на бегу Джессика.

— Застрели меня, — простонала Ира.

— Я сейчас выхожу из воды, смотрю: тот мужик, с которым я вчера в эскорт ходила, идет. Та-а-к стыдно, девочки, ужас! Спрячьте меня!

— Иди в пень, Джессика, — раздраженно отталкивая от себя холодное мокрое тело, пробормотала Ира. — За что тебе стыдно? Что ты вчера всего с одним индусом вчера в эскорт сходила?!

Глаза Джессики округлились. Гримаска невинной девочки заставила ее лицо разгладиться, рот приоткрылся, ресницы хлопнули дважды.

— А не надо этого стыдиться! — почти нежно сказала Ира. — Если не умеешь зарабатывать головой, зарабатывай другой дыркой, только целочку из себя не строй!

— Голова — не дырка, — обиделась Джессика.

— Смотря у кого! — резонно ответила Ира, поднимаясь. — И сделай так, чтоб, когда я вернусь тебя не было, хорошо?

Девушки проводили взглядами стройную фигуру Иры, которая прошмыгнула между раздвигающимися стеклянными дверями в «Севен-Элевен» и прямиком направилась к холодильным шкафам с пивом.

— Почему она на меня так злится? — спросила Джессика. — Это все-таки, она меня ударила!..

Подруга замялись.

— Завидует. На нее индусы внимания не обращают.

Джессика немного подумала, старательно прикрывая лицо широкими полями шляпы, после чего ее миловидная, но на редкость глупая рожица вновь появилась на свет.

— Я все рассказала Тане, — таинственно прошептала она.

— Что именно?

— Что Ирка меня вчера ударила…

— Гос-споди! — Ники взволнованно села, обхватила колени руками. — Она тебя не ударила… Она тебя похлопала по щеке.

— Нет, ударила! — перебила Джессика. — Я подошла к мужику, с которым она сидела, а она дала мне пощечину.

Ники нервно прищурилась.

— Это тебя Валентина научила, что сказать?

— Валентина тут ни при чем! — Джессика уставилась на свои ноги.

— А я так думаю, что «при чем». На этой работе, дурочка, друзей нет. И если Валентина с тобой дружит, значит ей что-то нужно. Но поверь, что когда ты перестанешь быть ей нужна, она тебя выбросит, как использованный гандон.

— Ты так говоришь, потому что Ирен — твоя подруга! Но это еще не дает ей права бить меня по лицу…

Сзади внезапно звякнули друг о друга жестянки. Девушки рывком обернулись, как застуканные за чем-то непристойным, две школьницы.

— Ой! — пискнула Джессика, глядя на Иру так, словно та на ее глазах превращалась в Годзиллу. — Ты вернулась?

Ира не ответила: она сосредоточенно крутила головой в поисках чего-то, судя по выражению лица, важного. Видимо ее взгляд набрел на искомое: лицо Ирен просветлело и она сосредоточенно рванула к, только что закончившим волейбольный матч, мужикам.

— Можно у вас мячик попросить? На секундочку?

— Такая девушка, как вы должна не просить, а приказывать, — галантно ответил владелец мяча — сурового вида мужчина средних лет, чья манера говорить и обилие синих татуировок на заросшей седой шерстью груди, выдавала в нем выходца из крутых девяностых.

Ира поймала брошенный ей мяч и, подкидывая его на пальцах, вернулась к Джессике.

— Ударила тебя по лицу, говоришь? — спросила она так нежно, что Джессика про себя отметила: не стоит вызывать ее на еще большую мягкость.

Ира легко вскинула мяч, подняла руку и по волейбольному, четко и сильно, послала мяч в ствол одной из растущих вдоль набережной кокосовых пальм.

Звонко бумкнув о ее ладонь, мяч стрелой метнулся вперед, еще раз громко ударившись о ствол пальмы, вернулся в пославшие его руки.

— Если я тебя ударю, Джессика, — мягко начала Ира, поигрывая мячом, — у тебя башка отлетит.

Последние слова она произнесла быстро и настолько уверенно, что храбрость изменила не только Джессике, но и сидевшей рядом с ней Ники.

Джессика испарилась быстрее, чем вернулся к владельцам мяч.

— Гос-с-споди, — проговорила Ира, — и где только таких дур делают?..

— Дома, — ответила ей Ники. — Под одеялом.

Они рассмеялись, потом осторожно чокнулись запотевшими в один миг банками «Чанга», после чего дружно сделали по глотку.