Парень для «Sекса»

Елена Ровинская, 2016

Карты обещали мне, что в России секс всегда будет дэ* (можно). И не соврали ли ведь! Будет! Правда, в газете, рубрикой. А еще они обещали мне замуж за Диму К., неужели, тоже только в газете?.. ** Продолжение книги "Секс андэ!" После выхода книги про саму же себя, бывшая хостесс Лина работает журналисткой Леной. И все у неё теперь новое. Работа, подруги, друзья… Только любовь одна. Та же. Содержит нецензурную брань.

«Помоги себе… коленом»

Ангелина ЗЛОБИНА

«…Времена меняются. Люди тоже. И если во времена наших бабушек девушке надлежало быть милой и скромной, то теперь все иначе. Самое главное, что должна уметь девушка — это постоять за себя. Равноправие, понимаете ли. Теперь мужики на равных выясняют с нами отношения.

Не знаю почему, но из двадцати парней, которые пытаются завязать со мной знакомство, подходящим оказывается лишь один. Двадцать первый. Зато слизняки и уроды всех видов всегда наготове.

— Извините, а вы не с физмата? — тощий мелкий и с большой головой. Тихий ужас!

Я его сразу вежливо предупредила, что жду друзей, что понятия не имею, при какой температуре кипит квадратный угол, а посему разговаривать нам не о чем.

— Знаешь, как умную бабу отличить от дуры? Очень просто! Если женщина умна, то ее в мужчине привлекает ум, а если дура набитая, — испепеляющий взгляд в мою сторону, — то мышцы и деньги.

Мышц у него явно нет, денег — скорее всего тоже. Да и вопрос об уме — остается открытым. Пытаюсь объяснить, что если он лично кому-то не нравится, это вовсе не означает, что она — дура. (Может, у нее, просто хороший вкус!) Его взгляд сквозь круглые очочки из пламенно-презрительного, делается оскорбительным.

— Да? Значит, тебе нравятся качки? И что же, я их вокруг не наблюдаю? Не сезон?

— Ага. Вокруг одни задохлики.

— Не надоело на вход смотреть? Не придет твой любовник, он тебя продинамил, — шипит очкарик.

Я резко встаю, но он словно клещами вцепляется в мою руку. Браслетка от часов чуть ли не врезается в кожу. Это больно и… страшно. Маньяк Чикатило тоже был обычной «бледной спирохетой», а вдруг этот тип!…

Тут же паника и мороз по коже. Если я даже уйду, он меня на улице подкараулит, или до подъезда проводит и… А потом похороны в закрытом гробу, если найдут!

Я с ужасом смотрю сверху на повернутое ко мне бледное чело с залысинами у висков и тут…

Ой, ну кто сказал: «Тебя спасает Мужчина моей мечты?» Я тут случай из жизни пересказываю, а не сцену из дамского романа…

Просто на меня находит жуткая злость и обида на жизнь. Да чтоб меня! Этот слизняк!!!

Он сидит, я стою. Мое колено резко врезается куда-то между его очками и воротником свитера. Больно, до одури! (Угораздило же попасть ему в нос коленной чашечкой!) Но не только мне: он даже запястье мое отпустил, чтобы за свой нос схватиться! Я отскакиваю назад и натыкаюсь спиной на что-то большое и твердое — нашего друга Максима…»

— Пикассо, — сказала Ирка, когда под каким-то предлогом зашла в мою комнату и стала читать. — Определенно Пикассо! Что, перемирие закончилось?

— Не понимаю, о чем ты!

— Все ты понимаешь… Думаешь, если ты напишешь, что он задохлик и получил в нос, он ни разу не догадается?

— Он и не догадается. У нас другой диалог был. Но в ту же тему.

Она села на край стола, задвинув бедром выдвижную доску с клавиатурой.

— Из-за чего вы опять сцепились?

— Думаешь, ему нужен повод?!

Мне не хотелось рассказывать ей про Женю и ту историю, которую рассказал Тимур. И объяснения, которых я попросила, а Дима с радостью дал.

— Думаю, да, — ответила Ирка.

— Нет! Я сидела и ждала вас. Но вместо вас пришел этот придурошный!..

…я сделала вид, что не вижу его. Тогда Кан просто сел за мой столик и, по праву сильного повернул за подбородок к себе. Сказал, что у меня такое лицо, словно я обдумываю экзистенциальную философию Сартра. А я ответила, что Сартра переоценивают и истинный спец по тяжести бытия — это Кьеркегор.

Диму порвало в клочья.

Как Долотова на планерке, когда я намекнула, что Макс умеет читать. Он достал из кармана серебряный «паркер», придвинул салфетку и сказал, что если я трижды напишу без ошибок «Кьеркегор» и «экзистенциальная», то он лично приведет ко мне Спиридонова.

Если понадобится, в цепях. Прям со льда снимет и прям в коньках приведет.

Вспомнив, как Спиря, подавился коктейлем и показал свою знаменитую скорость, я яростно вгрызлась в свой маникюр. Кан и в самом деле, садист какой-то.

Когда я дома, смотрю на него в окно, мне кажется, что Дима — все еще Дима. Простой, красивый, талантливый. Гордость родителей, потенциальная надежда областной хирургии. И мне всегда очень сложно взять в толк, что Дима теперь не Дима, а Матрица. И все эти слухи о том, что он тут творил. И то, как разговоры смолкают, когда он входит в приличные, не мафиозные заведения.

— Что я ему сделала?! Его дебильные шутки никто в округе не понимает. Спиря теперь подумает, что я в него влюблена.

— И че?

— Ниче! — огрызнулась я. — Он специально меня позорит при мужиках! Ты помнишь, как он повел себя в «Русской кухне».

— Дай ты ему уже, — Ирка чуть улыбнулась, не сводя с меня глаз.

Я истерически рассмеялась. Мысль о том, что Дима придирается просто потому, что я ему не даю, была настолько нелепой, что даже льстить не могла.

Если бы он хотел… Ну, хоть капельку… Я давала бы ему на любой поверхности, к которой можно прислониться, облокотиться или прилечь.

— Весь город шепчется, будто бы между вами…

— С чего вдруг?

— Он на тебя искрит, как оборванный провод.

— Ира! — сказала я. — Искрит он с Поповой. Меня он просто чмырит!..

— Санины пацаны постоянно о тебе спрашивают, — кусая губу, объявила Ирка. — Познакомиться, все дела. Просто слегка опасаются из-за твоего друга.

Я обозлилась от горького, словно желчь, разочарования. Стоило самой становиться стройной, чтобы с такими спать?!

— Я не хочу знакомиться с его Друзатыми Пузьями, даже не уговаривай. Пусть опасаются.

— Да почему — нет?! Я же тебя не в сауну зову, в ресторан. Нормальные мальчишки. Просто сходим покушать.

Меня передернуло от слова «покушать». Вернуло к мысли, пожиравшей меня изнутри.

Я помолчала, прокашлялась.

— Слушай, Ир, мне не до того. У меня проблемы с работой.

Глава 4.

«На острие ножа»

То, что Шеф раздумывает о том, чтобы меня уволить, выяснилось недавно.

— Вот я же чувствую, что вранье, — говорил он, постукивая пальцами с зажатой между них сигаретой, по своему монитору, на котором светился огромными буквами мой маленький текст. — Ну, не бывает таких упоротых дур…

— А-а-а, — я обреченно рассматривала руки, — я же вам говорила, что у меня секса нет.

Мне было ужасно стыдно. За то, что я написала правду и за то, что моя правда настолько убогая, что Шеф усомнился в моем существовании.

— Ну, ладно, — его измученное похмельем лицо было бледным и мрачным. — Допустим… Не могу же я в самом деле заставлять тебя трахаться хрен пойми с кем… Но что насчет «Спорта». Почему, когда все остальные верещат о том, что твой друг Спиридонов приглашен в сборную, мы пишем о каком-то Хрен-пойми-ком по имени, — Шеф полистал прошлый номер газеты и чуть прищурился, отводя голову в сторону, как делают все молодящиеся мужчины, которые не носят очки. — Андрей Нагайкин… Почему ты не берешь интервью у Спири?! Какие у тебя на его случай отмазки?

Я покраснела.

После нашего последнего интервью, на которое Спиря не пришел, я с ним принципиально не разговаривала. Уже три месяца. Да, я сама была виновата в том, что вообразила, будто бы он прибежит на час раньше, вскидывая колени, как Золотой Антилоп. Да, он извинился и все объяснил. Но ложки нашлись, а осадок остался.

Кто вообще мог знать, что это Хер-знает-кто из Башкирии, вдруг станет Вадимом Спиридоновым, лучшим бомбардиром по итогам первого же круга?..

— Мы с ним это, не ладим, — сказала я. — Он меня не любит…

— Ровинская, я тебя туда посылаю не для того, чтобы он тебя полюбил! — строго напомнил Шеф. — Ты ни хера не делаешь, кроме как тырить новости из Инета, сидеть в «аське» или на плече у Светки в дизайн-бюро. Да, ты хорошо пишешь, и ты талант, и все такое, но у меня тут уже одна пейсательница работала. Твоя подруга Богданова. Поэтому я тебе говорю конкретно: либо ты мне в следующий номер пишешь интервью со Спирей, либо заявление по собственному желанию! Выбирай.

***

— Ты реально готова потерять работу, лишь бы не брать интервью у Спири? — Ирка была, мягко говоря, шокирована.

— Я не могу! Ты слышала, что я тебе рассказала? Что Кан мне в «Пуле» вчера сказал?!

— Да какая разница, что там Кан сказал? Было бы проще и гораздо легче, если бы ты пересилила свое тщеславное самолюбие и просто за себя извинилась. Перед Спирей, я имею в виду.

— За что это?! За то, что посмела влюбиться в его Светлейшество? Я к нему по делу ходила, а он на интервью не пришел.

— Он извинился! Он же тебе сказал, что тренировку отменили. Что думал, ты в курсе и не придешь!

— Да, как же…

— Опять ведешь себя, как овца в квадрате!

Я молчала, стиснув зубы, как можно крепче.

— Я просто с ним не здороваюсь.

— Так вот просто, да? Ты? И рожи не корчишь? И гадости на гостевой про него не пишешь?..

— Гадости на гостевой пишет Боня. А рожи… Он же сам, первый, начал! Сказал, я скоро буду из его тарелки выскакивать. С диктофоном! Что мне оставалось делать? Глотать и радостно улыбаться? Ты же знаешь, что я за ними не бегаю. Просто так получилось, что были два интервью подряд… Первое я для «Советского спорта» делала, в начале сезона, а второе…

— Спиря? Этот человек, который расталкивает людей локтями, чтобы пробиться к камере? Сказал, что ему надоело давать интервью? Серьезно? В лицо тебе сказал?

— Ну, не совсем… — я чувствовала себя немного неловко. — Он Аркаше сказал, а Аркаша — мне…

— Не, ну Аркаше я верю! — перебила Ирка, яростно мешая чай. — Это тот самый Аркаша, который к тебе свои яйца подкатывал? Который потом рассказывал Джерри Маккарти, что ты мечтаешь выйти замуж за американца? Тот, что рассказал Роджеру Весту, что ты — ко всем легионерам одинаково страстно и трепетно пристаешь с экскурсиями по городу? Тот Аркаша, который на пленке интервью с Вадиком ходит вокруг и отпускает едкие комменты? Лен, я стесняюсь спросить, но… ты — ебанутая?!

Я открыла рот и застыла, думая над ответом.

После того, как Аркаша меня на Новый год пригласил, а я ответила, что он не в моем вкусе, он разорался прямо в телефонную трубку, обозвав меня тупой шлюхой и меркантильной свиньей. С тех пор мы с ним немного не ладили.

— Но веришь тому, что он говорит о Спире.

— Просто мне стыдно идти к нему, Ир. Я вообразила, будто ему понравилась. И меня прямо коробит.

— Что такого позорного в том, чтобы влюбиться в — красивого, очень обаятельного хоккеиста? Холостого, к тому же? В него все влюбляются. Если бы ты за ним бегала, как Бонька за Вестом, я бы еще понимала, что тебя бы коробило. Но ты же за ним не бегала. Да, позволила себе немножечко размечтаться. Но что с того? Он виноват, что с тобой ни один симпатичный парень не был приветлив? Просто так, ничего при этом не имея в виду? Нет ведь, не виноват. А ты, по сути, ведешь себя, как Аркаша: зеленым виноградом плюешься, а сама даже надкусить не смогла.

— Спиря меня пошлет, — поморщилась я. — И Шеф все равно уволит, а я уже не смогу показаться в клубе…

— Нет, он тебя не пошлет. Давай начистоту. Спире ты глубоко безразлична. Он, конечно, давно решил, что ты — ебанутая, но это вряд ли крадет его покой по ночам. То есть, по сути, ты — просто журналистка, которая очень странно себя ведет. Если ты сейчас вежливо подкатишь к нему с диктофоном, он себя пересилит. По сути, Кан ничего такого и не сказал. Можно всегда приколоться, что он имел в виду интервью. Он же не говорил, что в постель к тебе его сунет… Не наворачивай.

— А вдруг он понял и подумает, что я к нему пристаю?

— Ты невротичка, — невозмутимо сказала Ирка. — Во-первых, он хоккеист и не умеет думать, — она хихикнула. — Во-вторых, возьми с собой томик Кьеркегора и напиши на нем «экзистенциальная». Блядь, Лена, как можно на каждом шагу огрызаться с Матрицей, но при этом бояться какого-то хоккеиста?

— Дима мне ничего не сделает.

— Дима уже заложил фундамент под новый торговый центр «Елена». Звони, давай!

После большой порции валерьянки и маленькой репетиции, я сняла трубку, малодушно моля богов, чтобы Спиря был занят.

Он был свободен и настроен на разговор. После второго «Алло?» в динамике, Ирка ткнула меня ногой.

— Привет, Вадим! — воскликнула я, сдавив в кулаке свое малодушие. Сердце колотилось словно теннисный мяч в стиральной машине, выбивая из легких воздух. — Это Лена Ровинская беспокоит. Из газеты…

— РОВИНСКАЯ?!! Ровинская?! Ро-вин-ская? — с пониманием откликнулся нападающий. — Да ты совсем охренела?!

Это было намного легче, чем я того ожидала. Булавочный укол, вместо кола в грудь.

— Это сейчас было обидно…

Спиридонов подавился сардоническим смехом. Я шумно втянула воздух. Он замолчал. Выдавил:

— Ну, ты даешь, Ровинская!

Кухня качалась. Стыд уходил. Я не понимала, чего ради все эти месяцы тупила, стараясь скрыть от него, что втрескалась. Что с того? Что такого смешного в чужой любви, когда тебе ее не навязывают, как ненужный товар на китайском рынке?

— Не всем. Сказать по правде, вообще не даю, потому что никто не просит. Вот подумала: позвоню Вадиму, может он мне даст? Он же всем дает… в смысле, интервью.

Вадим засмеялся вновь.

— А-а, точно! «Это — Лена, она у всех берет». «Что, прямо у всех!?» «Ага… Да нет! Интервью!».

Я тоже расхохоталась. Стало легко и просто, как в тот вечер, когда он еще не был восходящей звездой. Когда мы с ним уютно сидели на ступеньках у Ледового дворца спорта, болтая словно две кумушки. И как вечерний воздух сладко пах дымом и увядающими листьями. Легкий бриз душистыми пальцами касался его белых, как лен волос…

…Ирка аккуратно, словно боясь разбудить лунатика, вынула из моей руки гудящую трубку. Сунула под нос листок, где были написаны дата и время встречи.

— Видишь? Все на мази!

ФЕВРАЛЬ, 2003 год.

Часть четвертая, в которой я узнаю о Скотте, встречаю Женю, получаю глоток любви и ушат помоев.

Глава 1.

«Жена и Женя»

Офисных зданий еще не строили; большинство маленьких фирм скупало первые этажи обычных жилых домов. Чего только не «заселяли» в спальные районы: круглосуточные магазинчики, парикмахерские, агентства по продаже недвижимости и ритуальных услуг…

Дима с «коллегами» устраивали «продажные офисы».

Тот, где в данный момент находилась я, располагался в самом сердце спального района на Постышева. Над танцзалом, в котором мы с девчонками все лето разучивали шоу, чтобы его ни разу не станцевать.

Сидя у низкого столика, на отапливаемом полу, я занималась таким же бесполезным трудом: подписывала новенькие, остро пахшие типографской краской, книги. «С благодарностью фирме «Восточный экспресс»! С наилучшими пожеланиями, Елена Ровинская». В пятницу книги пришли в Хабаровск из типографии, а в субботу утром Дима забрал меня из дому и отвез в свой «продажный» офис. Выдал несколько маркеров и пару коробок книг.

Конечно, он мог поступить, как поступали в хоккейном клубе, — когда за расписывание футболок в подарок фэнам, садились те, кто оказывался поблизости: уборщицы, точильщики коньков, охранники и пресс-аташе.

Но Дима так просто решить проблему не мог.

Димино честное сердце нервно подрагивало при одной лишь мысли! Подделывать чей-то автограф! Господи, да ни в жизнь!.. Это же не брюлики в Корею контрабандой возить, в обход налоговых деклараций. Это же не девками торговать, прикрывая торговлю пушками. Всему есть предел! Дима знал, когда подвести черту. Так он мне и сказал. Потом велел:

— Собирайся!

Он взял сразу тысячу экземпляров, вместо изначально оговоренных пятиста, — пятую часть всего тиража. И вот уже целую вечность, я сидела в большой теплой комнате, где когда-то давно, в другой жизни, плясать училась. Сидела, скрючившись, как в корейской чуфалке и подписывала книги.

Время шло, гора на столе росла, но книг в коробках не убывало. Похоже, они там сами себя клонировали. Время давно перевалило за полдень, сгущались сумерки… Контуры маркера навечно впечатались в пальцы. Морщась, я то и дело массировала руку. Сидеть на перед низким столом было так неудобно…

Я больше не была благодарна Диме. Я его ненавидела. И чем сильнее я пыталась подавить неприязнь, тем хуже у меня выходило. В итоге мне стало казаться, он специально так много книг взял. Чтобы поиздеваться. Логики в этом не было. Лишь слепая уверенность в том, что все, что он делает, якобы для меня, в конечном счете, выходит мне боком.

За дверью слышались голоса.

В дверь офиса то и дело звонили, и я догадывалась, что сегодня будет просмотр. В этом мне виделось особо изощренное издевательство: ведь он же знает, КАК я хочу обратно. Знает и только поэтому не выпускает меня…

Я провела рукой по лицу. Рука, казалось, пропиталась его парфюмом: помогая мне выбраться из кабины высоченного джипа, Дима взял меня за талию и мне пришлось опереться на его плечи. Первые мужские плечи за последние два с половиной года. Широкие и крепкие. Я вздохнула, вспоминая сей волнительный миг. И тот, когда он взял меня за талию так же крепко и еще крепче уложил на диван…

Ненависть снова пошла на убыль. Вот бы он сделал это сейчас… Взглянув на часы, я поднялась и стала собирать подписанные книги в коробку.

В коридоре уже гудело и щебетало. Я высунулась по пояс, чтобы позвать секретаршу, которая как раз бежала к дверям. Но… она распахнула дверь и извиваясь всем телом, взвизгнула радостно:

— Дмитрий Сергеевич!

И Кан улыбнулся ей.

Кан! Ей! Улыбнулся!!! Даже лицо не треснуло. Моя челюсть выпала и разбилась об пол.

Стало грустно и как-то гадко внутри. Быть может, Шеф был прав? Все дело не в нем, во мне! Он только со мной такой. Застывший, как труп в морозильной камере.

«Он всем улыбается, — сказал в голове чей-то голос. Манерный и пафосный. Это была Леночка, мелькнувшая как-то в Южной Корее. — Работа у него такая».

Тогда я ей не поверила, теперь сама наблюдала. Кан улыбался. Всем. Тепло и сердечно. Он так на своей свадьбе невесте не улыбался! Решив, что перенюхала типографской краски, я незаметно ущипнула себя. Сердечный Кан не исчез. Стал еще сердечнее.

— Ой, мамочки! — прошептала маленькая блондинка рядом и отчего-то вцепилась мне в руку. — Какой он красивый, правда?

«Как жопа сивый!» — ревниво подумала я. Но вслух сказала:

— Да, просто пиздец, какой!..

Дима, все еще улыбаясь глазами, повернулся на голос блондиночки и… заметил меня. Это было нетрудно. Я была на голову выше всех остальных. Сердечность смыло волной. Его лицо затвердело, вытянулось, застыло.

— Ты все? — спросил он вежливо и очень официально.

Я молча посмотрела в холодные акульи глаза.

— Только половину.

— Ладно, иди эээ… Толян! — крикнул он в открытую дверь, так и не решив, куда мне идти. — Зайди-ка сюда!

Он как-то странно держал себя. Словно пытался кого-то собой закрыть. Я тут же насторожилась. Чуть отклонилась в корпусе. За Диминым широким плечом торчал какой-то смутно-знакомый «ежик» и низкий лоб. Я отклонилась еще сильнее, как Нео от пуль, и чуть не свалилась на пол.

— Женя!

Глава 2.

«Не станем портить твои диваны!»

Женя тоже выглянул из-за Димы и посмотрел на меня.

Равнодушно и холодно, как на стену. Словно борец сумо перед боем: полный, свирепый и напряженный. С блаженной улыбкой дурочки я помахала ему рукой. Мой маленький корейский пупсик-убийца. Кан чуть ли инеем не подернулся, пытаясь меня презрением заморозить.

— Ну, я! — я смущенно взбила прическу. Мои волосы еще не до конца отмылись от красной краски и были светло-оранжевыми. — Жена твоя. Лина!

Кореец прищурился, потом его лицо расплылось в широкой улыбке. Хлопнув себя по пузу через пальто, он громко расхохотался.

— Жена! Худая — ноу толстая! — кулаком он саданул Диму в предплечье и подмигнул ему. — Жена помню? Проблемная? Хочу — не хочу. Я ноу понимать!

Любовь снова вспыхнула ярким пламенем. Вспомнились обещания постоянно отсутствовать и избегать супружеского секса, Сеул, его дорогие костюмы… Меня перемкнуло.

— Хочу, хочу! — извиваясь, как Димина секретарша, я подскочила к Жене и сама себя поместила в кольцо его коротеньких рук. Женя прижал меня к груди и без напряжения поднял в воздух. Я здорово похудела, что уж там говорить. Девки таращились на меня, как на цирковую артистку. От Кана волнами исходила тьма.

— Слезь с него, — приказал он сухо и чуть ли не за шиворот меня оттащил. — Что за театр?!

— Он — хванасо, — пожаловалась я Жене. Злой.

— Дима? — искренне удивился тот. — Ноу злой! Дима — гуд!

Я только головой покачала.

— Он мне сказать: «Убью!»

Дима показал зубы. Мне. В гримасе, призванной срочно изобразить улыбку. Улыбка вспыхнула и трансформировалась в оскал. Толкнув плечом дверь, через которую я только что вышла, Дима втолкнул меня внутрь, — спасибо, хоть не ногой, — пропустил Женю и запер дверь.

— Че ты опять за херню творишь?! — взорвался он громким шипением.

— И я скучала, любимый, — бесстрашно сказала я и сложила губы, словно для поцелуя.

— Дима качи? — спросил, хитро улыбаясь несостоявшийся муж. — Вместе?

— Нет, — отмахнулась я. — Секс андэ!.. Вези меня назад, к Ю Сынг Джуну.

Это певец такой, знаменитый. Из-за которого я уехала.

Женя расхохотался:

— Корея работать хочу?

— Возьмешь меня?

— Утихомирься! — прошипел Кан; как батарею прорвало в горле. Надо мной обои пузырями пошли. — Я те сказал, что ты не поедешь? И ты не поедешь, если я так сказал!

— Почему нет? — спросил Женя. Как-то странно прищурился, затем что-то быстро и резко спросил.

Дима выдохнул, медленно выпуская ярость и так же медленно, глубоко вдохнул, обретая дзен. Затем, заговорил по-корейски.

Я разобрала кучу слов. Чингу — «друг», саранхи «любовь», Хангук — Корея, американец… То ли Кан объяснял, что я корейцам не друг, то ли жаловался, что люблю я американцев. Женя удивленно вскинул бровь. Потом сочувственно потрепал меня по плечу и заглянул в глаза:

– Пур бэби… Тогда стэй здесь.

Я как-то не поняла, с чего я вдруг, такая бедная крошка, и вопросительно посмотрела на Кана.

— Я сказал, что группа ученых обнаружила в твоем черепе клетку мозга и пытается ее клонировать, — спокойно объяснил Дима, и я не поняла, шутит он, или на самом деле такое ляпнул. — Поэтому тебе нельзя уезжать из Хабаровска.

Женя что-то еще сказал.

— Он говорит, что удивлен тем, что у тебя вообще была целая одна клетка, — увлекся Дима.

Женя так горячо кивнул, словно на самом деле именно так и сказал. Добавил сокрушенно:

— Красивая герл всегда ебанютяя!

Я хмыкнула… Ему до сих пор, как видно, не объяснили, что это грубое слово. Женя пользовался им легко и непринужденно, как словом «глупышка». В отличие от мистера Кана, который тем же словом пользовался по делу, он явно не хотел меня обижать.

— Согласен! — душевно ответил Кан.

— Что он тебе сказал?!

— Напомнил, как ты «работала».

— Американ бой помню? — спросил вдруг Женя и Дима снова умолк и заледенел. — Сёуле, ты и бой качи? Итэвон?.. Бой тюрьма сидети!

Боль хлынула, я отшатнулась, прижав ладони ко рту. Кан опустил глаза и так крепко сжал зубы, словно крепился, чтобы не ляпнуть очередную остроту.

— Бой — негр убить, — Женя провел большим пальцем по горлу. — Полиция его арестовывать.

— Ончже? — спросила я одними губами, хотя в глубине души все время знала когда.

Вот, почему он не позвонил.

— Мула… Не знаю. Полиция приходить мотель. Помнишь, я тебя ждать?..

Улыбка дрожала, распятая на губах. Я плакала и смеялась. Женя беспомощно топтался рядом со мной, явно сожалея о том, что все мне сказал. Я внутренне умирала и ликовала одновременно: Скотт не бросил меня!.. Скотт был в тюрьме…

Сдохни, Димочка!

Кан вдруг меня обнял и, усадив на пол, дал свой носовой платок.

— Все, все. Не смейся так… — что-то в сторону по-корейски.

Я подчинилась, вытерла слезы, прижав колени к груди. Это было самое печальное и в то же время, прекрасное из всего, что Женя когда-либо говорил мне. Скотт не бросил меня. Не бросил! Самое трудное было не запрыгать сейчас, показывая Кану «факи» и вереща: выкуси-выкуси! Потом до меня дошло.

— Ты знал! — прошептала я. — Ты знал это! Вот о чем ты тогда говорил в спортзале!..

Дима мрачно поглядывал на меня, прислушиваясь к тому, что происходило за дверью. Его девушки выкрикивали фамилии, раздавая кандидаткам бумажные номера.

— Мне жаль, — сказал Кан, присаживаясь на корточки. — Я думал, ты была в курсе…

Его теплая ладонь легла на мое колено. Оно превратилось в пудинг. Скотт забылся. Запах парфюмаа, которым я обрызгивала подушки в номере, Диминого парфюма, бил по обонятельным нервам. Хотелось схватиться за его плечи; опрокинуться на спину, притянуть его на себя…

— Ни хрена тебе не жаль, — ответила я, и дернула ногой, пока он не понял, как сильно я завелась. — Не прикасайся ко мне, скотина! Ты знал, что он не бросил меня, но все равно, все равно меня унижал!..

Он убрал руку и встал.

— Футболисты двух негров подписали, — сказал он сверху, ничего не выражающим тоном. — Хочешь, я кого-нибудь из них грохну? Или, обоих?.. Просто так. Чтоб тебе приятное сделать.

На миг я онемела от его подлости. Так вывернуть все! Скотт не убивал того негра, он меня у него отбил. Если он и убил его, то совсем не нарочно. В ярости… Потом я похолодела: вспомнила, как сама ударила. Пнула в лицо. Ногой.

Быть может, Скотт меня выдал? Или, наоборот? Не выдал?..

— Хочешь мне приятное сделать, застрелись сам, — прошипела я, преисполнившись ненавистью.

Дима издал горлом странный звук. Вроде того, что издает раковина, подавившись водой и картофельными очистками. Медленно выдохнул:

— Будешь так говорить, ударишься. Лицом о ковер.

Я мысленно пожелала ему удариться лицом об автобус. В дверь постучали. Толя…

— Босс, звал?

Кан медленно, как во сне, обернулся.

— А-а-а, да. Забери вот эти коробки. Надо по городу будет раскидать, — он наклонился и как котенка поднял меня на ноги. — Пойдем-ка поговорим, в мой офис.

Я выдернула руку.

— Давай не будем портить твои диваны!

Дима дернулся. Открыл рот. Закрыл рот. Махнул на меня рукой и вышел. Охранник зыркнул в упор, исподлобья, но ничего не сказав, поднял с пола коробку.

Я осталась одна.

Глава 3.