Учитель для ангела

Елена Райдос, 2022

Хотелось ли вам когда-нибудь поменяться местами с героем полюбившейся книги, фильма или компьютерной игры? Оказаться в его сказочном или виртуальном мире, примерить на себя шкурку аватара и окунуться в с головой в игровую реальность? Увы, наши технологии пока не достигли такого уровня, а вот для обитателей одного из высших миров под названием Аэрия эта задача уже давно решена. Для них Земля как раз и является игровой площадкой, куда они регулярно отправляются поиграть в аватаров, а некоторые настолько увлекаются, что даже забывают свою истинную природу. Чем же их так привлекает наш мир? Может быть, мы чего-то не знаем?

Глава 1

В полутёмной комнате пятачок рабочего стола, освещённый стоваттной лампой, сиял словно маленькое автономное солнышко. В самом центре круга на подставке под лупой переливалась всеми цветами радуги старинная золотая брошь, усыпанная разноцветными камушками. Как ни удивительно, но на лице женщины, которая любовалась через лупу этой неземной красотой, не было заметно никаких признаков восхищения, напротив, её губы кривились в брезгливой гримасе, а в глазах застыло выражение скуки. Сей необычный казус объяснялся очень просто: якобы старинная брошь, отданная на экспертизу недовольной дамочке, оказалась современной подделкой, хотя и весьма талантливой, но всё же копией.

С продукцией этого ювелирного мошенника Василиса сталкивалась уже трижды, и каждый раз её поражала точность, с которой тот воспроизводил технику восемнадцатого века. Единственное, что выдавало подделку — это камни, вернее, их огранка. Она была слишком идеальной, что однозначно свидетельствовало об использовании современного шлифовального оборудования. В остальном все эти драгоценные безделушки были примитивными и безвкусными, похоже, мошенник выбирал объекты для копирования попроще, главное, чтоб смотрелось богато. Его, конечно, можно было понять, ведь сбывалось это добро, как правило, на закрытых частных аукционах, клиентами которых были нувориши, сколотившие свои состояния всяческими противозаконными махинациями и не отличавшиеся наличием вкуса. Истинные ценители прекрасного от этих подпольных распродаж держались подальше, предпочитая проверенных поставщиков.

В последнее время Василису всё чаще посещали сомнения в целесообразности экспертизы этих бездарных поделок, в конце концов, золото и камни были настоящими, а об их происхождении можно было наплести любую историю. Однако хозяйка частного аукциона, которая периодически подбрасывала ей халтурку, придерживалась иного мнения, за репутацию своей конторы она готова была перегрызть глотку любому конкуренту. Это было тем более странно, что в остальном у сей бойкой бизнесменши не имелось ничего подлинного, начиная с лица и фигуры, не раз побывавших в руках пластических хирургов, и кончая именем Кларисса, которое исходно было Клавой. Впрочем, Василисе было плевать на этические закидоны своей нанимательницы, лишь бы исправно платила, ведь на зарплату реставратора старинных рукописей исторического музея прожить молодой женщине не представлялось никакой возможности.

Идея открыть частную лавочку по экспертизе старинной ювелирки родилась в голове её отца, который и сам был неплохим мастером всякого рода имитаций «под старину». Он-то и обучил дочурку секретам своей профессии, а заодно ввёл её в круг продавцов и держателей аукционов. Полученные от папочки навыки оказались на удивление востребованными, и очень скоро Василиса забыла про необходимость считать каждую копейку до зарплаты и экономить буквально на самом необходимом. Она даже начала прикидывать, не уволиться ли из музея, но решила пока повременить с планами по кардинальной переделке своей жизни. Работа реставратора вовсе не была обременительной, да и доступ к архивам уникальных рукописей сам по себе был для Василисы немалой ценностью.

Наверное, если бы в руки самопального эксперта хоть изредка попадали действительно изысканные вещицы, ей бы даже в голову не пришло роптать. Увы, её работодатели, похоже, имели дело с продукцией отнюдь не художников, а бездарных ремесленников. Художественная ценность этих изделий, по мнению Василисы, была близка к нулю, и было бы справедливо продавать этот ширпотреб по стоимости материалов, из которых он был изготовлен. Убрав очередной «шедевр» ювелирного промысла в сейф, Василиса принялась за отчёт по экспертизе для Клариссы. Когда работа уже практически была сделана, дверь кабинета тихо скрипнула, и на пороге появился её отец.

— Васька, ты уже закончила с брошкой? — Афанасий Петрович, так звали родителя Василисы, бросил быстрый взгляд на экран монитора и удовлетворённо кивнул. — Опять наш спец по подделкам?

Василиса привычно поморщилась от застарелой обиды на фамильярное обращение папочки. Ну вот какой смысл называть свою дочь красивым старинным именем, чтобы потом превратить его в кошачью кличку? Самое обидное, что Васькой её называл не только отец, но и практически все знакомые, включая мужчин, которых Василиса впускала в свою жизнь. С некоторыми из них она даже порвала отношения из-за «Васьки». При этом внешне в Василисе не было ничего кошачьего, разве что зелёные глаза, но и те были скорее бирюзового оттенка, без желтизны. Копна кудряшек цвета горького шоколада, унаследованных ею от бабушки, ничем не напоминала гладкую кошачью шёрстку, а высокие скулы и нос с лёгкой горбинкой ассоциировались, скорее, с профилем птицы, нежели с мордочкой пресловутого домашнего питомца. Несмотря на это, кошачья кличка приросла к Василисе намертво, словно кто-то пришил её суровыми нитками.

— Это уже третий экспонат за месяц, — пожаловалась она на свою тяжкую долю. — У меня такое ощущение, что эту безвкусицу клепает не один человек, а целая мастерская.

— Может быть, и так, — отец задумчиво кивнул, — но нам ведь это даже на руку, правда? Чем лучше они работают, тем больше заказов на экспертизу.

— Надоело, — брезгливо поморщилась Василиса, — хочется заняться чем-то действительно интересным, — она выключила ноут и принялась одеваться.

— Куда это ты собралась? — возмутился Афанасий Петрович. — Кларисса ведь прислала две броши, а ты отработала только одну.

— Завтра закончу, — Василиса и не подумала остановиться, — у меня сегодня интенсив по цигуну.

— Ну когда ты уже наиграешься в эту свою эзотерику? — в голосе отца зазвучала обида. — Тебе не цигун нужен, а нормальный мужик, чтоб завести семью, родить детей. Чай, уже не девочка, пора бы остепениться.

— Прежде чем давать жизнь другим, неплохо бы разобраться в собственной, — отрезала Василиса. — Всё, пап, мне пора, мастер не любит, когда ученики опаздывают.

— Эх, чую, не дождаться мне внуков, — Афанасий Петрович тяжко вздохнул и тоже поднялся. — Когда тебя ждать к ужину?

— Не жди, ужинай без меня, — Василиса подхватила спортивную сумку и быстренько выскользнула за дверь, — медитация продлится до утра, сегодня же ночь зимнего солнцестояния.

— Совсем спятила, — покачал головой её расстроенный родитель, но в его голосе уже не слышалось возмущения, скорее, просто усталость.

Афанасий Петрович давно привык к закидонам дочери, он оставил бесполезные попытки вмешиваться в её жизнь, когда Василисе едва исполнилось шестнадцать. Максимум, на что его теперь хватало — это ворчание, которое сумасбродная барышня по большей части игнорировала. Упрямый, даже можно сказать, бунтарский характер проявился у Василисы ещё в сопливом детстве, и взросление ничуть не смягчило эти качества, напротив, с годами она стала только жёстче отстаивать своё право самостоятельно принимать решения в отношении своей жизни. Надо сказать, что свою упёртость Василиса унаследовала вовсе не от родителей. Сам Афанасий Петрович был человеком мягким и покладистым, а Василисина мама вообще являла собой пример прямо-таки нечеловеческого смирения. Даже собственную нелепую и раннюю смерть в результате глупой врачебной ошибки она приняла покорно, без жалоб на халатность медицинских работников и несправедливость судьбы.

Впрочем, источник дурной наследственности любимой дочурки отнюдь не был для Афанасия Петровича тайной, он не сомневался, что свой характер она унаследовала от его тёщи Серафимы Яковлевны. В свои почти семьдесят лет эта ведьма до сих пор руководила довольно известным и крупным издательством, вела независимый образ жизни, разъезжала по заграницам и устраивала шикарные приёмы для писателей и критиков в своём загородном доме. Афанасий Петрович лишь раз удостоился чести быть гостем на таком приёме, больше его не приглашали, видимо, не сочли интересным собеседником. Зато Василиса навещала бабушку регулярно и относилась к ней не просто с любовью, а прямо-таки с обожанием. Наверное, бабка Серафима была единственным человеком, к чьему мнению прислушивалась эта упрямица, да и то не часто.

К слову сказать, сама Василиса вовсе не считала себя какой-то отъявленной бунтаркой и своё стремление к независимости рассматривала, скорее, как достоинство, нежели порок. Не удивительно, что, следуя подобным убеждениям, она успела совершить немало глупостей и сумасбродств с того момента, когда смогла отвоевать у родственников право на самостоятельность. Справедливости ради следует отметить, что Василиса умела признавать совершённые ошибки и всегда безропотно принимала ответственность за последствия своих косяков, не пытаясь винить окружающих или злую судьбу. Более того, она искренне верила в то, что каждый человек с рождения имеет право на ошибку, а потому упрямице даже в голову не приходило раскаиваться и посыпать голову пеплом, когда жизнь преподносила ей очередной урок. Сделав выводы из полученного опыта и зализав очередную рану, Василиса снова пускалась во все тяжкие, словно ей нравилось испытывать свою удачу на вшивость.

Увы, набитые в результате прохождения жизненных уроков шишки не делали её более осторожной ни на йоту. И дело тут было вовсе не в том, что Василиса считала себя неуязвимой или являлась адреналиновой наркоманкой, которой для хорошего самочувствия требуется рисковать и испытывать новые ощущения, дело в том, что она просто не умела бояться. Об этом не знал никто из её окружения. Ещё в детском садике малышка поняла, что отличается от других детей и, чтобы не сделаться изгоем, научилась скрывать свой недостаток. Анализировать причины отсутствия в своём организме такой эмоции, как страх, она стала гораздо позже, когда пристрастилась к древним философским трактатам в своём музее.

Долгое время Василиса считала, что её неспособность бояться обусловлена какой-то болезнью, типа гормонального сбоя, и только углубившись в рассуждение давно ушедших авторов о душе и сознании, осознала, что причина её порока лежит вне телесных рамок, она ментальная. Отчего-то Василиса не могла воспринимать окружавшую её реальность всерьёз, жизнь представлялась ей просто увлекательной игрой, и даже смерть в её картине мира не являлась фатальным событием и воспринималась, скорее, как рутинная процедура перезагрузки, вроде смены игроком своего аватара. Вот она и играла, получая удовольствие от самого́ процесса и не задумываясь о том, чем эта Игра может закончиться.

Поначалу сделанное открытие ошеломило исследовательницу, но вовсе не осознанием того, что она, оказывается, строила свои представления о жизни на ложных предположениях, а как раз наоборот, Василиса вдруг поняла, что это всё остальное человечество ошибается. Поразмыслив немного над этим загадочным феноменом, она в конце концов решила не забивать себе голову проблемами, разрешить которые ей было не по силам. Всё человечество не переубедишь, как ни старайся, а менять собственную точку зрения она не видела никаких оснований. Всего-то и нужно было время от времени притворяться, что тебе страшно, чтобы не вызывать кривотолков и подозрений у окружающих.

Наверное, так бы всё и продолжалось, если бы в один вовсе не прекрасный момент, беззаботная прогула Василисы по жизни внезапно ни натолкнулась на странное и непреодолимое препятствие, превратившее эту самую прогулку в диверсионный рейд по тылам противника. А всё началось так невинно, что заподозрить в случившемся коварную руку судьбы мог бы только патологический параноик с манией преследования. Василиса и близко не была параноиком, а потому заказ на экспертизу старинной серебряной шкатулки восприняла без особого волнения, даже наоборот, обрадовалась, что ей в руки наконец-то попалась такая прелестная вещица.

Шкатулка действительно была очень красивой и даже изысканной, в ней с первого взгляда угадывалось авторство настоящего художника. По тому, что её крышку и боковые поверхности украшали не батальные сцены, а изображения странных животных и растений, искусно инкрустированные полудрагоценными камнями и глазурью, можно было предположить, что эта вещица когда-то принадлежала женщине. Однако для хранения драгоценностей шкатулка была, пожалуй, великовата, скорей всего, её использовали как стационарную косметичку или хранительницу семейной реликвии. В шкатулке не было замка, она открывалась нажатием на голову какой-то змееподобной рептилии, выгравированной на передней панели. Об этом можно было легко догадаться по тому, что серебряная голова гада была отполирована до зеркального блеска от частого прикосновения пальцев.

Прежде чем взяться за экспертизу, Василиса довольно долго любовалась игрой света на старинном серебре, пытаясь угадать в изображениях на шкатулке известных ныне представителей флоры и фауны, но никаких аналогов не вспомнила. То ли это были сказочные персонажи, то ли природа с тех пор настолько сильно изменилась, что эти животные и растения исчезли с лика земли. Потом она представила себя на месте той дамы, которая пользовалась этим произведением искусства каждый день, и невольно позавидовала канувшим в небытие людям, обладавшим возможностью окружать себя такой красотой.

Наконец, насладившись своими историческими фантазиями, Василиса решилась заглянуть внутрь шкатулки. Едва дотронувшись до головы рептилии, она отчего-то ощутила непонятное волнение, словно внутри её мог поджидать неприятный сюрприз. Как оказалось, интуиция её не подвела, стоило Василисе нажать на скрытую пружину, как изображение перед её глазами словно бы мигнуло, переключаясь на иную реальность. Крышка шкатулки плавно откинулась, открывая незадачливой исследовательнице своё нутро. Там на алой сафьяновой подложке лежало человеческое сердце. Судя по тому, что из перерезанных сосудов всё ещё сочилась кровь, сердце вырезали из груди не холодного трупа, а ещё живого человека.

От увиденного у Василисы волосы по всему телу буквально встали дыбом, а в глазах потемнело. Она попыталась закричать, но её горло сжала судорога, так что даже вдохнуть стало невозможно. Наверное, впервые бедняжка поняла, что такое страх, и это откровение едва ни отправило её в спасительный обморок. К счастью, шок продлился недолго, дурнота наконец отступила, и привычная реальность послушно вернулась на своё место. Открытая шкатулка как и прежде стояла на столе, но никакого сердца в ней, разумеется, не было, она вообще была пуста. Василиса облегчённо вздохнула и отправилась на кухню попить чаю и успокоиться. Вернувшись к рабочему столу, она было принялась за осмотр шкатулки, но поняла, что пережитое волнение не даст ей спокойно работать, и решила отложить экспертизу до завтра.

Увы, ночной отдых не принёс Василисе вожделенного облегчения, поскольку во сне она снова оказалась в иной реальности перед кровоточащим сердцем в серебряной шкатулке. Сон был таким ярким, как будто всё происходило наяву, а в добавок, прежде чем проснуться в холодном поту в своей постели, сновидица успела рассмотреть кое-какие не замеченные ранее детали. Её рука, открывшая шкатулку, выглядела во сне как-то странно, на ногтях не было любимого Василисой тёмно-синего лака, да и сами ногти явно нуждались в услугах маникюрщицы. Зато на среднем пальце матово светился огромный сапфир в форме кабошона, окружённый соцветием мелких огранённых бриллиантов. Такого богатого кольца ей до сих пор не приходилось видеть даже в музее, не то что на своём пальце.

Наутро Василиса так и не нашла в себе сил, чтобы приблизиться к шкатулке. Сославшись на занятость в музее, она ловко сбагрила экспертизу своему отцу, который, ничего не подозревая, и выполнил за дочку её работу. Шкатулка действительно оказалась подлинной, изготовленной на стыке семнадцатого и восемнадцатого веков. Афанасий Петрович даже умудрился вычислить мастера, сделавшего эту замечательную вещицу, а вот имена собственников так и остались неизвестными. Впрочем, Василиса постаралась по возможности отстраниться от рассказов своего папочки про загадочную шкатулку. После того случая она ещё целую неделю не могла без трепета вспоминать свои видения и даже на какое-то время перестала есть мясо, поскольку от одного его вида её начинало тошнить.

Наверное, на этом можно было бы поставить точку в истории со шкатулкой, однако с той поры жизнь Василисы пошла под откос. В её душе прочно обосновалось странное беспокойство, которое, если называть вещи своими именами, следовало бы именовать страхом. Да-да, примитивным и необъяснимым ужасом, о существовании которого Василиса раньше даже не подозревала. Теперь этот всплывший из глубин подсознания страх постоянно преследовал несчастную жертву галлюцинаций с упорством взбесившегося носорога. Самое обидное заключалось в том, что Василиса так и не поняла, чего же она боится. Уж точно не вида крови и не человеческого органа, отделённого от остального тела. Однажды ей случилось быть свидетелем жуткой аварии с жертвами и открытыми травмами, так она даже не поморщилась и минут двадцать зажимала собственными ладонями рану на боку одного пацана, которому не повезло напороться на металлический штырь.

Шкатулочный психоз был совершенно иррациональным, а потому бороться с ним было чрезвычайно сложно. Со временем Василиса всё же научилась загонять этого дикого кусачего зверька в клетку, где тот ненадолго засыпал или только притворялся соней, и тогда её жизнь снова начинала играть яркими красками. Какое-то время Василиса могла ощущать себя не беспомощной марионеткой в чьи-то не слишком заботливых руках, а игроком увлекательной Игры в Реальность, но очередной сон про шкатулку словно бы взламывал замки, которые она понавешала на клетку с вредоносной тварью, и страх вырывался на свободу. В результате, существование Василисы как бы разделилось на две части: в одной половинке она жила в своё удовольствие, а в другой — расплачивалась за свою беспечность.

Однако деятельная жизнелюбивая барышня никак не могла смириться с незаслуженным наказанием, непонятно за какие грехи свалившимся на её голову, и принялась рьяно искать причину своих страданий. Так что Василиса ни капельки не лукавила, когда сказала отцу, что ей нужно разобраться в себе. Следует признать, что отчаянная искательница взялась за дело со всей серьёзностью, не взирая на вечную занятость и сопутствующие расходы. За год Василиса побывала в трёх ретритах, включая поездку в Тибет к какому-то знаменитому гуру, успела всласть помедитировать, пожить в полном уединении, забурившись с палаткой в горы, и прослушать десятки лекций по психологии и работе с подсознанием.

Пока результаты были более, чем скромными. Приступы шкатулочного психоза, словно издеваясь над стараниями незадачливой исследовательницы глубин подсознания, продолжали накрывать свою жертву с регулярностью автобусного расписания. И всё же нельзя сказать, что Василисины труды не привели совсем уж ни к какому результату, правда, назвать его позитивным смог бы, наверное, только злостный оптимист. Покопавшись в своём внутреннем мире, она обнаружила, что связанный со шкатулкой экзистенциальный ужас не имел ничего общего с обычными человеческими страхами. Этот монстр существовал как бы сам по себе, причём с самого её рождения, но до поры, похоже, пребывал в летаргическом сне, пока кровавое видение его ни пробудило. Так что истоки страха следовало искать в сопливом детстве или вообще в дурной наследственности.

Нынешние Василисины занятия цигуном были ещё одной попыткой расковырять душевную рану, чтобы выдернуть эту занозу, не дававшую ей спокойно дышать. Отправляясь тем вечером на ночные бдения в пик зимнего солнцестояния, отчаянная искательница даже не подозревала, какие неожиданности может принести одна единственная бессонная ночь.