Ты выйдешь за меня снова

Елена Попова

Муж изменил мне прямо на нашей свадьбе. Я стою в белом платье и смотрю, как он целуется с моей лучшей подругой. Выбегаю на улицу, сажусь в машину и, вылетев на трассу, врезаюсь в столб. Так, двадцать лет назад, закончилась моя предыдущая жизнь. Но я ее вспомнила. Я отыщу человека, которого безумно любила в той жизни, который меня предал, и из-за которого я умерла. Ему сейчас тридцать девять, а мне, как и тогда, девятнадцать. Мы снова живем в одном городе, и наша встреча уже не за горами.

Глава 10

Егор

Мы сидим в машине, мокрые насквозь.

Ко мне прилипла вся одежда вплоть до боксеров.

Девчонка стучит зубами от холода, а я читаю статью в интернете, которую она мне открыла.

«…После удара молнией девятнадцатилетняя Валерия Савельева находится в коме. Ее состояние расценивается как критически-тяжелое».

Этой статье почти два месяца.

Ее фото тоже здесь есть, значит, про кому не соврала.

Но мне с трудом верится, что она может видеть свою предыдущую жизнь.

Разве такое возможно?!

В фильмах, в книгах, на какой-нибудь «Битве магов» — можно увидеть подобную хрень, но только не в реальной жизни.

Но, с другой стороны… она знает вещи, которые не знает никто.

И это ставит меня в тупик.

Возвращаю ей телефон, пристально смотрю на нее и понимаю, что сумасшедшие фанатки так себя не ведут.

Кажется, она сама напугана и не знает, что с этим делать.

— Я только сейчас начинаю привыкать к тому, что живу на две жизни, — произносит она гнусавым голосом и вытирает лицо, по которому стекает с волос вода. — После каждого сна я несколько минут убеждаю себя, что я Лера, а не Нина.

Девчонка прерывисто вздыхает и, опустив взгляд, шепчет:

— А иногда она приходит ко мне днем. Стоит только прикрыть глаза, и я вижу ее.

У меня в груди будто проворачивается отвертка.

Клянусь, если воткнуть в руку гвоздь, то эта боль не сравнится с той, что я сейчас испытываю.

Оказывается, есть вещи похуже слепоты.

Напротив меня сидит человек, который говорит фразами моей сестры, поет колыбельные из детства, рассказывает то, что знали только я и Нина, но… это все равно не Нина.

Я не вижу ее перед собой, но мне так этого хочется сейчас.

Передо мной сидит незнакомка, которая ковырнула самую больную рану.

Окунула меня в детство и заставила вспомнить моменты, которые мы пережили с сестрой.

Я сейчас сгораю от желания обнять Нину и сказать ей слова, которые говорю, стоя напротив ее памятника.

Но не могу этого сделать, потому что эта девчонка чужая для меня, хоть и похожа на сестру.

Светлые большие глаза, бледная кожа, красивые губы. И лет ей столько же, как было Нине, когда она умерла.

— М-можешь вк-к-лючить печку, — стуча зубами, шепчет она, и обнимает себя за плечи.

Черт!

Она же продрогла до костей.

Это во мне сейчас полыхает пламя. От эмоций мое тело горит, как будто на него льют горячий воск, поэтому я не чувствую холода.

На полную включаю печку и выезжаю на трассу.

В машине тишина. Ни музыки, ни единого звука. Мы едем молча до самого города.

У меня к ней много вопросов, они вертятся в голове, но сейчас я не могу сложить буквы в слова.

В горле стоит ком.

Знаю: если я начну говорить с ней о Нине и о том, что она ей показывает, то точно не доеду до города.

Пока что все происходящее не укладывается в моей голове.

Я не особо задумывался о том, что происходит с душой после смерти: она перестает существовать, или приходит в эту жизнь в новом теле?

Никто не способен дать стопроцентный ответ на этот вопрос, но, то, что сейчас происходит…

Отрываю взгляд от дороги, снова смотрю на девчонку и медленно веду рукой по лицу.

Вспоминаю, как она пела мне колыбельную, и чувствую, как тело покрывается мелкой дрожью.

Мне нужно все переварить.

В конце концов я либо пойму, что душа Нины и правда живет в ее теле, либо осознаю, что мне на тренировках отбили голову и я слетел с катушек.

Она называет мне адрес, и через несколько минут я останавливаю машину у ее подъезда.

— Это я взяла у вашей соседки на Комсомольской, — говорит девчонка, протягивая мне пакет. — Здесь фотографии вашей семьи.

Достаю из пакета коробку и хмуро смотрю на рамки с фотографиями.

— Мать думала, что эта коробка потерялась во время переезда… — хрипло изрекаю я.

— Соседка сказала, что вы забыли ее в подъезде. Все эти годы она хранила ее, не зная, как передать.

Она сует руку в карман толстовки и достает цепочку с кулоном.

— Там еще лежал этот кулон. Но его я оставлю себе.

Я смотрю на кулон, который принадлежал сестре, и рука не поднимается взять его.

Этот кулон Нине подарил ублюдок. Ублюдок, который свел ее в могилу.

— Нина показала мне момент, как она гуляла с Максимом в парке, — вздыхает девчонка. — Максим попросил ее закрыть глаза и надел на ее шею этот кулон.

В моей голове проносятся воспоминания того дня.

«Мам, смотри, что мне подарил Макс! — с порога воскликнула Нина и, подбежав к матери, показала кулон. — Представляешь, мы с ним, значит, гуляем по парку, я ничего не подозреваю, как вдруг он просит меня закрыть глаза и надевает на шею кулон. Здесь наши фото», — улыбнулась сестра и прижала кулон к губам.

— Думаю, Нина не зря показала мне этот момент, — тихо произносит девушка и убирает кулон в карман. — Хочет, чтобы я сделала то, что не смогла сделать она.

Она поднимает голову и пристально смотрит на меня.

— Скоро я во всем разберусь и сделаю все, что от меня требуется.

В ее глазах застыли боль и отчаяние. Ни одна актриса не сможет так убедительно врать.

Она говорит правду о Нине, но я пока не могу к этому привыкнуть, не могу до конца все это осознать.

Она точно не долбаная фанатка, которая хочет добиться моего внимания и не сумасшедшая. Хотя любой другой на моем месте точно подумал бы, что у нее едет крыша.

Но я не любой другой.

Для меня все ее слова — это возврат в прошлое. Я прекрасно понимаю все, о чем она говорит.

Но пока не понимаю, как вести себя в этой ситуации.

Впервые нахожусь в безвыходном положении.

Протягиваю руку к бардачку, достаю из него блокнот и подаю его ей.

— Здесь стихи Нины. Я читаю их, когда хочу отстраниться от всего, что происходит вокруг.

Она открывает блокнот и, горько улыбаясь, читает вслух.

— Я на сердце большими буквами напишу: «Осторожно, хрупкое». На двери в свою душу тонкую напишу: «Не втыкайте иголки в нее».

Внезапно закрывает глаза и водит над блокнотом левой рукой, как будто пишет невидимой ручкой.

— Не входите сюда посторонние. Не несите дурные события. Я хочу, чтобы все запомнили: моя душа вам не общежитие.

Я смотрю на нее не моргая.

Она произнесла слово в слово и водила рукой, как будто прямо сейчас писала эти самые строки.

Меня словно схватили за горло и крепко сжали его.

«Как это возможно? Как это, черт побери, возможно?! Этот блокнот всегда был у меня, а стихи Нины нигде не опубликованы».

Она кладет ладонь на страницу и, не открывая глаза, улыбается.

— Ты тоже левша? — доходит до меня.

— Да, — кивает девчонка, затем закрывает блокнот и подает его мне. — Только что Нина показала мне, как писала это стихотворение.

Она шмыгает носом и смотрит на меня мокрыми глазами.

— Нина была очень талантливой. И, видимо, в этой жизни она решила писать картины вместо стихов.

Она открывает дверь и поднимает голову на окна дома.

— Я живу на четвертом этаже, квартира сорок один. Можешь приезжать в любое время. Если, конечно, захочешь…

Видимо, мы оба понимаем, что на сегодня достаточно.

После всего, что произошло, нам нужно прийти в себя, а ей в первую очередь нужно согреться.

Я отъезжаю от ее дома, через двести метров останавливаю тачку, прижимаю голову к рулю и несколько минут пытаюсь привести себя в чувство.

Перед глазами вспышками мелькают картинки из детства, затем вижу похороны Нины, теперь в ушах звучит крик матери.

Я вижу, как сижу в комнате Нины и смотрю на ее пустую кровать.

Теперь перед глазами вспыхивает момент, как я держал за горло девчонку и то, какими испуганными глазами она на меня смотрела.

Меня разрывает на части.

Такое чувство, будто бы я оттолкнул от себя родную сестру.

Резко выпрямляюсь, завожу мотор, влетаю в ее двор, и со всей энергией, которая во мне осталась, бегу на четвертый этаж.