Пять её мужчин

Елена Полубоярцева

Роман о пяти мужчинах одной женщины в разные этапы её жизни… и о тех, кто помог ей в трудные времена… О том, что мы родом из детства…

Пролог

Непонятно было, закончится ли когда-то самая счастливая ночь её жизни. Непонятно было, который сейчас час, день, год, век…

Эмма открыла один глаз, с трудом осознавая, где находится. Над головой, довольно высоко, старомодный потолок с лепниной. Под спиной неожиданно ощутимый ворс ковра. Что — то затрудняло её дыхание, Эмма чувствовала приятную тяжесть под грудью. Рука Джеймса лежала на её животе, сильная. Дотрагиваясь до неё, женщина нащупала прожилки вен на кисти.

Не хотелось даже шевелиться, но хотелось взглянуть на мужчину, который спал около неё. Мужчину, что любил её всю эту ночь, и ещё много предыдущих.

Эмма с сожалением убрала его руку со своего тела, неловко приподнялась и села. Невнимательным взглядом она осмотрела пространство около себя в надежде найти потерявшиеся шпильки из прически, от которой давно не осталось и следа. Она чувствовала, что грива густых длинных волос беспорядочно обрамляет лицо и спускается непослушной, чуть спутавшейся копной по спине.

Обернувшись на Джеймса, она нашла его лицо, бледное в темноте, умиротворенным. Его недавно красиво лежащие волосы, сейчас походили на солому, торчащую как попало… Она играла его волосами всего пару часов или целую вечность назад, и смеялась, а он — смеялся тоже.

Эмма улыбнулась своим воспоминаниям, ещё секунду глядела на своего любовника, а потом, почувствовав холодок, обволакивающий обнаженные ступни и лодыжки, обернулась к камину. Он давно погас и уже не давал тепла.

Эмма хмыкнула.

Вслед за этим её обнажённые плечи тоже передернуло, как от озноба. Краем уха Эмма услышала возню позади себя, но молчала до тех пор, пока вдоль спины не заскользили чуткие пальцы Джеймса, он потеребил, убирая в сторону, её волосы, и кожа в россыпи родинок и веснушек покрылась мурашками не от прохлады.

Мужчина тоже сел, и теперь оказался около возлюбленной. Одну руку он положил на её живот, а вторую — на ребра под грудью, притянул к себе.

— Тебе было хорошо? — он первым нарушил тишину.

Она помедлила с ответом, не потому, что обдумывала его, а потому, что хотела, чтобы слова прозвучали правдой. Повернула голову и посмотрела Джеймсу в глаза своими карими, в полной темноте словно черными бархатными глазами. Потом взяла его руку в свои чуть прохладные ладони, оглядела внимательно все линии, не зная их назначения, поднесла к лицу и коснулась губами мягкой поверхности.

Джеймс погладил Эмму по щеке, жестом попросив снова на себя посмотреть.

— Мне было так, как никогда ещё не было… — честно ответила она. — Мне было прекрасно…

Он чуть заметно улыбнулся.

Эмма тронула губы мужчины, погладила его шею, остановилась на грудной клетке. Невинно, не размыкая губ, кратко коснулась поцелуем его рта, но сразу отстранила лицо. А после, будто передумав, опять потянулась к своему обожателю. Он поймал её блуждающий счастливый взгляд; она минуту, казалось, изучала его лицо.

Когда она истекла, в Эмме, которая только сейчас училась чувственности, несмотря на то, что была уже не девочкой лет двадцати, проснулась страсть такой силы, что её необходимо было излить, не имея возможности обуздать. Женщина припала к губам мужчины, которому ещё недавно, здесь, и раньше в разных комнатах пустующего дома, принадлежала много раз. Её губы, мягкие, только отвечающие на ласки, теперь требовали отклика на поцелуи, которые дарили. Она заставляла, впрочем, не настойчиво поддаваться ей, и, в конце концов, Джеймс пошёл за ней по пятам, угождая капризам.

Она открылась ему во всей полноте неожиданной податливости, разомкнула губы, впуская его глубже. Эмма чувствовала его всего, губы, язык, потакающий её желаниям, неуёмным прихотям. Она познавала с этим мужчиной свою новую суть: сексуальность, красоту, покорность и теперешнюю мимолетную потребность покорять… На излете возбуждения, когда обжигающие лёгкие поцелуи, отдав ещё каплю нежности, медленно остыли, Эмма сказала, не сводя с Джеймса глаз:

— Камин погас…

— Ты ещё горяча…

Рука Джеймса скользнула по её ключице, и ниже. Свою ладонь он положил на грудь Эммы и легко сжал пальцы. Она охнула от приятной истомы и, видимо, шёпотом позвала Бога. Вторая рука мужчины легла на спину женщины, и Эмма поняла, что он вновь заставляет её лечь. Она попробовала запротестовать:

— Ты, наверняка, голоден…

— Да, — ответил он, впрочем, не оставляя надежды её подчинить, — я страшно голоден… Изголодался по тебе! Никак не могу тобой насытиться, Эмма!

— Ооооо, — протянула она, — но я же всё время с тобой! Всё время твоя….

— Мне мало всего времени! — сказал он, чмокнув её в кончик носа, и укладывая, наконец, на ковёр снова.

Она улыбнулась ему хитро и призывно:

— Что ж… тогда и я хочу… ещё…

Сказав это, она пошевелилась, устраиваясь поудобнее.

— Хорошо, — отозвался он, — я рад, что наши желания совпадают, наконец…

Ласково он поцеловал её в лоб, благодарно завладел губами на несколько секунд.

— Подожди, Джеймс, милый! — Эмма накрыла его рот ладонью. — Меня мучит один вопрос…

— Задавай! — поощрил мужчина.

Она чуть скосила глаза, обдумывая слова, и решила:

— Зачем ты вернулся?

Он тоже задумался в свою очередь:

— Хотел сделать тебе больно! — сказал он прямо. — Показать, что не ты одна можешь быть жестока! Я хотел наказать тебя, за то, что ты сделала со мной, со своими детьми! Хотел показать, что, подобно тебе, могу губить и калечить! Хотел, чтобы ты посмотрела в зеркало и увидела жесткую, грубую, беспринципную эгоистку, какой ты являлась… Но… Я тебя люблю… И даже уезжая не переставал любить… А потом ты рыдала….

В глазах Эммы и сейчас уже появились слёзы от боли и понимания его правоты, но она сказала:

— И я тебя люблю! Я так сильно тебя люблю!

Последнюю фразу она произнесла с надрывом и такой искренностью, что мужчина не смог бы не поверить ей.

— Но сначала, давно, я хотела поработить тебя, сделать тебя марионеткой, воспользоваться тобой, словно ты… Я не знала! Любимый, я не знала, что будет так больно… Прости…

— Я не могу тебе противиться! — останавливая поток её признания, ответил Джеймс. — Я не хочу, чтобы ты просила прощения, только не у меня!

Он замолчал, а затем сказал:

— Но я хочу, чтобы мы с тобой вместе сделали кое-что…

— Помимо того, что мы делали вместе ночи напролет и ещё, вероятно, будем делать? — лукаво уточнила она.

Да! — последовал ответ.

— И что это? — с интересом осведомилась она.

— Ты узнаешь утром! — хитро подмигнул возлюбленной мужчина.

— Но с тобой утро словно никогда не настанет, — рассеянно возразила Эмма, а потом, распознав смысл его слов, воскликнула: — Интриган! Я теперь буду изнемогать от любопытства!

— Не от любопытства, — возразил ей Джеймс, склоняясь ниже.

Он нашёл её губы. Они были сладкими и сухими, обжигающими. Мужчина не ждал от любимой ничего, кроме того, что она постигла лучше всего — наслаждения его поцелуями, ласками, которые были то робкими, словно мальчишка впервые был с девушкой наедине, то жгучими, по-мужски, почти первобытно страстными.

Она ощущала, как Джеймс уже осыпает поцелуями её шею, ямочку у её основания, место, где под кожей перекатывается бугорок кадыка. Тогда она впервые томно вздохнула сквозь плотно сжатые зубы, стараясь откинуть голову назад, гладила мужчину по голове, готовая позволить куда больше.

Теперь он стал недосягаем, но она знала, что он задумал. Плавно скользя рукой по её телу, он добирался до нежной груди, скрытой только тонкой простыней от его глаз и губ. Она напряжена и отяжелела, потому что он был серьезно настроен. Легко он освободил идеальные полусферы, провел ладонью, и запечатлел долгий, смелый поцелуй на левой груди.

Эмма, теряющая над собой контроль, блаженно прикрыла глаза, но вместо того, чтобы издать хотя бы звук, лишь приоткрыла рот в немом сладостном стоне и быстро, неистово повернула голову набок.

Отстраняясь от влекущего средоточия предназначения женщины, Джеймс усмехнулся, набрасывая простыню на место.

Но тут из горла Эммы вырвался возглас недовольства, женщина снова обратила на любовника взгляд:

— Ты обещал не издеваться надо мной…

— И верно! — согласился Джеймс, устраиваясь над ней.

Сверху он видел её чуть обеспокоенную, красивое лицо обращено к нему. Он коснулся её лба в целомудренном поцелуе, погладил волосы, и улыбнулся.

Теперь она чувствовала его очень близко, каждый изгиб и мускул. Но достаточно ли близко?! Когда он гладил её по волосам, невинно целовал в лоб, словно хотел пожелать спокойной ночи, голова Эммы начала идти кругом, ей хотелось больше, чем Джеймс позволял себе, и тогда…

Она развела колени, и ощутила его так явственно, что это приятно волновало и ободряло.

— Эмма?

Она поняла его вопрос и ответила:

— Да, любимый!

Она чувствовала всестороннее вторжение. Он целовал её так необыкновенно нежно, что на секунду она забыла где находится, и тут же поняла, что он двигался в ней, уверенно, но медленно.

Господи, как он ласков! Он продвигался умопомрачительно далеко, и замирал, понимая, что она должна привыкнуть.

И она привыкала. К наполненности им, к отсутствию прежней давящей пустоты, к тяжести Джеймса, к его мужественности. Привыкала к собственному счастью.

— Обожаю тебя! — он снова пробовал её губы, и на этот раз Эмма стремилась отвечать.

А потом…

Он возвращался с такой скоростью, что она недоумевала и задавалась вопросом всё ли в порядке. Эмма снова ярко чувствовала его, но он покидал её. Джеймс остановился где-то в миллиметре от неё — страшно далеко. А затем снова завладел ей — мощнее и уже намного быстрее. Джеймс внутри неё, двигался, замирал, и новый его толчок заставил её резким рывком развести ноги шире.

Он внутри неё, а она изо всех сил держала его, и уже не давала вырваться. Сладостная боль в теле нарастала, тела обоих покрылись испариной. В какой-то момент, не желая больше остаться без него, но чувствуя, что он опять готов её оставить, она начала двигается с ним в унисон, отставая лишь на пару выдохов. И они мало-помалу нашли общий темп, чувствуя, как пробуждается в обоих лишь недавно уснувшее желание.

Это длилось много дольше обычного, и с каждым новым его движением, ей было всё труднее сдержать вздох, всхлип или стон наслаждения и удовольствия.

Они двигались теперь, почти позабыв о реальности, отчаянно целуясь, стремясь отдать друг другу как можно больше страсти.

Когда Эмме не достало больше сил, из груди вырвались почти неприличные сладострастные стоны счастья, которые Джеймс поцелуями забрал себе, как великий подарок.

За 50 лет до этого…