Дикая, или Когда взойдёт солнце

Елена Литвинова, 2023

После смерти меня выкинуло в странном мире, где никогда не бывает солнца, солнца не только на небе, но и в душах местных жителей, которые и не люди вовсе… Я очнулась в чужом теле, только внешне похожем на обычную женщину. Я – доркхайя, дикарка, полу животное, у которой оказались душа и разум, а ещё и чувства, главное из которых – любовь.

ГЛАВА 3. Крепость.

С утра значительно похолодало, и балахонистые принесли женщинам скатанные шерстяные одеяла. Меня они обделили, хотя видели, что я сижу, обхватив себя руками. Женщины накинули их на плечи, и стали поедать принесённые лепёшки с кусочками чего-то тёмного, меня опять пропустили, только поставив новый кувшинчик. Кислое питьё шло мне на пользу: желудок уже практически не болел, голова не кружилась. Женщины опять защебетали, а я сидела в уголке своей клетки и дрожала от холода.

И тут открылась дверца, и на пол полетела шкура какого-то зверя, вонючая, до рвоты. но выбора у меня, по сути, не было, и я накрылась ею с головой, опять подавляя в себе рвотные позывы. От холода тоже можно было погибнуть, и я знала несколько таких примеров, услышав их от нашего инструктора в университете.

Дурно пахнущая шкура грела хорошо, и я, сомлев, опять уснула. Щебетание женщин стало для меня просто фоном, как и шум большого города. Наш дом стоял недалеко от центрального проспекта, и мы, жители близлежащих домов, уже привыкли к круглосуточному гулу машин, сигналам водителей. Наше сознание уже просто его не воспринимало, хотя дядька мой, брат моего отца, проживший всю жизнь в небольшом посёлке под Смоленском, приехав к нам погостить, заснуть так и не сумел, а уезжаю, буркнул:"Как вы тут только живёте?"

Меня разбудил громкий крик уже знакомого"рггэ"и чьи-то чужие переругивающиеся голоса. С повозки стала сползать ткань, и женщины ещё более оживились. Я села и стала ждать того, что будет. Розовый свет немного резанул по моему открытому глазу, и я увидела огромную каменную стену, рядом с которой стояла наша повозка. С другой сторону собралась небольшая толпа из десятка мужчин, которые негромко переговаривались между собой. Все они были одеты по-другому, не так, как те, что подобрали меня. Верх их напоминал полукафтаны тёмно-синего цвета, украшенные вышивкой и большими разноцветными кристаллами, похожими на драгоценные камни. Несмотря на холодный ветер, который я сразу почувствовала, когда скинули покровы с повозки, мужчины стояли с непокрытыми головами, без перчаток, в странной обуви, похожей на валенки и сапоги одновременно.

— Смотри, каких молоденьких привезли…

— Свежая кровь…

— Раньше привозили лучше…

— Эта — и год не протянет…

— Смотрите, а это кто там, в клетке? Неужели доркхайя? А она-то здесь зачем?

Мужчины осматривали девушек, как товар, а я осматривала их, стараясь делать это аккуратно."Кто владеет информацией, тот владеет миром", эту фразу знают все, но моя бабушка добавляла всегда:

— Многие знания — многие печали… Не думай, Ритка, что это придумали глупцы. И в древности не глупее люди жили… Посмотри на пирамиды…

Я старалась всегда совместить и то, и другое, но не всегда это удачно выходило у меня. Вот и с Костиком не вышло… Если бы я знала, что он… Да что уж теперь! Я вообще-то умерла в своём мире! Где тот Костик, и где я!

Тут среди синекостюмных мужчин появился мужчина в чёрном, с длинной бородой и цепким взглядом. Если остальные мужчины были молоды, то этот был стар и морщинист. Он осмотрел девушек, показывая на каждую указательным пальцем. Та подходила к краю повозки, а мужчина просил её покрутиться вокруг себя.

— Двести монет из жёлтого металла, — сказал он, обращаясь к одному из балахонистых.

— Товар высшего качества, все тирайи из прекрасных семей, отдалённых от Врат, ни у одной в роду не было доркхаоров! А вы говорите двести монет… Четыреста, не меньше!

И начался обычный торг. Так вот к кому я попала! К работорговцам! А девчонки-то обычные рабыни! Только ведут они себя как-то странно, смотрятся очень довольными и радостными, улыбаются мужчинам в синем, а те им подмигивают!

Что за дурь? От этих мыслей меня отвлекло слово"доркхайя", и я поняла, что речь пошла обо мне.

— Нам не нужен лишний рот! Вы знаете, что возможности в крепости ограничены. Мы заказывали десять девушек, больше нам не нужно!

— Мы не просим за неё ничего, всего лишь компенсацию за еду и напиток торкхи, который мы ей давали… Доркхайя не назвала нам имени своего миэра, поэтому вернуть мы её не можем, просто не знаем, куда!

— Она и была такая… отвратительная?

— Да… Мы её такой и нашли…

"Вот же ж, блин! Врут и не краснеют! Твари балахонистые! Попортили мне лицо, а теперь…"

Что будет теперь, додумать я не успела. Бородатый мужчина вошёл в мою клетку, держа в одной руке штуку, напомнившую мне копьё, остриём ко мне, и приказал:

— Выходи, быстро!

Я подхватила шкурку и поплелась из повозки. Возле самого края мужчина остриём кольнул меня в спину, подталкивая прочь, я споткнулась и свалилась вниз, больно стукнувшись рукой и боком о землю.

Девушки уже стояли возле стены, выстроившись в ряд. Бородатый мужчина опять тыкнул в меня копьём, заставляя подняться. Но встать полностью на ноги мне не дали. Я смогла встать на колени, и, только собралась приподняться, один из балахонистых положил мне на плечо свой посох.

— Стой так, доркхайя!

Он рывком сдёрнул с меня ошейник, и я зашипела от боли. Мне второй раз в жизни захотелось выматериться. Вот уроды! Сколько можно надо мною издеваться!

Я потёрла шею, радуясь, что избавилась от такого аксессуара, но моя радость была недолгой: я увидела в руках у бородатого другой ошейник, шире прежнего, украшенный блестящими кругляшами.

"Как на суку цепляют, козлы!" — мне было неприятно, но я ничего не могла поделать. Побродив среди камней, встретив страшную зверюгу, помучавшись от голода и жажды, я хотела жить среди людей, поэтому сцепила до боли зубы и закрыла свой единственный открытый глаз. Мои пальцы непроизвольно сжались в кулаки.

"Я вам, когда-нибудь, отомщу, сволочи… И за избиения, и за унижения… А пока потерплю…"

Когда ошейник сомкнулся на моей шее, я вздрогнула, а бородатый вдруг сказал:

— Не бойся, так будет безопаснее для тебя и для нас… А твоего миэра мы отыщем, не будь мы сифэйны Браамадерга! — последнее слово я перевела, как Стальной Чертог.

Открыв левый глаз, я осмотрелась повнимательнее: девушек уже повели куда-то в ворота, открывшиеся в каменной стене, мужчины в балахонах запрягали своих огромных тягловых животных, у которых оказались морды, похожие на слоновьи, только с коротким носом-хоботом и круглыми ушами, а напротив стены простиралась огромная серая равнина. Тут я почувствовала, что мне на нос упала какая-то маленькая и холодная штука. Когда она растаяла на мне, я поняла, что это снежинка. Я подняла голову и увидела, что здесь небо не было розовым, оно было серым, низким, и из него начал сыпаться обыкновенный снег.

Я всхлипнула.

— Ну хватит, доркхайя! Пойдём!

Я аккуратно поднялась и босиком по холодным и мокрым камням, из которых оказалась выложена площадка перед стеной, поплелась за бородатым. Мне не хотелось опять стать грушей для битья.

За воротами оказался обычный дворик, с четырёх сторон окружённый высокой каменной кладкой. Девушки, громко разговаривая и смеясь, стали подниматься вверх по каменной лестнице, приткнувшейся в дальнем углу. Я поспешила было за ними, но бородатый грубо дёрнул меня за руку и показал на небольшой сарайчик, привалившийся к дальней стене. Он открыл ключом, так похожим на земные, огромный висячий замок странной формы в виде звезды. Передо мною распахнули двери в моё новое жилище.

Маленькое оконце перед покрытым сухой травой и ветками потолком ничего не освещало, но и без света было ясно, что это скорее хлев, чем жилое помещение. На полу также обнаружилась сухая трава и несколько шкур."Ага! А вот и моя кроватка!"Я добрела до травы, собрала её в кучу постелила одну шкуру и взяла в руки другую. Оглянувшись, я посмотрела на бородатого, продолжавшего стоять в дверях.

— Ты — странная доркхайя! Ничего, вернётся Великий Тиулэ, он разберётся во всём! Надеюсь, что я не совершил ошибку, кода выкупил твою свободу у дэкханэ…

Хороша свобода! Нечего сказать! Я услышала, как бородатый запер меня снаружи. Упав на вонючую подстилку, я закрыла глаза и подумала, что лучше так, здесь, чем одной, в поле, среди камней и зверей. Сон долго не шёл ко мне, и я стала молиться. Католические молитвы сменялись православными, я просила у Бога только одно: дать мне место в этом безумном мире, в котором я оказалась.

Утром меня разбудил шум снаружи: дворик просыпался.

— Дэлайя! Неси сюда воду! Нужно прополоскать бельё!

— Смилтэ, чего застыла! Хватай тирги и тащи на кухню! Господа не будут ждать, когда ты там проснёшься!

— Где там эта дикарка! Мирно, выпусти её и пусть она нам поможет! Вечером возвращаются патрули, сегодня понадобятся все рабочие руки!

Громкий женский голос раздавал распоряжения. Мужской вскоре ей ответил:

— Крамма, ты чего раскричалась с утра пораньше? Боишься, что Тёмный тебя не услышит?

— Слава Светлейшей, Мирно, что Тёмный пока обходит эти края! Покажи своё приобретение, говорят, что она жуткая уродина!

— Не слушай все длинные языки, Крамма! Девушка совершенно обычная, и до приезда Великого мне не хотелось бы её выпускать!

— Почему это? Кормить-то ты её собираешься?

— Ну конечно…

— Тогда пусть помогает! Светлейшая не любит даровать пищу ленивым! Пусть поможет почистить тирги и ободрать шкурку с паркан, а потом вынесет помои!

— Ну, ладно, ладно, не кричи!

Раздался щелчок замка, и дверь в мой хлев открылась, а я стояла уже рядом с ней и ждала этого блаженного часа своей призрачной свободы!

Бородатый, которого, как оказалось, звали Мирно, удивлённо уставился на меня. Я сделала шаг на свет, он в сторону.

— Странная дикарка… странная… — пробубнил он и крикнул уже в сторону небольшой группы женщин, полощущих на ветру в огромной низкой бочке светлые ткани. — Крамма! Вот дикарка! Объясняй ей, что нужно делать!

— Ты шутишь, Мирно? Доркхайи не понимают ничего!

— Эта, похоже, всё понимает! Видимо, её миэр её хорошо учил!

— Да? — от группы женщин отделилась высокая краснолицая бабища с закатанными по локоть рукавами серого платья. На её голове скрывала волосы треугольная шляпка — не шляпка, а какая-то конструкция из белой ткани. При чём как она держалась на голове, было не очень понятно. — Что, нравится мой дормуэр? Но тебе такого никогда не получить, деточка! Да он тебе и не пригодится! Ты умеешь чистить тирги?

Я промычала, а женщина усмехнулась:

— Я так и думала. Понимает, говоришь! Смилтэ! — закричала она. — Выдай дикарке чистую туйю и покажи, как чистить тирги! Если она испортит молодняк, ты сама все съешь! Сырыми!

К нам подошла невысокая полная девушка с унылым лицом и, как к маленькому ребёнку, обратилась ко мне приторно-сладким голосом:

— Пойдём туда, там — кух-ня, надо чис-тить, ням-ням!

Я промычала и закивала головой. Девушка внимательно посмотрела на меня и, видимо, осталась довольна своим объяснением. Мы двинулись в сторону кухни. Девушка завела меня в какой-то закуток, где на полках лежало стопками множество вещей. Осмотрев меня, она вынула из самого низа серое, как и на себе, платье, свободного кроя, с огромным отложным воротником. Его можно было опускать на плечи для тепла или обматывать им шею, как это сделала Смилтэ. Войдя в неприметную деревянную дверцу в каменной стене, мы вошли в такое же тёмное помещение, как и мой сарайчик, только по размерам напоминающее огромный зал. там сразу меня с ног чуть не сшибли шум, суета, запахи. Мы проходили мимо огромных столов, за которыми трудились женщины и девушки. Одни что-то резали, другие — тёрли. Среди этой толпы я разглядела одну, которую умудрилась запомнить по повозке, потом поняла, что в основном, они все были тут.

Моя проводница остановилась напротив одного из столов и приглашающе помахала руками: она и вправду обращалась со мной, как с маленьким ребёнком!

— Это — старые тиргэ, они уже мягкие, — и она вынула из большой корзины огромного чёрного слизня, который начал шевелиться у неё в руках, — а это — совсем молоденькие! Их чистить лучше не ножом, а руками, предварительно ошпарив в кипятке. так с них сойдёт жёсткая шкурка, и они станут помягче…

На моих глазах она достала маленького розового червячка, быстро опустила его почти полностью в кипящую на столе ёмкость.

— Ой, горячо! — бросив розовую варёную мерзость на огромное блюдо, она стала сдирать с неё тонкую прозрачную шкурку. У меня начались рвотные позывы, и я побежала прочь с кухни, лишь на пороге позволив содержимому желудка освободиться.

Я, конечно, не была ни веганкой, ни вегетарианкой, ела мясо животных, рыбу, но насекомые, моллюски, различные гады наподобие змей и ящериц были для меня табу. Один раз бабушка водила меня во французский ресторан и предложила попробовать виноградных улиток, являющихся жутким деликатесом. У меня на них тогда была точно такая же реакция, как и сейчас.

Но я была одна, в чужом теле, в чужом мире, и подумала, что вдруг такие, как я, только и питаются такими вот тиргами, и решила вернуться.

Я увидела, где женщины моют руки, и направилась к рукомойнику, пускающему струйку воды прямо на пол, где было маленькое отверстие, куда она стекала. Там меня и нашла Смилтэ.

— Светлейшая мать! Что я вижу! Ты умеешь мыть руки! Молодец!

Я промычала ей в ответ, прополоскала рот и повернулась, собираясь пройти к разделочному столу, продолжить мучить здоровых слизняков и маленьких розовых червей. Смилтэ молча пошла за мной, видимо, удивившись, что я запомнила дорогу к столику. Там, также молча, она протянула мне чистую тряпицу, и я вытерла руки. Выудив из корзины нечто розовое и извивающиеся, я быстро обмакнула это в кипяток и кинула червя на тарелку. Затем вопросительно посмотрела на девушку. Та поняла меня и стала показывать, как правильно сдирать с этой гадости шкурку, сварив своего. Я тщательно за ней повторяла. Рвотные позывы хоть и беспокоили меня, но я смогла себя перебороть, представив, что я чищу овощ.

Так продолжалась, по моим ощущениям, несколько часов, затем все женщины и девушки побросали свои столы, помыли руки и пошли во двор. Я потянулась следом за ними, но Смилтэ мне сказала:

— Ты будешь полудничать здесь, с тирайями нельзя. Все доркхайи едят или со своим миэром, или сами по себе.

Она вышла во двор, а затем вернулась, положив мне на стол что-то, завёрнутое в тряпицу. Затем опять ушла. Я развернула свёрток и вздохнула: там оказался чёрствый кусок хлеба и то ли овощ, то ли фрукт, похожий на грушу. Я помяла его ошпаренными пальцами: он действительно оказался очень твёрдым. Так я умру от голода прямо на огромной кухне! Я теперь не такими глазами посмотрела на розовых червячков, лежащих на блюде. Хотя бы они были мягкими, и я могла их прожевать! Я подхватила одного пальцами и оглянулась: на кухне никого не было. Я осторожно пропихнула червячка в рот, закрыв глаз. На вкус он оказался очень ничего! Я отломила крохотный кусочек хлеба и тоже пропихнула его, стараясь смочить слюной, чтобы не подавиться. Хлеб и червяк мне показались самым вкусным лакомством, которое я когда-либо ела!

Я до этого не ела очень долго, видимо, та кислятина, что мне давали работорговцы, отбивала аппетит, а сейчас я в полной мере осознала, как голодна! Скоро количество червяков на блюде значительно сократилось, и я быстро начала ошкуривать новых, чтобы Смилтэ ничего не заметила, вернувшись с обеда или полдничая, как выразилась она.

Застав меня за работой, девушка удивилась, и некоторое время просто стояла и наблюдала за тем, как я чищу тиргэ. Удовлетворившись увиденным, она пристроилась рядом, и вскоре наша корзина опустела. Затем она показала мне место, куда все поварихи сливали грязную воду и кухонные отходы. Это была огромная лохань, которая источала непередаваемое амбрэ. Хорошо, что обед был давно, и мои червячки успели перевариться, иначе бы я опять вывернула свой желудок наизнанку. Но мне приходилось приспосабливаться, поэтому, закрыв нос, размотав с шеи воротник, я стала переливать из большой лохани помои в маленькую и выносить их во двор, сливая в находящуюся под лестницей сточную канавку. Помои утекали куда-то вниз, видимо, за пределы крепостной стены.

Я обратила внимание, что Смилтэ щеголяла в обуви, похожей на грубые туфли. Я показала на них пальцем, а потом на свои ноги, которые до сих пор оставались босыми и жутко мёрзли на промозглом ветру.

Смиртэ засмеялась:

— Я эти локанки заработала, доркхайя! Тебе придётся походить босой, пока не отыщется твой миэр!

Мне оставалось только удивляться этому и осмотреть внимательнее обувь других девушек и женщин на кухне: многие щеголяли в гораздо лучшей обуви, особенно те, кто был помоложе. Все женщины в возрасте ходили в старых и растоптанных локанках или сапогах явно большего размера, чем их ноги.